2015-07-14
325
Если вы спросите меня, какой сегодня день, я ничего не смогу вам ответить. Потому что с этой войной я потеряла счет времени. День сменяет ночь и наоборот, и даже на это я не обращаю внимания.
Я говорила это тогда, я говорю это сейчас. Только в этот раз у меня была война с собственным одиночеством, которую я тоже проиграла. Поэтому и провела весь этот год словно в клетке.
Даже не в клетке. Мне словно оборвали крылья. Резко и беспощадно. А в простонародье это состояние приобрело банальное название «депрессия».
На самом деле за все эти двенадцать месяцев произошло не так уж и много важных событий. Насчет Софии, Саймона, Виктора и Коула я не знала ничего, но могла предположить, что Митчелл и Лефошер теперь вместе, Говард окончательно оправился и продолжил заниматься истреблением нечисти, как и обычно... А Коул – насчет него я не могла ровным счетом ничего представить, но надеялась, что у него тоже всё хорошо.
Что касается лично меня, то я официально сменила имя на то, которое мы с мистером Рэдом придумали тогда, на дороге в Белвью – Герсилия Абри (которую сама же и сократила до Герсы) и стала преподавать в одной из школ Эскейпа в качестве учительницы французского языка. Причем эта профессия словно была создана для меня. В целом я обрела безопасную жизнь без чего-либо сверхъестественного, и даже стала мало-помалу забывать все борцовские навыки, полученные мной давным-давно.
Кажется, вышеописанное звучало если уж не оптимистично, то, по крайней мере, обнадеживающе. Однако это была только внешняя сторона моей жизни, которая на деле оказалась более чем безрадостной. Я ожидала, что хоть как-то смогу жить дальше, тем более что с нечистью больше не сталкивалась. Оказалось, что это вовсе не жизнь, а бесконечное серое существование, которое мне часто очень хотелось прервать. Меня останавливала только мысль, что я была спасена не ради этого, поэтому всё оставалось как есть.
Поначалу я жила с Рэдами. С Робертом и Амелией Рэд у меня были неплохие отношения, но я никогда с ними не откровенничала и общалась с той же Амелией только по деловым вопросам. С учениками, которые каждые полгода поступали в моё распоряжение, всё было точно так же: меня уважали, но предпочитали обходить стороной. Я не могла никого за это винить, поскольку сама осознавала, что слишком уж отгородилась ото всех, но привязываться к кому-то желания никакого не было, и меня это часто бесило. И поделать с собой я ничего не могла – странности были нынче не в моде, и даже если бы я пересилила себя, толку в результате оказалось бы ноль.
Так что единственной вещью, с которой я делилась своей болью, был старый рояль, который находился в классе по соседству с моим. В этом помещении никто ничего не преподавал, класс был полностью заброшенным, что не мешало мне вечерами оставаться в школе и музицировать до поздней ночи, особо никому не мешая.
Дошло вплоть до того, что я решила и ночевать здесь. Засыпала обычно на матрасе – мне было не привыкать, год назад условия жизни были гораздо хуже. Само собой, миссис Рэд до поры до времени была не в курсе – она и так считала меня не вполне адекватным человеком, и мне ни к чему было усугублять это мнение.
Только, увы, держать всё в секрете мне удалось ненадолго, поскольку меня стали мучить кошмары (вернее, один и тот же, в котором я заново переживала тот взрыв), и в одну ночь миссис Рэд, задержавшаяся в школе, услышала мой крик. А теперь представьте себе её шок, когда она обнаружила меня в том классе...
Как ни странно, Амелия из-за случившегося не стала меня осуждать. Просто сказала, что я могу поступать так, как считаю нужным, и если мне хочется именно этого, то она не вправе мне мешать. Меня вначале это удивило, но последующие события показали мне, что слова миссис Рэд были не совсем искренними. Потому что вскоре она лично способствовала тому, чтобы каждый месяц я общалась с психиатрами.
Никаких шуток.
Тем не менее, это ни к чему не привело, и каждый из врачей уходил ни с чем – никто из них не смог пробить мою броню – отвечала я односложно, не позволяла себе совершать какие-то жесты. Возможно, предпочитала специально ограничивать себя в откровениях, потому что в противном случае дошло бы до очередного ненужного срыва.
Вот так я, собственно, и жила изо дня в день. Беспросветно. Безответно. Безнадежно. И какого-то чуда, которое всё изменит, больше не собиралась ждать...
***
В тот вечер, когда прозвенел звонок с последнего урока, я задала домашнее задание, ученики попрощались со мной и покинули класс. Поскольку был последний день рабочей недели, и делать мне было особо нечего, я взяла тряпку и стала стирать с доски (хотя этим, по идее, должны были дежурные заниматься). Меловые слова сначала стали распадаться на отдельные буквы, не несущие никакого смысла, а затем и эти частички стали таять под воздействием воды.
«Интересно, - печально подумала я, - почему нельзя так сделать и с памятью? Стереть её мановением руки?.. Так бы стало гораздо проще, и мучений никаких не было…»
Вытерев доску, я положила тряпку на место и подошла к зеркалу. Нужно было перед сном провести ритуал. Так было каждый вечер – я смотрела на своё отражение, убеждалась, что произошедшая травма задела меня на самом деле... А потом уже я уходила к себе с пустотой внутри. Потому что всё всегда оставалось неизменным. Но в этот раз всё было как-то по-другому
«И кто же ты такая? – начала я с привычной мысленной фразы. - Ты точно не Вирджиния Рассел...»
С тех пор, как я переехала в Эскейп, в моей внешности произошли коренные изменения: глаза стали темнее, волосы потускнели, из янтарных стали практически светло-русыми и вились не так сильно, да лицо стало намного взрослее. Хотя кого я обманываю, мрачность ещё на взросление никогда не указывало.
Стиль одежды также претерпел существенные изменения: джинсам, конечно, я не изменила, но теперь вместо кед я постоянно носила туфли или сапоги без каблуков, а рубашкам предпочитала блузки и пиджаки – этакая строгость с элементом мужественности. Плюс лишнее напоминание об утраченном...
По привычке я протянула руку и взъерошила копну на голове. В какой-то момент в отражении мелькнула прежняя я, но через секунду всё вернулось, как было. Почему-то именно сегодня мне очень хотелось вернуться в тот ранний период и стать такой, какой я была в свои восемнадцать лет. По крайней мере, внешне.
Моя рука нырнула в карман джинсов и извлекла ту самую повязку – одному Богу было известно, сколько времени она там пролежала... Однако только она осталась у меня как доказательство того, что всё это было со мной на самом деле, и это вовсе не какой-то сон, который можно забыть и от которого можно отмахнуться. И об этом напоминали красные и черные засохшие пятна на этой полоске ткани.
Я обмотала повязку вокруг головы и завязала – совсем как тогда, когда придумывала, как скрыть синяк от посторонних глаз. Глянув на отражение, я увидела, что ещё на один шаг приблизилась к прошлому, пускай цвет полоски ткани никак не вязался с черным цветом костюма.
Жаль только, что на этом и должно было закончиться моё наружное преображение, потому что мой шанс на третий шаг утрачен. Тот, кто мог бы помочь, давно оставил меня. Год назад. Целый год. Двенадцать месяцев. Триста шестьдесят пять дней.
И в этот раз ничего не изменилось. Как была разбитой, так и осталась. Оставалось только признать поражение и уйти.
***
Я отошла от зеркала и направилась в соседний класс – между кабинетами была ещё одна дверь, через которую я уже привыкла проходить, чтобы попасть к себе. Всё было таким же, как и вчера, и позавчера, и месяц назад, и полгода…
Медленно подойдя к роялю, я провела по открытым струнам рукой – они отозвались мерным гудением. Это было похоже на какое-то своеобразное приветствие от каждого из собеседников. Чуть поближе пододвинув стул, я уселась поудобнее, положила руки на клавиши и начала играть.
Ре-минор имел с моим настроением много общего, и я даже могла бы проявить хоть какие-то эмоции, но это было вне моего контроля... Песня была написала частями. И то она была незавершенной. До самого конца оставалась лишь одна строфа. Остальные же в стихотворной форме описывали то, что произошло раньше.
«Есть обстоятельства, ради которых
Выдержать всё я могла бы, бесспорно…
В этот момент одно было из них.
Рукопожатие, древняя клятва,
Происходящее, словно загадка,
Теплой водой на глазах ледяных…»
Пальцы двигались в одной и той же последовательности – аккомпанемент был не таким уж и сложным, просто трудно было играть с ходу то, что поначалу держалось лишь в голове. То есть сказывалось отсутствие элементарной практики касательно именно этой песни, напоминающей мне о прошлом...
«И на двоих одна связь,
Но, отвернувшись, расходимся, чтобы
Неотвратимое предотвращать…
Соединяются линии жизни,
Переплетаются нити…
Увы, мы за это в ответе –
За всё ведь нужно платить»
К фигурациям в сопровождении добавилось октавное удвоение баса – для мощности звучания. Во многих песнях так бывает: припев всё нарастает, нарастает, достигает кульминации – а потом всё затихает и второй куплет двигается снова своим чередом, до следующего припевного пика. Во многом это ассоциируется и с самой жизнью, если задуматься. Сплошные внезапности, контрасты, переломные моменты, сквозные развития...
Между тем пришла очередь проигрыша – относительного затишья, после которого песня должна была снова вспыхнуть – а постепенно угаснуть...Или всё же продолжаться бесконечно?..
В дверь комнаты постучали, и песня застыла на вопросительной доминанте. Я с огромным сожалением оторвала пальцы от клавиатуры, встала и подошла к двери.
- Кто там?
- Герса, это я, Амелия.
- Какие-то проблемы, миссис Рэд?
- Может, поговорим в классе?
Я постепенно начала догадываться, в чем дело. Если миссис Рэд предлагает мне перейти в класс французского языка, то под этим практически всегда подразумевается только одно...
- Вы ещё кого-то нашли, не так ли?
- Да, - Амелия за дверью тяжело вздохнула. Я сжалилась над ней и открыла дверь. Директриса удивленно улыбнулась. – И что, никаких претензий, никакого недовольства?
- Нет, - без ответной улыбки ответила я. – Просто устала за сегодняшний день. Если позволите, я завалю ещё одного «дипломированного специалиста» и отправлюсь спать. Вы не возражаете?
- А я-то надеялась... Герса, деточка, это всё ведь для твоего же блага, пойми, - Амелия посмотрела на меня укоризненно.
- Хорошо, - я перешагнула порог. – Постараюсь вести себя прилично, обещаю.
Директриса встревоженно посмотрела на меня (кто знает, что именно подразумевается под моим «прилично»?), но всё же отошла в сторону, чтобы я могла зайти в класс.
У двери стоял блондин со смазливыми чертами лица, ненамного старше меня. Я едва удержалась, чтобы не фыркнуть. С каких это пор такие люди выбирают профессией психиатрию? Глупость какая-то. С такой наружностью деятельность совсем неподходящая. Впрочем, чья-то внешность уже давно перестала меня интересовать.
- Познакомьтесь, мистер Вьер, это моя подопечная Герса Абри, про которую я вам вкратце рассказывала по телефону, - Амелия немного подтолкнула меня вперед, ближе к «дипломированному специалисту».
- Рад знакомству, - врач учтиво кивнул.
- Взаимно, - холодно отозвалась я.
- Миссис Рэд, - юноша обратился к директрисе, - вы не могли бы оставить нас на некоторое время? Я бы хотел пообщаться с мисс Абри наедине.
Амелия заколебалась, но врач посмотрел на неё таким просящим взглядом, что она тут же растаяла и снисходительно улыбнулась:
- Конечно, как скажете, молодой человек. Желаю вам удачи, - она вышла из класса. Наверняка ж подслушивать всё будет... Пускай подобная махинация происходила не в первый раз, однако я постоянно воспринимала её как публичное унижение. Ладно, выдержу и это. Бывали вещи и похуже.
Но, вопреки моим мрачным прогнозам, до слуха донесся отдаляющийся от кабинета стук каблуков директрисы, что говорило об отсутствии возможности всякого подслушивания. И что это, интересно, на Амелию нашло?
***
- Что ж, если вы не возражаете…
Мистер Вьер отошел от двери, приблизился к столу, отодвинул стул и сел, показав знаком, чтобы я расположилась напротив.
Взяв другой стул, я поставила его, сняла пиджак – в классе было несколько душновато - и повесила его на спинку. Затем села, закинув ногу на ногу и молча воззрилась на собеседника.
- Вы знаете, почему миссис Рэд обратилась ко мне за помощью? – спросил врач после недолгого молчания.
- Не имею ни малейшего понятия, - с безразличием соврала я, недовольно поджав губы и с демонстративной враждебностью скрестив руки на груди – уж психиатр должен был наверняка понять значение этого жеста.
- Она беспокоится по поводу вашей излишней замкнутости и необщительности, даже и сейчас по вам это видно, - мистер Вьер всё-таки не оставил мою позу без внимания, однако тут же перескочил на другую тему. - Сколько вам лет, мисс Абри?
- Без трёх месяцев двадцать.
- Возраст довольно перспективный, особенно для вас. Вы внешне очень привлекательная; судя по профессии, образованная, даже на рояле играете отлично... Прошу вас, не смотрите на меня, как на врага народа. Я слышал, как вы играли, и даже смею предположить, что песня принадлежит лично вам – жаль только, что она незавершённая. Немного печально, смею заметить, но, как я понимаю, вас это делает счастливой?
- Не исключено.
Так, кажется, с этим клиентом будет непросто... Мало того, что настырно лезет прямо в душу, так ещё и задает такие вопросы, на которые отвечать – последнее дело.
- Так какова же причина того, что вы отгородились ото всех непробиваемой стеной? Что такого могло с вами случиться в прошлом, что вы испытываете такой страх настоящего? По вашим глазам видно, что у вас была какая-то эмоциональная травма, просто вы боитесь, что её никто не поймет, поэтому и молчите. Могу вас заверить: я могу воспринять все ваши слова с должным пониманием. Мисс Абри!..
Я не выдержала, поднялась со стула и метнулась к окну. Распахнув его, я лихорадочно стала вдыхать прохладный осенний воздух, - вдох через нос, выдох через рот. Мне необходимо было успокоиться, потому что вопросы были не вполне типичными, интонация, с которой они задавались, была искренней – кажется, этот товарищ не относился к тем, кто хочет просто выполнить работу, тут уже речь шла о реальной помощи. Поэтому в этот момент возникло искушение сорваться. Только истерика не подразумевала собой выход из этой ситуации, плюс я дала обещание Амелии...
Через пару минут я захлопнула окно и обессиленно прислонилась лбом к стеклу.
- Герса, с вами всё в порядке?
Что ж, уважаемый мистер, если вы так желаете откровений... Посмотрим, как вы поймете всё это, заодно и я сама окончательно постараюсь убедиться в ваших непонятных намерениях... Охрипшим от холода голосом я стала выплескивать из себя всё, что накипело, уже не особо задумываясь о последствиях:
- Вам не понять... Вам не понять, что я испытываю. Вам не понять, каково это – видеть вместо мира одно сплошное серое пятно. Вы не знаете, какие ужасы мне пришлось увидеть. Вам не понять, каково это – жить с тем, что из-за тебя погиб любимый человек, пусть даже если это был его собственный сознательный выбор. Вы не знаете, сколько ночей подряд можно видеть один и тот же кошмар… Вам не понять всего этого, поскольку вы через это не проходили.
Я замолчала, но тут у меня вырвалась ещё одна фраза, которую я держала в себе ещё дольше, чем всё остальное:
- Вина лежит на мне. Его больше нет, и всё из-за меня...
Возникла пауза.
- Мисс, позвольте мне рассказать вам кое-что. Одну историю, которая случилась со мной. Только в несколько измененной форме, потому что оригинальная, так сказать, версия звучит довольно необычно. Но я думаю, что после того, как она прозвучит в этих стенах, вы всё поймете. Готовы слушать?
- Давайте, - мой голос стал окончательно безжизненным.
***
- Это произошло больше года назад, когда психиатрией я ещё не занимался... - тихо начал мистер Вьер. – Были чрезвычайно сложные времена. Я стоял во главе одной из труднопобедимых компаний, и вполне мог бы, избавившись от всех конкурентов, подняться на самую вершину – кроме этого, меня вначале ничего не интересовало. Однако в один прекрасный день случилось то, что навсегда заставило меня отказаться от привычных принципов... Продолжать?
Я почувствовала комок в горле. Возможно, это простое совпадение…
- Да, конечно, продолжайте.
- В этот самый день я решил предложить своим главным конкурентам взаимовыгодное сотрудничество. Конечно, вражеская, так сказать, сторона была настроена недоверчиво, поэтому согласия я вначале не получил, и собирался уйти. Но через несколько секунд чей-то женский голос заставил меня остановиться и вернуться. Как оказалось, это была всего лишь молодая девушка, игравшая незначительную роль, но почему-то не побоявшаяся открыто бросить мне вызов...
Моё сердце судорожно сжалось. Слишком много совпадений...
- Её поступок поверг в ужас многих, если не всех, поэтому коллеги отреклись от неё и оставили одну. Может, потому что она раскрыла мнение каждого из них. А, может, она слишком многое себе позволила тогда... Как бы там ни было, именно ей пришлось заключать со мной договор. Только открою вам одну тайну, Герса. Это был не совсем обычный договор.
- В каком смысле?
- В очень непредсказуемом. Героиня моего рассказа привлекла моё внимание ещё до вызова. Кажется, для этого существует термин «любовь с первого взгляда». Такое чувство даже не заслуживало никаких проверок... Поэтому я решил поступить немного по-другому и немного изменил контракт. В конце концов, так вышло, что договор объединил не две противоборствующие стороны. Он связал две противостоящие души, которым с самого начала суждено было быть вместе. Однако обстоятельства разорвали эту связь, к сожалению. Пусть и ненадолго...
Мне уже с трудом удавалось сдерживать рыдания. Этот психиатр словно пересказывал мою собственную историю, причем дословно. Только финал в его истории был не совсем трагичным.
- И знаете, мадемуазель? В тот момент, когда мы с ней пожали друг другу руки и пересеклись взглядами, я увидел истинную сущность этой девочки. Я не видел никого отважнее и сильнее духом, чем она. Хотя меня удивило другое – при всей её силе были ещё тепло и способность сочувствовать. Ведь как часто бывает?
Послышался скрип отодвигаемого стула, в отражении я заметила, что мистер Вьер выбрался из-за учительского стола – и снова уставилась в подоконник, позволяя голосу врача вонзаться в мою голову.
- Часто бывает так, что сила и отвага являются катализатором жестокости, но внутри этой хрупкой фигурки всё было сбалансировано. Только я не учел, что внутренний баланс может приравниваться к внутреннему конфликту. Эта девочка знала, что запуталась; знала, что у каждого есть своя сторона. Как вы думаете, что из этого следует?
- У каждого есть свой собственный выбор, - выдохнула я. – Рано или поздно приходится выбирать ту сторону, которая предопределяет дальнейший путь.
- Верно. Но я до сих пор не знаю, какую сторону выбрали вы: под ярлыком «Герса Абри» или «Вирджиния Рассел»? C'est votre vrai nom, n'est-ce pas?[6]
При упоминании врачом моего настоящего имени кровь отхлынула от моего лица, меня пробрала дрожь. Я судорожно вцепилась в подоконник и интуитивно сама перешла на французский язык, выдохнув:
- D'où savez-vous?[7]
- Неужели я до сих пор остался неузнанным для Янтарного Борца? – голос изменился, став до боли знакомым, причем его обладатель вернулся к изъяснению на английском. – Девочка моя, что же с тобой случилось? Я-то думал, что ты сразу поймешь…
- Мистер Вьер...
И тут я всё поняла. Не может быть... Почему я сразу не обратила внимания? Я должна была обратить на это внимание... Даже история была самым прозрачным намеком, который только может существовать! А я-то, идиотка, думала о каких-то совпадениях...
Побелка на подоконнике чуть слышно треснула – так сильно я сжала край, стараясь не позволить себе упасть на ровном месте. Этого не может быть на самом деле, в такое просто не верится, думала я, чувствуя, как туманится зрение. По моей щеке побежала первая слеза. Я ведь только перестала надеяться... Нет, наверняка мне просто чудится. Я на самом деле схожу с ума.
Чтобы удостовериться, что это не очередная моя галлюцинация, я сначала посмотрела на отражение в окне – чуть было не вскрикнув от увиденного. А затем уже с какой-то обреченностью посудив, что терять мне больше нечего, медленно обернулась.
Передо мной на самом деле оказался тот, кого я считала мертвым весь этот год... Запоздало возникла мысль: та внешность врача была всего лишь камуфляжем, за которым он и скрывался...
А теперь он принял истинное обличие. Живое, настоящее...
Незаменимое…
