Хозяйка медного грошика

Гробулия Склеппи лежала на холме под сломанной сосной, когда что-то вдруг закрыло солнце. Гробулия слегка приоткрыла один глаз, досадуя на тучку, которая мешает ей избавиться от крошечного прыщика на правой щеке, а в следующий миг ее дикий вопль штопором вонзился в небеса. Одновременно Гробулия пожалела, что в роду у нее не было кротов и она не может за считаные секунды закопаться на пять метров под землю. Еще бы – не каждый день видишь, как на тебя опускается большой каменный остров с башней.

Гробулия вскочила и хотела скатиться с холма, но браслет внезапно требовательно обжег ей запястье, приказывая остаться на месте.

– Ша! Никто никуда не бежит! Все уже везде успели! – сказала Гробулия, дуя на браслет. Она внезапно сообразила, что каменный остров с башней – это и есть пикирующая крепость, которая должна доставить ее к Арапсу.

Вскоре Склеппи уже стояла между И-Ваном, Шурасино и Мардонием и, скользя взглядом от одного к другому, пыталась сообразить, чего от них можно ожидать. Больше всего опасений у нее вызывал мрачный кентавр Мардоний. Про И-Вана она подумала, что он ничего, но не в ее вкусе, Шурасино же показался ей надутым занудой, которым можно вертеть как угодно.

Все трое внимательно смотрели на нее – смотрели изучающе и с легким недоверием, а И-Ван даже и с разочарованием. Он только что понял, что эта девушка была не та, которую он нарисовал на песке. Склеппи слегка запаниковала. Можно было подумать, что не они телепортировали ее сюда, а она сама без приглашения спрыгнула с тучки. Гробулия поняла, что первой разговор придется начинать ей.

– Ого, какая у мальчиков крутая тачка! – сказала Склеппи слегка подрагивающим голосом. Она всегда предпочитала маскировать страх наглостью.

– Это… хм… моя! – произнес Шурасино.

– Ясное дело. Сразу видно, что ты крутой папик! – закивала Гробулия, с насмешкой разглядывая красные пятки Шурасино, выглядывающие из расшитых бисером шлепанцев.

Костюм Шурасино дополняли свободные зеленые шаровары, вроде тех, в которых часто рисуют турецких султанов, и синий халат. На голову он для важности нацепил борейский придворный парик. Правда, Шурасино не учел, что всю пудру с него смоет водой, так что теперь парик больше напоминал мокрую мочалку. Шурасино и сам смутно ощущал, что одет немного нелепо, да что поделаешь. Запас одежды в кладовой пикирующей крепости был не мал, но довольно однообразен.

– Ты беглая фрейлина Царства Огня, – сказал кентавр, который давно уже все понял.

– Кто? Я? Ну подумаешь, сбежала! Но зачем теперь всю жизнь об этом мне напоминать! Знаешь, кто ты после этого? Противная подзеркаливающая лошадка! – обиделась Склеппи.

– Тебя зовут Гробулия Склеппи, ты девушка с многоцветной аурой, которая имеет власть над всеми стихиями… Ты помнишь лишь то, что произошло за тот год. У тебя нет ничего своего. Даже имя, которое ты носишь, чужое и принадлежит твоему двойнику из отражения, – ничуть не обидевшись, продолжал Мардоний. И-Ван, хорошо разбиравшийся в характере кентавра, с удивлением обнаружил, что Гробулия его забавляет, а возможно, даже и симпатична ему.

– Вот уж не думала, что я так известна. Впрочем, бриллиант нигде не скроешь, – фыркнула Склеппи.

Казалось, она отнеслась ко всему легкомысленно, однако И-Ван чувствовал, что Гробулия поспешно переваривает услышанное.

Внезапно Склеппи вскинула голову. На ее лице мелькнул страх. Она заметила альбатроса, снизившегося и зависшего почти на одной высоте с ними. И, как и в прошлый раз, выпуклые, как две бусинки, глаза птицы были устремлены на нее. В груди у альбатроса, увязнув в ней почти до наконечника, торчала стрела, казалось, не причинявшая птице никакого беспокойства. Это была стрела кентавра.

– Ты что-нибудь знаешь об этом альбатросе? – спросил Мардоний.

– Я… я думаю, он как-то связан с браслетом. И с его хозяином, с Арием… Я видела его во дворце Пламмельбурга, – сказала Склеппи.

– Арий… Стихиарий… Да, все совпадает. Мы не ошиблись, – произнес Мардоний.

– А тебя как зовут, подзеркаливающая лошадка? Игогоша? – поинтересовалась Склеппи.

– Я Мардоний, это И-Ван и Шурасино… А теперь тебе стоит кое о чем узнать. Только пойдем в башню. Я боюсь, эта птица понимает больше, чем нам хотелось бы… И накинь на запястье мокрую тряпку! – повелительно сказал кентавр.

Шурасино открыл Гробулии дверь. На правой руке у Шурасино Склеппи заметила браслет, явно доставлявший хозяину много хлопот.

Вскоре пикирующая крепость высадила Гробулию, И-Вана и Мардония на дороге в Арапс. В этот час дорога была пустынна, лишь вдали, у самого города, укрепления которого отсюда казались не больше ногтя, ползла гусеница последнего обоза.

Едва высадив своих спутников, Шурасино торопливо нашептал что-то на амулет, и крепость, быстро набрав высоту, скрылась в облаках.

– До Арапса отсюда около часа, если идти быстро. Не слишком близко, чтобы нас увидели со стен, и не слишком далеко, чтобы не успеть добраться до города к вечеру. Думаю, мы выбрали правильное место, – сказал Мардоний, прикинув расстояние.

Гробулия кивнула.

– Ага. Это вроде как с ухаживанием. Если парень сядет слишком близко и сразу ручки тянет – он хам. Если же сядет слишком далеко и жмется, как больной воробей, – тюфяк.

– Похоже, ты знаешь, о чем говоришь, – сказал И-Ван.

– Еще бы, – фыркнула Склеппи. – У меня на вас, парней, взгляд наметанный. Ты-то сам наверняка из тех, кто первые три свидания держится от девушки на расстоянии полета кирпича. Но оно, может, и лучше. Многим это нравится. Других парней уже с полсотни унесло куда-то и имен-то не помнишь, а ты все еще рядом. Всегда. В любую минуту.

– Ерунда какая-то, – буркнул И-Ван.

– А вот и не ерунда! Признайся, ведь ты влюблен в кого-то?

– Отстань. Я же тебе в душу не лезу, – огрызнулся И-Ван.

– Вот-вот, – ничуть не обидевшись, вздохнула Гробулия. – И я о том же. Раз темнишь – значит, влюблен. По жизни так бывает, что все однолюбы заняты. Нам же, несчастным, остаются только нагленькие принцы Форны и глупые пажи.

Кентавр козырьком поднес руку к глазам и вгляделся в горизонт.

– Он идет! Ты ничего не забыла? Если что – только свистни! Мы рядом! – сказал Мардоний и, ободряюще кивнув Гробулии, скользнул в лес. И-Ван махнул Склеппи рукой и последовал за ним.

Склеппи осталась у дороги, глядя в сторону, противоположную Арапсу. Она никого не видела, но знала, что кентавр не ошибся.

«Вот они мужчины, злыдни коварные… Чаша нужна им – а доставай опять я! Для счастья вечно не хватает чистой посуды», – подумала она и присела в тени развесистой ракиты. Вскоре на дороге появился путник, быстро шедший в сторону Арапса.

«Кожаная куртка с пластинами… Примерно моих лет. В целом ничего, симпатичный. На пару недель влюбиться можно… Эй, я отвлекаюсь! Мне же нужна чаша! Как узнать, у него она или нет?» – быстро прикинула Склеппи. Времени для размышления было мало: парень уже проходил мимо.

– Привет! – окликнула его Гробулия. – Я Склеппи!

Путник остановился и удивленно посмотрел на нее.

– Я Ург! – сказал он.

– А где мой «привет»?

– Ну привет, привет! – выжидательно произнес Ург.

Гробулия слегка замялась. Она никогда не готовила своих речей, предпочитая экспромт. К тому же ей нужно было время, хотя бы несколько секунд, чтобы сообразить, какое впечатление она произвела на Урга. Склеппи любила производить впечатление на мужчин и умело им пользовалась.

Однако сейчас ее внутренний колокольчик успеха не зазвонил. Возможно, Ург и заинтересовался ею, однако головы не потерял, это точно. Склеппи нежно глядела на Урга, буквально бомбардируя его своими флюидами. Но то ли сам Ург был черствым как сухарь, то ли доспехи отражали, однако Гробулия не ощущала заметных продвижек.

– Ну, чего тебе? – нетерпеливо спросил Ург.

– Хочешь погадаю, молодой и красивый? Позолотишь девушке ручку? – предложила Склеппи, сама удивляясь тому бреду, что она несла.

– Ты не слишком похожа на гадалку. Они обычно одеваются совсем иначе да и ведут себя более настырно, – усмехнулся Ург.

– А ты видел много гадалок? – обиделась Гробулия. Она впервые слышала, чтобы кто-то был настырнее ее.

– Я много чего видел. Я видел таких гадалок, которые взглядом кошелек опустошали. Но ты не гадалка, это точно, – сказал Ург, но все же невольно оглянулся на свою сумку.

«Ага, теперь я знаю, где ты хранишь чашу!» – подумала Склеппи.

– Если я не гадалка, тогда кто? На кого я похожа? – спросила она кокетливо. К тому времени Гробулия уже успела встать и приблизиться к Ургу.

– На придворную даму какого-нибудь левого царского двора, которая только что сбежала от медведя, – сказал Ург.

– Весьма проницательно! – воскликнула Гробулия, размышляя, насколько к царскому двору Пламмельбурга подходило определение «левый». – Я действительно фрейлина и действительно сбежала. Иногда я кажусь сама себе Колобком, который только что грохнул лису и теперь в розыске.

– И что же нужно Колобку в розыске от бедного путника? – поинтересовался Ург.

– Колобку в розыске нужно немножко любви и человеческой нежности… Я пойду с тобой в Арапс! – сказала Склеппи, чуть закатывая глаза и добавляя в голос с полкило страсти.

– Нет. Я должен идти быстро. Мне нужно нагнать свою девушку еще до ворот. Найти ее в Арапсе будет гораздо сложнее, – с некоторым колебанием произнес Ург.

– Без любви тут явно не обошлось. Что-то мне в последнее время встречаются сплошные однолюбы, – проворчала себе под нос Склеппи.

Гробулия заметила, что верхушки кустарника с другой стороны дороги чуть шевельнулись при полном безветрии. Это было неуловимо, как моментальная поклевка, которая тревожит порой поплавок.

«Ну вот, все планы пошли прахом… Хотела выкрасть у него чашу по-хорошему, тихо, культурно, а теперь придется использовать методы большой дороги! Он сам напросился!» – подумала Склеппи.

– Я не навязываюсь. Хочешь идти один – топай. А мне оставь то, что у тебя в сумке. Чашу! – жестко сказала Склеппи.

Ироническое выражение мигом исчезло с лица Урга. Его рука легла на рукоять меча, лицо стало жестким.

– Нет! – крикнул он. – Откуда ты знаешь про чашу? Отвечай! Ну!

– Стой! Не заставляй меня стрелять! – прогремел грозный голос.

Ург быстро обернулся. Из кустарника появился вороной кентавр. Его могучий лук был натянут, а наконечник стрелы смотрел ему точно в нагрудник. Не струсив, Ург тоже схватился за лук. Теперь уже двое – он и Мардоний целились друг в друга.

– Вы подосланные убийцы! Вы ищете чашу, не так ли? – процедил Ург.

– Киска, – ласково сказала Гробулия. – Если бы мы были убийцы, мы бы застрелили тебя издали. Мы же говорим с тобой по-хорошему или почти по-хорошему. Нам нужно взглянуть на чашу, и только!

– НЕТ! – снова произнес Ург.

Его рука, до упора натянувшая тетиву, начала уже подрагивать от напряжения. Еще немного – и стрела сорвется сама. И-Ван, вынырнувший из кустарника вслед за кентавром, это понял.

– Хап-цап! – быстро крикнул он.

Сумка, висевшая у Урга на плече, резко дернулась. Ург потерял равновесие. Стрела, слетевшая с его лука, пронеслась высоко над головой кентавра. Одним скачком Мардоний преодолел разделявшее их расстояние и схватил Урга за руки. Силы были неравны. Мальчишка семнадцати лет и могучий кентавр. После короткой борьбы Ург лишился меча, лука и кинжала, а его сумка перекочевала к Мардонию.

– Держи его на прицеле! – велел кентавр И-Вану, передавая ему лук Урга и колчан. – А ты, если хочешь, – иди! Мы не причиним тебе вреда!

– Ложь! – презрительно сказал Ург. – Мне нужна эта чаша. От нее зависит жизнь той, которая мне очень дорога.

– Вот они, однолюбы, все такие! Так я и думала, что тут без девицы не обошлось! И хоть я твою девушку не знаю, а она мне уже заранее не нравится! – не без зависти фыркнула Склеппи.

Кентавр открыл сумку и без церемоний вытряхнул чашу на траву. Подняв ее и вертя в руках, стал разглядывать руны.

– Руна усиления магии… Дальше пара пространственных рун, логично, без них редко обходится… А это что за руны? Странно, мне казалось, я знаю их все, – бормотал он, проводя по рунам пальцем, чтобы лучше узнавать их.

Кентавр не заметил, как задел пальцем острый заусенец на краю чаши. Капля крови из порезанной подушечки быстро скатилась по краю и залила одну из рун. Руна с жадностью губки впитала в себя кровь. Белый альбатрос издал высокий, почти счастливый крик, стремительно, но все так же не делая ни единого взмаха крыльями, взмыл в небо и растаял.

Кентавр провел рукой по лицу, точно снимая паутину. Голова у него на мгновение закружилась. Он пошатнулся и, сохраняя равновесие, переступил с копыта на копыто.

– Мардоний, ты в порядке? – взволнованно крикнул И-Ван.

Он бросил держать на прицеле Урга, который и не думал бежать, и подскочил к кентавру. Мардоний потряс головой.

– Не знаю, что со мной. Кажется, давно не спал… Как тяжела чаша… – сказал кентавр. Он задумчиво посмотрел на чашу и спрятал обратно в сумку.

Его движения были замедленными, точно он действовал в полусне.

– Не у нас она должна быть. Пусть ее получит тот, кому она нужнее, – произнес Мардоний и протянул чашу изумленному Ургу. – Иди туда, куда собирался, и соверши то, что суждено, – продолжил он.

Ург, не веря, поспешно схватил сумку.

– Мой лук и меч! Верните их тоже! Я не собираюсь их дарить! – крикнул он, быстро приходя в себя и хватаясь за свой лук, который был в руках у И-Вана.

– Погоди! – устало сказал Мардоний.

И-Ван отстранил Урга. Тот не отпустил лук, но перестал тянуть его к себе.

– Ург! Я вернул тебе чашу, верну и оружие. Но ты дашь мне клятву… Даже две. Во-первых, ты не применишь его против нас, во-вторых, Гробулия Склеппи, фрейлина Царства Огня, олицетворение неуемной энергии и темперамента, пойдет с тобой, – продолжал кентавр.

– Зачем? – напрягся Ург.

– Она должна. Если не поклянешься – дальше отправишься без лука и меча.

Ург задумался. Оставаться без оружия в Арапсе, когда в сумке чаша… Нет, слишком рискованно.

– Надеюсь, от девчонки большого вреда не будет. Но пусть имеет в виду: я не буду тащиться, я хожу быстро, – проворчал он.

– С какой это стати я пойду с этим типом? Я порядочная фрейлина, а он непонятно кто! – возмутилась Склеппи.

– Гробулия! Ты пойдешь с ним! Или… – Мардоний взглянул на ее браслет. Склеппи отлично поняла намек.

– Хорошо. С ним так с ним. Он, правда, ничего, но это не значит, что девушка вроде меня немедленно потеряет голову. Разве что он пообещает влюбиться в меня по пути! – хмыкнула она.

– У меня уже есть девушка. Я ее очень люблю. Ее зовут Таня… – мечтательно сказал Ург.

И-Ван шагнул к нему:

– Как, ты сказал, ее имя?

– Таня! – сразу напрягся Ург. – А что, ты ее знаешь?

И-Ван покачал головой. Он был уверен, что никогда прежде не слышал этого имени, но почему-то оно тревожило его, не отпускало. Виски заныли.

– Не помню… Может, знал, а может… А как она выглядит? – жадно спросил он.

– Очень маленького роста, толстая. Волосы короткие, светлые, нос большой, с бородавкой. Губы красные. Зубы были белые, пока не выпали. Зато она прекрасно поет и сногсшибательно метает ножи! – не моргнув глазом, соврал Ург. Теперь он решил уже быть осторожным и не рисковать понапрасну.

– Нет, это не она, – с грустью сказал И-Ван, вспоминая девушку на песке.

Зато Склеппи очень заинтересовалась.

– Ну ты даешь! Я думала, только у меня мозги вкрутую! Мне просто не терпится увидеть твою девчонку! – с восхищением воскликнула она.

– Хватит сотрясать воздух! Идите в Арапс! А мне… мне надо отдохнуть… – приказал Мардоний. Его речь звучала медленно, с усилием.

Вскоре Склеппи и Ург ушли в направлении Арапса. Гробулия продолжала приставать к Ургу, допытываясь, как он ухитрился влюбиться в метательницу ножей и не росло ли рядом с его поселком подходящего дуба, с которого можно было как следует рухнуть. Ург отвечал невпопад. Он все еще надеялся нагнать свою девушку, перед которой, как он объяснял Склеппи, он здорово провинился.

И-Ван остался с Мардонием. Едва Гробулия и парень из Тыра ушли, как Мардоний сошел с дороги и прилег в траву, подобрав под себя ноги, как это делают уставшие лошади. И-Ван едва узнавал кентавра. Лицо его посерело и осунулось, точно он страдал от раны.

– Ну вот и все… Я… вернул… чашу… Теперь я должен… отдохнуть… – едва выговорил кентавр и больше не отвечал на вопросы И-Вана. Тот, начиная тревожиться, попытался растолкать его. Бесполезно. Кентавр и спал, и точно не спал. Он весь был во власти вязкой дремоты, которая, как в трясину, затягивала его в небытие.

– Мардоний! Ты слышишь меня? – крикнул И-Ван. Он был поражен, напуган внезапностью всего происходящего.

Кентавр молчал, только хрипло дышал. И-Ван видел, что он угасает. Жизнь уходила из него по каплям. Поры на лице и на крупе проступили с неожиданной отчетливостью. Два раза разделить с Мардонием смерть И-Ван уже не мог. Это заклинание срабатывает лишь однажды. Для иных магических способов врачевания нужно увидеть ауру. Во всяком случае, И-Ван слышал, что многие ведуны врачуют так. Тот, кто воздействует на ауру, может вылечить, но может и убить, оставшись безнаказанным. Недаром в Арапсе всех таких магов приказом герцога Дю Билля ожидает смертная казнь. Разумеется, если они будут так неосторожны, что выдадут себя.

Спокойно… еще спокойнее… И-Ван закрыл глаза, потом открыл… Приблизился к Мардонию. Никакой ауры он по-прежнему не наблюдал. Но ведь кентавр был уверен, что он, И-Ван, управляет всеми стихиями, а стало быть, в состоянии видеть и ауру. Просто не каждому это дается одинаково легко.

Бока кентавра вздымались. И-Ван, сам того не замечая, отсчитывал ритм его вдохов… Один… два… ВДОХ… Один… два… ВДОХ… Один… два… Мысленно он ожидал еще один вдох, но его не было. Бока уже не вздымались, а лишь чуть заметно приподнялись. Мардоний захрипел. И-Ван понял, что это начало агонии.

– Нет! – крикнул он. – Нет! Не умирай!

Но кентавр умирал. Умирал внезапно, глупо, нелепо, на большой дороге в часе от Арапса. И-Ван попытался потрясти его, приподнять, но кентавр весил, как орловский рысак, да и что бы это изменило? И-Ван беспомощно отвел глаза, не желая видеть той, последней, минуты, и вдруг…

Да, это была она, аура. Светлая, чуть золотистая, более сильная у висков и сердца и совсем слабая у ног и хвоста. Теперь аура едва мерцала. Точно темная липкая паутина окутывала ее снаружи, высушивала, прижимала. Так вот почему Мардоний все время, пока еще двигался, неосознанно касался руками лица.

И-Ван попытался сорвать паутину, вначале пальцами, а затем, поняв, что это бесполезно, мысленно. Один рывок, другой, третий… Не владея как следует телепатическими приемами, он несколько раз промахивался и вместо паутины цеплял ауру, причиняя умирающему кентавру боль. Но внезапно у него появился контакт с чем-то липким и неприятным. Он стал магически счищать его с ауры, неосознанно повторяя руками те же движения, что он до того проделывал мысленно. Паутина счищалась плохо, но когда И-Вану все же удалось прочистить маленький островок, золотистый свет ауры брызнул в образовавшуюся брешь, расширяя ее, срывая паутину.

Один… два… ВДОХ… ВДОХ… ВДОХ! Сердце билось, бока вздымались. Щеки кентавра порозовели. Мардоний открыл глаза и рывком встал. Он стоял уже довольно твердо, хотя его чуть-чуть пошатывало.

– Где я? – хрипло спросил Мардоний.

– Ты не помнишь? На дороге в Арапс!

– А чаша? Где чаша? – спросил он.

– Как? Ты же вернул чашу Ургу и отправил ее с парнем в Арапс! С ним вместе пошла и Гробулия! – удивленно сказал И-Ван.

– ЧТО? – взревел кентавр. – Я отдал чашу? Когда это было?

– Больше часа назад. Должно быть, они уже оба в Арапсе. А вот мы туда уже не попадаем. Ворота закрыли на ночь.

Мардоний стиснул кулаки.

– Неужели я это сделал?.. Да, я вспомнил… Проклятье, как тяжела чаша, – еще раз сказал он.

Рядовой Гуннио в третий раз стукнулся носом о секиру. Он стоял у главных ворот Арапса и, зевая, боролся с дремотой, пропуская в Арапс редеющий поток горожан. Ему хотелось запулить секиру через стену, выпить в харчевне пару кружек пива и съесть окорок. В такие минуты желудочных искушений он всегда начинал жалеть, что записался в армию.

«Эх, пилить вашу кошку! Разве это честно? Завербоваться по доброй воле – запросто, только вякни, а развербоваться нельзя. Какая-то односторонняя добрая воля получается!» – размышлял он.

Кроме того, существовала еще одна мысль, тревожившая Гуннио.

«Мне нужен парень по имени Ягуни. А ну как я его упущу?» – думал Гуннио, ощупывая в кармане второй браслет и особенно внимательно приглядываясь к тем из входящих в город, кому, судя по их виду, не исполнилось еще восемнадцати.

– Эй ты! Да, ты! Как тебя зовут? – рявкнул он, преграждая дорогу худенькому рябоватому пареньку, катившему перед собой скрипучую тележку с капустными кочанами.

– Бубель я, огородник! – угодливо пропищал тот, с ужасом косясь на гориллоподобного стражника. Гуннио и сам знал, что может напугать одним своим видом.

– Проходи! – буркнул он, отворачиваясь.

– Что вы сказали, ваша милость? – не расслышал паренек.

– Топай, я сказал! Не маячь тут, убогий! – повторил Гуннио.

Псойко Рыжий, крутившийся рядом с Гуннио, с нетерпением посматривал на солнце, которое почти на треть увязло в горизонте.

– Ну что, закрываем? – спрашивал он в третий или четвертый раз.

– Погоди! Вот закатится совсем – тогда… – хмуро отвечал Гуннио.

Он понимал, почему Псойко испытывает такое нетерпение. Ночью массивная решетка на воротах Арапса опущена и никто не может попасть в город. Если, конечно, этот кто-то не догадается просунуть между коваными прутьями серебряную монету. А догадливых людей, как показывает история, в Арапсе и его окрестностях хватает.

На город неумолимо накатывалась ночь. По улицам и площадям, дворцу герцога Дю Билля и недостроенному цирку для магладиаторских боев бродили куцые ночные тени. Дневное светило скрывалось за горизонтом, уходя работать к другим народам и государствам.

Струйка людей на подъемном мосту почти иссякла. Прошли два запоздавших горожанина и с полдесятка темных личностей, отправлявшихся в город на ночной промысел. Один из них пошептался с Псойко Рыжим и что-то сунул ему в руку.

Гуннио посмотрел на браслет, глубоко врезавшийся в широченное запястье. Браслет украшали отвратительные ухмыляющиеся рожи. Вчера вместо черепов были безобидные ромбы, позавчера мудреная вязь, но не это беспокоило Гуннио. Он давно перестал обращать внимание на узоры и даже на то, как браслет выглядит. Главное, чтобы он не нагревался.

– Все, закрываем лавочку! Помогай! – решил Гуннио. Он испытывал даже облегчение, что таинственный Ягуни не явился. Одной заботой меньше.

Гуннио подошел к тяжелому блоку, приводившему в движение запорный механизм ворот, и стал опускать решетку. Не успел он провернуть блок и на два оборота, размотав цепь, как внезапно медный браслет накалился. Только огромная выдержка позволила ему не взвыть от боли. Мысленно сравнивая браслет со всеми нехорошими вещами на свете, начиная от геморроя и кончая чертовой бабушкой, Гуннио затряс рукой и поспешно закатал рукав.

«ОНИ ЗДЕСЬ! ПРИГОТОВЬСЯ!» – прочитал он.

Гуннио уставился на подъемный мост. Мост был пуст, но невдалеке на дороге темнели две приближающиеся фигуры – одна чуть повыше и пошире помогала другой тащить тяжелый футляр.

Нашаривая в кармане браслет, Гуннио встал в тени ворот, предоставив действовать Псойко Рыжему. Тот, дождавшись, пока странники подойдут, решительно преградил им дорогу секирой.

– Ночная стража! Ворота закрыты! Или раскошеливайтесь, или ночуйте в поле! – скомандовал он.

– А золотой подойдет? От дедушки остался! – сказал Ягуни и, разыгрывая простачка, протянул стражнику монету. Тане, стоявшей рядом с Ягуни, было отлично видно, что это просто черепок от горшка, который он подобрал у ворот с полминуты назад.

Псойко Рыжий едва не уронил секиру. Двойной меркант! Золотая монета Арапса! Это было как минимум в десять раз больше, чем он рассчитывал получить. Разумеется, давать сдачу он не собирался. Стражники, как гаишники, денег не разменивают и сдачи не дают.

– Проходите! – воодушевился Псойко Рыжий, с жадностью хватая черепок.

Незаметно подмигнув Тане, Ягуни сделал несколько шагов, как вдруг тяжелая лапа сгребла его за шиворот. Из тени показалась монументальная фигура рядового Гуннио.

– Ты ведь, парень, Ягуни, да? Ты-то мне и нужен!

– В чем дело, ребят? Может, мало? – удивился Ягуни.

– Ты чего, Гуннио? Он же заплатил! – изумился Псойко.

– Плевать мне на деньги! А ну дай сюда свою руку! Ты! Живо! – прорычал Гуннио, в запястье которого все еще пульсировала боль. Казалось, браслет напоминает ему об обязательстве.

Ягуни попытался сопротивляться, схватился даже за палку, но Гуннио обезоружил его одним движением секиры, после чего рукоятью той же секиры, сопя, прижал его шею к каменному полукружью ворот. Таня, видевшая, что ее приятелю приходится туго, прикидывала, не попытаться ли огреть стражника футляром от контрабаса, как вдруг…

– Привет, кисик! Мальчик с большим топором мерзнет на часах? – промурлыкал кто-то.

Рядовой Гуннио недоуменно повернул свою тяжелую голову в сторону моста и пропал. Пропал раз и навсегда. Даже боль в запястье отступила на второй план. Да и что такое боль?

Старая любовь не умирает. Она может вздремнуть, взять отгул, временно затаиться в памяти, но окончательно она не уходит никогда. Часто она возвращается и пронзает насквозь. Так случилось и теперь. В глазах у Гуннио запрыгали сердечки. Браслет повиновения выкатился у него из руки. Ягуни был позабыт.

Да и как могло быть иначе, когда рядовой Гуннио увидел беглую фрейлину Гробулию Склеппи, слегка запыхавшуюся от быстрой ходьбы. Позади, на всякий случай держа ладонь на рукояти меча, стоял Ург. Но его Гуннио даже не заметил.

– Куда? А плату за вход? – вякнул было Псойко Рыжий, но тут же заскулил. Громадный сапог пятидесятого размера припечатал его ногу к мостовой.

– Ей бесплатно! Всегда и везде! – сказал Гуннио.

Воспользовавшись тем, что внимание стражника надежно переключилось на другой предмет, Ягуни и Таня проскользнули в город и, остановившись у каменного фонтана, откуда видны были ворота, стали дожидаться Урга. Его Таня узнала еще у ворот, но сразу подойти не рискнула.

Вскоре Ург появился вместе с Гробулией. Склеппи была радостно возбуждена и все время хохотала.

– Назначил мне свидание, когда сменится! – похвасталась она Ягуни так, как будто сто лет была с ним знакома.

– Странный тип! – сказал Ягуни, массируя шею. Рядовой Гуннио чуть не сломал ему шею древком секиры.

– Угу! Страшен, конечно, как мертвяк из камнедробилки, но что-то в нем при этом есть – р-р-р-р… – мужское. Шар-рр-ррр-м. Я даже не знаю, может, сходить? – спросила Гробулия, помахав в сторону ворот, где все еще надежно стоял на страже бедный рядовой Гуннио.

– Кстати, как тебя зовут? – спросил маг и фокусник.

– Гробулия Склеппи.

– А я Ягуни.

– Что, Ягуни, и все? Имя, отчество и фамилия в одном блоке? Скромно, но сойдет для плохих времен. Это, кстати, Ург. У него тоже с фамилией не сложилось, – представила Гробулия.

– Урга я знаю, – осторожно сказал Ягуни.

Он уже заметил, что Ург и Таня смотрят друг на друга и в воздухе повисло напряжение.

– Я же просила не ходить за мной…

– Ты забыла чашу. Вы шли к Хозяйке Медной Горы без чаши! – сказал Ург.

– А ты рад ухватиться за любую соломинку, – заметила Таня чуть мягче. Она подумывала уже о том, чтобы простить Урга.

Но тут в дело вмешался непредсказуемый фактор по имени Гробулия Склеппи.

– Стоп! – сказала вдруг Гробулия, быстро разобравшись в ситуации. – Проясним детали, Ург! Это и есть та девица, ради которой ты тащил меня всю дорогу рысью? Это и есть твоя якобы метательница ножей и вилок? Мрак! Она еще страшнее, чем ты описывал.

«Ну вот, и тут соврал», – подумала Таня, мгновенно разочаровываясь вновь. У нее всегда почему-то разочаровываться получалось значительно быстрее, чем влюбляться, и оттого жизнь приобретала излишнее сходство с наждачной бумагой, о которую соскабливаются все иллюзии.

Тем временем, оставив в покое Урга, Склеппи занялась Таней.

– О! – сказала она. – Дамочка с роялем! Как тебя зовут, дамочка с роялем?

– Не нарывайся, пастушка! Это контрабас. Если будешь плохо себя вести, я ведь могу и сыграть, – ответила Таня.

Гробулия хихикнула:

– Пощади мои хорошенькие ушки! Знаешь, как твой приятель тебя описывал? Страшная, растрепанная, нос с бородавкой! Я просто ухахатывалась! Ну-ка повернись в профиль, может, я еще чего-то не разглядела?

Таня искоса взглянула на Урга. Тот выглядел подавленным. Ладно, с ним она разберется позднее.

– Но рысью-то по дороге бежала ты, а не я… – произнесла Таня.

– Нет. Ты языкастая, но мне ты не нравишься! – сказала Гробулия задумчиво.

– Какой удар! Но, увы, я посыпаю голову пеплом по другим дням. Сегодня у меня выходной, – сказала Таня.

Гробулия снова кивнула. Два удачных ответа подряд – это уже не случайность, это уже тенденция.

– Считай, что мы подружились. Во всяком случае, заключили перемирие. Вооруженное до того, что стоматолог с воображением мог бы назвать твоими зубами. Как тебя зовут? Я Гробулия! Для самых близких врагов просто Склеппи!

– Таня. Таня Гроттер.

– Никогда не слышала такого кошмарного имени! Это случайно не псевдоним какого-нибудь пожилого немца? Ладно, пошли отсюда. А то рядовой Гуннио сбежит с поста.

«Старые штольни – это мрачное место. Раз. Сырое место. Два. Вообще во всех отношениях неприятное место. Три. Место, откуда хочется поскорее отчалить. Четыре. А Танька идет как ни в чем не бывало, и этот ее Ягуни тоже. Пять. Но отчалить можно только вниз, а когда ты и так глубоко внизу, то упасть еще глубже практически невозможно. Хотя, если очень постараться, возможно все. Ой, блин!»

Таков был краткий конспект мыслей Урга до момента, когда он стукнулся лбом о склизкое бревно, подпиравшее потолок штольни. Полчаса назад они пробрались в узкое выдавленное окошко вполне заурядного каменного строения, которое снаружи выглядело как заброшенный склад. Широкая дверь, ведущая внутрь, была замурована. Обветшавшее здание было окружено деревянным забором с небольшой сторожевой башенкой, в которой даже при самых тщательных поисках невозможно было обнаружить ни одного солдата.

– Неужели это дом Хозяйки Медной Горы? – фыркнул Ург.

– Хозяйка Медной Горы живет под землей. Это лишь один из многих входов в подземные штольни. Где остальные – я понятия не имею, – заявил Ягуни.

– А как герцог Дю Билль относится к Хозяйке? – спросила Таня.

– Хозяйка Медной Горы жила здесь задолго до появления рода Дю Биллей. И за века до того, как тут вырос Арапс. Если даже Хозяйка и раздражает Дю Билля, он вынужден с ней считаться. Но, по большому счету, Хозяйка не вмешивается в дела города. Но и гостей не любит. Можно сказать, что Арапс существует сам по себе, а она сама по себе, – сказал Ягуни.

– Пупсик, ты уверен, что мы идем туда, куда надо? – проворковала Гробулия, обращаясь к Ягуни.

– Я не пупсик, – проворчал Ягуни.

– Я тебя умоляю. Не хочешь пупситься – не пупсься. Мне оранжево все, что не фиолетово. Только скажи, когда наконец нас отсюда вытащишь? – не смутившись, заявила Гробулия.

– Мне тоже интересно! Где эта твоя Хозяйка Медной Горы? – присоединился к ней Ург.

Ягуни остановился:

– Я хочу, чтобы вы кое-что усвоили. Она не МОЯ Хозяйка Медной Горы. Она просто Хозяйка. Все, кто считал ее своей, давно уже засыпались камушками и глиной на дне самой глубокой шахты. И еще одно. Я понятия не имею, куда мы идем.

– То есть как это?

– А так! – спокойно сказал фокусник и маг. – Вы недавно видели заваленный ход? В прошлый раз я сворачивал туда. И как теперь обойти – понятия не имею. Но знаю, что Хозяйка уже знает о нашем присутствии и пустит нас, когда будет необходимо.

– А когда будет необходимо? – спросил Ург.

– Ты задаешь вопросы из цикла: что круглее – дырка или арбуз. Я-то откуда знаю? – рассердился Ягуни.

– Тогда я знаю! – сказал Ург. Он достал бронзовый ключ и раскрутил его, что-то прошептав.

Ключ стал быстро вращаться. Голова ласки уверенно показала вперед, а затем, когда они сделали шагов двести в этом направлении, ключ еще раз повернулся и показал на сплошную стену.

– Не слишком похоже на дверь. Я бы даже сказал: совсем не похоже, – задумчиво произнес Ург.

Но все же он рискнул и, отыскав в стене небольшое отверстие, вставил туда ключ. Вокруг головы ласки разлилось сначала зеленоватое, а затем красное сияние. Ключ два раза провернулся, издав тонкий свист.

В следующую секунду большой фрагмент стены просто растаял. Ключ с головой ласки вернулся в руку к очень довольному Ургу. Они стояли перед входом в огромный зал, своды которого подпирались титанического размера колоннами.

По залу прогуливалась маленькая дама в длинном зеленом платье. Ее лицо было безмятежным, однако то ли в глазах, то ли в общем выражении таилась грусть. Таня давно уже поняла, что грусть – это свойство бессмертных. Подбородок Хозяйки Медной Горы был чуть тяжеловат, а рот великоват – как у всех, кто имеет отношение к подземному народу. Глаза – небольшие и сверкающие, как драгоценные камни, – смотрели со спокойной уверенностью, заключающей в себе силу древней стихии. Они не были ни добрыми, ни злыми – сила древних лежит вне общих категорий, подпитываясь первозданной мощью хаоса.

Хозяйка Медной Горы сделала небольшой шаг и вдруг оказалась рядом. Она была не выше Склеппи, но держалась с таким достоинством, что Гробулия впервые в жизни ощутила себя неотесанной дурой, что ей совсем не понравилось.

– Ну и как вам моя дыра? – обратилась она к Склеппи.

Склеппи прикусила язычок. Она вспомнила, что не так давно в штольнях назвала жилище Хозяйки дырой.

– Я не подслушивала. Камни – мои уши. Все, что слышит любой камень в мире, – слышу и я. Все, что видит любой камень, – вижу я. Каменная магия – часть земной. Сейчас уже, правда, никто ею не владеет, только я. Для меня не тайна все, что было в мире, а тайна лишь то, что будет! – сказала Хозяйка Медной Горы и, ускользающе улыбнувшись Склеппи, повернулась к Ягуни. – Приветствую тебя, юный продавец артефактов! Надеюсь, на этот раз ты не будешь пытаться меня обмануть. Ты ведь помнишь предупреждение?

– О да! – воскликнул Ягуни. – Только лучше мне его не напоминать. Я слабонервный.

– Отлично, – сказала Хозяйка, мельком оглядев всех вошедших. – Сегодняшний день обещает быть интересным. Три человека с пестрыми аурами – совсем недурно для этого отражения. А уж артефактов сколько! Прямо глаза разбегаются. Первый артефакт – контрабас. Правда, в этом мире он бессилен. Его магия в этом отражении не действует. Второй артефакт перстень, которому захотелось стать медальоном. Полагаю, что авантюрный старик просто приобрел облик двойника…

– Si tamen a memori posteritate legar![16] – брюзгливо, но вместе с тем с достоинством отозвался Феофил Гроттер.

– Третий артефакт – ключ короля воров, с помощью которого вы проникли сюда. Я специально завалила ход – мне хотелось проверить, действительно ли это тот самый ключ или одна из сотен подделок. Будь он подделкой – вы бы еще не один час бродили по штольням, верьте мне…

– Мой ключ настоящий? – не поверил Ург.

Улыбка Хозяйки Медной Горы была так мимолетна, что Таня даже усомнилась, была ли это действительно улыбка. Она прищелкнула пальцами, и тотчас в руках у нее возник длинный свиток.

– Небольшой список из полумиллиона артефактов… Сюда входят все артефакты двух отражений. В случае, если какой-либо артефакт был уничтожен или потерял силу – он исчезает из списка в ту же секунду, что ценно вдвойне, – пояснила она. – Ну-с, посмотрим, что тут есть про твой… «Ключ короля воров. Маленький бронзовый ключ, завершающийся свистком с головой ласки, открывает все магические и немагические двери. В случае, если за дверью притаилось нечто опасное или она защищена смертельной магией, ключ нагревается в руках так, что невозможно держать его. Принадлежал королю воров Друиду Первому и его потомкам. Утрачен в 1779 году в замке Борнхольм при попытке открыть потайной проход в Потусторонний Мир, замаскированный под турецкий ковер. В настоящее время существует множество подделок, однако поддельными ключами можно открыть лишь некоторые наименее защищенные двери»… Где ты его нашел?

– Он был на скелете, в реке… – сказал Ург.

– Теперь ясно, куда вел потайной ход, замаскированный под турецкий ковер… Бедный король воров! – ничуть не удивившись, произнесла дама в зеленом. – Не хочешь продать его мне или обменять на что-нибудь? Моя коллекция артефактов очень велика.

– Нет, не хочу, – сказал Ург, крепко зажимая в ладони ключ.

Хозяйка Медной Горы кивнула.

– Я так и думала. Для тебя же это профессиональный инструмент, как скрипка для музыканта, лопата для землекопа или набор фальшивых язв для нищего.

Ург обиделся.

– Вы хотите сказать, что я всегда буду вором? Никогда не смогу завязать? – спросил он.

– Выражусь осторожнее. Ты потомственный житель Тыра. И этим многое сказано. А все они – даже самые удачливые – рано или поздно наталкиваются на ту самую неудачливую дверь или просто на нож… Поэтому я не буду настаивать и снова просить у тебя ключ, хотя это и большая редкость. Лично меня больше занимает другой твой артефакт! Тот кошелек торговца фруктами, который так хотел получить Большой Лаж!

– Неужели он тоже магический? Там же одна медь! – удивился Ург.

– Поосторожнее отзывайся о меди! Вспомни мое полное имя! – строго сказала Хозяйка. – Дай-ка его сюда!

Ург протянул ей кошелек. Хозяйка Медной Горы развязала его и, потрусив, перевернула. Из кошелька дождем посыпались медные монеты. Кошелек давно должен был опустеть, на полу выросла уже порядочная гора, а монеты все сыпались и сыпались. Хозяйка подбросила кошелек на ладони. Он оставался все таким же тяжелым.

– Медные монеты в кошельке никогда не кончаются. Это вы уже поняли. А теперь главное! Если вывернуть кошелек на другую сторону, вот так, в кошельке останется одна-единственная монетка. Невзрачная монетка из позеленевшей меди. За нее и кусок хлеба не дадут, разве что совсем заплесневевший. Но ее свойство в том, что она отнимает все магические способности у того, в чьем кармане окажется… Разумеется, на время, но и этого может оказаться достаточно. Недурно, верно?

Хозяйка Медной Горы бросила кошелек обратно Ургу. Тот задумчиво покрутил его в руках и сунул в карман.

– Послушайте, а вы не поищете в своем свитке еще кое-что? – попросила Гробулия. – Ботинки кентавра! Мне что-то такое Шурасино забавное рассказывал про Стихиария. Якобы он не может от них далеко отлететь, хотя и бесплотен, и поэтому вынужден управлять нами, используя браслеты.

Хозяйка Медной Горы заглянула в свиток:

– Это, должно быть, что-то из параллельного отражения? Сапоги-скороходы… Крылатые сандалии… Вот! Ботинки власти… «Один из волшебных новоделов Средневековья. Их создание приписывают сразу двум магам – Астрокактусу Параноидальному и Феофилу Гроттеру».

– Кому приписывают? Кактусу? Да он спер у меня идею, а сам изобрел только подошвы! – вякнул медальон, разогреваясь от возмущения.

– «Основу магии ботинок составляет тяга земная, котомка с которой осталась в магическом мире со времен богатыря Святогора. Замысел изобретателей – впоследствии не оправдавшийся – состоял в том, чтобы пленить с их помощью Ту-Кого-Нет. Признаны самым неудачным магическим изобретением на Лысегорской Выставке Магии 1566 года…» – продолжала читать Хозяйка Медной Горы.

– Подлые завистники! Они даже не видели их! Наши ботинки оказалось невозможно даже сдвинуть с места. Соображаете, что такое тяга земная? Это была жалкая идея этого творческого импотента Астрокактуса! Разумеется, мы взяли совсем немного, но все равно оказалось, что переборщили! – снова возмутился медальон.

– Так чья это была идея? Ты что-то заговариваешься! – насмешливо сказал Ягуни.

– Отстань, ничтожество! Не зли меня! У всех бывают творческие проколы! Лучше спроси у своей бабуси, что было у нее с Кощеевым в пятом году нашей эры! – огрызнулся Феофил.

– У меня нет никакой бабуси. У меня был дедуся! – удивился Ягуни.

– Бабуся, дедуся… В этих отражениях сам Сарданапал ногу сломит, – пробурчал медальон. – Одним словом, сдвинуть ботинки с места оказалось невозможно. А вот устроить встречу со Стихиарием рядом с ботинками – вполне. Когда на руны его чаши упала кровь альбатроса, ботинки тоже оказались в воронке и перенеслись вместе с ним в это отражение. И его приковало к этим ботинкам, как я и надеялся.

Последние слова медальон произнес совсем тихо и с большими паузами.

– Чаша… – задумчиво повторила Хозяйка Медной Горы. – Чаша Стихиария…

Ягуни с Ургом переглянулись.

– Эх, папочка мой дедуся! Есть еще один артефакт, который мы бы хотели вам показать. Это… в общем, вы сами увидите… – сказал Ягуни.

Он решительно забрал у Урга полотняную сумку и достал чашу. Хозяйка пристально уставилась на нее, однако даже не попыталась взять в руки. На ее лице появилось брезгливое выражение.

– Да, это она… Но это не артефакт… Это мерзость. Артефакт – это вещь в себе, чародейский предмет, который будет служить всякому магу, если тот возьмет его в руки. Пусть порой недолго, но все же… Эта же чаша служит лишь одному господину. С ним вместе она пришла в этот мир, с ним же и сгинет, если когда-то это случится.

– Так что же это?

– Жертвенная чаша с пространственными рунами. И принадлежит она Стихиарию… Стихиарии нигде не утрачивают памяти и везде сохраняют свою магию. Я не назвала бы их богами, скорее уж это злые божки из извращенного отражения, живущие по своим законам. Однако с ними лучше не связываться. Они коварны как шакалы и нарушают клятву всегда, когда появляется подходящий случай… Не рассказывайте мне всю историю. Я сказала уже, что знаю прошлое и не знаю лишь будущего…

– А если… – начала Гробулия, но Хозяйка строго взглянула на нее, и Склеппи замолчала.

– Материальны маги – белые и темные, материальны, хотя и по-своему, древние боги. Материальны даже мертвяки, ибо их дух, увы, слишком прирос к жалким интересам плоти, так прирос, что и гниение не может исторгнуть его. Душе нужно воспарить, вырваться, а она не в состоянии – все ее запросы здесь, в нижнем мире. Призраки, джинны, мороки – нематериальны, хотя имеют порой форму. Стихиарий не имеет ни формы, ни материи. Он не имеет ничего, кроме изворотливости, злобы и этой чаши, которая переносит его из мира в мир. Самостоятельно они перемещаться не могут, к счастью, – только по вызову, который потом оплачивается дорогой ценой… Много, очень много крови знала эта чаша за долгие века. Не реки, но едва ли не озера. Твой предок, девочка, совершил ошибку. Страшную ошибку. Исправляя ее, он совершил еще большее зло. Никогда нельзя покупать добро злом. Как бы мизерно ни было это зло. Или, точнее, каким бы мизерным оно ни казалось на первый взгляд. Это знаю даже я, хотя давно уже подчиняюсь лишь мудрости.

– А что же чаша? Вы возьмете ее? Или, может, уничтожить ее? – спросил Ург.

– Уничтожить ее нельзя. Она сразу восстановится вновь. Во всяком случае, в этом отражении. В отражении стихиариев, возможно, она и уязвима, но туда нам не попасть. Одно дыхание того мира смерть для нас всех, – сказала Хозяйка Медной Горы. – Я не возьму также эту чашу на хранение. Остальные мои артефакты там, за стеной, в тревоге. Я чувствую это.

– Так что же нам делать?

Хозяйка Медной Горы пожала плечами:

– Я вижу только один выход. Ключ Урга укажет вам направление к той сторожке в лесу и поможет найти Стихиария… Во всяком случае, то место, к которому привязал его твой дед ботинками и кровью самой мистической птицы из всех – альбатроса. Вот только пойти должны все шестеро. Иначе никак. Возможно, тогда вам удастся вернуться в свое отражение, обрести прежние имена и память. Весь вопрос в цене, которую придется заплатить за это одному из вас.

– Шестеро? Не слишком ли жирно для Стихиария? – возмутился Ург. – Я могу пойти и один!

– Тебя я вообще не считаю. Твоя аура одноцветна, – сказала Хозяйка.

– Ага, кажется, я поняла! Я, Танька, Ягуни. Это трое, – быстро посчитала Склеппи. – Похоже, я знаю, кто четвертый и пятый. Шурасино и И-Ван. У них тоже разноцветные ауры, если верить подзеркаливающей лошадке, которая обижается, когда ей говоришь правду в глаза. А вот кто шестой?

– Шестое и самое главное звено цепи – она, – сказала Хозяйка, кивнув на Таню. – Недостающее же звено – присваивай ему любой номер, какой захочешь, хоть первый хоть пятый, – рядовой Гуннио.

– ЧТО? Тот парень, что назначил мне свидание? – изумилась Склеппи.

– Все не случайно в этом мире. Думаю, теперь тебе придется на него сходить. Тем более что когда-то, сдается мне, это уже происходило, – усмехнулась Хозяйка Медной Горы.

– Я встречалась с Гуннио? – возмутилась Склеппи. – Ну уж нет! Мои амбиции начинаются от принца включительно. В крайнем случае они могли упасть до хорошо сохранившегося шестнадцати-семнадцатилетнего пажа из знатной семьи.

– А что за цена, которая нужна ему? Моя кровь? – тихо спросила Таня.

– Да. Вся до последней капли. Стихиарий будет требовать выполнения всех условий, я убеждена в этом.

– И это стоит сделать? Ему не помешать?

– Тебе нужен честный ответ? Честный, простой и твердый, как мрамор?

– Да, – сказала Таня.

– Чем скорее Стихиарий покинет этот мир – тем лучше для нас всех. А он покинет его только в двух случаях. Первый вариант – если произойдет чудо и вы изгоните его. И второй – если он, сам ли или используя тех, кто носит браслеты повиновения, наполнит свою чашу твоей кровью. Тогда пространственные руны этой чаши обретут силу для перемещения, – сказала Хозяйка.

– И какой из этих вариантов более вероятный? – спросила Таня.

– Второй, – помолчав, произнесла Хозяйка. – Он гораздо вероятнее. И еще: бойся браслетов повиновения и тех, кто носит их! Браслетоносцы не имеют власти над своей волей!

– Это еще как? – возмутилась Склеппи. – Это я-то не имею власти над своей волей?

– Здесь, под землей, в медном экране моей горы, твой браслет не имеет силы, но стоит вам подняться – он обретет ее. Бойся себя и своего страха, потому что ничто так не уничтожает человека, как страх. Страх боли. Сильнее страха боли может быть лишь страх уничтожения. Всего этих браслетов четыре. Один…

– У меня! – быстро сказала Гробулия. – Другой я видела у Шурасино, магистра Борея. Он сейчас в пикирующей крепости.

– Третий у того парня, Гуннио, который прижал меня в воротах. Видимо, у него и четвертый, потому что ему очень хотелось надеть мне что-то на запястье, – сказал Ягуни.

– Опять Гуннио! Видно, придется изъять беднягу из армии Арапса. К компашке из беглой фрейлины и беглого мага добавится еще и дезертир! – сказала Склеппи.

Хозяйка Медной Горы взглянула на приунывшую Таню:

– Но у меня для тебя есть и хорошая новость. Возможно, не все так безнадежно. У тебя есть защитник. Провидение, которое руководит этим миром, не чуждо справедливости. Браслетов четыре. Стихий тоже четыре. Но вас здесь ПЯТЕРО, не считая тебя и самого Стихиария. Значит, пятый – твой защитник. Знает он это или нет, но именно ему это поручено провидением. Так было и так будет всегда.

Глава 11