Б) Извращение Иисусова христианства

В каком соотношении находятся Иисус и христианство? Ницше заявляет: христианство с самого начала есть полное извращение того, что было истиной для Иисуса. "В сущности, христи­анин был только один, и тот умер на кресте" (VIII, 265). Тут случай, историческое совпаде­ние; совсем иные мотивы — жажда мести и све­дения счетов — воспользовались именно Иису­сом, перетолковали все слова его и дела, присо­чинили и то, чего не было, совершенно чуждое и невозможное для него, и превратили его тем самым в средство достижения своих целей. Поэтому смысл слов "христианский" и "анти-

[24]

христианский" у Ницше меняется. Если Иисус — христианин, то первоначальная община, и уж тем более вся позднейшая Церковь для Ницше — абсолютно антихристианское явление. Одна­ко чаще всего под словом "христианство" он по­нимает именно это христианство апостолов и Церкви. А сам Ницше будет, следовательно, ан­тихристианином в третьем, отличном от первых двух, смысле: противником Иисуса (впрочем, с должным уважением к его правдивости) и в то же время противником апостолов и Церкви (со всем презрением к их неправдивости); посколь­ку и тот, и другие для Ницше — симптомы жиз­ненного упадка. Хоть он и изображает Иисуса во всем блеске его сияющей искренности, он без малейшего колебания отвергает его.

Иисус, по Ницше, — не родоначальник и не исток христианства, а всего лишь одно из средств, которое христианство использовало в своих целях наряду с другими; вот почему ис­тина Иисуса радикально извращена в христиан­стве с самого начала. История христианства не есть процесс постепенного отпадения от перво­начальной правды, которая незаметно утрачива­лась; христианство стоит на совершенно иных принципах и родилось из иных истоков. Чуже­родного ему решительно во всем Иисуса оно ис­казило при первом же соприкосновении, при первой же попытке присвоить его себе.

Мысль об отпадении сама по себе есть мысль христианская; до Ницше отпадение понимали как ослабление, разжижение, облегчение истин­ного, первоначального христианства, данного в Новом Завете, или измену ему. На протяжении всех христианских столетий не прекращались попытки вернуться из этого состояния отпаде­ния к подлинному Новому Завету через возрож­дение, восстановление изначальной веры. Но

[25]

для Ницше извращение христианства отнюдь не отпадение, проявляющееся лишь постепенно вследствие исторических изменений; оно со­ставляет сущность христианства и присутствует в нем с самого начала. Сами Евангелия, весь корпус Нового Завета — уже извращение.

Смысл этого извращения Ницше усматри­вает в следующем.

Иисус реализовал жизненную практику, а в Новом Завете речь идет не о жизни, а о вере. Но: "Если быть христианином сводится для Вас к тому, чтобы признавать некую истину, то Вы просто-напросто отрицаете христианство. Вот почему никаких христиан на самом деле не бы­ло" (VIII, 266). Христос — как и Будда — отли­чался от других людей поступками, а христиане с самого начала отличались от других лишь ве­рою.

Вера стала учением. То, что было символом сообщаемого блаженства, стало ощутимой ре­альностью: "сплошные факты и личности вместо символов, сплошная история вместо вечных ре­алий, сплошные формулы, обряды и догмы вме­сто практики жизни" (XV, 260). "Священное ска­зание заступило на место символического Те­перь и Всегда, Здесь и Повсюду; чудо — на место психологического символа" (XV, 287). Из Иису­совой истины, оспаривающей реальность всего личного и исторического, "фабрикуется" личное бессмертие, личный Спаситель, личный Бог (XV, 286). Но: "Ничего не может быть более чуж­дого христианству, чем все эти грубые церков­ные пошлости о Боге как личности, о грядущем "Царстве Божием", о потустороннем "Небесном Царствии", о "Сыне Божием" — втором Лице Троицы... Все это — всемирно-исторический ци­низм, нагло издевающийся над символом..." (VIII, 260).

[26]

Прежде всего на место действительного Иисуса подставили выдуманный образ Иисуса: борца и фанатика, нападающего на священников и богословов; затем, в интерпретации Павла, по­явился образ Спасителя, в котором важны были, собственно, лишь смерть и воскресение.

По мере того, как Ницше отмечает одно за другим все проявления "Великого Извращения", в нем растет изумление перед открывающейся ему картиной: "Человечество преклоняет колена перед прямой противоположностью того, что со­ставляло источник, смысл и право Евангелия; в понятии "Церковь" оно освящает именно то, от чего стремился уйти блаженный "Благовестник" и что он считал наконец преодоленным — едва ли можно отыскать более поразительный при­мер всемирно-исторической лжи..." (VIII, 262).