Кинематографические критерии нравственности молодежи

Кинематограф, как мне представляется, призван положительно влиять на индивидуальное сознание, мировоззрение и духовный мир человека. Поэтому важно подчеркнуть роль нравственной ответственности творца произведения за то, какие идеи несет его творчество, особенно подрастающему поколению.

Но не стало ли то, что мы сегодня называем свободой слова на самом деле свободой вседозволенности? Ведь сила слова, сила образа —колоссальна, она страшнее любого оружия. В погоне за «кассовыми» фильмами режиссёры зачастую забывают о нравственности. Угождая извечной потребности человека «хлеба и зрелищ» или считая, что, «пиплз схавает», как сейчас модно говорить, они редко обходятся без сцен эротики, жестокости, насилия. Отсюда очевидное снижение художественного вкуса зрителей, притупление остроты духовного восприятия. Цензурные цепи сняли, свободу дали, и что же мы получили? Вдруг оказалось, что самое лучшее было в прошлом, во время жесткой критики, когда еще не было спецэффектов, но остро звучала щемящая тема исканий человеческой души. Мы не устаем пересматривать такие фильмы из года в год, а ведь только качеством произведённого на нас впечатления, только через зрителя может быть понята, учтена ценность того или иного произведения, как писал известный теоретик и критик Владимир Саппак.

Снижения критериев нравственности молодёжи отчетливо просматривается в сравнении двух фильмов: «В моей смерти прошу винить Клаву К.» (1979 г., режиссёры Николая Лебедев и Эрнест Ясан) и «Все умрут, а я останусь» (2008 г., режиссёр — Валерия Гай Германика). Какие нравственные ориентиры указывают нам режиссёры этих картин? И какие предлагают примеры для подражаний?

В фильме «В моей смерти прошу винить Клаву К.» показана история первой юношеской любви мальчика Сережи к девочке Клаве. Он — гордость школы, победитель математических олимпиад, чемпион по шахматам, спортсмен и просто красавец. О своей возлюбленной Сергей восторженно отзывается: «Когда её нет рядом, я не существую… Жду, когда её увижу. Мне без Клавы ничего не интересно, даже если Нобелевскую премию будут давать, а её при этом нет — всё! Отпадает!». Но здесь мы видим платоническую любовь, ограничивающуюся лишь кротким поцелуем, который скорее можно сравнить с касанием. В картине же «Все умрут, а я останусь» мы встречаемся с тремя девицами постоянно «сосущими» пиво и что покрепче. Они явно не блещут умом, о чем говорит их заявление на уроке: «Геометрия — фигня какая, никому не нужна, смех один». С первых же кадров мы слышим лишь мат и циничные похотливые высказывания, самое приличное из которых: «Пусть будет дискотека, у меня будет парень».

В картине Лебедева и Ясана в главного героя безответно влюблена одноклассница Таня Ищенко, но она, понимая, что ей не на что рассчитывать, смиряется и не препятствует счастью подруги. Герои фильма переживают свое первое неразделенное чувство, в финале приходя к высоте пушкинских строк: «Я вас любил так искренне так нежно, как дай вам Бог любимым быть другим». У Германики же одна из девочек, сжигая чучело своей соперницы, кричит: «Гадина, гадина! Сгинь уродина! Алекс мой!».

Внимание Клавы Климковой в скором времени привлекает перспективный новенький мальчик из параллельного класса Лаврик — сын врача, отличник, однажды даже сыгравший вничью с Михаилом Талем. Они лишь станцуют вместе, но молодой человек, посчитав это уже за предательство по отношению к Сергею, высказывает девушке: «Ты друга предаёшь. А вот это называется подлостью. Клава, как мне известно, женское имя. Так тебе его по ошибке дали».

Предательство со стороны Кати, не смотря на клятву, которую подруги дали вначале фильма: «Пацанов у друг друга не отнимать, не предавать, любить друг друга пока не вырастем», — заключается не в танце и даже не в поцелуе, а в лишении девственности в грязном подвале с Викиным вдохновителем.

Вновь обратимся к первому фильму. Сергей пытается добиться того, чтобы показаться достойным любви в глазах Клавы, но когда все старания оказываются тщетными, он принимает решение покончить с жизнью, спрыгнув с утёса. Друзьям Тане и Лаврику, к счастью, удаётся остановить отчаявшегося молодого человека, хотя сама Клава колко высмеивает Сергея перед одноклассниками. Трагедию, которую могла бы случиться с Сергеем, предотвращает его счастливый соперник — Лаврик.

В фильме Германики Катю жестоко избивает приревновавшая ее старшеклассница. Один из самых сильных эпизодов в картине «В моей смерти прошу винить Клаву К.» — разговор по-мужски, без криков, истерик и обмороков, между Сережей и его отцом. Этот мудрый человек действительно понял своего сына и, обращаясь к примерам из поэзии русских классиков, дал совет на века: «Нужно страдать!».

Ситуация в семье Кати изначально показана с большим надрывом. Кроме порки и побоев ей трудно что-либо ожидать от своих родителей. И, воспользовавшись обещанием отца: «Пальцем не касаться до неё», — девушка посылает своих ближних на «три буквы», следом произнеся ключевую фразу фильма: «Все умрут, а я останусь».

Неужели описание подобной жестокости — возможная для искусства вещь? Почему в фильме Валерии Гай Германики напрочь забыто самое главное слово — Любовь? А ведь если оно отсутствует, то произведение уже нельзя назвать нравственным. После просмотра возникает лишь чувство безысходности и подавленности в душе. Тогда во имя чего снимать картину?

Неужели не для того, чтобы истина доходила до сердца, как в фильме режиссёров Николая Лебедева и Эрнеста Ясана? Страшно произносить слово «цензура», но ведь кто — то должен брать на себя ответственность за то, что показывается зрителю. Чья совесть может говорить громче всех, если не совесть самого художника? Как с поразительной точностью писал об этом А.С. Пушкин: «Цензура необходима для того, чтобы защитить писателя от произвола общественности, а общественность — от произвола писателя». А это значит, что создателям фильмов нужно быть особенно внимательными и к своей душе и к душе своего юного зрителя.