Итак, когда Элвис Пресли, а именно так звали водителя грузовика, Скотта и басист Билл Блэк перешагнули порог маленькой «SunStudio» на 706-й авеню вечером в понедельник 5 июля 1954 года, не было даже намека на то, чем это закончится. Сэм заранее заказал открытую сессию, чтобы Элвис смог акклиматизироваться в студии и немного попеть. Никакого давления, никакого стремления что-то создать. Была по сути репетиция. Скотта предложил привести и Старлайта 4iРэнглерса из своей хиллибилли-группы, чтобы поддержать парня, но Сэм решил, что гитары и баса достаточно для его замысла. «Надо только задать немного ритма, — сказал Сэм. — Нет смысла слишком усердствовать».
Двухдорожечный магнитофон работал, просто на всякий случай. Запись всегда можно стереть. Но именно так та уникальная запись и была сделана.
Исполнив сначала пару жалобных баллад в стиле кантри, музыканты не нашли того неуловимого «чувства», которое искали, и решили сделать паузу.
Девятью месяцами ранее, когда Элвис ждал свою гибкую пластинку, записанную им в подарок на день рождения матери, секретарь Сэма поинтересовалась, что он поет, и Элвис застенчиво ответил: «Я пою все». Это было действительно так. Его репертуар охватывал диапазон от эстрадных песен Дина Мартина, Эдди Фишера и джазовых мелодий Билли Экстайна до песен с гладким, проникновенным звуком, которым в совершенстве владел Клайд Макфаттер. А когда она спросила Элвиса, кого из известных певцов напоминает его голос, он искренне ответил: «Да вроде бы я сам по себе». Теперь, когда хвастаются исполнительской манерой, напоминающей голос Элвиса, не принимают в расчет, что невозможно передать уникальное томление его голоса с отчетливым индивидуальным звуком, который заставлял людей вопить от восторга и слушать, слушать. Музыка кантри выявила сельский, южный, ребяческий шарм Элвиса, «яблочный пирог мамочки», госпел выдвинул на первый план эмоциональную подоплеку богобоязненного баптиста, в то время как ритм-энд-блюз передавал сексуальность, тлеющую под застенчивым внешним видом Элвиса. В тот знойный июльский день 1954 года стало ясно, что не существует стиля, способного полностью выразить изменчивый коктейль противоречий, имя которому — Элвис Аарон Пресли. По крайней мере, он не укладывался в рамки ни одного из известных стилей.
|
|
Пока Билл и Скотти попивали колу, а Сэм в пультовой подстраивал аппаратуру, Элвис под настроение начал наигрывать «That'sAllRight, Мата» («Все в порядке, мама»), малоизвестныйблюз столь же малоизвестного блюзмена Артура Крадапа по прозвищу Биг Бой.
Элвис просто дурачился, а Скотти и Билл подключились в той же импровизационной манере, желая немного «выспустить пар», прежде чем заняться серьезной записью. Знали ли они в то время, что возникло что-то новое, что-то неожиданное, радостное и настолько электризующее, что только можно создать при наличии одного голоса и трех инструментов (без барабанов), нечто такое, что едва можно было сдержать? Но что бы то ни было, оно звучало в неустанном неистовом ритме, напоминающем сумасшедший поезд, в колеса которого вселился черт. Позже Скотти, подводя итог обсуждению ранних записей студии «Sun», сказал, что они были «чистым ритмом». «Сэма не волновало, если мы пропускали ноты, мы просто продолжали на одном дыхании и не отступали до конца».
|
|
Когда замер последний аккорд, Сэм просунул голову в открытую дверь пультовой и спросил, что они делали. «Мы не знаем», — признался Скотти, несколько обеспокоенный тем, что их «засекли». «Ладно, повторите, — сказал Сэм взволнованно, — попробуйте найти место, откуда начать, и сделайте это снова».