Глава 43. «Жевательная гранола недовольства»

EPOV

Я сузил глаза на вопрос на бумаге, нахмурился и вдавил локти в матрас.

В каком году Япония вступила во вторую французско-индокитайскую кампанию и формально установила императорскую власть во Вьетнаме?

Я наклонил голову и в седьмой раз прочитал вопрос, и был страшно рад, что это было последнее предложение, правильно? Гребаное дерьмо. Я вздохнул, свел брови и, наконец, расслабился, лежа на животе на моей кровати.

Было поздно. Или, на самом деле гребано рано. Это неважно. Надо мной насмехался этот чертов практический тест с грамматическими ошибками, и я быстро нацарапал мои лучшие догадки, прежде чем отложить его до следующего ублюдочного урока английского.

Язычок коснулся моего плеча с края постели, и я свел мои зубы вместе.

- Это неправильно, - тихо и задумчиво сказала она, всматриваясь в мои ответы на скомканном листке. Он стал жертвой моей агрессии.

Я приподнял бровь и повернул голову, чтобы лучше видеть ее лицо.

- Заботишься о моем обучении, Мисс «Я, блять, знаю все», - поддразнил я. Ну, большей частью поддразнил. По секрету, она странно раздражала меня последние два часа.

Она надула свои полные губы, какое-то время обдумывая вопрос, а потом издала капитулирующий вздох.

- Я не могу запомнить даты. Я просто… не думаю, что это правильно, - закончила она, изящно пожав плечами и отправляясь с моей постели на диван.

Я резко вздохнул и собрался высказать лживое замечание о том, как сильно она, блять, бесполезна, когда мои глаза неохотно следили за ее обнаженными ногами. Ее тонкая красная многоярусная юбка развевалась вокруг ее коленей, и я был загипнотизирован плавными движениями, когда она переступала через мой бардак на полу.

Я тряхнул головой и попытался сфокусироваться на следующем вопросе, пока говорил.

- Что ты скажешь, если придешь сюда опять? – растерянно пробормотал я, продираясь сквозь следующий абзац в учебнике. Я пытался игнорировать желание спрыгнуть и собрать всю грязную одежду с пола. Я предполагал, что это не может быть сильно привлекательным, правильно?

Мягкий смешок Беллы отозвался в моих ушах.

- Ничего, - просто ответила она, и ее уклонение от моего вопроса невозможно усилили мое разочарование, но я отогнал его. Как я могу злиться на мою девочку, которая пришла составить мне компанию? Я не мог.

Я продолжал отвечать на заданные вопросы и был возмущен определенным фактом, что собирался провалить этот тест. Я никогда не проваливал тесты. И это дерьмо реально гребалось от моей решимости оставаться неспящим.

Белла громко вздохнула на диване, привлекая мое внимание, и я сосредоточился на ней.

- Мне скучно, - пробормотала она, накручивая сияющий локон каштановых волос на палец. Она надела ту самую сексуальную одежду с Валентинова дня, и я был рад, что она сделала это специально, чтобы отвлечь меня.

И я буду гребаным придурком, если скажу, что это не сработало.

Я попытался раздеть ее глазами от ложбинки, игнорируя цепочку, которую подарил ей, переводя внимание на грудь. Я был совершенно уверен, что не поэтому купил ее. Я был противен сам себе за то, что пожирал ее глазами, и продолжал разочаровываться от того, что было скучно и ей, и мне. Мы оба могли бы найти более интересные занятия.

- Ну, дерьмо, Белла, - начал я, и в моем тоне скользнула досада.

- Мы всегда можем, блять, вздремнуть, или что-то, - выпалил я и немедленно ощутил себя дерьмом, когда ее лицо вытянулось, и она вздрогнула.

Она отпустила локон волос, и он скользнул по ее ложбинке на живот.

- Мы уже говорили об этом, Эдвард, - полная раскаяния, шепнула она и опустила глаза к коленям.

Я смотрел на ее мрачное выражение некоторое время, и моя вина от того, что она вынуждена резко говорить и даже не контролирует это, нарастала.

- Прости, - тихо извинился я ее хмурости и сделал глубокий вдох успокоить свое разочарование. Я имею в виду, было абсолютно гребано – и исключительно редко – для меня раздражаться на мою девочку.

Я чувствовал себя как придурок.

Достаточно было и того, что она пришла, и я напомнил себе об этом, когда выдавил кривоватую улыбку, на которую Белла посмотрела из-под ресниц. Она неуверенно улыбнулась в ответ, один уголок ее красных губ нежно изогнулся, потому что эта кривоватая улыбка была только ее и ничья больше. Я не владел ею. Она, блять, владела мною. Я был полностью уверен, что она тоже знает это. Это была единственная причина, по которой я оставался здесь, в этом доме.

Я прикинул, что Эммет может ждать меня в гостиной, и в любую другую ночь я бы уже был там. Это стало своего рода ритуалом для нас – встречаться там около полуночи и проводить несколько часов за какими-нибудь гребаными видео играми, выбираемыми Эмметом. Это было убийственно скучно, и хотя мы редко говорили о чем-нибудь, не касающимся того, что мы делали в настоящий момент, я давал ему развлекать меня, сдерживая желание пнуть его задницу.

Но в первую ночь за месяц я не покинул комнату встретиться с ним. Я никоим образом не мог оставить мою девочку. Она была такой, блять, прекрасной и сексуальной, когда улыбалась и расслаблялась на черной коже… Мне нужно было коснуться ее. Повсюду.

Но с первой секунды, когда я заметил ее, стоящую в середине моей комнаты, всю гребано красную и восхитительную, в отличие от моей дрянной жизни… она не позволила мне. Она сказала «печенье», прежде чем я мог дотронуться до ее кожи или волос. Хотя я был растерян и обижен, она уверила меня, что у нее сегодня ночь «выключено». Я не понимал, блять, что это означает. Каждая ночь была для нас ночью «выключено», пока мы были не вместе. А теперь, когда мы были здесь, я подумал, что вернулись старые времена.

Стыдно, но первая мысль, промелькнувшая в моем мозгу, когда мои глаза остановились на ней, была… сон. Белла была специальным сном, когда стояла в моей комнате в одиннадцать вечера. И впервые я почувствовал, как я хочу ее. Она была не только сном, но она была едой, и похотью, и отвлечением внимания, и спокойствием, и привязанностью. Я был такой задницей, что не сразу увидел, кто она, и что она может мне предложить.

Эта вина, дополненная вечной неприкосновенностью безопасного слова, помогла поддержать мою решимость удерживать расстояние от нее, потому что даже если я не мог прикоснуться к ней… или спать, я просто был счастлив, что она здесь.

Я наблюдал, как она вдруг запустила руки в волосы, скривившись, и достала две заколки, удерживающие ее челку сзади. Мои губы весело вздернулись, когда она недовольно смотрела на них в своей руке. Они всегда причиняли боль ее голове, и я, в любом случае, всегда предпочитал ее распущенные волосы.

С сопротивляющимся вздохом она пальцами откинула волосы со лба, приглаживая их сзади и разрушая восхитительный пробор в ее волосах, когда спутанные волны локонов обрамили ее лицо. Это был неестественно сексуальный жест, и я был заколдован этим, так что почти не заметил, как она со злостью бросила причиняющие боль аксессуары для волос на мой пол с раздраженным взглядом на то место, куда они упали.

- Ты действительно запустил комнату, - грустно вздохнула она, расслабляясь и чувствуя большее удобство, когда перестала болеть ее голова.

Я не смог скрыть сердитый взгляд и перевел глаза на бумагу.

- Я… не ожидал гостей, - неловко уклонился я. Похоже, она, блять, знала, как сильно это беспокоило меня.

- Я могу привести все в порядок, если хочешь, - робко предложила она.

- Нет, спасибо, - резко отказался я, возможно, слишком поспешно, избегая ее взгляда. Я позволял ей готовить для меня и мурлыкать мне колыбельную, но будь я проклят, если потеряю остаток гордости, которая непременно вспыхнет ярким пламенем, если буду наблюдать, как она собирает мои грязные боксеры с пола. Каждый ублюдок должен где-то проводить черту.

Она вздохнула, и мы опять молчали, пока я пытался… блять… сконцентрироваться.

Вопросы теста. Сосредоточиться. Индокитай. Сосредоточиться. Вьетнамская империя. Сосредоточиться. Ноги Беллы в дюйме от моего грязного белья. Дерьмо.

Концентрация. Хо Ши Мин. Концентрация. Вьет Мин. Концентрация. Грудь Беллы и ее цепочка. Блять.

Мы провели весь месяц, ускальзывая незамеченными с ланча за школу, чтобы… ну… просто поцеловаться и найти уединение. Хотя мы обычно просто болтали и ели во время поцелуев, я всегда был ласковым и нежным. К счастью, животное желание поиметь ее не возвращалось, но мы никогда не возвращались к прошлым поцелуям, и даже хотя я до боли хотел дотронуться до нее везде, никогда не делал этого.

Она выглядела наслаждавшейся близостью, даже хотя мы оба заканчивали растрепанными и более сексуально неудовлетворенными, чем когда спали в одной постели вместе. Эта постоянная дерьмовая сексуальная неудовлетворенность вредила моей сосредоточенности, и я разочаровался в амфетаминах. Я думал, что было бы, если они будут… и дерьмо… я пройду этот тест.

- Так, - начал я, желая облегчить ее скуку и как минимум, раскрутить ее на беседу.

- Раз уж ты, несомненно, соображаешь все эти вещи об Индокитае, я думаю, ты будешь единственным мозгоебом на этом практическом тесте, - я балансировал на локте, сжимая листок в моей свободной руке, немного обмахиваясь им.

Она фыркнула и сложила под собой ноги, тряхнув головой. Я драматически надул губы, но тайно был очень загипнотизирован взглядом ее глаз. Она выглядела такой, блять, отдохнувшей. Я едва видел темные круги. Я начал задаваться вопросом, как она спала, прежде чем она наконец обратила внимание на мои фальшиво надутые губы.

- Крепкие сиськи, Каллен, - фыркнула она и оперлась с ухмылкой локтем на спинку дивана.

- Это то, что ты получишь за будущие успехи в обстановке, - обольстительно подмигнула она. Не помогая концентрации.

Я скупо улыбнулся, борясь с гримасой, появившейся, когда она назвала меня «Каллен». Какого хрена? Я не был уверен, почему, но это сверлило меня. Вместо того, чтобы обойтись с ней как с дыркой от задницы, и в изумлении закатил глаза, вернувшись к странице учебника.

- Я припомню это, когда ты, блять, вернешься завтра в прибранное помещение.

Я ухмыльнулся в ответ, и она оценивающе кивнула с изящным «Туше».

Я улыбнулся и возобновил чтение учебника, перед тем как бросить на нее взгляд из-под ресниц, как она обычно делала со мной, чтобы отплатить этой сучке.

- И в любом случае, - начал я низким и обольстительным голосом, который она, возможно, сочтет сексуальным,

- Ты можешь показать мне свои крепкие сиськи, если хочешь, - я игриво подмигнул ей в ответ.

После этого ее глаза вдруг потемнели и она ровно села на диване. Ее длинные ресницы почти задевали ее брови, когда она вскинула голову и взглянула на меня. Ее полные красные губы искривились в непристойной ухмылке, от которой мои гормоны внезапно зашевелились. Она выглядела такой гребано… другой. Почти наглой.

Мои глаза расширились, и я громко сглотнул, когда ее руки придвинулись к подгибке ее блузки и начали тянуть ее вверх. Я полностью, блять, уверен, что онемел, и моя челюсть опасно отвалилась. Я не знал, что делать, наблюдая, как она поднимает ее и стягивает через голову. Я думал, блять, Белла. У меня нет слов. Ты не слышала поддразнивания?

В любом случае я не мог ее остановить.

Она сбросила красную ткань и осталась сидеть в красном кружевном лифчике, который вызвал больший признак моих фантазий, чем я был готов признать. Медленно она дотянулась до своей спины, выгнув грудь и, вопросительно ухмыляясь, глядя в мои глаза, расстегнула лифчик и стянула его с плеч.

Я хотел открыть рот и сказать, что в этом стриптизе, блять, нет необходимости, но… я просто не мог подобрать слов, так что наблюдал, прикованный к месту, как ее красный кружевной лифчик соскальзывает по ее рукам, открывая грудь, и падает на колени.

Я почувствовал, как мои глаза потемнели, уставившись на ее обнаженную грудь, и непроизвольно пошевелился на кровати – моя эрекция больно вдавилась в матрас подо мной. Не то чтобы я не привык к болезненной эрекции за последние четыре месяца. Гребаное наглое поддразнивание.

Она знала, что я не могу коснуться ее, не могу поцеловать ее, не могу даже, блять, вдохнуть ее. И она раздевается здесь и нечестно улыбается, откинувшись на спинку дивана и накручивая свои сияющие волосы на палец – топлесс.

Я отвел глаза прочь от ее сосков, и этой проклятой цепочки, и сияющих локонов на бледной коже успокоить гормоны и попытаться закончить тест.

- Туше, - уступил я стыдно скрипучим голосом, сражаясь за концентрацию на Индокитае.

Она заплатит за это завтра на ланче, когда, надеюсь, я смогу коснуться ее опять. Надеюсь

.

***

Я точно не засек, когда Белла ушла утром. Я ушел в ванную пописать, потому что кофеин в сочетании с эрекцией требовали освобождения мочевого пузыря. Когда я вернулся, она уже… ушла, и солнце показалось из французских дверей.

***

Я фыркнул и пробежал пальцами через волосы, уставившись на бардак на полу, обсуждая, чистый он или нет. Она может придти опять следующей ночью, и я опять почувствую себя гребаной свиньей. Я решил подождать, пока я не вернусь домой из школы, потому что эти часы между нашими встречами были для меня наихудшими, и я буду благодарен за отвлечение внимания.

Я был готов удрать, как всегда делал, вылетая из дома до того, как Карлайл мог увидеть меня даже со стороны. Я прекратил разговаривать с ним с моего дня рождения. Назовите меня гребаным юнцом, но я был накормлен его дерьмом. Я уставал от игр и отказывался делать что-то далекое от абсолютно необходимых песен и танцев. Я ходил в школу, получал образование, ел еду, соблюдал гигиену, менял одежду и ходил по пятам как гребаный щеночек, когда репетировал шарады, готовясь к следующему дню.

Я подхватил Джаса и позволил ему воодушевленно болтать о новом кинофильме, пока я кивал и изображал, что слушаю. Мои веки прикрылись, и я боролся с тем, чтобы связно мыслить, пока я за рулем. Я использовал воспоминания о моей девочке, сидящей на моем диване всю ночь топлесс, чтобы держать себя в готовности.

Да. Очень эффективное дерьмо.

Когда мы припарковались, я был раздраженно-нервным, что она все еще чувствует «выключено» и не хочет, чтобы я касался ее. К счастью, она вышла из Порше и направилась ко мне, как делала каждое утро. Я удивленно нахмурился, заметив, что ее вид отличается от того, который был несколько часов назад. Ее глаза были темными, лицо болезненным, щеки впалыми, и губы бледными, и ее багровые веки прикрывали большую часть ее поля зрения. Она прекрасно выглядела, когда покидала мою комнату, но сейчас она выглядела так… так, как вчера, когда мы прощались на стоянке после школы.

Я улыбнулся, когда она вошла в мои руки и крепко обняла мою шею, почти шокировав меня, и я был гребано успокоен. Я обхватил руками ее талию и зарылся носом в ее капюшон, наконец дотронувшись и вдохнув, и поцеловав ее голову. Даже хотя я насладился ночным визитом, было гребано непереносимо видеть и не дотрагиваться.

Я натянуто улыбнулся, когда она отпустила меня.

- Все в порядке было утром? – нервно спросил я, блять, молясь, чтобы ее не засекла Эсме. Это было последним, в чем мы нуждались, и я хотел заплатить за риск большей внимательностью.

Она прикусила губу и наклонила голову.

- Да, - безразлично пожала плечами она, и я выдохнул, даже не осознав, что задержал дыхание.

Она не чувствовала «выключено», и ее не поймали. Моя девочка была гребано прекрасной молодой нарушительницей закона.

Я с облегчением улыбнулся и повел ее в класс, предвкушая ланч, и я мог сказать, что она тоже, потому что когда мои губы нашли ее шею перед ее дверью, она затрепетала. Я улыбнулся ей в кожу, отпустил и пронаблюдал, как она входит в класс. Пошатываясь и подволакивая ноги, что реально, блять, озаботило меня. Ранее она так плохо не выглядела.

Я отбросил чувство беспокойства и пошел через день, как всегда. Я провалился на тесте по истории. Ублюдочная «F». Это ухудшило мое настроение, так что я скомкал листок в кулаке, выбросил его в урну и пошел встречать Беллу на ланч.

Какого хрена я соберусь посетить Индокитай?

Она ждала меня на своем месте, положив голову на руки, когда я подошел. Она, должно быть, услышала мое появление, потому что, когда я появилась на пороге, ее голова внезапно дернулась и она сознательно улыбнулась мне.

Надо признать, что я нетерпеливо ожидал ланча весь день. Я мог отвести ее в комнату для ланча, чтобы она поспала, потому что выглядела тревожно истощенной, но вместо этого обнял ее за плечи и повел ее из класса на наше знакомое место. Я не винил себя за это, потому что ее шаги оживились на тротуаре по мере приближения к двум зданиям, точно как каждый день, когда мы в полдень выходили из дверей.

Мы проскользнули между зданиями и я освободил ее, когда мы наконец достигли места и заняли нашу обычную позу на траве, бок о бок, привалившись к стене. Она улыбнулась, протягивая мне коричневый бумажный пакет, и я, блять, закатил глаза и взял его.

Я первым добрался до печенья, и не потому, что знал, что они вкусные, а потому, что интересовался Эсме. Теперь моя девочка давала названия печеньям, связанными с Эсме, и я надеялся на некоторое улучшение ее усилий сломать ее решение против наших отношений.

Конечно, название печений не было очень ободряющим. «Жевательные гранолы недовольства».

Я нахмурился на черные чернила, потирая их моим большим пальцем, как будто мог стереть нафиг все это дерьмо и сделать все великолепным. Это гребаная шутка.

Со вздохом Белла стянула капюшон, и я нахмурился, увидев тусклость ее волос, убирая печенья в сторону. Прошлой ночью они сияли.

-Итак, - начала она, прислоняясь ко мне с глубоким зевком. - Я поспрашивала и… наконец нашла, кто был первым Джеймсом Бондом, - продолжала она, заканчивая зевать, качая головой и украдкой глядя на меня.

- Ты был прав. Шон Коннери был первым Джеймсом Бондом, - уступила она, продолжая дискуссию, которую мы начали вчера. Она закатила глаза от моего самодовольного выражения, потому что… блять, Белла. Каждый знает, что Коннери был первым Бондом.

- В мою защиту, - добавила она, блять, возмущенно, протирая глаза от слез, оставшихся после зевка.

- Роджер Мур лучше в любом случае, - она пожала плечами и расслабилась, опершись о стену, вытянув перед собой ноги.

Я фыркнул над ее необразованностью и зеркально отобразил ее позу, только протянув руку, и она дала мне доступ к ее плечам.

- Окей. Я могу весь час обсуждать это лошадиное дерьмо, - я искривил бровь от ее скептицизма, потому что… нет гребаного способа, по которому Мур будет лучше Коннери.

- Но, - продолжал я, придвигая ее ближе и укладывая щеку на ее висок. Я снизил голос, опять намекая на непристойность.

- Ты, возможно, просто сверкнешь своей грудью, чтобы отвлечь меня от твоего оскорбления классических фильмов, - пробормотал я в ее кожу, улыбаясь, а моя рука нашла подбородок и развернула ее лицо ко мне.

Она изумленно смотрела в мои глаза и дернула губами.

- Извини? – она почти захихикала, но я оборвал ее, нежно втянув ее нижнюю губу в свой рот, и теперь она не могла говорить.

Но она вздохнула в мой рот, и приоткрыла губы углубить поцелуй, и страсть, с которой наши языки встретились, напомнила мне… она не колебалась прошлой ночью, показывая грудь.

BPOV

Вкус его языка на моем заставил каждую клеточку моего тела вернуться к жизни, и я удержала стон, когда рука Эдварда нашла мои бедра и придвинула меня ближе.

Лучший способ оставаться в готовности.

Весь день прошел в борьбе, и даже хотя я не позволяла Эдварду видеть это, на каждом уроке поглощала кофе из термоса, чтобы оставаться в сознании. Обычно я не скрывала того, что устала, но знала, что он настойчиво потащит меня в кафетерий спать, а мне хотелось избежать этого.

Наши языки вяло перемешивались, и то, как он обхватывал мои бедра, вынесло на поверхность вспышку воспоминания: тот полдень месяц назад, когда он прижимал меня к кирпичам за мной. Я простонала в рот Эдварда от воспоминания, и он придвинул свое тело ближе к моему во вспышке желания, и возбуждение на минуту придало мне энергии.

Он больше не действовал так. Он обнимал мою щеку и ласкал мои волосы, пока его язык нежно двигался на моем. Он был ласковым и любящим – не доминирующим и настойчивым. Я почувствовала знакомую волну вины и стыда за смущением от той версии близости, которую я предпочитала.

Много раз я опять почти обдумывала сослаться на терапию, просто чтобы вызвать его прежнюю реакцию, пока не осознавала, какой совершенно отвратительной и злой это делает меня, и моя грудь сжималась от вины и смущения.

По правде говоря, я так устала от расхода сил на необходимые умственные усилия продираться через запутанные смыслы за всем этим, так что позволяла ему целовать меня, как он хочет, и любила каждую секунду его благоговейного обожания моих губ и лица, и волос. Я отталкивала прочь желание подстегнуть его большую личную настойчивость.

Его руки начали ползать по моим бокам, и я наклонила к нему тело запустить руки в его волосы. Он улыбнулся через поцелуй, и его рука поднялась, и я моментально смутилась от изумления, когда она вдруг схватила мою грудь.

Я задохнулась от удивления, и он легонько отстранился, с ухмылкой открывая глаза встретить мой взгляд, облизывая губы и лениво массируя мою грудь ладонью. Его глаза были такими темными, и я внезапно встревожилась, так как они выглядели несфокусированными. Они почти двигались из стороны в сторону. Его нос легонько зарылся в меня, и я невольно простонала. Он не касался меня таким образом… уже так долго, и от этого моя кровь вскипела и дыхание участилось.

Он с ободрением воспринял мой стон, и быстро переместил свою руку к краю моей толстовки, проскальзывая под нее и касаясь своими губами моей шеи. Я наклонилась, давая ему лучший доступ, и его холодная рука скользнула по моему телу опять к моей груди.

- Мммм, - промычал он в мою шею, и я прикусила губу, когда его большой палец начал потирать мой сосок через ткань.

- Ты сменила этот красный лифчик, ну и хрен с ним, - пробормотал он в мою кожу и запустил пальцы под мой лифчик, снова удивляя меня. Я задохнулась и невольно выгнула к нему грудь.

- В любом случае, он лучше смотрится на моем полу, - хрипло хихикнул он и продолжил массаж.

Я боролась с желанием залезть на его колени, мурлыкая от ощущений, доставляемых его рукой.

- Что за внезапный интерес к моему нижнему белью? – растерянно спросила я, зарываясь в его волосы и прижимая его ближе. Я была благодарна за его смелость, потому что хотя и любила нежные поцелуи, но решила, что эти были явно лучше.

- Ты была такой жестокой прошлой ночью, - простонал он в мою шею, когда я опять выгнулась к нему, чтобы быть ближе. - Я надеюсь, ты понимаешь, что я провалил тест только из-за этого, - пробормотал он и переместился к моей другой груди. Я простонала.

Я запустила пальцы в его волосы и свела брови в замешательстве.

- Что? – задыхаясь, спросила я, когда его зубы прикусили мою мочку уха.

- Ты должна рассказать мне, как обошла систему сигнализации Карлайла, - он резко выдохнул в мое ухо. - Потому что… блять, Белла. Я пытался сделать это дерьмо годами, - шепнул он и вернул губы на мою шею, продолжая массировать меня, и его язык соприкоснулся с моей кожей, и это почти полностью отвлекло меня, но я смогла оторваться от него на чуть-чуть.

Я встретила его прикрытый взгляд, и он продолжал облизывать свои губы и лапать меня, пока я хмурилась в замешательстве.

- Какого черта ты говоришь? - спросила я, пытаясь отклониться и сопротивляясь удовольствию, которое оказывала его рука, тесно двигаясь между моим телом и моим лифчиком.

Его губы изогнулись в ухмылке, и он опять нырнул к моей шее.

- Не притворяйся, что ты не помнишь тот стриптиз, - он сонно хихикнул в мою кожу, и я попыталась отодвинуться еще дальше.

- Что? – я слабо попыталась повторить вопрос, потому что полностью потерялась в его словах, а его руки не помогали моей концентрации. Он качнул головой со следующим глубоким смешком, не прекращая движения своей руки.

Это было хорошо. Очень хорошо. Я почти смирилась с протеканием его странной беседы, до того, как я лучше подумаю над этим, но, попытавшись отстраниться опять, его губы и язык оказались на моей шее, и я начала расстраиваться.

Я положила руки на его плечи и попыталась оттолкнуть его назад, но он не шевелился, так что оставалась только одна вещь, которая определенно должна была сработать.

- Печенье, - резко выпалила я, возможно, более раздраженно, чем требовалось.

Его руки немедленно оторвались от моего лифчика и толстовки, и он откинулся назад с частично стоном, частично рычанием, и вернулся в свою позу, опираясь на стену.

Я поправила свой лифчик и толстовку и нахмурилась на его расстроенное выражение.

- Что произошло прошлой ночью? – мягко спросила я, наклонив голову и касаясь его руки. Я ненавидела его расстраивать, и использовать безопасное слово с целью, не связанной с моей паникой, было действительно нечестно. Это было похоже на случай про мальчика и волка.

Он вздохнул и позволил мне взять его руку, встретившись со мной взглядом и приподняв бровь.

- Ты прокралась ко мне в комнату, стащила блузку, крепкие сиськи, ничего не напоминает? – он говорил жестким тоном, в ожидании подняв бровь.

Я долго смотрела в его глаза, определяя, шутит он или нет со мной, или я наконец уснула, раз просто не понимаю его слов. Но он выглядел серьезным. Он оставался сердитым.

- Эдвард, - начала я, кашлянув, потому что горло сжалось, и я не представляла, что происходит. - Я не выходила из своей спальни прошлой ночью, - шепнула я, извиняясь, сжав его руку и пытаясь успокоить его, нежно поглаживая большим пальцем.

Его губы внезапно изогнулись в улыбке, взгляд вернулся ко мне с неожиданно смущенным выражением. Мое оставалось неизменным, я поглаживала его руку и изучала его зеленые глаза в замешательстве. Пока он пялился на мое растерянное выражение, его улыбка медленно упала в жесткую линию, и брови сошлись вместе.

- Оставалась, блять, со мной, - шепнул он и нежно убрал руку.

Я, должно быть, широко открыла рот.

- Я серьезно! – настаивала я, чувствуя скорее тревогу за то, что он не верит мне, но Эдвард усмехнулся и подозрительно посмотрел на меня.

Мое расстройство росло, и я озвучила весь мой вечерний распорядок.

- Я сделала печенье в восемь, ушла в кровать в девять, прочитала четыре главы из книги, пошла в ванную в 3-27, и затем залезла под покрывало до восхода солнца, и никогда не выходила из спальни, Эдвард.

Мое расстройство монотонно перерастало в тревогу, по мере того, как слова выходили их моего рта, и он явно огорчался.

Я долго смотрела в его возбужденные глаза, не зная, что делать. Его лицо оставалось жестким, уже постоянная складка на лбу углубилась, а его глаза странно несосредоточенно двигались.

Вдруг он вскочил с земли, его глаза вспыхнули яростью, он подхватил сумку и сердито развернулся ко мне.

- Ты, - Эдвард обвиняюще показал на меня пальцем, - целиком заполнена дерьмом, - выплюнул он, развернулся на пятках и вылетел в промежуток между зданиями, оставив меня в шоке смотреть на него.

Я какое-то время восстанавливала рациональное мышление, после чего встала и потащилась в комнату для ланча поискать его, но, когда вошла в дверь и посмотрела на стол, его место было пустым. Я вышла из открытой двери и посмотрела на стоянку, осознав, что его машина пропала.

Все еще в замешательстве, и, признаюсь, немного обиженная, я вошла в кафетерий и попросила помощь Элис, потому что знала, что собираюсь делать.

- Что ты хочешь? – недоверчиво спросила она, а я тревожно переминалась с ноги на ногу около нее.

Я расстроенно простонала, теряя терпение и энергию, уговаривая Элис.

- Элис, пожалуйста. Я знаю, как водить машину, - мой голос был похож на голос отчаявшегося ребенка, но она теряла время. Она типа истерически засмеялась, перед тем, как повернуться к своей еде в знак полного игнорирования моей просьбы. Джаспер с извинением посмотрел на меня с другой стороны от нее. Я сделала глубокий успокаивающий вдох.

Я наклонилась ближе к ее уху, и Эммет с любопытством посмотрел на меня через стол.

- Это из-за Эдварда, - умоляюще шепнула я, и ее вилка остановилась в воздухе, и она искоса посмотрела на меня.

Я стояла еще какое-то время, мое расстройство росло, и готовилась идти домой пешком, прежде чем она вздохнула, капитулируя, и начала рыться в сумочке.

- Если умрет порше, умрешь ты, - она вопросительно посмотрела на меня. Я схватила ключи и сжато улыбнулась в благодарность. Я даже не ожидала ответов на любые вопросы, выскочила из комнаты и отправилась прямо к желтому порше.

Это сбивало меня с толку.

- Идиотские, сверхдорогие немецкие технологии, - бормотала я, выруливая со стоянки и открывая, что педали тормоза и газа непростительно чувствительные. Я ощутила, как тяжело управлять транспортным средством под действием нелепого истощения – и, двигаясь резкими толчками, останавливаясь и снова начиная ехать – отвлекая себя от тревоги, заполнившей мою грудь, добралась до нашей улицы.

Я вздохнула с облегчением, заметив его серебряную машину на его обычном месте, зарулила на нашу подъездную дорожку и завела порше в гараж. Не колеблясь, я вылезла и направилась через двор к особняку Калленов. Я была рада, что Эсме и Карлайл были на работе, поднимаясь на крыльцо и с осторожностью заглядывая в дверь.

Я не могла узнать, насколько искренне он злится на меня, или захочет ли он открыть дверь, и я уже потеряла терпение убеждать хоть как-то рационально. Решив, что не хочу ждать еще дольше, чтобы узнать, какого черта происходит, я схватила дверную ручку и тихо вошла.

Дом был тихим и казался пустым, когда я робко вошла в гостиную. Но его машина была около дома, и я была полностью уверена, что он в своей спальне, так что, решительно вздохнув, я начала взбираться по ступенькам.

Странно, насколько спокойно я чувствовала себя – как будто я жила в этом доме, хотя редко бывала в любой комнате, кроме спальни Эдварда. Мои пальцы легко скользили по перилам, когда я поднялась и тщательно обследовала комнаты второго этажа.

Когда я поднялась на второй пролет лестницы, мое расстройство и нетерпение улучшили мое состояние, и я пролетела оставшиеся ступеньки, почти запутавшись в моих собственных ногах, пока не оказалась в коридоре и осторожно не достигла его двери.

Она была чуть-чуть приоткрыта, и я услышала слабый звук шуршащей бумаги, когда приложила руку к дереву и слегка надавила на дверь, чтобы я могла заглянуть внутрь.

- Эдвард? – тихо позвала я, неуверенно заходя в комнату.

Он стоял на коленях, все еще одетый в кожаную куртку, копаясь в куче барахла на полу, коротко встретив мой взгляд и заворчав в узнавании. Я неловко стояла, наблюдая, как он что-то ищет на полу, и обвела взглядом комнату, которую очень хорошо знала.

Я не видела ее больше месяца, и нахмурилась, увидев одежду, в беспорядке разбросанную на полу и переброшенную через черный диван, неудобно поежившись. Здесь было немного грязно, но я рассудила, что у него редко бывали гости, чтобы он хоть немного заботился об этом. Основное место занимала кровать, и думаю, что испустила длинный вздох от воспоминания. Я не видела ничего более удобного за всю мою жизнь.

Я вернулась к наблюдению за ним. Он наклонился вниз и заглянул под кровать.

- Что ты ищешь? – осторожно шепнула я, прикусив нижнюю губу между зубами. Я хотела, чтобы он объяснил свое странное поведение, прежде чем сойду с ума от самого худшего сценария, но Эдвард решительно посмотрел и продолжил свою охоту под кроватью.

Он качнул головой, и все его спутанные волосы встретились с ковром, когда он положил голову вниз и его глаза начали проверять полоску пространства под диваном.

- Блять, - прервался он и сел со вздохом, щелкая пальцами и прикрывая глаза так, как будто пытался что-то вспомнить.

- Эти… чертовы… штучки для волос, - запинаясь, закончил он, выразительно показывая на свои волосы.

Я нахмурилась от его терминологии. Штучки для волос?

- Бантики? – предложила я, поднимая бровь. Он продолжал поиски, заглядывая под одежду на полу. Он качнул головой, и я продолжила гадать.

- Умм… заколки? – слабо предложила я, копаясь в закоулках памяти в поисках различных терминов аксессуаров для волос, и он пошатнулся на полу, поворачиваясь, чтобы встретить мой взгляд.

- Да, - быстро кивнул он, тяжело дыша, так как его грудь вздымалась.

- Гребаные заколки для волос. – Он встал и подошел ко мне. Я не знала, что сказать или подумать. Почему Эдварду нужны заколки?

- Какие заколки? – тихим шепотом спросила я, теребя манжеты рукавов моей толстовки.

Его руки метнулись в волосы, он сжал их в кулаках с нарастающим раздражением и уставился на меня.

- Те, которые были на тебе прошлой ночью, Белла, - процедил он сквозь стиснутые зубы и сузил на меня глаза. Я похолодела.

Эдвард никогда не разговаривал так со мной, и я чувствовала ужас от того, что огорчаю его, но… на мне вчера не было заколок - и определенно не в его спальне. От моего пустого выражения он разозлился еще больше, и вернулся к сканированию пола, заглядывая под джинсы и футболки, пока я стояла и в недоумении наблюдала.

Его движения становились все более лихорадочными, когда он разбрасывал вокруг одежду и бумаги, его глаза расширились и разглядывали все, что попадало в поле его зрения, а дыхание превратилось в жесткую одышку. Эдвард выглядел таким отчаявшимся и неистовым, когда кинулся на пол, заглядывая под кровать и диван в третий раз, что я начала делать самую нелогичную и безумную вещь.

Я начала ему помогать.

Я чувствовала себя невероятно глупо, начиная поднимать диванные подушки и проводя руками вдоль складок в поисках этих… заколок, но не могла не помочь ему, когда он так выглядел. Мы всегда были командой, и хотя я сомневалась, что действительно найду их, моим первым инстинктом было… помочь. Это было абсурдно, но я почти попросила описать, как они выглядели, когда начала поднимать одежду с пола и осматривать золотой ковер, допуская, что мое внимание должно быть сконцентрировано на полу, как и его.

Он уделял мне минимальное внимание, когда я искала вместе с ним, изредка бросая на меня признательные взгляды за мою креативность, когда я начала трясти футболки. Моя большая часть действительно надеялась, что я найду их, когда начала обшаривать карманы джинсов на полу. Это было безумно, потому что если я найду их, то это будет означать, что они принадлежали другой девушке. От этой мысли мое сердце упало.

В конце концов я поняла, что делаю, ощутив себя полной дурой, и повернулась, заметив, что он срывает покрывало с кровати, продолжая свои поиски.

Мои глаза расширились от ужаса.

- Она… - я прервалась и попыталась перевернуть слова так, как этого требовал здравый смысл.

- Я… была в твоей постели прошлой ночью? – спросила я задушенным шепотом, и он повернулся ко мне. Он свел брови, его грудь продолжала вздыматься, и я не была уверена, что чувствую. Был кто-то, какая-то девушка в его постели? Я ревную… себя или кого-то еще?

Он покачал головой, и я вздохнула с облегчением, но Эдвард выглядел невероятно взбешенным.

- Ты была здесь, - он показал на диван и начал поспешно подходить ко мне.

- Прямо, блять, здесь, Белла. Ты не помнишь? – он остановился рядом со мной и грубо схватил меня за предплечье, уставясь в мои глаза с яростным выражением. Это нервировало меня так, что я почти… сдалась и призналась, что помню.

Но я честно не была в его комнате, так что промолчала и осторожно покачала головой.

Его лицо вытянулось, он отпустил мою руку, ушел назад к постели и свалился на нее с пораженческим вздохом. Он хихикнул и опустил голову на руки, пока я смотрела на него.

- Один из нас вышел из нашего чертового разума, - пробурчал он в руки, и я честно не могла сказать ему, но… я знала, что это была не я. Я была сонной и дезориентированной временами, но прошлую ночь четко помнила.

Он опять хихикнул в свои руки, и вдруг спрыгнул с кровати, подбежав к дивану, схватив его за спинку и начиная переворачивать его поискать под ним.

Абсурдность ситуации и его настойчивость начали сердить меня.

- Меня не было здесь, Эдвард, - твердо сказала я, наблюдая, как он переворачивает диван. Он не слушал и продолжал искать. Я еще больше расстроилась.

- Когда ты спал последний раз? – резко спросила я, и он внезапно застыл.

Он долго молчал, смотря на стену, где раньше стоял диван, прежде чем повернулся ко мне.

- Если честно, не помню, - признался он тихим и напряженным шепотом, и мое сердце немного сломалось, когда Эдвард опустился на заваленный пол передо мной и посмотрел в мои глаза. Он выглядел таким растерянным, и я хотела, чтобы могла прогнать все это прочь, опускаясь перед ним на колени, и понимая… в его комнате не было другой девушки.

В его комнате не было никого.

Я вздохнула, и его глаза странно дернулись еще больше, от чего мое сердце громко забилось в тревоге.

- Может… - шепнула я и тревожно оглядела разгромленную комнату.

- Может, у тебя была…, - я пожала плечами, мои пальцы опять начали теребить рукава толстовки, избегая его взгляда и пытаясь высказать мою теорию, не испугав его.

- Галлюцинация или что-то в этом роде? – осторожно предложила я, мои пальцы сжимались и разжимались, и я сдержала гримасу, услышав, как эти слова вылетели из моего рта и повисли в воздухе между нами.

Через несколько секунд я нашла его взгляд и не удивилась тому, что увидела в его выражении. Я выглядела бы так же, если бы он сообщил, что я сошла с ума. Он выглядел расстроенным и обвиняющим, сузив глаза. Я сглотнула комок.

- Почему ты решила, что это было у меня? – он мрачно и сердито смотрел, и его выражение повернулось к недоверчивости. Я прикусила нижнюю губу зубами. У меня не хватало решимости озвучить мое мнение дальше, а в его глазах росла невозможная ярость.

- Карлайл рассказывал мне о твоем коротком психотическом эпизоде в спортзале, - он поднялся с пола, не отрывая от меня глаз, выпрямился и прикоснулся ко мне носом.

- У тебя были случаи потери контакта с реальностью, Белла. У меня нет, - он выглядел почти спокойным, когда эти слова вылетали из его рта, и его плечи очевидно расслабились под курткой.

Отказываться, очевидно, будет в его пользу, но будь я проклята, если позволю его уговорить меня поверить в это… как он там назвал? Лошадиное дерьмо?

Я собрала всю свою энергию от кофеина и злости, какую только могла, выдвинула челюсть, подняла подбородок, встала с пола и встретила его разъяренный взгляд своим собственным. Как минимум я мягко намекала, он должен быть благодарен за это.

Я расправила плечи и сузила на него глаза и… да как он смел? Я знала, где была прошлой ночью. Ему серьезно нужно было проснуться и ощутить запах нехватки сна, и не принял ли он наркотики? Он начал смотреть на меня взглядом, который я очень хорошо знала. Этот взгляд я ненавидела даже от случайного прохожего, тем более от собственного бойфренда.

Он смотрел так, как будто я была сумасшедшей.

Ну, пошло все на хрен…

- Ебать тебя, – выплюнула я, невероятно оскорбленная его настойчивостью свалить все на меня. Я чувствовала свою правоту, нагло уставясь на него и ожидая, повторит ли он свое допущение.

Он фыркнул, и я боковым зрением видела, как его кулаки сжались по бокам, и наблюдала, как его глаза вспыхнули и губы изогнулись в горькой усмешке.

- Ебать тебя, - начал он, делая шаг ближе и почти касаясь моего тела, наклоняя голову и вглядываясь в мои глаза.

- Я могу попытаться выебать тебя опять, - размышлял он, придвигаясь ближе, касаясь меня грудью и осторожно заглядывая в мои глаза.

- Но я спасу себя от огромного дерьмового разочарования, если попытаюсь выебать себя, - шепнул он, и его губы внезапно трансформировались в ухмылку, когда он наклонился и оказался в дюйме от моего лица.

- Ну и кроме всего прочего, моя рука никогда не скажет «печенье», - с горечью выплюнул он безопасное слово в мое лицо. Мои губы приоткрылись, и глаза расширились от шока.

Его зеленые глаза опять потемнели и глубже заглянули в мои. Я почувствовала знакомое покалывание слез от моей какой-то отложенной реакции, и осознала, насколько преднамеренно это было.

У меня было два варианта, и моя челюсть задрожала от моего первичного инстинкта, когда я глядела в его непримиримые глаза. Я могла заплакать и признать, что его комментарий был, возможно, самой болезненной фразой, которую он когда-либо говорил мне. Я могла признать, что это глубоко задело меня и заставило меня задаться вопросом о моей ценности как женщины, ценящей любовь и привязанность, и будущее со свадьбой и детьми. Я могла быть слабой и сопливой маленькой девочкой, которая позволяет любой заднице причинять ей боль его умышленным оскорблением – только чтобы он почувствовал себя лучше. Я могла вернуться и убежать отсюда, спрятавшись в моей синей комнате, трогательно рыдая.

Дерьмо.

Меня били, избивали и почти искалечили, и Эдвард Каллен не заставит меня плакать от неосторожных слов. Следовать моему первому инстинкту… будет просто недостаточно, так что я удержала слезы и отогнала их прочь, останавливая мои трясущиеся губы.

Заработал мой второй инстинкт.

Моя рука упиралась в бедро, и, не секунды не раздумывая, я подняла ее и, собрав каждую унцию силы, которую могла вложить в свою ладонь, шлепнула его по лицу болезненной пощечиной, которая эхом отразилась от белых стен комнаты.

Резкая, внезапная боль отразилась в моей руке, соприкоснувшейся с его щекой. Я с ужасом наблюдала, как его голова качнулась в сторону, и тело пошатнулось от удара. Он застыл, его голова оставалась наклоненной, когда он приложил свою руку к его лицу, а мой взгляд медленно пропутешествовал к моей ладони.

Я смотрела на мою приподнятую руку, моя челюсть отвалилась опять, полностью проникнутая благоговейным страхом, что я… ударила Эдварда, и с какой силой это сделала. Незнакомая адреналиновая волна прошла по моему телу, дыхание ускорилось, и странно… это расслабляло. Смотреть в лицо мужчины и, наконец, иметь мужество просто… бороться было освобождением, от которого мои плечи задрожали с такой силой, которую я в себе и не подозревала.

Этот способ лучше, чем плакать и удирать, решила я. Мои губы дернулись, я сжимала и разжимала кулак, и жжение проходило.

Мой взгляд медленно переместился на лицо Эдварда. Он успокаивающим движением потирал щеку и с изумлением смотрел на меня. Я продолжала держать спину ровной и вопросительно уставилась на него, убирая руку к себе.

Я не сожалела.

EPOV

Она, блять, ударила меня.

Понимаю, одна противоречивая часть моего сознания была полностью уверена, что я заслужил это дерьмо. Использовать ее неудавшийся сексуальный опыт, чтобы подтвердить мою точку зрения, было непростительным ударом ниже пояса. Это было совершенно опрометчивое, грубое пренебрежение ее чувствами. Я понимал это дерьмо, и небольшая часть меня ненавидела меня за то, что я сказал это, но другая часть моего сознания напомнила мне, что это послужит моей цели лучше, чем что-либо еще, что я мог придумать. Эта умственная нестабильность была ее фишкой, не моей.

Я приготовился к ее полному огорчению и проигрышу, которые неминуемо последуют за осознанием того, что я прав. Я приготовился смягчиться и поцеловать ее в голову, и сказать ей, что все хорошо. Если она иногда не может отличить реальные воспоминания от вымышленных, меня это не волнует. Я люблю ее независимо от этого.

К счастью, в ее сияющих глазах появилось болезненное огорчение, губы задрожали, и я так чертово расслабился, смотря на нее и приводя в полную боевую готовность мои фантастические успокаивающие умения, потому что она наконец признала, что была в моей комнате прошлой ночью. Похоже, что паника, которая появилась после ланча, внезапно растворилась. Ее глаза наполнялись влажностью и проигрышем, и я предвкушал, как буду держать ее, пока она плачет.

Это длилось примерно две секунды.

Затем ее губы остановились, челюсть сжалась, и вместо огорчения я увидел только убеждение и уверенность. От этого вида мой желудок дернулся и сжался, и я почти услышал шуршание ткани, когда поднималась ее рука.

А потом она, блять, ударила меня.

И это была не одна из тех девичьих дерьмовых пощечин. Это почти ошеломило меня своей силой, и моя щека запульсировала болью и жжением. Я думал, что это дерьмово. Она реально просто… выбила из меня живое дерьмо. Это реально гребано больно.

Сильно.

Я ощутил короткое нарастание удовольствия, неожиданно проникшее через мое раздражение и ярость. Оно прекратилось, когда я опять встретился с ее взглядом. Мужество. Убежденность. Злость. Она была робкой и кроткой, но я не нашел этого в ее глазах, когда она смотрела на меня. Та самая противоречивая часть моего мозга, считающая, что я это заслужил, хотела гордиться ею, но остальные части моего сознания заглушили это.

Она выглядела свирепо и величественно, и уверенно, и теперь, когда я стоял здесь, потирая щеку и глядя в ее расширенные глаза, то осознал, что это напомнило мне, как она выглядела прошлой ночью. Почти наглая, избавленная от ее желтоватых щек, сухих губ и темных кругов под глазами, которые противоречили тому, что я вижу сейчас. От этого моя голова закружилась, и я закрыл глаза и попытался опять рассортировать все это дерьмо, потому что ее убежденность серьезно вредила моей собственной.

Что было настоящим? Та Белла, стоящая передо мной? Или та, которая приходила прошлой ночью? Или они обе – Беллы и она не знает об этом? Или она просто… ебнулась со мной?

Я больше не знал точно, и было совершенно гребано, что я смог так смутиться от всего этого. Я имею в виду, я видел ее на своем проклятом диване. Я видел ее сиськи и мою цепочку, и красную одежду. Я мог изложить доходчиво и ясно, как ее волосы упали на ее плечи, и ее бледные голени выглядывали из-под юбки, когда она подвернула их на диване. Воспоминания о ее шелковом голосе и непристойной красной ухмылке были яснее, чем любые воспоминания в моей голове.

Так кто это был?

Я открыл глаза и осторожно осмотрел ее тело. Она выглядела реальной. Она смотрелась так, как и прошлой ночью, и одновременно совершенно по-другому. Уверенность, смешанная с атмосферой усталости.

Я отклонился, успокаивающе поглаживая щеку, и мой мозг вдруг нашел оправдание, почему она так драматически отреагировала на мои намеки. Потому что виновная собака лает громче, и…

Правда болезненна, не так ли?

Белла придвинулась ко мне ближе, перешагивая через одежду, и ее темные глаза опять вспыхнули яростью. Я убрал руку и выпрямился, пока она заглядывала в мои глаза, и услышал, как ее рука размахнулась еще больше, и после этого мою щеку обожгла следующая пощечина, ударившая меня с силой, от которой я зашипел и чуть не упал.

- Это не больно, Эдвард, потому что это неправда, - услышал я ее твердый голос и неясно понял, что, должно быть, сказал это вслух. Я хотел проклять фильтр моего мозга за то, что он выбрал самый неподходящий и смущающий момент предать меня, но… не сожалел об этом. Правда болезненна.

Я некоторое время наслаждался жжением, перед тем как позволить ему испортить мое удовольствие, и лениво оценил, что эта версия Беллы гребано фантастически дерется. Она даже не побеспокоила другую щеку ублюдка.

Когда я, наконец, повернул голову посмотреть на нее, она уже сняла толстовку и дергала вверх низ своей блузки. И… Что…За….Хрен? это дерьмо было болезненным и гребаным моментом дежавю, и я язвительно уставился на нее.

- Какого хрена ты делаешь? – зарычал я, решив, что неважно, была ли эта Белла реальной, потому что очевидно - они одинаковые. Она стянула блузку через голову, ее волосы рассыпались по ее плечам, когда она сняла свитер и отбросила его в сторону.

Ее челюсть была выдвинута и напряжена, и ее лицо окрасилось бледно-розовым румянцем, когда она стояла – блять, топлесс – опять. Мои интеллектуальные способности, должно быть, полностью ебнулись, потому что, по какой-то непростительной причине, я не мог удержать взгляд на ее лице, опуская его к цепочке, которую она носила – что не помогло моему замешательству – и ниже, к белому лифчику. Ее кожа выглядела сияющей рядом с бледной тканью, и ее грудь показывалась из него с каждым вдохом.

Она встретила мой взгляд, приподнимая бровь и выглядя такой чертовски высокомерной.

- Что? Ты не думаешь, что я могу завершить? – спросила она шелковым и провокационным тоном, потянувшись руками к пуговице на джинсах. Я громко, блять, сглотнул, продолжая пялиться на ее грудь и гадая, какого хрена я смогу даже сконцентрироваться на чем-то типа гормонов во время чего-то такого.

Я быстро отвел взгляд к стене избежать ее соблазна, сузив глаза на черные ножки дивана, и наконец осознал ее намеки.

- Я не в настроении, но спасибо за предложение, - сухо ответил я, поглаживая внутреннюю сторону щеки языком, услышав, как она спускает джинсы и пинает их в сторону. Я начал вдруг возбуждаться от того, что она собирается попытаться доказать мне неправоту… таким образом. Как ограниченному разуму.

Я чувствовал ее пристальный взгляд на моей щеке, прежде чем она полностью появилась в поле моего зрения. Я стиснул свой нос в раздражении от ее обнаженных ног и бедер, и пытался думать о чем угодно, только не о том, что она приближается достаточно близко, чтобы унюхать ее.

Она, блять, насмехалась надо мной, прижавшись телом к моей куртке, обхватив руками мою талию и вдруг с размаху прижавшись к моим губам. Из моей груди раздалось низкое рычание, и я отвернул лицо, одной рукой отталкивая ее плечи, потому что был не в настроении для ее упрямого дерьма. Я не собирался давать ей возможность убеждать меня дальше. Что, блять, недостаточно, что я уже спрашиваю об этом?

Ей не понравился мой отказ, и до того, как я мог понять, что происходит, мое лицо встретилось со следующей резкой пощечиной, от которой в глазах побелело, я оступился и начал вслепую хвататься за все подряд, чтобы устоять.

Я ухитрился устоять и даже не беспокоился, блять, успокоить свою щеку в это время. Мои губы изогнулись в равных частях раздражения и удовольствия, и я повернулся встретить ее взгляд с горькой ухмылкой.

Сильно.

Она продолжала быть такой же наглой и решительной, опять приближаясь ко мне и приподнимаясь к моему лицу, схватив меня за волосы и втягивая мою нижнюю губу в свой рот. Мои руки дернулись у меня по бокам, и я позволил ей прикусить ее зубами.

Я боролся с желанием вернуть поцелуй, чувствуя ее тело рядом с моим и ее язык, поглаживающий мою губу у нее во рту. Я полностью сопротивлялся желанию запустить руки ей в волосы и прижать ее ближе. Я боролся с ее искушением – просто потому что знал, что она реально разозлится, когда не получит своего золотого момента.

Но затем ее руки легли на мою куртку и начали раскрывать ее, и я начал уставать от всей этой бессмыслицы, и ее глупой настойчивости доказать себе. С растущим раздражением я грубо оттолкнул ее за плечи, и это было не самой умной идеей, потому что моя губа была у нее между зубов.

Я почувствовал жгучую боль, когда она отклонилась назад, ее зубы скользнули по моей губе, когда та выскочила из ее рта от моего сильного движения. Я зашипел, инстинктивно прижав руку к губе, пока Белла немного оступилась и вернулась к моему раздраженному взгляду.

Я отнял руку от рта и ее глаза последовали за ней, расширяясь, когда я обследовал руку. Кровь. Мое зрение остановилось на красном пятне, испачкавшем мое тело, заполнившем складки на моих пальцах и стирающемся, когда я потер его. Красное.

Я засунул губу в рот, почувствовав вкус железа, и вошел в состояние транса от жгучего ощущения, когда слюна соприкоснулась с ранкой и красного цвета, которым были окрашены подушечки пальцев.

Сильно.

Мельком взглянув на нее, стоящую в нижнем белье, белом вместо красного, и с ужасом смотрящую на мою окровавленную руку. Она была в белом, но она была и в красном, только раньше. Эти приоткрытые непослушные губы, и ее рука, вытирающая остаток крови с ее рта.

Я сдержал ухмылку, осознав, как сильно Белла ненавидит кровь. Никаким чертовским способом она не поцелует меня сейчас. Это полностью убило ее возможность.

Я выиграл.

Затем она встретилась со мной взглядом, и ее расширенные глаза сделали очевидным то, что тот факт, что она порвала мне губу, не оказал никакого воздействия на ее решимость. Она стояла в середине моей комнаты, вся блять, уверенная, и, конечно, приподняв брови. Похоже, что она почти наслаждалась текущей кровью и выбиванием из меня дерьма.

Надо сказать, что это было немного сексуально, и ее самоуверенность, смешивающаяся с удовольствием от жгучей боли, невольно расшевелила мои гормоны еще больше. Это разозлило меня. Последнее, в чем я нуждался, это чтобы мой член уступал ее выходкам.

Это вдруг напомнило мне эту наглую версию из предыдущей ночи. Смотри, но не прикасайся. То, как она, покачиваясь, шла через ковер, и насмехалась надо мной всем, что я хотел, но не мог иметь. Как она комментировала мою комнату… просто, блять, зная, как сильно это беспокоит меня. Показывая на мою ненадежность и заставляя меня чувствовать себя недостойным всего этого красного и совершенного. То, как она непристойно улыбалась и снимала свою блузку. Подмигивание. Накручивание волос. Игры.

Красная Белла. Белая Белла. Обе насмехающиеся и соблазняющие, когда я не могу иметь их.

Гребаное наглое поддразнивание.

Ее глаза внезапно метнулись к моим и опять вспыхнули яростью, ее каштановые волосы обрамили ее вспыхнувшее лицо, губы дернулись в ухмылке, а грудь поднялась и… упс. Я сказал это вслух, Белла? Мои губы горько дернулись, когда я осознал. Да. Я сказал это вслух.

Она еще сильнее рванулась ко мне, и я просто, блять, позволил ей, потому что Красная Белла будет смущена, а Белая Белла реально рассердится, когда я не отвечу. Она провела руками по моей груди, стаскивая куртку с моих плеч. Я стоял и изучал ее губы, все еще испачканные кровью, и, надо сказать, был самодовольным, когда стоял абсолютно спокойным.

- Сними это, - задыхаясь, приказала она, дергая руками мою куртку, пока не нашла умный способ обойти мою жесткую осанку и управлять ее соскальзыванием, несмотря на мое сопротивление. Я держал свой взгляд на ее губах, отказываясь смотреть на ее грудь, талию, или восхитительные бедра, затянутые в маленькие белые трусики.

Как только она стянула мою куртку, то начала целовать мою челюсть, открыв рот и покусывая мою щетину, потирая руками вверх и вниз мою грудь. Я сдерживал довольную ухмылку, спокойно стоял и сопротивлялся, зафиксировав внимание через ее плечо на дырку в стене, которую я проделал, кинув учебник. Конечно, по истории.

Она невозможно сильно возбудилась, стиснув руки на моей футболке и придвигая меня ближе.

- Иди сюда, - прорычала она в мою шею, полизывая и целуя, и затем ее рука вдруг пропутешествовала к одному месту, которое уже дало ей ту долгожданную реакцию. Гребаный предатель.

Я тихо прошипел сквозь стиснутые зубы, когда она прижала ладонь к промежности, потирая и поглаживая, продолжая лизать мою шею, и начиная покусывать ее. Я чувствовал, как она улыбнулась мне в кожу, открыв, как сильно она влияет на меня, и оскорбился от того, что мои глаза прикрылись, а губы невольно приоткрылись, ощутив это.

Меньшая часть моего сознания вдруг устала бороться с наслаждением, или, может просто устала от всего, но я так устал решать, и действительно, так устал выдавать дерьмо, пытаясь урегулировать все это. Я знал, что это слабость, но на короткий момент я позволил себе капитулировать перед ошеломляющим ощущением удовольствия, легонько повернув лицо в ее волосы и вдыхая их аромат, и моя рука призраком поднялась к ее талии. Моя голова начала зарываться в ее волосы, когда она прижалась сильнее, непроизвольно простонав, когда мои пальцы коснулись ее обнаженных бедер.

А потом я наконец оторвался, потому что она собиралась выиграть эту игру, делая такое сомнительное дерьмо типа этого. Будь я проклят, если позволю моей нерешительности – нехватке опыта – дать ей дополнительные силы, и после этого чувствовать себя одновременно ненормальным и сексуально неудовлетворенным.

Плюс это всегда вероятность…

Ее рука опять встретилась с моей щекой, и с тех пор, как я засек ее приближение – потому что если честно, обе Беллы были немного предсказуемы – я держал шею жесткой и не повернул лицо, когда жжение и белая боль раздались в моей щеке.

Сильно.

Я продолжал смотреть на нее, чувствуя небольшую победу, когда ее лицо вытянулось и она раздраженно зарычала. Да. Здесь собралось много дерьма, не так ли? Я молча стоял, пока она пыхтела и пристально разглядывала комнату. Она выглядела весьма, блять, возбужденной и вычисляющей, когда она заправляла свои волосы за ухо и хмурилась от концентрации.

Я видел, как в ее голове крутятся колесики, когда она прикусила губу, пробегая пальцами через волосы, и я ненавидел ломать это в любой Белле, но это дерьмо не работало, так что они, должно быть, беспокоились.

Вдруг что-то блеснуло в ее глазах, брови приподнялись и снова выпрямились, и ее взгляд медленно перешел на меня. Ее губы искривились в злобной и знающей улыбке, и глаза бесконечно потемнели. Очень Красная Белла, мысленно заметил я. Я сдержал гримасу от ее ухмылки, когда она шагнула ко мне, отводя руки за спину и весело надувая губы. Мои глаза подозрительно сузились, когда она практически приблизилась ко мне.

Она заглянула в мои глаза, наклонив голову со сладким и очень невинным выражением, которое только могла состроить после избиения моей задницы. Я почти вынужден был ухмыльнуться в ответ, потому что я знал лучше, и ее сладкое выражение плохо сочеталось с желтоватой кожей, и пурпурные веки напомнили мне, что она не такая сильная, какой стремится показать.

- Все в порядке, Эдвард. Я понимаю, - сообщила она с фальшивой скрытой улыбкой и расширенными глазами, облизав губы и пожав плечами.

- Я уверена, что после этого я пойду на терапию, и буду чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы выносить прикосновения другого мужчины, - мое горло уже сжалось, кулаки стиснулись, а она ткнула пальцем в мою грудь и провела им к подбородку.

- Одного из тех, кто будет более чем счастлив удовлетворить мои желания, - ее губы сложились в сладкую, ленивую ухмылку и она еще больше наклонила голову. Мой желудок встряхнулся.

Ее глаза нашли мои, и я боролся с желанием добежать, схватить и удержать ее здесь. Мы долго стояли, пристально глядя друг на друга, и моя грудь, блять, выгибалась при мысли, что кто-то еще увидит этот лифчик. Белый, красный, какая на хрен разница. Это все было придумано мною.

Еще раз пожав плечами, она повернулась и наклонилась подхватить свои джинсы.

Это отличалось от того, как разлучили нас Карлайл и Эсме.

Если я отпущу ее, пропадет все, и я ощутил фантомную щекотку потери в низу моего живота, которая выросла во что-то старое и знакомое, похожее на воспоминания, как я обхватывал свои колени, наблюдая, как моя жизнь сгорела в пламени. Ощущение, что что-то ускользает прочь, хотя я могу просто удержать его рукой.

Я чувствовал, блять, что задыхаюсь, пытаясь противостоять инстинкту остановить ее, так, что я начал заглатывать воздух, сжимая руками мои джинсы по бокам сдержать себя. Она начала уходить, и я в муках закрыл глаза, обдумывая, что позволяю ей уходить. Что-то болезненное загорелось в моем горле, когда я представил, что лишаюсь ее сна и печений, и похоти, и любви, и близости, и спокойствия.

Незваные образы пронеслись через мой разум, и я увидел кое-что, от чего мои зубы стиснулись, и грудь болезненно сжалась. Ей будет лучше, так, как они и хотят, и она узнает руки другого ублюдка, и любовь, и близость. Как только она поймет, насколько лучше она может быть, ей не нужен будет ненормальный, возможно, галлюцинирующий, кусок дерьма типа меня.

С дрожащим вздохом я открыл глаза и проследил за ее фигурой, как она перекидывает джинсы через руку и начинает поднимать с пола блузку. Мои глаза потяжелели, пока я следил за ее движениями, мой взгляд сканировал каждую мельчайшую деталь и шрамы на ее теле, вспоминая, как они чувствовались под моими губами и руками.

Эти стройные ноги и бледные бедра. Ее руки, плечи, шея, и превосходные изгибы спины, и все то, что расположено ниже и скрыто под белыми трусиками. Ее изящная талия и бедренные косточки, нежно выпирающие из-под ткани. До того, как все это ебнулось и все про это узнали, мы были счастливы. Если она останется, мы сможем найти это опять, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы она улыбнулась, но…

Если она уйдет, все пропадет.

Я вспоминал каждую деталь ее тела, прежде чем стало невозможно еще дольше сдерживать желание.

Она моя девочка. Мой мозг собственнически орал это в мои уши, когда она подошла к двери с одеждой в руках. Мое задыхающееся дыхание превратилось в глубокое и тяжелое, когда я бросился вперед, невольно позволив моим инстинктам контролировать мои движения, и едва знакомая искра воспламенила что-то глубокое и животное, когда я бросился через комнату.

На ее красных губах сохранился намек на ленивую улыбку, когда я со стыдом капитулировал и набросился на нее, обхватывая ее талию со спины в недовольном отчаянии, и не сильно удивил ее, прижав ее спину к своему телу. Ее плечи расслабились, когда я полностью обхватил ее талию, сильнее сжимая объятия и зарываясь носом в ее шею. Вдыхая цветы и печенья.

Я чувствовал, как ее дыхание учащается, и этот оттенок возбуждения в ее глазах сбивал меня с толку, когда я развернул ее вокруг и прижал к стене за дверью.

Наши носы соприкоснулись, и она прикусила губу, явно сдерживая улыбку, удовлетворенно вздыхая, когда я вслепую протянул руку в сторону. Я нашарил дверную ручку и со злостью захлопнул ее, стена задрожала, и ее красные губы дернулись, когда она победно подалась ко мне бедрами. Я повернул ручку, поспешно блокируя ее, пока мои глаза обшаривали ее плечи, а зубы стискивались при мысли, что она почти покинула меня.

Реально разозлившись от всего этого, мои кулаки стукнули по стене рядом с ее головой, и я встретил ее взгляд и ощутил, что штукатурка оцарапала костяшки моих пальцев. Ее глаза опять горели возбуждением, и даже хотя она была в такой гребаной покорной позе подо мной, она продолжала выглядеть заносчивой и самодовольной и начала стаскивать мою футболку. Она была похожа на сучку, но… как минимум она была моей сучкой.

Моя девочка.

Я запустил свои пыльные руки к ней в волосы, сокрушил ее губы своими и с рычанием толкнул свой язык между ее губ. Она простонала, поддерживая этот мучительный инстинкт, от которого моя грудь выгибалась, когда она боролась за снятие моей футболки.

Я против своей воли тысячами развратных способов представлял, как я возьму ее, отрываясь от ее губ и сдирая футболку через голову. Против стены, на полу, на спинке проклятого дивана, на котором она была или не была прошлой ночью. Это не имело значения, пока я не сделаю ее своей, мне похрен, где мы сделаем это.

Решив насладиться этим коротким помрачением рассудка, я запустил пальцы под лямки ее лифчика, грубо и яростно сдирая их, и я смутно отметил, что мои руки задрожали, когда я опустил их вниз по ее рукам. Она простонала от моих агрессивных движений на ее теле и выгнула спину, так, чтобы я мог добраться до застежки и снять его.

И я реально, блять, пытался, задыхаясь в ее лицо и нащупывая ее дрожащими пальцами, работая, чтобы снять его. Я чувствовал, как она теряет терпение, еще больше выгибая спину, чтобы дать мне больше пространства, прежде чем я просто дернул его и наконец порвал.

С рычанием я отбросил его в сторону и обхватил ладонями ее грудь между нами.

Мое.

Она замычала и отклонила голову на стену, на ее губах продолжала


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: