желание и великую пустоту от того, что не удостоился любви
моего отца. Во вторник я прошел тот же путь, испытав боль от-
того, что так и не получил ни грана любви от моей матери. Плач
и крик спустились глубже, на таком глубоком уровне они еще
не находились. Так как накопившееся от отца дерьмо находи-
лось в голове, то из моего носа хлестало как из водосточной тру-
бы. Все слезы, которым я когда-то запрещал течь, все слезы,
которые я через нос втягивал в голову, теперь потекли из меня
бурным потоком. Недуг мой, связанный с матерью, гнездится
у меня в животе, в кишках, и чувствовать его означает для меня
сильный кашель и рвотные движения, когда в рот поднимают-
ся мокрота и желчь, которые я прежде заглатывал, чтобы ниче-
го не чувствовать.
Но как же я плакал и кричал сегодня! Такое впечатление,
что я никогда в жизни так не плакал. Вдруг мне в голову при-
шло, что именно так я плакал когда-то, когда был совсем ма-
леньким мальчиком. Я чуял истинное, неподдельное горе, я
воистину, всем своим существом, чувствовал себя обобран-
|
|
ным, ощущал внутри, в душе, отчаянную пустоту. Я плакал
для отца, это был умоляющий плач, мое признание в том, что
он мне нужен. Наконец, когда на меня, в какой-то степени,
снизошли покой и безмятежность, я утих, продолжая просто
лежать, а все фрагменты мозаики постепенно собирались в
цельную картину.
Вечер прошедшей пятницы оказался решающим — я всту-
пил в новую фазу чувства и его переживания. Вторая фаза от-
личается большей интенсивностью, более глубоким осозна-
нием, более острой болью и более сильным страданием, по-
вышенным инстинктивным стремлением выздороветь, более
отчетливым чувством болезни, большей всепроникающей ус-
талостью, большей бдительностью, заставляющей сторониться
сумасшествия окружающих и большим удовольствием от пре-
бывания в одиночестве. Думаю, что вторая фаза повторяет все,
что было и до ее наступления, но с большей глубиной, в боль-
шем множестве измерений и на более высоком уровне. Все это
заставляет чувствовать себя еще хуже, чем раньше, хотя и рань-
ше, на первой фазе, я чувствовал себя очень паршиво.
Артур Янов
Июня
Желание выкурить сигарету — это превосходный знак, так
как мне не нужного другого намека на то, что я желаю подавить
свои чувства. Во мне нарастает агрессивность, мне хочется швыр-
нуть что-нибудь на пол — это еще одно причудливое ухищре-
ние, оберегающее от способности чувствовать. Реально же в это
время только одно — это колоссальный, рвущийся изнутри
крик. Этот крик также велик, как все мое тело, и настолько фо-
мок, насколько позволяют мои легкие. Этот крик — я сам, а
|
|
слезы, готовые хлынуть из глаз, это слезы многих лет боли и
страданий, накопившиеся и ждущие выхода. Почему мне хо-
чется кричать и плакать именно сейчас, я не знаю. Но именно
сейчас я ощущаю свою ничтожность, малость, беспомощность
и подверженность греху.
За последние две недели в моих снах стали происходить
странные события. Мне стало не только трудно вспоминать мои
сны или даже реконструировать их, но я вообще не уверен, что
в моих снах что-то происходит. Действительно, все мои снови-
дения в последние две недели кажутся мне сверхъестественны-
ми. Все выглядит так, словно я проснулся, но знаю, что я спал
до этого, и, несмотря на то, что проснулся, продолжаю спать.
Такое вот сумасшествие. Один или два раза я просыпался (как
мне кажется) и спрашивал: «Бодрствую ли я?». В таком «изме-
рении» переживаний я спал. Я плачу и сейчас, потому что чув-
ствую себя еще более безумным, записывая все это на бумаге.
Но в действительности мне кажется, что сон для меня — это
некое новое измерение, в котором существует какое-то новое
чувство — возможно, неопределимое седьмое чувство. Стран-
ные вещи происходят в царстве этого чувства. Но я ничего не
могу вспомнить.
Дважды у меня было такое ощущение, что я знаю, что сплю.
Другими словами, я полагаю, что нечто внутри сознания — воз-
можно то самое неопределимое седьмое чувство — работает
именно в тех переживаниях, которые бывают у нас во сне. Мне
не снилось, что я сплю. Я действительно спал, и все выглядело
так, словно я проснулся где-то внутри себя, хотя внешне и про-
должал спать.