Первичный крик 447

ласкал» меня, когда я была маленькой. Этобыло именнотогда,

когда я отключилась. Меня никогда не брали на руки, если не

считать редких отцовских прикосновений, который «гладил и

ласкал меня». Как будто я была взрослой женщиной! Родители

прикасались ко мне, и я знала, что они существуют, но на руки

меня брали так мало, что у меня не было чувства, что существую

я. Мучительной болью была потребность побыть на руках —

побыть, чтобы выжить. Отец дразнил меня — он ласкал, вол-

новал и возбуждал меня, а потом исчезал. Маленького ребенка

надо постоянно держать на руках, чтобы он чувствовал, где он

и кто он, чтобы враждебный внешний мир отпустил его. Я от-

ключилась, потому что если бы я продолжала что-то чувство-

вать, то взорвалась бы от боли. Я расщепилась, чтобы не разор-

ваться. С того времени я и пребываю в постоянном напряже-

нии. Я отключилась так надежно, что перестала ощущать даже

напряжение. Я стала символом того, чего не могла ощутить и

прочувствовать по малолетству — символом своего собствен-

ного расщепления.

На следующее утро я стала сверхчувствительной ко всему.

Ноги мои были еще напряжены, и мне было трудно вставать. Я

прекрасно осознавала, что меня окружает и где я нахожусь. Я

испытывала потребность медленнее говорить и ходить. Наплыв

сильного чувства миновал. Мне было нес кем говорить и неку-

да идти. Временами все это безгранично меня поражало. По-

том появлялась невыносимо огромная печаль от утраты борь-

бы и ее смысла. Вся моя жизнь была борьбой за родительскую

любовь, эту борьбу я разыгрывала, как спектакль, с помощью

своих друзей и подруг. Все это было таким притворством и об-

маном.

Служба в госпитале, где я работала секретарем, отвечая на

телефонные звонки и назначая время явки истеричных старух,

стала для меня невыносимой; я уволилась. Первое первичное

состояние, обретшее смысл, наступило, когда я попыталась

вернуться назад и ощутить первую боль, но почувствовала лишь

боль от прикосновения к небытию. Да, моя жизнь была абсо-

лютно пуста — у меня ничего и никого не было. На самом деле,

в реальности, я оказалась великой притворщицей. Для того,

чтобы уберечься от чувства омертвелости, я стала, как актриса,