Глава пятая

жать газ и умчаться отсюда прочь, на чистое скоростное шоссе, по которому мы доехали бы до Праги, где нас ожидал номер с белоснежными, накрахмаленными простынями.

Но когда я нажал на педаль газа, то стал жертвой последнего фатального удара, означавшего, что мы еще не могли уехать из Дуби, удара, который сделал Дуби для меня и Сэми больше, чем просто воспоминанием. На обочине стояла одинокая фигура, а за ней простирался освещенный солнцем сельский пейзаж, слов­но золотое «аллилуйя».

Приближаясь к этой последней одинокой фигуре, мы могли раз­личить ее обтягивающие белые леггинсы, белую футболку и обес­цвеченные волосы. Белая как ангел. Она была последним лицом, мимо которого предстояло проехать, последними глазами, ко­торые предстояло проигнорировать, последней частичкой Дуби перед чистой открытой дорогой. Но в ней что-то было не так. Что-то в этой последней одинокой фигуре беспокоило меня...

Пропорции ее тела были совершенно неправильными. Ее тело было слишком маленьким, глаза слишком большими, лицо слиш­ком округлым. Когда мы проезжали мимо, я встретился с ней взглядом и понял, что передо мной была не женщина, а ребе­нок. Ей было не больше двенадцати лет, и она пряталась за тол­стым слоем косметики. Ребенок, притворяющийся женщиной для мужчин, которые любят молоденьких.

Выскочив на открытую дорогу, мы с Сэми с облегчением вздох­нули, а Хадсон почти сразу же перестал плакать. Нам казалось, что даже воздух здесь был чище. Но затем знакомый голос на­чал обращаться к моей совести, и это вызвало внутри меня та­кую же знакомую борьбу. Если бы только мне удалось не обра­щать внимания на этот голос еще несколько миль...

«Нам нужно вернуться», - сказал я, вспомнив слова Тони Кам-поло. - «Мы должны купить этой девочке мороженое!» Сэми не­доуменно посмотрела на меня: «Разве ты не видел того непри­ветливого парня, который наблюдал за ней из машины? Он, на-