Книга четвертая

1. В следующую зиму (это был год консульств Гн. Помпея и М. Красса) два германских племени — усипеты и тенктеры — перешли большой массой через реку Рейн недалеко от его впадения в море. Причиной этого переселения было то, что они много лет страдали от свебов, которые беспокоили их войнами и мешали обрабатывать землю. Свебы — самый большой и самый воинственный народ во всей Германии. Говорят, что их страна состоит из ста пагов, каждый из которых ежегодно высылает за границу по тысяче вооруженных людей на войну. Остающиеся дома прокармливают и себя и их; эти в свою очередь через год становятся под оружие, а те остаются дома. Таким образом, у них нет перерыва ни в обработке полей, ни в приобретении военных знаний и опытности. У них вовсе нет земельной собственности, и никому не позволяется больше года оставаться на одном месте для обработки земли. Питаются они сравнительно мало хлебом, а главным образом молоком и мясом своего скота. Кроме того, они проводят много времени на охоте. Она развивает их физические силы и сообщает им огромный рост, благодаря особой пище, ежедневным упражнениям и полной свободе, так как их с самого детства не приучают к повиновению и дисциплине, и они делают только то, что им нравится. В конце концов они так себя закалили, что даже в самых холодных местностях надевают на себя только короткие шкуры, оставляющие значительную часть тела открытой, и купаются в реках.

2. Купцов они допускают к себе больше для продажи военной добычи, чем из желания получить какие-либо привозные товары. Даже привозных лошадей, до которых такие охотники галлы, покупающие их за большие деньги, германцы не употребляют, но в своих доморощенных, малорослых и безобразных лошадях развивают ежедневными упражнениями чрезвычайную выносливость. В конных сражениях они часто соскакивают с лошадей и сражаются пешими, а лошади у них приучены оставаться на месте, и в случае надобности они быстро к ним отступают. По их понятиям, нет ничего позорнее и трусливее, как пользование седлом. Поэтому, как бы их ни было мало, они не задумываются атаковать любое число всадников на оседланных конях. Вино они вообще не позволяют к себе ввозить, так как, по их мнению, оно изнеживает человека и делает его неспособным выносить лишения.

3. По их понятиям, чем шире пустыни вокруг границ страны, тем больше для нее славы: это признак того, что многие другие народы не в состоянии бороться с ее силой. Так, на одной стороне области свебов, говорят, лежит пустыня около шести тысяч миль. На другой стороне с ними граничат убии, которые когда-то образовали обширное и цветущее государство, поскольку на это вообще способны германцы. Они несколько культурнее остальных своих сородичей, так как живут у самого Рейна; к ним часто приезжают купцы, да и сами они усвоили себе некоторые нравы своих соседей-галлов. Часто воевавшие с ними свебы не могли выгнать их из их страны вследствие ее больших размеров и могущества, но все-таки сильно принизили и ослабили их и сделали своими данниками.

4. В том же положении оказались и вышеупомянутые усипеты и тенктеры, которые в течение многих лет сопротивлялись напору свебов, но в конце концов были изгнаны из своей земли и после трехлетних скитаний в разных местах Германии достигли Рейна. В этом районе жили менапии и по обоим берегам реки имели земли, дворы и селения; но, устрашенные подходом такой массы, они выселились из своих дворов за реку, расставили по сю сторону Рейна вооруженные отряды и старались помешать переходу германцев. Те делали всевозможные попытки переправиться, но для форсирования реки у них недоставало судов, а пройти тайно они не могли из-за береговой охраны. Тогда они притворились, что возвращаются к себе на родину, но после трехдневного похода вернулись назад, сделали весь этот переход с своей конницей в одну ночь и совершенно неожиданно напали на менапиев, которые вследствие известий разведчиков об уходе германцев безбоязненно переселились за Рейн в свои деревни. Германцы перебили их, захватили их суда, переправились через реку, прежде чем об этом могла узнать находившаяся по сю сторону Рейна часть менапиев, и, захватив их хутора, прожили конец зимы их запасами.

5. Как только Цезарь был извещен об этом, он счел совершенно невозможным доверяться в этом деле галлам из боязни их слабохарактерности, так как они слишком скоры на решения и обыкновенно склонны ко всяким переменам. Действительно, у галлов есть привычка останавливать путешественников даже против их воли и расспрашивать их, что они о том или ином слыхали или узнали; точно так же в городах народ окружает купцов и заставляет их рассказывать, из каких они стран и что они там узнали. Под впечатлением всех этих слухов и пустой болтовни они часто принимают решения по самым важным делам и, конечно, немедленно в них раскаиваются, так как верят неопределенным слухам, и большинство сообщает им в угоду прямые выдумки.

6. Зная эту привычку, Цезарь отправился к войску ранее, чем обыкновенно, чтобы пресечь войну, пока она еще не приняла более опасного оборота. При своем прибытии он убедился в том, что его предположения подтвердились: некоторые племена уже отправили к германцам посольства с приглашением отступить от Рейна и с обещанием исполнить все их требования. Обнадеженные этими обещаниями, германцы расширили район своих набегов и уже вступили в область подчиненных треверам эбуронов и кондрусов. Цезарь вызвал к себе галльских князей, но счел нужным скрыть от них свои сведения; он просто успокоил и ободрил их, потребовал от них конницы и решил начать войну с германцами.

7. Обеспечив себя продовольствием и набрав конницу, он пошел походом в те местности, в которых, по слухам, находились германцы. Когда он был на расстоянии нескольких дней пути от них, к нему пришли их послы со следующим заявлением: германцы не начинают первыми войны с римлянами, но если их заденут, не отказываются от боя, так как, по унаследованному от предков обычаю, они дают отпор всякому нападающему врагу, а не упрашивают его. Но вот что они хотят сказать: не по доброй воле они пришли сюда, но изгнанниками из отечества; если римляне желают их дружбы, то они могут быть полезными для них друзьями; тогда пусть они отведут им земли или оставят за ними те, которыми они овладели с помощью оружия: они уступают только одним свебам, с которыми даже бессмертные боги не могут померяться; а кроме них, нет никого на свете, кого бы они не были в состоянии победить.

13. После этого сражения Цезарь считал уже совершенно недопустимым выслушивать послов и принимать какие-либо предложения от людей, которые сначала лживо и коварно просили мира, а затем сами, без всякого повода, открыли военные действия; а ждать усиления неприятельского войска и возвращения конницы он признавал верхом безумия. Зная, далее, галльское непостоянство, он видел, как уже много выиграли в их глазах враги только одним этим сражением: разумеется, им нельзя было давать ни одной минуты на принятие каких-либо решений. После таких соображений он сообщил легатам и квестору свое решение не терять ни одного удобного дня для сражения. Но тут весьма кстати случилось, что на следующий день к Цезарю в лагерь явились в большом количестве — столь же вероломно и лицемерно — германцы вместе со своими князьями и старейшинами будто бы для извинения в том, что накануне их люди завязали сражение вопреки соглашению и их собственной просьбе, а также для того, чтобы по возможности обманно выпросить себе новую отсрочку. Цезарь был очень рад, что они попались ему в руки, и приказал их задержать; сам же выступил со всем своим войском из лагеря, а коннице приказал идти в арьергарде, так как полагал, что она все еще находится в страхе от вчерашнего сражения.

14. Построив войско в три линии, он быстро прошел восемь миль и достиг неприятельского лагеря, прежде чем германцы успели понять в чем дело. Их все сразу ошеломило: быстрота нашего наступления, отсутствие своих и невозможность, за недостатком времени, посоветоваться друг с другом и взяться за оружие; в смятении они не знали, что лучше — вывести ли войско против неприятеля, защищать ли лагерь или спасаться бегством. Покамест они обнаруживали свой страх шумом и беспорядочной беготней, наши солдаты, раздраженные их вчерашним вероломством, ворвались в лагерь. Здесь те из них, которые успели быстро схватиться за оружие, некоторое время сопротивлялись и завязали сражение между обозными телегами. Но вся остальная масса, состоявшая из женщин и детей (они оставили родину и перешли через Рейн всем народом), бросилась бежать врассыпную; в погоню за ними Цезарь послал конницу.

15. Когда германцы услыхали у себя в тылу крик и увидали избиение своих, то они побросали оружие, оставили знамена и кинулись из лагеря; но, добежав вплоть до того места, где Моса сливается с Рейном, должны были отказаться от дальнейшего бегства: очень многие из них были перебиты, уцелевшие бросились в воду и погибли, не справившись ни с своим страхом и утомлением, ни с силой течения. Наши все до одного, за исключением весьма немногих раненых, благополучно вернулись в лагерь, избавившись от очень опасной войны, так как число неприятелей доходило до четырехсот тридцати тысяч человек. Тем, которые были задержаны в лагере, Цезарь разрешил удалиться, но они, из боязни подвергнуться мучительной казни со стороны галлов, земли которых были ими разорены, заявили, что желают остаться у него. Тогда Цезарь даровал им свободу.

16. По окончании войны с германцами Цезарь по многим причинам счел необходимым переправиться через Рейн. Важнейшей из них было его желание внушить германцам, которые очень легко склоняются к переходу в Галлию, страх за их собственные владения и показать им, что у римской армии хватит силы и решимости перейти через Рейн. К тому же часть конницы усипетов и тенктеров, которая, как я выше упоминал, перешла через Мосу за добычей и за провиантом и не участвовала в бою, после поражения своих укрылась за Рейном в стране сугамбров и соединилась с ними. Когда Цезарь послал к ним гонцов с требованием выдачи ему тех германцев, которые напали на него и на Галлию, они ему отвечали: власть римского народа кончается рекой Рейном. Если Цезарь считает несправедливым переход германцев против его воли в Галлию, почему же он желает присвоить себе права и господство над какими бы то ни было землями за Рейном? Наконец, убии, которые одни из зарейнских народов отправили к Цезарю послов, заключили с ним дружественный договор и дали заложников, теперь настойчиво просили помочь им против притеснений со стороны свебов: если же по соображениям политическим он этого сделать не может, то пусть он переправит свое войско через Рейн: это будет для них достаточной поддержкой и, кстати, гарантией на будущее время. Поражением Ариовиста и этим недавним сражением, говорили они, войско это стяжало себе такое имя и славу даже у самых отдаленных германских народностей, что уже самая идея дружбы с римским народом может вполне их обезопасить. Вместе с тем они обещали большое число кораблей для переправы войска.

19. Пробыв несколько дней в их стране, Цезарь приказал сжечь все селения и дворы и скосить хлеб, затем вернулся в область убиев и обещал им свою помощь на случай нападения свебов. О них он получил следующие сведения: после того как свебы узнали от разведчиков о постройке моста, они, по своему обыкновению, созвали собрание и разослали повсюду гонцов с предложением выселяться из городов, укрыть в лесах жен и детей и все движимое имущество, а всем способным носить оружие сходиться в одно место: оно выбрано приблизительно в центре свебских владений; здесь они намерены поджидать прихода римлян и дать им решительный бой. Таковы были сведения, полученные Цезарем. Он уже привел в исполнение все то, ради чего решил переправить войско: нагнал страху на германцев, покарал сугамбров, освободил убиев от осады. Полагая, что им достаточно сделано для славы и пользы римского народа, он после восемнадцатидневного пребывания за Рейном вернулся в Галлию и снес мост.

7. Эта чрезвычайная почесть со стороны сената объясняется тем, что в данном году Цезарь открыл для римлян две до сих пор неизвестные им страны — Британию и Германию.