Владимир ( Зеэв) Евгеньевич Жаботинский (1880 — 1940)

Еврейский политический деятель, публицист. Один из лидеров современного сионизма, создатель ревизионизма в сионизме, еврейского легиона и организаций Эцель и Бейтар. Журналист, писатель, поэт (писал на русском языке и иврите).

Родился в Одессе в ассимилированной еврейской семье. Отец Владимира Йона (Евгений) был выходцем из Никополя, а дед из г.Жаботин современной Черкасской области. Мать Хава Гальперин была потомком Якова Кранца, дубнского маггида. Когда Владимиру стукнуло пять лет, семья в связи с болезнью отца перебралась в Германию. Высшее образование получил в Римском университете. С 16-ти лет начал писать в одесские газеты. Друг детства и юности Корнея Чуковского.

Обратил на себя внимание корреспонденцией из Рима и фельетонами под псевдонимом Altalena. В начале XX в. активно выступал как поэт и переводчик; в его переводах русская публика ознакомилась со стихами крупнейшего еврейского поэта того времени Х. Бялика. Автор одного из лучших русских переводов «Ворона» Эдгара По.

С 1904 сотрудничал в «Руси» («Наброски без заглавия», подписываемые «Владимир Жаботинский»). Активно откликался на все явления русской общественной жизни и горячо отстаивал начала свободы личности. Жаботинский в ряде статей (в журнале и газете «Еврейская жизнь») проводил идею политического возрождения еврейского народа. Для защиты от погромов организовал отряды еврейской самообороны (1903). Один из создателей Союза для достижения полноправия еврейского народа в России (1905).

Сформировал Еврейский легион в составе британской армии в Первую мировую войну. Организатор (1923) и глава Союза сионистов-ревизионистов и его боевой организации. Боролся за создание еврейского государства в Палестине.

Жаботинский основал и возглавил идеологическое направление в сионизме, получившее название «ревизионизм» (имеется в виду ревизия идеологии сионистов-социалистов, которая в начале ХХ века была господствующей в сионистском движении).

Согласно воззрениям сионистов-ревизионистов, экономика еврейского государства должна строиться строго на принципах свободного рынка. В дальнейшем влияние сторонников сионистов-ревизионистов значительно возросло, и представляющая это идеологическое течение партия «Ликуд» является одной из крупнейших партий Израиля.

Часть поэтических произведений Жаботинского, фельетонов и статей изданы отдельно до революции: «В студенческой богеме» (из жизни итальянского студенчества), «Десять книг», поэма «Бедная Шарлотта», публицистические работы «Сионизм и Палестина», «Недругам Сиона», «Еврейское воспитание» и другие.

С 1923 редактор еженедельного журнала «Рассвет», выходившго в Берлине, затем в Париже. Помимо публицистических текстов, опубликовал (под прежним псевдонимом Altalena) исторический роман «Самсон Назорей» (отдельное издание: Берлин, 1927). Автобиографический роман «Пятеро» (1936) на русском языке, повествующий об Одессе конца XIX века — одно из лучших русских прозаических произведений 1930-х годов, почти не привлекшее внимание современной эмигрантской критики.

«Евреи звали отца Ионой, русские – Евгением», – вспоминал позднее Владимир Евгеньевич. Служил отец в РОПиТе («Российском обществе пароходов и торговли») в качестве агента, то есть скупщика зерна. В своём хлебном деле, видно, преуспевал; в написанном в 1913 г. «Опыте автобиографии» сын назвал его – явно со слов людей, знавших отца и к тому же разбиравшихся в коммерции, – «талантливым коммерсантом». В «Повести моих дней» автор кратко упоминает, как через годы после кончины отца они с матерью посетили Александровск-на-Днепре, где «половина жителей ещё помнила Иону», а его вдову «приняли, как вдовствующую царицу».

В романе Жаботинского «Пятеро» один из «хлебников» (скупщиков зерна) рассказывает герою-повествователю о том, «что творилось на Днепру лет тридцать тому назад»: «Едет себе вверх на колёсном пароходике от Херсона такой еврей Ионя, главный скупщик «Ропита»; борода чёрная, очки золотые, живот как полагается. Едет, как цадик у хусидов, пятьдесят человек свиты... На каждой пристани ещё за три часа до приезда Иони сам губернатор не протолкается: агенты, маклера, перекупщики, биндюжники, чумаки, вся площадь завалена мешками...» В этой фигуре легко угадывается отец романиста, мечтательно заметившего в «Повести моих дней»: «Стоило бы написать пространный роман... о поездках отца на пароходах РОПиТа по Днепру...» Такого романа, к сожалению, он не успел написать, но в одной из своих состоявшихся книг всё же посвятил яркую зарисовку характерному персонажу, несомненным прототипом которого был его отец.

Правда, отца В. Жаботинский, как сам он позднее признавался, помнил плохо: тот умер, когда сыну его было всего шесть лет. Тогда-то обрушилось былое материальное благополучие, и все заботы о семье легли на плечи матери. Она, кстати говоря, также не была коренной одесситкой.

Дочь торговца Хавва (Ева Марковна) Зак родилась в Бердичеве, где успела поучиться в «обновлённом хедере». По воспоминаниям сына, она была обучена древнееврейскому языку, могла говорить по-немецки, хоть и с ошибками, и даже помнила кое-какие немецкие стихи, зато «производила решительные разрушения в русской грамматике». Тем не менее основным языком общения в семье был именно русский; на идиш Ева Марковна разговаривала только со своими старшими родственниками. После преждевременной смерти мужа и кормильца она приняла на себя все заботы о семье, открыла небольшую лавку письменных принадлежностей и на скромные доходы вырастила детей.

В автобиографической повести вспоминает Жаботинский своего дядю, младшего брата отца, «обаятельного прохвоста», «лжеца милостью божьей», которому отец однажды поручил важные дела в РОПиТе, в чём впоследствии горько раскаивался. В «Метрической книге о браке» Одесского городского раввината за 1881 г. содержится запись (№ 532) о бракосочетании «мещанина м. Никополя Марка Жаботинского с дочерью одесского мещанина Абрама Богатырёва, девицей Мариею». Ему было 29 лет, ей – 20, и больше никаких сведений о молодожёнах. Вероятней всего, «мещанин м. Никополя» и «обаятельный прохвост» – одно и то же лицо!

В мемуарах Жаботинского "Повесть моих дней", подтверждается эпизод его пребывания в Никополе после ареста в Одессе. Это описывается так: «Я вышел на свободу, потому что официальный переводчик не нашел в моих статьях "посягательств на достоинство государства", но тяжелого преступления — брошюры министра Витте — с меня не сняли и мне запретили выезд из Одессы до суда. Я и не выезжал, кроме одного раза: в октябре того же года подошла моя очередь явиться для отбывания воинской повинности в Никополь, город, где родился мой отец. Прибыл туда я ночью, а уже на заре пришли жандармы, чтобы посмотреть, что в чемодане у одесского революционера. На призывном пункте я набрал очень большое число очков (ибо отбирали новобранцев по жребию) и вернулся домой счастливый и в полной уверенности, что до скончания своего века я не надену солдатской шинели.».