Трансгуманизм: Каин и Вавилон

В день сотворения человека «Бог вдунул в лицо его дыхание жизни, и бысть человек душою живою» (Быт. 2:7). Чем было – «дыхание жизни», которое Господь Бог вдунул в лицо (ноздри) человека? В еврейском языке слова «дыхание» нешамá и «дух» рýах имеют разные корни, однако есть область значений, где они смыкаются. Нешамá может обозначать:

1) дыхание. О мертвеце говорится: «не осталось в нем дыхания» (3 Цар. 17:17).

2) дышащее существо. «Не оставляй в живых никакое дыхание» (Втор. 20:16). «Всякое дыхание да хвалит Господа» (Пс. 150:6).

3) дуновение Божье (дыхание Божье, Дух Его). «Дуновение Яхве сжигает как поток серы» (Ис. 30:33). «От дуновения Бога погибают, и от духа гнева Его исчезают» (Иов 4:9).

4) дыхание как животворящее действие Духа Божьего. «Дух Божий создал меня, и дыхание Вседержителя оживляет меня» (Иов 33:4). Господь «дает дыхание народу на земле и дух ходящим по ней» (Ис. 42:5).

5) дыхание как вразумляющее действие Духа Божьего. «Дух – он в человеке, и дыхание Вседержителя вразумляет их» (Иов 32:8). «Дыхание человека – светильник Господа, испытующий всю внутренность утробы» (Прит. 20:27).

Таким образом, не одно биологическое дыхание, которое имеет всякая душа живая (животного пятого ли, шестого дня), вдунул Господь Бог в лицо человека. «Дыхание жизни», которое получил человек от Бога, это было «дыхание Духа» Божьего (Пс. 18/17:16). Человек одновременно вместе и сразу с душой – в самой душе – получил «дух» (дыхание Духа), и они стали в человеке неразделимы: у человека душа одухотворенная и плоть – одухотворена, потому что плоть бездыханная – мертвая. Человек вместе с душой и духом получил живую плоть, и они были неразделимы.

В одном стихе Книги Бытия (2:7) устанавливается трехчастное строение человека: плоть, душа, дыхание Божье, – и тут же, без всякого зазора в тексте, говорится, что человек насквозь един; «дыхание» – стержень этого единства; нельзя провести границу, где плоть различается от души, а душа от духа.

А когда граница появится, это будет смерть – такое отделение плоти от бессмертной души, которое может быть только временным состоянием, преходящим. Человек после смерти подлежит восстановлению в каждой своей составляющей, включая плоть, что называется «воскресением».

Смерти в человеческой природе не заложено. Воскресение человека после смерти – относится к его природе. Человек – от рода своего, от Адама причастен Духу Божьему, он не может навечно лишиться плоти.

Граница между плотью и душой появляется как следствие греха и как разрыв одного с другим. И это первая смерть. Человек может пойти на сознательный разрыв с Духом Божьим, чтобы воздвигнуть границу между собой и Духом. Человек может отречься от образа Божия в себе и «поклониться образу зверя» (Отк. 13:15). Такая свобода человеку дана: замещать изначально данный ему дух – на противный. Это – «вторая смерть» (Отк. 20:14; 21:8). Человек умирает для жизни с Богом, рассекается как личность, но как был, так он и будет – бессмертен.

Образ Божий в человеке не уничтожим, дыхание Божье не выдыхаемо. Воскреснут все: и те, кто сохранил образ Божий, и те, кто в себе его изглаживал и омрачал. Участь их будет различна, но бессмертие плоти и души – неотменяемо. Небытия нет и не будет – ни для плоти, ни для души человеческой. Грех может бросить человека в бездну, но мука его будет в том, что и там он будет от Адама, и нигде ему небытия нет.

Св. Писание предуведомляет: переделать человека нельзя. Отречься от образа Божьего в себе человек может, а избавиться от человеческой природы – нет.

Самые страшные богоборческие движения в человечестве будут связаны с попыткой уйти от самой человеческой природы, отречься от Адама, создать нового человека. Попытки эти обречены, но они как были, так и будут впредь. В этом смысле человек как историческое существо необыкновенно прилежен: «расположение сердца человека – зло от юности его» (Быт. 8:21).

Грехи человека многи суть, а богоборческих движений всего лишь два: «Каин» и «Вавилон», Это – две генеральные линии греха; исходный импульс у них различный, в конечной точке они совпадают: отречься от «Адама».

Замысел Вавилонских столпотворителей состоял в том, чтобы низводить небесное по воле человека к земле, самому возвышаться к небесному – в этом вся суть теории «прогресса». Замысел этот был гордостью сатанинской, но человек Вавилона (он во всем, кроме стройки, глуп) мог не догадываться о том. Первичный энтузиазм: «Придите…Придите» (Быт. 11:3, 4) в человеке не ослабевал, а возможности познания человека – безграничны. Великому всемирному «прогрессивному» делу Вавилонской стройки ограничением стал сам человек.

На окончательную утрату сыновства от Адама решился Каин и каинитянская цивилизация (Бытие, гл. 4), а после них – каменщики Вавилона. Как для Каина Восток, куда он отправился, чтобы уйти от Адама и Бога, был не цель, а путь, чтобы найти себя без Бога, так для Вавилонских каменщиков башня – это не цель, а путь. И это не путь на небо.

Они строят башню к небу (от неба), но это не значит, что небо для них цель. «Небо», другая жизнь? Нет, они любятту жизнь, которую строят сами. «Небесное» для них лишь средство и путь. Человек – вот цель. Об этом говорит Писание: «И сказали: Приидите, построим себе город и башню, и начало (рош) ее в небесах, и сделаем себе имя» (Быт. 11:4).

«Сделаем себе имя» ― вот она самая суть всего предприятия с постройкой города и башни. Обычно образ башни притягивает к себе внимание: внешняя картина грандиозной неосуществимой стройки заграждает проход к сердцу строителей. А ведь суть происходящего не в башне, а в сердце строителей. Дух «Каина» и дух «Вавилона» сошлись и срослись в одной точке: я не хочу быть «адам».

Имя человеку «человек» дал Бог в день его сотворения (Быт. 5:2). То, что называет Бог, человеку не подлежит. Человек не может познать самого себя, он не владеет своей природой, онне может, слава Богу, изменить свою природу. Человек не самодостаточен, он есть образ Божий – такой, что если не уподобляется Богу, то повреждается как человек.

Как только человек мыслит себя в отношении к себе самому: пытается познать себя, чтобы овладеть собой и изменить свою природу, объявляет себя высшей ценностью бытия, говорит, что он кузнец собственного счастья и мастер социальных отношений, что это человек творит историю, что общественные отношения прогрессируют и вместе с ними изменяется к лучшему сам человек, – как только человек начинает так мыслить, он перестает вполне соответствовать имени «человек». Именно тогда он испытывает непреодолимое желание сделать то, что на языке Библии звучит как лозунг Вавилонских строителей: «Сотворим себе имя».

Между «Каином» и «Вавилоном» есть существенное сходство в том, как они понимают творчество. Когда Каин начал строить город, он сам дал ему имя. Это была принципиально новая, еще небывалая форма творчества. Называние имени предмета есть финальный акт познания его сути. Каин познает то, что сам производит. Когда Вавилонские каменщики-масоны строят башню, они хотят создать новое бытие («новый человек» – мечта всех прогрессистов) и от себя дать новому человеку имя. Мы познаем то, что сами производим, – говорит человек Вавилона, и в этом смысле он совершенный «Каин».

У Каина нет родословия (толдóт ’а) от Адама. Так нет толдóт’ аи у каменщиков Вавилона. Мы не знаем, от Сима они, от Хама, или от Иафета.

Как потомки Каина не есть никакая нация, так и каменщики Вавилона не имеют отечества и не есть никакая народность. Каиниты и масоны – интернационал.

Два духовных движения – «Каин» и «Вавилон» – становятся идентичными в конечной точке своего пути – в отношении к человекукак образу Божьему. Бороться с образом Божиим в человеке можно двумя способами: как «Каин», тогда это богоборчество, и как строитель «Вавилона», который говорит, что он верит в Бога, и даже это на банкноте пишет, а сам в глубине индифферентен (это у них называется «терпимостью»).

Богоборец – дух Каина, лжехристианин – строитель Вавилона. Богоборец и лжехристианин суть два зверя из Апокалипсиса. Общее у них – то, что они человека принуждают принять «образ зверя».

А остальное у этих зверей Апокалипсиса все различается: время появления, среда, их породившая, количество голов и рогов, речи и задачи, один из них подчинен другому… Острие греха у них общее: заставить человека отречься от себя – поклониться «образу зверя».

Замысел Вавилонских каменщиков «сотворим себе имя» означал желание изменить свою человеческую природу, – если не совлечь с себя образ Божий, то отвлечься от него, не обременятьсяпрошлым, попробовать жить иначе и от себя.

«Мировая история по-настоящему только-только началась. Вот же она исходная точка прогресса – когда созрел замысел великой башни. Начинается Просвещение, позади темные века», – таково самочувствие столпостроителей всех времен. С образом Божиим в себе здесь нет борьбы. Вся борьба, весь вкус жизни – в познавании и перевоссоздании всего мира, а в конечном счете, – себя.

Желание познавать и строить в Вавилонской цивилизации не знает предела. Но в том-то и была суть грехопадения человечества, что желание познавать стало автономным (независимым от нравственности) и безграничным. Название запретного древа в раю, от которого человек искусился, было «древо познания хорошего и лукавого» (Быт. 3:9, 17 в греч. переводе). Человек вкусил от «древа познания хорошего и лукавого» и, как следствие, перестал различать, что «хорошо» (от Бога), что «лукаво» (от диавола).

Перед изгнанием человека из рая Господь Бог (Яхве Элохим) сказал нечто таинственное. «И сказал Господь Бог: вот, Адам [начал] быть как один из Нас, чтобы познавать хорошее и злое» (Быт. 3:22). Человек стал «как один из Элохим». Бог знает все, человек познает все. Если человек осознанно хочет быть «как один из Элохим в познавании» (именно таков человек «Вавилона»), то что для него главное, Элохим или познавание? «Будете как боги (элохим)», – обещал змей в раю (Быт. 3:5). Этим Вавилонского каменщика не прельстишь: Бог (боги) – это все вне поля его зрения, которое ограничено стройкой. Бог ему не помеха, Бога он не ощущает, а вот его собственная, человеческая природа его ограничивает, это для него реально, это ограничение и надо переступить. Прости, Адам, «мы сотворим себе (новое) имя».

Вспомним об «именитых» людях в Писании. Первым был Енох, сын Каина: его именем Каин назвал первый город. «Человеки именитые» были допотопные гибборим’ы – изобретатели зол (Быт. 6:4, 5; Рим. 1:30). Все это были каинские опыты переделки человека. Теперь и Вавилонские строители – шли другим путем, а пришли в ту же точку: сотворим себе новое имя. Грех Каина, грех допотопных возродился. В Вавилоне произошел ренессанс Каинского духа: человека надо переделать, человека надо изменить.

Некогда обнаружилось, что цивилизация потомков Каина не могла существовать без «сынов Божиих» и начала вырождаться. Для каинитянской цивилизации захват земли, где жила Церковь, захват семени от «сынов Божиих» был способом выжить. На ту землю, где жили «сыны Божии» (потомки Сифа), каиниты и женщины каинского рода пришли «от востока» (куда в свое время ушел Каин). Экспансия каинитян была вынужденная – происходящая от недостатка самой жизни.

Строитель Вавилона не ощущает в себе никакого недостатка, он через себя готов переступить радостно! Есть ли на земле граница, чтобы он остановился? Даже и помыслить такую границу негде. А, с другой стороны, что людям делать вместе, когда они достигли такого универсального единомыслия? Они вполне познали друг друга, движение от центра созрело, границ ему нет.

Глобализм – это естество Вавилонской цивилизации. Все стороны света стали равнозначными относительно центра – там стоит башня.

На той стадии научно-технической революции, когда открылась возможность свободно оперировать в двузначной системе «ноль-единица» (кирпич-асфальт), символическое мышление было убито: знание, что такое «Восток», что такое «небо», утрачено.Человек стал готов осуществить свою миссию на земле: распространиться по лицу всей земли.

«И сказали: приидите... и сотворим себе имя прежде, чем рассеяться [нам] по лицу всей земли» (Быт. 11:4). Так в переводе на греческий – «прежде, чемрассеяться». В древнееврейском тексте – совсем другой смысл: «чтобы нерассеялись (пен-нафýц) мы по лицу всей земли». Древнееврейский текст: «сделаем себе имя, чтобы мы не рассеялись по лицу всей земли» – закрывает самую суть греховного прельщения Вавилонских строителей: желание рассеять себя по всей земле – глобализм. Древнееврейский текст допускает такую интерпретацию: «прославимся, чтобы нам не рассеяться по лицу всей земли» (перевод И.Ш Шифмана). В такой интерпретации «Вавилон» – это суетность, желанье славы, гордыня, дела давно минувших дней.

В истории Вавилона – библейского и современного – есть знак, что человек достиг нового самосознания, что он действительно понимает себя как новую тварь. Является понятие общечеловеческого: «общечеловеческие ценности». Раньше их не было, теперь они есть. Откуда они взялись? Ответ из Вавилона примерно таков: «Человечество пришло к ним в результате своего прогрессивного исторического развития. Именно как существо общественное, историческое и развивающееся человек на определенной стадии развития достигает осознания общечеловеческих ценностей как общеобязательных и универсальных».

«Новое и действительно неслыханное – это идеологизация внешнеполитических интересов и теологизация собственного исторического проекта, отождествление его с некими общечеловеческими идеалами, которые позволяют выставлять даже преемственные интересы как борьбу за некие вселенские моральные принципы, а соперника – врагом света» (Н.А. Нарочницкая. Россия и русские в мировой истории. М., 2004. С. 334).

Человек стал общечеловеком. Поскольку стадия, на которой человек стал общечеловеком, определяется свободой конструирования в двузначной системе (кирпич-асфальт, ноль-единица), постольку всякое общественное устройство получает теперь оценку только по двузначной системе.

Как в контактно-релейной схеме, возможностей остается две: либо соответствие, либо несоответствие универсальным ценностям: демократическое-тоталитарное, открытое-закрытое, свободное-несвободное. Происходит «навязывание единых мировоззренческих основ, которые должны породить единые критерии добра и зла, единые толкования человека и человечества, единую философию и корпус права, единое определение прав и обязанностей. Очевидно, что это единство зиждилось бы отнюдь не на христианских критериях, а на безрелигиозной и рационалистической, поддающейся формализации основе, что отражает движение к полному всесмешению рас, наций, культур и государств, из хаоса которых по Откровению и рождается Князь тьмы» (Нарочницкая, там же, с. 280).

Общечеловеческие ценности по условию своего возникновения таковы, что они – общеобязательны и подлежат распространению по лицу всей земли теми, кто их открыл. Строители Вавилона готовы «сеять самих себя по лицу всей земли». Субъект общечеловеческих ценностей таков, что он никого на земле не оставит в покое. Если культура мыслит себя как универсальная, она неизбежно будет с демоническим упорством навязывать себя всему миру. «Культура не может быть монолитно универсальной без своего рода демонического навязывания одной культуры остальным» (Митр. Иоанн Зизиулас. Бытие как общение. М., 2006, с. 265).

Носитель общечеловеческих ценностей может вполне искренно считать себя существом иного порядка, чем все остальные люди, еще не достигшие его состояния и не живущие в Вавилоне при башне. Так и видишь этих новых людей, с добром устремляющихся вширь до последнего грязного и дикого уголка экумены. Эти носители общечеловеческих ценностей на деле несут с собой двойную мораль: я с добром иду к тем, кто еще не с добром! У лидеров – это идеология и орудие господства, а у простаков, ибо Вавилонский каменщик прост, это самочувствие: нельзя на одну доску поставить человека свободного мира, который он сам и построил, и несвободного человека, который живет ограниченной жизнью на своем клочке глобуса под правлением какого-нибудь «царя-нимрода»! Не может жизнь этого человека и того человека цениться одинаково!

Сходство у человека Вавилона с каинитами здесь полное в том, что двойная мораль – необходимая часть мировоззрения.

Различие в том, что каиниты превосходство своей человеческой природы возводят в концепцию и религию, а человеки Вавилона гордятся превосходством своей общественной организации и своей личной политической свободой, а жизнь других людей ценят меньше скорее по самочувствию.

Еще бы немного, и из древнего библейского Вавилона вышел бы «сеятель сеять». В извинение Вавилонских строителей древности скажем, что их готовность двинуться на все четыре стороны от центра выглядит не так нелепо, как у человека современной цивилизации, потому что в той библейской древности на земле еще не было многообразия народов, культур, языков, религий и цивилизаций. Однако о силе внутреннего убеждения древних каменщиков, что вот пора им скоро будет «рассеяться по лицу всей земли», мы можем судить по той энергии, с которой судит и распространяет себя «Вавилон» современный.

Широты, гибкости, терпимости, полноты, историчности в понимании – самой процедуры «понимания» других культур у современного Вавилона не больше, чем в контактно-релейной схеме: контакт – «единица», «ноль» – нет контакта. Человеки Вавилона ничего понять не могут.

В жизни человека самая сокровенная и центральная часть – религия. Верующий человек состоит в строгом отношении к невидимому миру: у него есть способность обретать видимый образ для невидимого, слово – для невыразимого. Человеку дано ощущать, что он – образ Божий, и даровано самому творить образы. У человека есть способность говорить об одном через другое, которое должно быть верно найдено – чтобы в нем угадывались взаимоотражения мира видимого и невидимого или избирательное сродство между видимыми вещами.

Человеку дана особая сфера деятельности ума – символическое мышление. Это такая область сердечной и разумной деятельности, в которой – вера осуществляется – как поклонение, как жертвоприношение, как таинство. Иссякает вера, иссякает и символическое мышление. Однако и с другой стороны, со стороны специфической деятельности познавания, символическое мышление может разрушаться. Там, где религиозное движение души удовлетворяется соединением земного и небесного по типу и проекту Вавилонской башни, там нет места символу – иконе и художественному образу. Человек и сам уже не может понимать себя как «образ».

Где нет Означаемого, Который превышает человеческое разумение, там нет и потребности в символе, образе. Символическое мышление атрофируется.

Протестантское сознание не отрицает иконопочитание – оно изначально не имеет подхода к самой проблеме. При Вавилоне язык терял свое символическое измерение, терял свою образность. Язык человеческий погибал. Он погибал в «городе», который захотел покрыть собой всю землю.

После грехопадения, когда человек стал «как один из Элохим в познавании», он был удален из рая – «чтобы возделывать землю» (Быт. 3:23). Трудиться на земле, войти в новый контакт с землей было – благодетельно для согрешившего человечества. Убежденного градостроителя и столпотворителя, человека древнего библейского Вавилона, также стало необходимо вернуть на землю. С возвращением на землю должен был перестроиться и язык, сама языковая среда. Древних столпотворителей вернули на землю – рассеяли по лицу всей земли (Быт. 11:8). Войти в новый контакт с землей было – благодетельно для строителей Вавилона. Можно ли такое сказать о современном Вавилоне?

Современный Вавилон – не земля; поэтому голос «с неба» говорит: «Выйди оттуда, народ мой» (см. Отк. 18:4).