Использовать «черную» пропаганду

Более выгодным, чем ведение военной пропаганды из внешнего источника, является введение информации якобы от внутреннего источника (т.н. «черная» пропаганда). Население страны нередко воспринимает пропаганду противника с большим предубеждением. Чтобы вызвать доверие, пропагандистский источник должен прикинуться «своим». «За несколько месяцев до вторжения немецких войск во Францию (1940) пропагандисты Геббельса стали активно использовать так называемые «черные» передатчики, которые выдавали себя за французские радиостанции. Они распространяли всевозможные слухи, подвергали ожесточенной критике правительство Франции, сеяли неуверенность и панические настроения среди населения и военнослужащих. В результате к моменту решительного наступления немецких войск моральный дух личного состава французской армии оказался настолько подорван, что она была не в состоянии оказать серьезное сопротивление оккупантам». [Крысько, 1999]. Во время войны в Персидском заливе американскими пропагандистами специально было создано радио «Голос свободного Ирака», которое вещало якобы от имени иракской оппозиции, выступающей против диктатуры Саддама Хусейна.

Дихотомия «мы»-«они». Советский социальный психолог Б.Ф. Поршнев настаивал на первичности дихотомии «мы»-«они» в истории развития человеческих отношений. Только ощущение того, что есть «они», рождает желание самоопределиться по отношению к «ним», обособиться от «них» в качестве «мы». Нет такого «мы», которое явно или неявно не противоставлялось бы каким-то «они».

«Мы» появилось значительно раньше «я»-ощущения обособленного индивида. Первичным было осознание общности, к которой принадлежали люди. Прежде чем люди могли обособиться внутри этой общности, общность должна была сама обособиться от других общностей. Для того, чтобы появилось субъективное «мы», требовалось повстречаться и обособиться с какими-то «они». Другими словами, первым актом социальной психологии надо считать появление в голове индивида представления о «них». Только ощущение того, что есть «они», рождает желание самоопределиться по отношению к «ним», обособиться от «них» в качестве «мы».

Поршнев всерьез уверял, что в истории человечества не было каннибализма. Точнее, его не было в психологическом смысле — просто тех, кого съедали, не считали за людей. Это были некие «они», «другие», «нелюди», «недочеловеки» в корне отличные от «нас», «настоящих людей».

«Они» куда конкретнее, реальнее, несут с собой те или иные определенные свойства, в первую очередь негативные — бедствия от вторжения «их» орд, непонимание «ими» «человеческой» речи, «их» «ненормальные и нечеловеческие» обычаи и законы... «Они» — это всегда скрытая или явная угроза. Для того чтобы представить себе, что есть «они», не требуется персонифицировать «их» в образе какого-либо вождя, какой-либо возглавляющей группы лиц или организации. «Они» могут представляться как весьма многообразные, не как общность в точном смысле слова. Именно в отличие от каких-то «они» возникала общность «мы» — причем как в далеком прошлом, так и в настоящем. [Поршнев, 1966]

Теория агрессивности Фрейда. В работе «Я и Оно» (1923), а также во всех последующих трудах З. Фрейд выдвигает дихотомическую пару: влечение к жизни (эрос) и влечение к смерти (танатос). Он пишет: «Размышляя о происхождении жизни и о развитии разных биологических систем, я пришел к выводу, что наряду с жаждой жизни (инстинктом живой субстанции к сохранению и приумножению) должна существовать и противоположная страсть — страсть к разрушению живой массы, к превращению живого в первоначальное неорганическое состояние. То есть наряду с эросом должен существовать инстинкт смерти. Инстинкт смерти направлен против самого живого организма и потому является инстинктом либо саморазрушения, либо разрушения другого индивида (в случае направленности вовне). Если инстинкт смерти оказывается связан с сексуальностью, то он находит выражение в формах садизма или мазохизма».

Хотя Фрейд неоднократно подчеркивал, что интенсивность этого инстинкта можно регулировать, основная его теоретическая посылка гласит: человек одержим одной лишь страстью — жаждой разрушить либо себя, либо других людей, и этой трагической альтернативы ему вряд ли удастся избежать. Из гипотезы о влечении к смерти следует вывод, что агрессивность по сути своей является не реакцией на раздражение, а представляет собой некий постоянно присутствующий в организме импульс, влечение, обусловленное самой природой человеческого существа. Наша страсть к насилию (в том числе к военному противостоянию) обусловлена биологическими факторами, не подлежащими нашему контролю.

© В.А.Сороченко