Один вдох.
Второй.
Грудь поднимается, опускается. Снова поднимается. Снова опускается.
Я чувствую, что совсем одна в комнате. Я слышу тишину. И я дышу.
Я вдыхаю.
Не то, чтобы я не дышала раньше, разумеется, дышала. Я всегда была в сознании, я слушала, что происходит вокруг. Я слышала их. Но они не слышали меня.
Со мной рядом всегда был он. Я ощущала его присутствие, почти физически. Он убирал с моего лица волосы, он держал мою руку, и иногда говорил со мной. Просил прощения за то, что так поступил.
Это Рэн Экейн.
И я его никогда не прощу.
За то, что я оказалась в его власти. Действительно, в его власти – не тогда, когда была заперта в психушке, а теперь, когда он запер меня в моем теле. Я не двигалась. Не могла открыть глаза, не могла вымолвить ни слова. Лишь в моей голове мои мысли перетекали из картинки в картинку. Последнее что я помню – моя мать…точнее, Изабелль убила меня. Она всадила нож в мое тело, так глубоко, что кровь хлынула фонтаном, и как бы я не прикрывала рану, я не могла закрыть ее. В конце концов, мое тело ослабло, голова опустела, и я опустилась на самое дно темноты. А потом появился Экейн. Он забрал меня. Он заключил мое тело в невидимые оковы, чтобы я не могла пошевелиться. Я не часто слушала его слова. Обычно, я плавала где-то на границе между жизнью и смертью. Каждый день в моей памяти то и дело вспыхивали незнакомые мне воспоминания – особенно, когда Рэн Экейн держал меня за руку. Словно бы это он мне посылал их в голову.