Восьмой мудрец

На мудрецов великую семерку

смотрю, как зритель созерцает пьесу,

наполненную блеском парадоксов.

И, право, восхищаясь – утешаюсь:

так, если гнев меня обуревает, помню

правителя Коринфа – Периандра.

А, оступившись в яму, не горюю –

ведь сам Фалес туда когда-то угодил.

Когда хочу потщиться, метиленец

Питтак меня оправдывает – "трудно

хорошим человеку быть". А плачу

коль если – не стесняюсь, ведь и Солон,

мудрец из мудрецов рыдал открыто.

Правда, с Биантом недоразуменье,

он все свое носил с собой, а мне же

не удается так, но тешусь, что – покамест.

Зато, Хилона ход двойной освоил:

и тем, и этим угодить могу.

А после эпихармовой науки

легко стал приглашать гостей и брать взаймы.

Я, глядя на себя, помыслил здраво –

уж не прибавился ли к ним восьмой мудрец?

И хоть со мной водиться перестали –

что ж, такова премудрости цена.

*** 24 – 26/ 02. 05

Лирика клерка

(Балладав 19-ти главах с прологом и эпилогом)

Пролог

Кто был ни с чем –

тот станет с чем –

ну а зачем?

Кто был никем –

тот станет кем-то

зачем-то…

Кто несгибаем –

быстро сгинет.

Кидала мировой всех разом кинет

и сам вослед бесславно сникнет.

Я выхожу –

а как я выгляжу,

когда один… и на дорогу… выхожу я..?

Одену шляпу, редингот, перчаток пару,

украшусь тросточкой и взглядом из под лобья –

как Чайльд Гарольд, или герольд новомосковский –

сегодня явно я в ударе, я подброшу пару

в тусовку –свору норовистых снобов,

намыля лоском взор слащаво-скользкий.

Я брошу пачку денег на лоток

в сиянье нимба взглядов восхищенных,

чтоб прошептали все завороженно:

"да-а, игрок".

А я небрежен буду и надменен

и, элегантно угождая дамам,

подать напитки прикажу

без исключенья всем, бесплатно, за мой счет.

А сам, сорвав солидный куш, достойно

покину зал, улыбкой триумфальной

покрыв завистливых поклонников своих…

Так думал молодой повеса, то есть - я,

ползя в грязи на пыльном Ситроене

в московской сумеречной час-пик о вой пене,

рассеянно одной рукой руля,

другой – держа манерно сигарету,

взяв данный жест за верную примету

отвязного, прожженного пижона,

которым я себя считать хотел –

всегда при деле и всегда без дел

вальяжно-беззаботного эстета

с повадками цыганского барона.

Так думал я – повеса молодой за тридцать,

начитанный сполна о жизни светской,

на самом деле ехавший куда-то,

и даже не туда, куда глаза глядят,

так как глаза глядеть и вовсе не хотели никуда…

В назойливой громокипящей пробке

потел и матерился фраер робкий –

то был герой сей повести невзрачный,

то ль помрачневший, толь извечно мрачный

отчаявшийся бедолага клерк,

чей образ в собственных глазах давно померк,

решивший про себя, что жизнь – бадяга,

а сам он – неприкаянный бродяга.

"Нет, больше не хочу себя ничем печалить!

Конечно, можно все решить одним ударом пентотала –

верней, одним уколом – и отчалить

в пучины забытья. Устало

вожу глазными яблоками вдоль

и поперек пространства рассеч е нного

хлыстами визгов, криков, гомона людского,

весьма похожего на скотское мычанье

в загоне после дня сплошной жратвы.

Надула губы горечь осознанья –

мы все бредем

в тенетах мирозданья

к минуте своего закланья,

покорно в плечи голову втянув.

Не легче ли без самооправданья,

надежд и мук несносных ожиданья

без всяких "здрасьте", всяких "до свиданья"

убраться восвояси в вечность"?

На берегу реки бетонном

стоял так, полный дум бездонных,

отчаявшийся клерк невзрачный,

вкушая едкий дым табачный –

"Ну что за сука эта Се ля ви –

ни денег, ни любви!"

В мозгах носился мыслей ворох,

как наважденье темных снов.

но тут раздался тихий шорох

за полусогнутой спиной

героя нашего. Он в миг

на звук откликнулся – и крик

едва сдержал. Лишь рот рукой

прижал, издавши стон глухой:

- Ты кто такой?

В полусумраке лиловом

уловил он взгляд суровый.

антрацитово-багровый,

как готический узор.

Под сгустившимся покровом

немигающего взора

то ли грач сидел здоровый,

то ль огромный темный ворон

на него смотрел в упор.

"Вот так шутка!" – Клерк смекнул

и напуганно икнул. –

"Непредвиденная штука…

Будет впредь тебе наука,

поучительный урок"…

"Ничего себе, дружок!" –

В душу вторгся голос резкий

ворона-говоруна:

"на исходе понедельник,

а ты все еще без денег,

невменяемый и мерзкий

и, конечно, с бодуна".

-Ты лишь странное виденье

растревоженного мозга.

Мне и без тебя промозгло. –

Огрызнулся клерк в ответ. –

Я сейчас глаза закрою,

и исчезнет наважденье,

как в огне свеча из воска.

Не было тебя и нет!

- Что ж, давай, зеленый свет.

Тот час клерк глаза прикрыл

и услышал шелест крыл.

Быстро разомкнув ресницы,

он опять увидел птицу.

- Это точно не годится

никуда.

Все ерунда. –

Цокнул клювом ворон гулко:

- Нет, я не галлюцинация,

а весомая субстанция.

- Не желаешь ли прогулку?

- А куда?

- Да в никуда…

Однажды в осеннюю зыбкою пору

на Краснохолмском мосту

какой-то бродяга и призрачный ворон

хотели набрать высоту.

Пусть город подумает все, что угодно –

учение или десант…

Но были друг другу нужны и угодны

бродяга и ворон-мутант.

Был бдителен, беспрекословно готовый

на подвиг московский патруль.

Однако, бродяга и ворон суровый

удачно ушли из-под пуль.

они над рекою легко просвистели,

исполнив совместный полет.

А птица еще на продукт Церетели

метнула ехидный помет.

Бродяга смутился – зачем же так явно?

Ведь, все ж таки, первый, и, все ж таки, главный…

и как бы там ни было, все ж таки, царь…

"Тогда и подавно". –

Ответила тварь.

И, круто всплеснув опереньем крыла

в поднебесье боеголовкой ушла.

Неважно, что город подумал тогда –

бродяга и ворон неслись в никуда.

И ворон учил неудачника-клерка:

"Реальность твоя – восприятия клетка.

На самом же деле, мир – это мираж". –

Прокаркал пернатый, входя в пилотаж.

"А как же родные, а как же друзья?"

"Все это твое расщепленное "я".

"А как же пожарники, как же милиция?"-

Спрашивал клерк, устремленный за птицею.

"Как же, в конце концов, паспортный стол?"

"Это, голубчик – что мордой об стол".

"Как же Тверская? Садовая? Гум?"

Спрашивал ворона клерк наобум –

"Как же культурная революция?"

"Эрекции нет, а только поллюция".

- Черный ворон, что ж ты вьешься

над моею головой?

Ты же не политкорректен,

Мне не по пути с тобой.

Ты не вейся, черный ворон

над моею головой.

Хоть я и лечу с тобой,

но тебя считаю вздорным.

- И тебе мозги промыли,

ты как будто бы весь в мыле.

- Не согласен, я в свободе!

- Нет, мой друг, ты лишь в угоде.

Ты такой кому-то нужен –

потому ты и такой.

Ты загружен и заужен,

и твой ум совсем запружен

всяческою ерундой.

Ты подвешен на крючок,

словно жалкий червячок.

- Ну, а кто же меня подвесил?

- Это разговор другой.

Что ты, друг мой, так не весел,

Что ты, друг мой, сам не свой?

Ворон сделал пируэт:

- То, что вьюсь я над твоею

головою – это бред!

Над твоею головой

вьется кто-нибудь другой.

Он, как водится, конечно,

и руководит тобой.

- Получается, что я лишь

только чей-то инструмент?

- Четко уловил момент.

- Ну а как же остальные?

-Как и ты, слегка больные.

Ну а кто-то не чуть-чуть,

но таков, видать, их путь.

- Ну а как же путь прогресса?!

Ведь меняется народ!

- Ты слегка отравлен прессой.

Путь прогресса – это трасса

прямиком на эшафот.

Вот тебе и весь народ,

был который, да весь вышел.

- Не желаю это слышать!

Верю в торжество добра…

- Прокричи еще "ура".

Вспомни, кем ты был с утра.

- М-да, унылая пора…

Неужели же мы все,

словно белки в колесе?

Ну, а как же поиск смысла,

личного предназначенья?

- Раз еще на этом виснешь -

никакого просветленья.

Да, таков ваш мир, старик –

смотришь в даль, а там – тупик.

Жизнь – совсем не то, что ты

мыслишь, спрятавшись в кусты.

- Ну, тебе видней, конечно,

с твоей птичьей высоты.

- Ладно, ладно, поостынь…

Вот скажи, почем не зря –

что ты так перепугался

за царя?

Есть зов вершин,

есть зев глубин.

Есть многие,

но ты один.

Есть рев низин.

Есть взрыв небес.

но ты один,

к тому же без

поддержки. Но

держаться не за что давно.

Жизнь – вечное веретено,

со всем все переплетено.

И если оборвется нить,

ее с другой уже не сшить.

Ей остается только тлеть

в пучине зим и пепле лет.

Кто песню спел –

того уже

закончился куплет.

Сказал мудрец –

все суета

иллюзий и сует.

Не важно

прав ли был тот царь.

Все повторяется

как встарь.

Кто прав –

не праведен еще.

И жизнь нам

выставляет счет.

в котором дщери и сыны

давным давно

все сочтены.

Все учтено –

какой вопрос?

Кресты и розы.

и навоз,

на теле

каждый волосок,

количество ногтей

и ног,

пар башмаков.

перчаток пар.

И пар –

что окружает шар

земной – и тот учтен.

Сочтен,

кто неуч,

кто учен.

Число слогов

в твоих словах,

и каждый вздох.

и каждый "ах".

Вы даже и

в прожекторах

бредете, будто бы

впотьмах.

Пусть лиц

и белозуб овал –

на них улыбка,

как оскал.

Накал

остекленевших глаз

хоть и лоснится,

но угас.

Таков ваш мир,

таков ваш дом.

- Ну, хорошо,

а что потом?

Но ворон лапы лишь поджал

и монотонно продолжал.

- Время свои чаты строчит

исполнением пророчеств,

Граммы строчек в ритме точек.

Узнаю знакомый почерк

Время камень тихо точит.

разбивая щит привычек,

и условности кавычек

поступью своею топчет.

Вы не те, что раньше были –

вместо сказки – будни были,

вместо яви волшебства

проторенная канва.

И слова, слова, слова

вместо трепетного Слова.

Говорите – жизнь сурова.

в ней не жить, а выживать

вам дано и наплевать

на прекрасные мгновенья –

дескать, это только тени

пережитков детских грез.

А любовь – такой курьез!

На нее хороший спрос

лишь, когда она на сцене.

Выгоднейшее искусство –

продавать на рынке чувства,

вышибая море слез

из воспитанной толпы –

публики – покорной дуры,

от помпезности раздутой.

Не хотите плакать? – Смех

мы дадим один на всех.

В нашей фабрике утех

этого добра на всех,

к радости всеобщей, хватит.

и никто не скажет "хватит"

изобилию утех.

Что у этих, что у тех –

одинаковый успех.

Одержимость напоказ –

вот и весь народный глас –

колыханье биомасс.

А другие кармы корм

полагают мерой норм -

"Мы заштопаем вам чакру,

а еще дадим виагру.

И магической иглой

прямиком на родовой

на канал многострадальный

аккуратный и астральный

мы наложим ровный шов".

Благо, что в краю просторном

и икорном, и игорном

столько дур и дураков.

- Край родной прошу не трогать!

- Ишь, какой ты недотрога.

- Я, ведь, все же, патриот!

- Идиот. -

Пробурчала тихо птица. -

Кто излишне веселится,

тот познает горький плач.

- Ты злораден, как палач.

- Я всего лишь, дорогой мой,

то ли ворон, то ли грач.

А много ли нам надо ли? –

Только малость падали.

- Неужели так прожгло

всех нас мировое зло?

- Пораскинь своим умом

и воочью убедишься –

дремлет зло в тебе самом.

- Как же ты не устыдишься

говорить такие вещи,

иль ты думаешь – ты вещий?

- Я не вещий, не вещун

и не птица гамаюн.

Я не чайка,

ты не юнга.

Почитай-ка

лучше Юнга.

Он твою всю дребедень

обозначил словом "Тень".

Это темная, ночная

сторона твоей души.

На две трети, сам не зная,

ты живешь в ее глуши.

То, как зверь она завоет,

то заплачет, как дитя.

И тебя волною кроет,

как соломинку, крутя.

Ты ж – несчастный поплавок

в этих мутных, смутных водах.

Вот и весь твой мрачный рок,

вот и все твои невзгоды.

Вот твое и мировое

пресловутое насквозь

зло, которое с тобою

на все сто уже срослось.

- Как же мне освободиться

от волнений этой тени?

Улыбнулась клювом птица

и сверкнула опереньем.

- Жизнь твоя уже свободна.

Это дар, и это – боль.

Делай, что тебе угодно,

всякий выбор за тобой.

Жизнь всегда альтернатива,

точка между парой "либо".

Чтоб не прозябать пугливо,

осознай, что жизнь есть выбор.

- Но ведь ты ж

тогда изрек,

что я только

поплавок!

- Верно. Но до той поры

пока только часть игры

ты. Пока ты в заварушке

сил неведомых – игрушка,

просто биоавтомат.

Поднимись однажды над

всей своею суетой.

Это значит – стать собой.

В день какой-нибудь прекрасный

отрекись от биомассы –

и почувствуешь покой.

Это значит – стать собой.

- Но, ведь, это все же – люди!

- Эх, милейший мой, да будет

причитать тебе. Увы,

все они давно мертвы.

- Ну, а как у мертвых дети

появляются на свете?

Ведь, живые существа.

- В них пока что жизнь жива.

Но во власти биомассы

люди делаются мясом.

И едва-едва, дыша,

засыпает в них душа.

Ну, а чтобы пить и есть,

так на то рефлексы есть.

С сотворения времен

мертвые без похорон

обитают на планете.

А их собственные дети

повторяют путь отцов,

да еще и узаконив

этот путь. И мертвецов

с помпой мертвые хоронят.

- Это верно ты подметил -

в гулливеры карлик метит.

И любой телеведущий

важен, словно власть имущий.

Томно глядя в потолок.

он вещает – что пророк.

Артистические дамы

своенравны и упрямы.

Их на роль богинь народ

выдвигает. – Хоровод

кукол и карикатур

агрессивнее террора.

И насколько хватит взора –

бытие зарыто в быт.

Зрелищ вдосталь, да и сыт –

чем еще, чтоб не напрасно

ей жилось, чтоб не тужить

человеческую массу

накормить и напоить?

Разве что, - вскричала птица, -

перед кем бы преклониться!

Вот потребность изначально

вам присущая. При том,

чтобы вместе и повально –

преклониться всем гуртом.

Так говаривал ваш резкий

ясновидец Достоевский.

17

Вы кричите о свободе,

но желаете найти

лишь того, за кем в угоде

можно было бы пойти.

Для кого-то сласть есть власть.

А кому-то сладко – пасть

ниц, и в приторной напасти

вволю поболтать о власти.

В человечьих катаклизмах

много садомазохизма.

Может, в этом есть разгадка

ваших бед и ваших зол –

то, что гадко, то и сладко.

Может, в этом весь прикол?

И страданьем упиваясь,

с наслажденьем – убиваясь,

о проблеме мировой

люди поднимают вой.

И количество всех зол

пусть тогда несет козел

отпущенья. А козла

мы вам сыщем в мире зла.

- Но не легче ли быть мертвым,

неосознанным и стертым,

механической игрушкой

отстраненной и послушной?

Может, это – естество

человеческих порядков?

- Это? Полагаю, вряд ли.

Разве может быть больной

быть в ладу с самим собой?

Разве может пораженный

быть отважно устремленным?

Разве может он при том

следовать своим путем?

Этот шаг – удел немногих,

хоть дается шанс для всех

размышляющих двуногих –

вот, где истинный успех –

а не в тех бегах крысиных,

чтоб в глазах других быть сильным,

где ты если и велик,

разве что – всего на миг,

где ты, сколько б ни нарыскал,

остаешься той же крыской.

Я тебе скажу, но в тайне. –

Кинул ворон горстку слов. –

Благ творец и неустанен,

Он жизнь замыслил на Титане"… -

Грач прошептал и был таков…

19

Проснулся клерк в своей квартире

под утро. Близилось четыре.

"А, это был, всего лишь, сон"… -

Пробормотал уныло он. –

"Я так и думал. Не бывает

на свете никаких чудес.

Что ж, проживем тогда и без

пришествий. Тот час же растает

виденье чудное как раз

в тот самый сокровенный час,

когда к нему готов твой ум…

А это что за тень свисает?

Ах, да, помятый мой костюм".

Клерк подошел к нему вразвалку –

"Хоть сигаретки огонек

утешит пусть. Так, зажигалка…

А где же курево?.. листок

какой-то скомканный… откуда

салфетка эта из фаст-фуда?

Не помню, чтобы я вчера

там набивал голодный рот…

А это, что за черт… перо…

воронье… только мне пера

и не хватало"… В этот миг

клерк что-то про себя постиг.

Эпилог

Клерк утром сумеречно-ранним

среди каракулей листка

узрел: "Создатель неустанен –

Он жизнь замыслил на Титане".

И подпись: "Ворон-грач. Пока".

2. 02. 05

***

Игрок

Иго рока игрока –

проигрыша кара.

И "счастливая" рука –

что крыло Икара.

***

Пустое

Не ценится

то, что дается даром.

Но это дело выбора и вкуса.

Так, у китайцев мать порядка – Дао –

хоть

и неисчерпаемо, но пусто.

И мне порой бывает интересно

вдруг, на благодарение иное

словами мудреца из Поднебесной:

ответить:

"Что вы! Полноте! Пустое"!

1.03.05

***