ЧАСТЬ II Наследие 15 страница

ежегодным балом. А теперь взгляните на результаты тестов, проводимых

в начальной школе. И может быть, ваша вера в пользу длительного

летнего отдыха пошатнется.

Приводимые данные взяты из исследования социолога Карла

Александра из университета Джонса Хопкинса. Александр отслеживал

прогресс 650 первоклассников из Балтимора, сравнивая результаты

тестов по математике и чтению, широко известных как Калифорнийский

тест достижений.

Ниже представлены результаты этого теста за первые пять лет

начальной школы в разбивке по социоэкономическому классу — низший,

средний, высший. Давайте ограничимся результатами теста по чтению.

(В основе чтения и математики лежат одни и те же принципы.)

Социоэкономический класс

1-й класс

2-й класс

3-й класс

4-й класс

5-й класс

Низший

Средний

Высший

Взгляните на первую колонку. В первый класс ученики приходят с

показательной, хотя и не критической разницей в знаниях и умениях.

Дети из богатых семей опережают детей из бедных семей на 32 балла, а

надо сказать, что в Балтиморе бедные семьи действительно очень бедны.

А теперь взгляните на пятую колонку. Изначально довольно скромная

разница между бедными и богатыми четыре года спустя возросла едва

ли не в два раза.

Подобное «расхождение в достижениях» — многократно на-

блюдавшийся феномен, из которого, как правило, делают два вывода.

Первый — дети из неимущих семей просто не обладают врожденными

способностями к обучению в отличие от детей, принадлежащих к

привилегированным слоям общества. Они не такие умные. Второй —

чуть более оптимистичный — наши школы не приспособлены к обучению

детей из бедных семей: мы не в состоянии привить им необходимые

навыки. И вот здесь-то исследование Александра вызывает особый

интерес, поскольку, как выясняется, ни одно из приведенных

объяснений не выглядит достаточно убедительным.

В Балтиморе школьники сдают Калифорнийский тест достижений

не только после окончания учебного года, в июне, но и в сентябре, сразу

после летних каникул. Александр заметил, что результаты второго теста

позволяют ему провести несколько иной анализ. При сравнении баллов,

набранных учеником в начале учебного года, в сентябре, и в конце года,

в июне, можно точно установить, как много он выучил за прошедший

год. А результаты тестов за июнь и за сентябрь в новом учебном году

дают представление о том, сколько ребенок выучил за лето. Другими

словами, вы можете оценить — по крайней мере частично, — в какой

степени расхождения в достижениях обусловлены происходящим в

течение учебного года и в какой — происходящим в течение лета.

Давайте начнем с сентябрьских результатов. Из представленной

ниже таблицы видно, на сколько баллов поднялись результаты июньских

тестов по сравнению с сентябрьскими. В колонке «Сумма» указаны

совокупные достижения класса за все годы обучения в начальной

школе.

Социоэкономический

1-й

2-й

3-й

4-й

5-й

Сумма

класс

класс

класс

класс

класс

класс

Низший

Средний

Высший

Данные во второй таблице рисуют совершенно иную картину. Судя

по первой таблице, дети из бедных семей находились в числе

отстающих. Однако результаты второй таблицы нас в этом разубеждают.

Взгляните на последнюю колонку «Сумма». За пять лет дети из бедных

семей обгоняют детей из богатых семей на пять баллов. Они

незначительно отстают от детей, принадлежащих к среднему классу, а

во втором классе их показатели превышают показатели всех остальных

слоев.

А теперь посмотрим, как за время летних каникул меняются баллы

в тестах по чтению.

Социоэконо-мический класс

После 1-го кл.

После 2-го кл.

После 3-го кл.

После 4-го кл.

Сумма

Низший

-3,67

-1,70

2,74

2,89

0,26

Средний

-3,11

4,18

3,68

2,34

7,09

Высший

15,38

9,22

14,51

13,38

52,49

Видите разницу? Посмотрите на первую колонку, где отмечены

результаты летних каникул после первого класса. Дети состоятельных

родителей приходят в сентябре в школу и сразу же набирают больше 15

баллов. Дети из бедных семей возвращаются после каникул, и их баллы

падают почти до минус четырех. Они обгоняют детей из состоятельных

семей в течение учебного года, но за лето сильно отстают от них.

А сейчас взгляните на последнюю колонку «Сумма», где про-

ставлены все летние результаты с первого по пятый класс. Баллы по

чтению бедных детей поднялись до 0,26. Другими словами, на про-

тяжении всех лет обучения в начальной школе дети из бедных семей

ничему tie учились во время каникул. Дети же из богатых семей в общей

сложности сумели набрать целых 52,49 балла. Единственное их

преимущество перед детьми из неимущих слоев — это результаты

обучения за пределами школы.

Что же мы здесь видим? Эти результаты с большой долей веро-

ятности являются последствиями различных методов воспитания, о

которых мы вели речь в главе о Крисе Лангане. Вспомните Алекса

Уильямса, девятилетнего мальчика из исследования Аннетт Ларо. Как,

по-вашему, проходят его летние каникулы? Его семья принадлежит к

привилегированному классу. Он ходит в музеи, участвует в специальных

программах, посещает летний лагерь, где проводятся занятия, а когда

ему станет скучно, всегда найдется что почитать. Нет ничего

удивительного в том, что за лето Алекс значительно продвигается в

чтении и математике.

Совсем иначе дело обстоит с Кэти Бриндл, девочкой, стоящей на

другом конце социальной лестницы. У семьи нет денег, чтобы отправить

ее в летний лагерь. Мать не может возить ее на факультативные

занятия, и домашней библиотеки в доме тоже нет, так что, если Кэти

заскучает, читать ей нечего. Остается, наверное, только телевизор.

Скорее всего, она замечательно проводит летние каникулы — заводит

новых друзей, играет на улице, ходит в кино, одним словом,

наслаждается беззаботными летними деньками, о которых мечтает

каждый ребенок. Только ни одно из этих развлечений не помогает ей

научиться лучше читать и считать, и каждый такой беззаботный день все

больше и больше отдаляет ее от Алекса. Алекс необязательно умнее

Кэти. Просто у него больше возможностей для развития: все три летних

месяца он проводит с пользой для своего образования, в то время как

девочка смотрит телевизор или бегает по улице.

Познакомившись с работой Карла Александра, невозможно не

прийти к выводу о неверном подходе к образованию в Соединенных

Штатах. Ведутся бесконечные разговоры об уменьшении числа учеников

в классах, переработке учебной программы, покупке для каждого

ученика блестящего новенького ноутбука и увеличении школьного

финансирования. Но все это подразумевает наличие глубинных проблем

в работе самих школ. Однако взгляните на вторую таблицу, где

отражены результаты деятельности детей с сентября по июнь. Школа

выполняет свои задачи. У детей, отстающих в учебе, имеется одна-

единственная проблема: они недостаточно учатся.

Александр произвел нехитрые подсчеты и вычислил, что бы из-

менилось, если бы балтиморские дети посещали школу круглый год.

Согласно его подсчетам, по окончании начальной школы дети из бедных

и богатых семей владели бы математикой и чтением примерно на одном

уровне.

Неожиданно причины превосходства азиатов в математике про-

являются с еще большей очевидностью. В азиатских школах нет таких

длительных летних каникул. И это объяснимо. Народы, которые верят в

то, что успех обеспечен тому, кто 365 дней в году встает до зари, вряд

ли

позволят

своим

детям

отдыхать

три

месяца

подряд.

Продолжительность учебного года составляет в США в среднем 180, а в

Южной Корее — 220 дней.

В Японии школьники учатся в совокупности 243 дня. В тест, ко-

торый предлагался выпускникам школ по всему миру, был включен

вопрос о том, сколько заданий по алгебре, геометрии и исчислению были

взяты из тем, ранее изучавшихся в школе. Ответ японских

двенадцатиклассников: 92%. Вот она — конкретная польза от учебного

года длиной в 243 дня. У вас есть достаточно времени на то, чтобы

выучить все, что положено, и меньше времени, чтобы все это забыть.

Для сравнения: ответ американских двенадцатиклассников: 54%. В

Америке нет проблемы, связанной с отстающими учениками. Зато есть

проблема летних каникул — именно эту проблему и вознамерились

решить в школах KIPP. Поэтому там применили к американским бедным

кварталам уроки, полученные на рисовых полях.

«Уроки начинаются в 07:25. До 07:55 проходит обязательное

занятие по развитию мышления. Ежедневно английскому языку и

математике уделяется по 90 минут, за исключением пятого класса, где

на математику отводится по два часа в день. Час на естественные науки,

час на социальные, час на музыку и в дополнение ко всему час пят-

надцать минут игры в оркестре, что также обязательно для всех

учеников. Учебный день длится с 07:25 до 19:00. Если взять средний

день и вычесть перемены а обед, наши дети проводят в классах на 60-

70% больше времени, чем ученики обычных государственных школ», —

так Дэвид Левин описывает академию KIPP в Бронксе.

Левин стоит в вестибюле школы. Сейчас время обеда, и ученики,

одетые в форму академии, чинно проходят мимо стройными рядами.

Левин останавливает девочку, у которой край рубашки выбился наружу.

«Когда будет возможность, сделай мне одолжение», — просит он,

показав при этом, как заправляет рубашку. И продолжает разговор: «В

субботу занятия длятся с девяти до часу. Летом — с восьми до двух».

Говоря о летних каникулах, Левин рассказывает о трех дополнительных

неделях учебы в июле. В конце концов, в академии учатся как раз те

дети из малоимущих семей, которые, по слонам Александра, отстают за

время длительных летних каникул, поэтому в академии было решено

сократить их.

«Поначалу им бывает тяжко, — продолжает Левин. — К концу дня

они валятся с ног от усталости. Наше обучение строится отчасти на

выносливости,

отчасти

на

мотивации.

Отчасти

на

стимулах,

вознаграждении и развлечениях. И отчасти на старой доброй дис-

циплине. Все в одном флаконе. Мы много говорим о настойчивости и

выдержке. Значение этих слов детям известно не понаслышке».

Левин идет по коридору в кабинет математики, где занимается

восьмой класс, и тихонько встает позади парт. Ученик но имени Аарон,

стоя у доски, решает одну из задачек на развитие мышления —

обязательная процедура для всех учеников академии KIPP.

Учитель Фрэнк Коркоран, мужчина за тридцать, с волосами, стяну-

тыми в «конский хвост», сидит в сторонке, вмешиваясь лишь изредка,

чтобы направить дискуссию в нужное русло. Такую же сцену можно

наблюдать каждое утро в любом американском классе — за одним

исключением. Аарон стоит у доски и решает одну задачу вот уже

двадцать минут — методично, упорно, пытаясь не просто с помощью

остальных ребят найти ответ, а ответить на вопрос, можно ли прийти к

ответу несколькими путями. С таким же усердием Рене разбиралась с

понятием неопределенного углового коэффициента.

«Дополнительное время создает непринужденную атмосферу, —

объясняет Коркоран после окончания урока. — Я считаю, что математике

очень вредит подход "кто не успел, тот опоздал". Материал подается с

такой скоростью, что усваивают его только те дети, которые быстрее

соображает. Вот так и возникает убежденность в том, что есть

математически одаренные люди, а есть те, у кого к этой науке нет

способностей. Думаю, удлиненные уроки дают возможность учителю

объяснить материал, а ученикам посидеть и вес переварить —

проанализировать, поработать в более спокойном режиме. Мы

отличаемся тем, что работаем в более медленном темпе и в результате

охватываем больший объем материала. Ученики гораздо лучше

усваивают и запоминают информацию. Благодаря такому темпу я могу

вести урок в довольно расслабленной манере. У нас остается время для

игр. Дети могут задавать любые вопросы, а при объяснении нового

материала у меня нет нужды торопиться». Дополнительное время

позволяет Коркорану наполнить урок математики содержательностью:

помочь ученикам уяснить связь между затраченными усилиями и

вознаграждением.

На стене класса висят десятки сертификатов регентского экзамена

штата Нью-Йорк — самые престижные награды учеников Коркорана.

«Помню, была у нас одна пятиклассница, — замечает Коркоран. — Ей

никак не давалась математика. Она плакала каждую субботу. По

субботам у нас работа над ошибками. Сплошные слезы, — от

воспоминаний Коркоран даже разволновался. — Пару недель назад она

прислала письмо по электронной почте. Учится в колледже. На

бухгалтера».

История о волшебной школе, в которой отстающие становятся по-

бедителями, стара как мир. Это любимая тема мотивационной лите-

ратуры и сентиментальных голливудских фильмов. Однако реальная

жизнь в школах типа KIPP совсем не так безоблачна. Чтобы вы могли

наглядно представить себе, что значит учиться на 60-70% больше,

познакомьтесь с типичным расписанием ученицы академии KIPP.

Имя этой ученицы Марита. Она единственный ребенок в неполной

семье. Ее мать никогда не училась в колледже, и живут они в Бронксе, в

квартирке с одной спальней. До того как мать Мариты узнала об

академии, девочка посещала приходскую школу недалеко от дома.

«Когда я училась в четвертом классе, мы, я и моя подружка

Тамара, подали заявление в академию, — рассказывает Марита. — Я

помню, как мисс Оуэне проводила с нами собеседование. Она так все

описывала, что мне казалось, я попала в тюрьму. Я чуть не разревелась.

А она говорит, мол, не хочешь подписывать, не подписывай. Но рядом

сидела мама, поэтому я подписала».

С этого момента ее жизнь изменилась. (Когда будете читать

дальше, не забывайте, что Марите 12 лет.)

«Я встаю без четверти шесть, чтобы успеть спокойно собраться, —

рассказывает Марита. — Чищу зубы, принимаю душ. Если опаздываю,

завтракаю в школе. Обычно мама кричит на меня, потому что я долго

копаюсь. На автобусной остановке встречаюсь с друзьями, Дианой и

Стивеном, и на автобусе первого маршрута мы едем в школу».

В 05:45 встают многие ученики академии KIPP, ведь им приходится

добираться до школы на автобусах или метро. Левин зашел в

музыкальный класс, где занимались 70 семиклассников, и попросил их

сказать, во сколько они встают по утрам. Лишь немногие ответили, что

просыпаются после шести. Три четверти встают куда раньше. Почти

половина класса начинает свой день раньше половины шестого.

Одноклассник Мариты, мальчик по имени Хуан, признался, что иногда он

встает в три или четыре часа утра, чтобы закончить домашнее задание,

оставшееся с вечера, а потом ложится «еще немного вздремнуть».

Марита продолжает свой рассказ:

«Из школы я ухожу в пять часов, и если не болтаюсь по улицам, то

прихожу домой около половины шестого. Быстро здороваюсь с мамой и

тут же принимаюсь за уроки. Если уроков в этот день не очень много,

мне хватает двух-трех часов, так что около девяти я свободна. Если

задают какое-нибудь сочинение, то могу просидеть до десяти или

половины одиннадцатого.

Иногда мама заставляет меня прерваться на ужин. Я отвечаю, что

хочу сперва закончить уроки, но она говорит, что мне нужно есть.

Поэтому около восьми часов мне приходится сделать перерыв примерно

на полчаса, а потом я снова возвращаюсь к домашнему заданию. Мама

просит рассказать ей о школе, но мне нужно торопиться, потому что к

одиннадцати я должна успеть помыться и лечь спать. После того как я

все сделаю и ложусь в кровать, я рассказываю, как прошел день, что

случилось в школе, но когда я заканчиваю, примерно в четверть

двенадцатого, мама уже сама почти что засыпает. Я тоже засыпаю, и на

следующее утро все повторяется снова. Мы живем в одной комнате, но

это огромная комната, разделенная на две части. Наши кровати стоят в

разных концах. Мы с мамой большие подруги».

Все это произносится в той деловитой манере, которая свойственна

детям, не подозревающим, насколько необычны их слова.

Рта девочка живет в таком же режиме, как адвокат, стремящийся

занять место партнера, или врач-стажер. Ей недостает только черных

кругов под глазами и чашки с дымящимся кофе — просто потому, что она

слишком юна и для того, и для другого. Марита продолжает:

«Если я ложусь не как обычно, а чуть позже, например, в

двенадцать, то утром это сразу чувствуется. И тогда я весь день сплю на

ходу. Но мне приходится вставать, потому что нужно получать знания.

Помню, я как-то задремала на одном уроке, и учитель попросил меня

остаться. И спросил меня: "Почему ты спала на уроке?" Я ответила, что

поздно легла спать. А он заметил: "Надо раньше ложиться"».

Разве это похоже на жизнь обычного двенадцатилетнего ребенка?

И едва ли мы можем пожелать ребенку такой жизни. Нам хочется верить

в то, что дети должны веселиться, высыпаться, фантазировать и

наслаждаться беззаботными деньками. Но у Мариты есть работа — ив

каком-то смысле выпавшие на ее долю испытания не могут не

шокировать.

Ей приходится совершать тот же непростой выбор, что и корейским

пилотам. Для успеха в работе им необходимо подавлять свою

собственную личность. Тому глубокому уважению к авторитетам, что

красной нитью проходит сквозь корейскую культуру, в кабине пилотов

места нет. Марите тоже приходится частично отказываться от своего «я»,

поскольку унаследованные ею культурные традиции не соответствуют

обстоятельствам ее жизни — и она не дочь родителей, принадлежащих к

среднему и высшему классу, которые используют выходные и летние

каникулы для дополнительного образования детей. Мы можем вручить

Марите ноутбук, законодательно оформить обязательный для усвоения

материал, вдвое уменьшить численность учеников в ее классе и

отстроить красивую новую школу. Но все эти решения ситуацию не

изменят, ведь ее проблема не связана со школой: ей не повезло с

семьей и районом проживания. И что же она сделала? Единственный

выход — расширять границы школы до тех пор, пока она не вытеснит

дом и район.

Вот еще один душераздирающий монолог Мариты:

«Уже поступив в пятый класс, я продолжала общаться с девочкой

из моей старой школы. По пятницам я всегда заходила к ней после

уроков и оставалась до тех пор, пока мама не возвращалась с работы. Я

сидела у нее и делала уроки. Ей никогда не задавали домашнее задание.

И она постоянно повторяла: "О Боже, ты так поздно заканчиваешь

уроки!" Как-то она сказала, что хотела поступить в академию, но потом

передумала, потому что учиться там слишком трудно. На что я ответила:

"Все говорят, что учиться в KIPP трудно, но как только ты освоишься, все

не так уж и плохо". Подруга возразила, что, мол, мне не сложно, потому

что я умная. Нет, ответила я, мы все умные. Ее испугало то, что занятия

у нас заканчиваются в пять часов и уроков задают много. Но столько

домашних заданий помогает нам лучше успевать в классе, сказала я. А

она заявила, что не желает ничего про это слышать. Теперь я дружу

только с ребятами из ЮРР».

Однако взгляните на ситуацию с точки зрения самой Мариты. Она

заключила со школой своего рода сделку. Академия KIPP пообещала

таким детям, как она, выросшим в нищете, шанс выбраться из нее и 80-й

процентиль по математике. Благодаря принятой в школе системе

обучения 90% выпускников академии получают возможность после 9-го

класса продолжить учебу в частных или приходских школах вместо

низкокачественных государственных школ Бронкса. А благодаря учебе в

хороших средних школах 80% выпускников

KIPP собираются поступать в колледжи, зачастую первыми в своей

семье.

От Мариты же требуется сидеть смирно, слушать внимательно,

следить взглядом за говорящим, ходить но коридорам в шеренге и —

самое главное — работать столько, сколько обычно не требуется от

других американских подростков.

Чем плоха эта сделка? Все факты из этой книги подтверждают:

успеха добиваются те, кому повезло. У хоккеистов и футболистов,

родившихся в январе, больше шансов попасть в команду «все звезды».

Группе «Битлз» повезло оказаться в Гамбурге. Биллу Гейтсу выпал

счастливый билет: он родился в удачное время и на свой тринадцатый

день рождения получил в подарок компьютерный терминал. На долю

Джо Флома и основателей фирмы Wachtell, Lipton, Rosen & Katz выпало

сразу несколько счастливых билетов: они родились в удачное время, у

подходящих

родителей

и

принадлежали

к

соответствующей

национальности — и все это позволило им работать с поглощениями на

протяжении 20 лет, прежде чем опомнилось все остальное юридическое

сообщество. Но все эти возможности по сути сводились к одной: к

возможности работать усерднее всех остальных.

Академия KIPP — единственный шанс для Мариты, а людям из ее

окружения не приходится рассчитывать на многое. Зато какой это шанс!

А все благодаря тому, что кто-то прикупил в Бронксе крошечный участок

под рисовое поле и раскрыл ей волшебный секрет содержательного

труда.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Ямайская история

-ЕСЛИ В СМЕШАННОМ СОЮЗЕ РОЖДАЛИСЬ ДЕТИ, ОНИ

СТАНОВИЛИСЬ СВОБОДНЫМИ»

Девятого сентября 1931 г. молодая женщина по имени Дейзи

Нейшн родила девочек-близнецов. Она и ее муж Дональд были

школьными преподавателями в крошечной деревеньке Хеервуд в

центральном округе Ямайки Сент-Кэтрин. Девочкам дали имена Фейт и

Джойс. Когда Дональду сообщили о том, что родились близняшки, он

упал на колени и вверил их жизни Господу.

Семья Нейшн жила в маленьком домике, построенном на земле,

которая принадлежала англиканской церкви Хеервуда. По соседству

стояла школа — длинное здание, опирающееся на бетонные сваи.

Иногда в него набивалось до 300 детей, а порой едва набиралось два

десятка. Материал заучивался путем многократного повторения. Дети

читали вслух и пересказывали прочитанное. Письменные упражнения

выполнялись на грифельной доске. При любой возможности уроки

проводились на улице, под манговыми деревьями. Стоило ученикам

слишком расшалиться, и Дональд Нейшн принимался ходить но классу и

размахивать ремнем, заставляя детей разойтись по местам.

Он был видным мужчиной — сдержанным и величавым — и

большим любителем книг. В его маленькой библиотеке были поэтические

сборники, романы Сомерсета Моэма и труды философа Джоада. Каждый

вечер вместе со своим лучшим другом архидьяконом Хеем, англиканским

пастором, жившим по другую сторону холма, он сидел на веранде и

размышлял о проблемах Ямайки. Ежедневно читал газету, следя за

бушевавшей в Европе войной. Его жена Дейзи, в девичестве Форд, была

родом из округа Сент-Элизабет. Ее отец владел небольшой бакалейной

лавкой. Дейзи, у которой имелись еще две сестры, славилась своей

красотой.

Когда близнецам исполнилось одиннадцать, они получили сти-

пендию в пансионе «Сент-Хильда» близ северного побережья. Это была

старая англиканская частная школа, выстроенная для девочек из семей

английских священников и плантаторов. Отучившись в пансионе, сестры

поступили в Юниверсити-колледж в Лондоне. Вскоре после этого Джойс

пригласили на празднование 21-го дня рождения молодого математика

по имени Грэм. Декламируя стихотворение, тот забыл слова, и Джойс

стало жаль его — хотя никаких поводов для жалости у нее не было, ведь

этого юношу она видела впервые. Джойс и Грэм полюбили друг друга,

поженились и перебрались в Канаду. Грэм стал профессором

математики, а Джойс — успешной писательницей и семейным врачом.

Они поселились в деревне, выстроили чудесный дом на холме и родили

троих сыновей. Фамилия Грэма была Гладуэлл. Он — мой отец, а Джойс

Гладуэлл — моя мать.

Это история пути к успеху, который проделала моя мать, — и она

не совсем правдива. Не то чтобы она была выдумкой, факты все

реальны. Но эта история изложена слишком кратко, поэтому многое в

ней упущено. Она неверна в том же смысле, в каком неверно будет

рассказывать о Билле Гейтсе, не упоминая о компьютере в школе

«Лейксайд», или искать истоки математических способностей азиатов,

не говоря о культуре возделывания риса. В этом кратком изложении не

сказано

ни

о

тех

многочисленных

возможностях,

которые

представлялись моей матери, ни о ее культурном наследии.

В 1935 г., когда матери и ее сестре исполнилось четыре, Ямайку

посетил южноафриканский историк Уильям Макмиллан, профессор

йоханнесбургского университета Витватерсранда. Макмиллан намного

опережал свое время: он был всерьез озабочен социальными

проблемами черного населения Южной Африки и прибыл на Карибские

острова, чтобы выступить на ту же тему.

Больше всего Макмиллана заботила система образования.

Школьное обучение — если таковым можно считать происходившее в

деревянном сарае рядом с домом моих бабушки и дедушки — за-

канчивалось в 14 лет. На Ямайке не было ни государственных средних

школ, ни университетов. Подростки, проявлявшие академические

способности, занимались дополнительно с директором школы и, если им

везло, поступали в педагогический колледж. Тем, у кого амбиций было

побольше, приходилось выискивать способы поступить в частную школу,

а после нее — в университет в США или Англии. Однако стипендий

выдавалось мало, а стоимость обучения в частных школах была очень

высока. «Мостик между начальными и средними школами, — писал

Макмиллан в своей гневной, обличительной книге «Предупреждение из

Вест-Индии» (Warning from the West Indies), — узок и шаток». Школьная

система ничем не помогала беднейшим слоям населения. Он продолжал:

«Следует отметить, что школы скорее углубляют и обостряют

социальные различия». Если правительство не начнет предоставлять

своему народу более широкие возможности, предупреждал он, случится

страшное.

Спустя год после опубликования книги Карибские острова

захлестнула волна бунтов и беспорядков. На Тринидаде погибли 14

человек, 59 получили ранения. На Барбадосе были убиты 14 и ранены

47 человек. Ожесточенные забастовки парализовали жизнь на Ямайке, в

результате чего было объявлено чрезвычайное положение. Охваченное

паникой британское правительство обратилось к рекомендациям

Макмиллана и среди прочих реформ выделило стипендии для всех

молодых людей, желающих поступить в частные школы. Стипендии

начали выдавать в 1941 г. Моя мать и ее сестра-близнец сдавали

экзамены через год. Благодаря этому они получили среднее

образование: родись они двумя, тремя или четырьмя годами ранее, и

образования им не видать. Жизнь моей матери сложилась так, как

сложилась, благодаря году ее рождения, забастовщикам 1937 г. и У.

Макмиллану.

Я написал, что моя бабушка, Дейзи Нейшн, славилась красотой. Но

в действительности это неточное и недостаточное ее описание. Ведь

главным в Дейзи надо считать то, что она была сильной личностью. И то,

что моя мать и ее сестра поступили в «Сент-Хильду», — полностью ее