Table of Contents 12 страница

– Как вы считаете, в чем же заключается смысл человеческой жизни? Наверное, не в том, чтобы попасть в тюрьму?

– Я вам скажу словами поэта: «Призрачно все в этом мире бушующем. Есть только миг…»

Вот за него и держись. Наша жизнь во Вселенной – песчинка, миг, зажегся человек и сгорел. А

мы, со своей стороны, конечно, думаем, что прожитая жизнь – это так много. Земля существует

миллионы и миллиарды лет, так же, как и наша Галактика. Мы ее продукт. Ну что мы можем

изменить здесь, на Земле? Мы только все ухудшаем и ухудшаем. И экологию, и жизненный

уровень. Правда, есть технический прогресс. Но и это, в общем-то, тоже тупик для развития

человека. У нас тут, в колонии, есть средняя школа, которую посещают осужденные без среднего

образования. Я тут спросил одного осужденного из восьмого класса: «Скажи, брат, сколько будет

пятью восемь?» Он говорит: «Извини, у меня нет калькулятора с собой». Оказалось, он просто

не знает таблицу умножения. Смех, да и только. Элементарных вещей не знает. Как у Булгакова, помните, из собаки хотели сделать человека, но не получилось. Решили обратно превратить в

собаку. Мораль такая: родился ты собакой, то и живи собакой. А если родился человеком, то, будь добр, веди себя по-человечески, по-людски. А если у нас шестьдесят лет говорили: ага, вон

интеллигент, очки нацепил, галстук надел… Вырубили всю интеллигенцию под корень. Кто

остался живой, эмигрировал на Запад. Там он, конечно, нужнее, чем своей стране. В России

остались одни Шариковы. Вот и получился в стране бардак, беспредел и грызня собачья.

Друг друга рвут зубами, кусают, в кровище все. А потом жалуются: вот, дескать, нас

посадили, относятся предвзято к нам. Да тебя посадили потому, что в один прекрасный момент

ты просто наплевал на свою жизнь. Пустил все на самотек. Сделал то, чего не должен был

сделать. Я вам более того скажу: в этой колонии Шариков на Шарикове сидит и Шариковым

погоняет. В колонии идет борьба за выживание. Это такое болото… Зло порождает зло. Нас сюда

посадили, чтобы мы исправлялись. Чтобы мы отбывали наказание, нас изолировали от

общества. Но одна паршивая овца все стадо портит. А здесь все плохие овцы. И очень сложно

держать здесь свой мирок. Приходится хитрить, юлить, то есть общаться и с теми и с другими, но держать со всеми дистанцию. Не открывать душу. Потому что если откроешь, они уже

норовят туда с грязными ногами залезть. Потом уже через две минуты все это переиначивается, передергивается, и ты уже выходишь как посмешище. Тюрьма она и есть тюрьма. Нет у нас

сейчас декабристов. Нет таких идейных и упертых людей. Все предпочитают выжидательную

позицию и локтями только толкаются к кормушке. Но на всех пирога здесь не хватает. И вот

опять начинается грызня. А если посмотреть со стороны, то все это так мелко, пошло, меркантильно.

– Как же выбраться из этого, как вы говорите, болота?

– Надо брод знать.

– Вы знаете брод?

– Ну, теперь-то я немножко его нащупал.

Золото для любовницы

– Я жил и потихоньку деградировал, – разводит руками осужденный Р. – Я мог сегодня

заниматься бизнесом, а назавтра устроить себе отдых – снять девочек, уехать за город. Хотя, в

принципе… в семье был определенный достаток… и жену все устраивало.

Махнув рукой, он делает вывод упавшим голосом:

– Запутался я. В отношениях. В делах. Во всем.

Осужденный Р.

– Я родом из города Батайска Ростовской области. Родился я в 1965 году. Срок заключения у

меня пятнадцать лет. Нахожусь в колонии с ноября 1998 года.

– Что вас привело на скамью подсудимых?

– Долгая история… Когда я окончил восемь классов, поступил в техникум – Батайский

железнодорожный. По специальности: «Автоматика и телемеханика». Скажем, детство

прошло… как у всех прошло, нормально. Воспитывался в полной семье. Родители у меня в

возрасте уже были, отец – фронтовик, мать тоже участница войны. Братьев-сестер у меня не

было. После техникума я пошел в армию. Служил во внутренних войсках. На Урале. После

окончания службы уволился в запас. И предложили мне пойти в органы, поскольку я служил в

системе МВД. С 1985 года я был в органах. Работа мне, в принципе, нравилась. На тот момент.

Была определенная романтика.

– В какой конкретно структуре МВД вы работали?

– Вначале я был милиционером патрульно-постовой службы. Потом аттестовался и стал

дежурным по изолятору временного содержания. Потом перевелся из Батайска в Ростов. Служил

в фельдсвязи. Оттуда уже я ушел в бизнес. Потом меня посадили, и я насмотрелся на тех, кто

попадает в тюрьму. Совсем не рецидивисты, не матерые преступники. А попадают в основном

неудачники. Люди, не нашедшие себя. Не определившиеся в жизни. То есть сплошные

неудачники.

– Сразу возникает вопрос: а себя-то вы относите к неудачникам?

– Да. Если бы я был удачником, я бы здесь не находился.

– Серьезное заявление.

– Ну а жизнь такова, какая она есть.

– В чем же вам так сильно не повезло в жизни? В чем заключалась ваша неудача?

– В отношении к себе, прежде всего. Я не понимал, чего я хочу на самом деле. Я не мог

определиться в этой жизни, прежде всего. То есть при внешнем благополучии, которое

существовало у меня – жена, дети, дом, – не было внутреннего духовного равновесия. То есть я

метался. Не было цены жизни. Я не мог ее взвесить и оценить. И только побывав в колонии, я

могу реально понимать, что такое жизнь. Чего стоит то или иное, как к нему нужно относиться.

Понял, каким должно быть отношение к женщинам… Здесь множество можно привести

примеров.

– Неужели нужно было попасть в колонию, чтобы осмыслить все это?

– Не попав сюда, я бы так ничего в жизни и не понял. А может, что-то и понял бы, но не до

конца.

– Из-за чего вы попали в колонию?

– Этому способствовал образ жизни, какая-то бесшабашность…

– В каком году вы уволились из органов?

– В июне 1992-го. Я уволился из фельдсвязи. Вернулся в Батайск. Вначале у меня был

маленький бизнес. Мы открыли кафешку, ну, там были шашлычки… Потом мы открыли сауну.

Бизнес давал прибыль. Нужно было уже заниматься чем-то более серьезным. И у меня появилась

своя строительная фирма. Мы занимались электромонтажом, отделочными работами. У меня

был деревообрабатывающий цех. Потом я задумал расширить дело и открыл такую же фирму в

Ростове. Я купил машину, дачу, обставил квартиру. И все это мне далось как-то так легко, без

особых проблем. Я бы сказал, слишком легко далось. Но я на тот момент все равно не знал, чего

я хочу в жизни. Достаток сам шел мне в руки… таким же у меня было к нему и отношение. Я

жил напоказ. Пытался блистать в лучах. Чтобы показать знакомым, какой я замечательный, какой я классный. Занимался самолюбованием. Что в итоге привело меня сюда. Запутался я. В

отношениях. В делах. Во всем. Я мог сегодня заниматься бизнесом, а назавтра устроить себе

отдых – снять девочек, уехать за город. А ведь у меня была семья, дети. Я не думал о завтрашнем

дне! Я жил в ущерб моральным принципам. Очень сильно страдала нравственная сторона. Я жил

и потихоньку деградировал.

– С женой из-за этого не ссорились?

– Да как не ссорился? Ссорились, конечно. Но, в принципе, в семье был определенный

достаток, и жену все устраивало. У меня была любовница. Молоденькая девочка. Очень

хорошенькая. И дальше, как в песне поется, закрутило-понесло… произошло то, что, наверное, должно было произойти. Я дал информацию, в результате которой произошло убийство. Я

оказался соучастником преступления.

– Кого убили?

– Одну женщину.

– Кто ее убил?

– Моя девочка-любовница была падкой на финансовую часть. Очень ее заинтересовал мой

рассказ о том, что есть такая женщина, у которой имеются средства и которая практически

беззащитна. Моя любовница с подельником пошли и убили эту женщину. Забрали из квартиры

деньги. На следующий день их арестовали. Тут же выяснилось, кто навел их на этот адрес, то

есть навел их я. А у меня на тот момент играло в душе джентльменство. Я даже всячески

старался выгородить свою любовницу. О чем сейчас жалею.

– Почему жалеете?

– Потому что я сам себе испортил жизнь. Срок… он мог колебаться «от» и «до». В моем

деле он колебался «до». Я получил верхний потолок. Пятнадцать лет. За соучастие. Моей

любовнице дали шестнадцать лет. Ее подельник получил восемь лет и два месяца, поскольку он

был несовершеннолетним. Вот так получилось, судьба… Произошло то, что должно было

произойти. Я отношусь к этому с философской точки зрения. В жизни не бывает случайностей.

Я получил свое. Как говорится, нет худа без добра. Тот жизненный опыт, который я приобрел

здесь, мне еще пригодится. Я стал другим человеком. Со всех точек зрения. Я помню

практически каждый день заключения. Сначала, когда меня привезли в изолятор временного

содержания, для меня это был шок. Я был подавлен несколько дней. И можно сказать, что

добровольно отдавался во власть правосудия. Обычно это удел бывших сотрудников – сразу идти

на контакт с органами, всячески помогать. Я не был исключением, тоже плыл по течению, помогая следствию. Это тоже судьба. Жить нужно правильно. Ценить каждый день. Раньше это

было невозможно понять, сейчас – да. Сейчас я могу реально ответить за каждое сказанное

слово. А раньше это были просто слова. Без чувств, без эмоций, без ничего. Сейчас я знаю цену

каждому прожитому дню, каждому прожитому мгновению.

– Вы о колонии говорите?

– Нет, вообще о жизни.

– А в колонии какова цена прожитого дня?

– Здесь рутина. И к тому же, все мы здесь разные люди. Одни идут по пути развития, другие, наоборот, деградируют. Лично я стал в колонии заниматься психологией, философией.

Много читаю по этим темам.

– Где берете литературу?

– В библиотеке. Здесь много книг.

– Что вы хотите найти в подобной литературе?

– Отношение человека… именно взгляд со стороны на себя и на окружающих. Что есть

человек. Его предназначение в жизни.

– Надо полагать, что для тюрьмы человек явно не рождается.

– Иногда это неизбежность. Человеку дается шанс. Это можно расценить как шанс свыше.

Судьба уберегает человека от чего-то более худшего. Просто одни понимают это, другие не

понимают. Кто-то использует этот шанс, кто-то, наоборот, ухудшает ситуацию.

– К чему в колонии труднее всего адаптироваться?

– Мы не живем здесь полной жизнью. Здесь нет женщин, здесь нет детей. Прежде всего, здесь не хватает общения. Я сказал, что мы не живем полностью, а живем только наполовину.

Это равносильно тому, чтобы дышать одним легким, видеть одним глазом. Нет полноты

ощущений. Но здесь есть и свои плюсы. Человек начинает чувствовать жизнь по-другому. В

ограниченных условиях человек начинает как-то собираться, то есть обостряются все его

чувства, как у зверя. Я это по себе чувствую. Я в зоне научился практически сразу давать

человеку характеристику – кто передо мной находится. Могу воздействовать на человека, навязать свою волю. Я развиваю в себе эти качества. Опять же, в зоне очень немногие идут по

пути развития. В основном осужденные – это серая масса. Несут в себе те же обиды, те же

поражения, те же болячки, что у них были на воле.

– Родные приезжают к вам на свидания?

– Нет. У меня родственников уже давно нет. Отец с мамой умерли. С женой я развелся.

Поддерживаю контакт только с дочерью. Периодически звоню ей.

– Как часто можно звонить из колонии?

– Да хоть каждый день. Такое право звонить на волю мы получили совсем недавно.

– А откуда звоните?

– Из дежурной части. Мы покупаем на отоварке телефонные карточки и потом идем

звоним.

– Вы сказали, что в колонии нет полной жизни. Значит ли это, что в условиях различных

ограничений человек быстрее почувствует и осмыслит, что он именно отбывает наказание, а не

просто так находится в зоне? Почувствует и скажет: «Да, я виноват в том, что совершил

преступление». То есть насколько стесненные условия способствуют появлению чувства

раскаяния?

– Это зависит от личности. Многие в колонии, наоборот, начинают обвинять всех вокруг в

том, что с ними произошло. Абсолютно все виноваты: государство, система и так далее.

– Но совершил-то преступление он сам.

– А что толкнуло его? Допустим, совершил человек грабеж. Почему? Потому что

финансовое положение в семье было очень низким. И человек стал обвинять государство в том, что раньше было лучше, чем сейчас. Что раньше давали квартиры, а сейчас не дают. Что раньше

в магазинах все было дешевле, а сейчас дорогое. Но жить как-то надо. В итоге человек попадает

в собственные силки. Он путается в собственных мыслях. И идет на преступление. Хотя в каком-

то смысле причину, толкнувшую его на преступление, нужно искать в нем самом. В каждом из

нас есть масса проблем. Посмотрите, что сейчас происходит на свободе. Нравственная сторона

полностью падает в стране. Дети получают не то воспитание, семьи неблагополучные. Многие

спиваются. На улицах сплошная проституция. Люди плывут по течению: куда плюхнулся – туда и

вынесет. Так же и в зоне: сюда попадают те же люди. Попал – и плывет по течению, барахтается.

Ведь кто такой человек с философской точки зрения? Это высокоэмоциональное существо, личность, которая живет во власти эмоций. И только человек разумный, который стал выше

эмоций – разум стоит над эмоциями, – такой человек в состоянии отдавать отчет всем своим

поступкам. Он может немножко заглянуть в будущее, увидеть, что и как будет потом. Но таких

людей, достигших этого уровня, очень мало. Потому что это сложно, это работа, прежде всего, над собой. Огромная работа. Когда ты каждый день, каждую минуту думаешь о том, какой ты

совершил поступок. Правильно или неправильно? Почему ты совершил? Что тебя побудило? Но

это же нужно размышлять, анализировать. Большинство же обвиняет в своих поступках

общество, государство, а не себя. Так легче жить. Виноваты все… Как ребенок идет, споткнулся

и кричит матери: «Что ты меня не удержала?» То есть где-то в душе большинство людей

остается на инфантильном уровне. Вот лично я осознал, за что и почему я оказался в колонии. И

я могу уверенно сказать, что больше сюда никогда не попаду. Я посмотрел и знаю теперь, что

такое тюрьма. Но это не главное. А главное в том, что надо осознать себя. Осознать мир, в

котором ты находишься. Понять те предпосылки, которые привели тебя в тюрьму. Человек

может оказаться в ненужное время в ненужном месте…

– Человека могут просто втянуть в ту или иную ситуацию.

– В том и дело, что человек слаб. Духовная слабость… И вот пока человек не начнет

заниматься самовоспитанием, он этого не избежит. Я же говорю, что человек прежде всего

эмоциональное существо. Он хочет возвыситься, войти в ранг богов и царей, при своей жизни

воздвигнуть себе памятник. Почему было совершено убийство Кеннеди? Одной из причин было

то, что убийца хотел войти в историю. С плохой ли стороны или с хорошей, но лишь бы войти в

историю. Для чего? Эмоции… эмоции мешают жить! У нас существует множество разных

трудов по философии, по психологии. Но ни один труд не учит искусству жизни. Умению

обходить острые углы, не создавать конфликтные ситуации, не загонять себя в тюрьму. Ведь вся

проблема кроется в самом человеке, личности. Мы не умеем правильно жить. Мы не умеем

правильно мыслить. Присутствуют одни эмоции. Одна эмоция может испортить всю жизнь.

Вспышка – и всё, уже произошло преступление. Человек оказался в колонии. Допустим, на почве

ревности он убил жену. Потом он оправдывается: «Да, я очень сожалею о том, что я совершил, но вот в тот момент я не помнил, как это произошло». Итог: человек сам себе испортил жизнь.

Выстрел на упреждение

Папка с личным делом осужденного О. – особая. На ней проведены две черные полосы, которые предупреждают, что О. склонен к побегу и опасен при нападении. За убийство его

приговорили к 25 годам заключения.

Осужденный О.

– Я жил и работал в Омске. Служил в разведке…

– В какой разведке?

– Существует в нашей стране организация, которая занимается внутренними делами. Я

работал в милицейской разведке – отделе оперативной службы. Потом его переименовали в 7-е

подразделение. Принципы работы такие же, как в контрразведке, – это разработка авторитетов

либо продажных милиционеров, прокурорских работников, судей…

– Какие-то громкие дела у вас были?

– Большей частью их у нас забирали.

– Кто забирал?

– Ну… некоторым лицам не нужно было выносить сор из избы. И дела закрывались, списывались в архив.

– До какого звания вы дослужились?

– Начинал с лейтенанта, закончил капитаном. Потом перешел в уголовный розыск и

получил майора.

– За что же вас посадили?

– Познакомился с одним коммерсантом. Одна, другая, третья встреча, а потом он как-то

пожаловался, что один человек в Москве мешает ему товар закупать. И оказалось, что этого

человека я знал еще по 1986 году, когда работал в 7-м отделе. Я решил помочь коммерсанту –

договориться с тем человеком, чтобы тот содействовал поставкам товара. Это были продукты

питания, плюс всякие «Сникерсы»… В принципе, я бы с ним договорился. Дело в том, что у них

произошли трения, а когда я поехал в Москву, меня уже там ждали как… наемного киллера! А не

как человека, который поехал на разговоры. И когда меня уже задержали, то оперативники

рассказали мне, что же получилось в действительности. Оказалось, этот омский коммерсант, чтобы закрыть возникшую проблему, нанял двух пацанов-отморозков, которым предложил

поехать в Москву и шлепнуть того человека. Они когда в Москву приехали и узнали уровень того

человека, они просто перепугались и вернулись обратно. А меня уже потом выставили в

качестве… живца, можно так сказать. В качестве киллера. Там меня уже ждали. Я это понял по

их поведению.

– Интересно, кто вас там мог ждать. Кто вообще об этом мог знать?

– В том-то и дело. Я пока сижу здесь, я не знаю. Я сюда заехал просто по недоразумению.

Вот если бы у меня было командировочное удостоверение и табельный «ствол», то у меня была

бы чистая самооборона. Это мне потом следователь сказал. Если рассказывать по порядку, произошло вот что. Когда я приехал в Москву, подошел к офису, понял по обстановке, что меня

там ждут. Сразу насторожился: почему, с какой целью? Я нашел на улице телефонный автомат и

позвонил этому коммерсанту. Он мне отвечает: «Зайди в офис». Я сразу понял, что это ловушка.

Но все-таки решил дождаться этого коммерсанта – у него кличка «Сухан» – в Москве очень

знаменитая личность, он финансист, ворочает большими деньгами. В криминальном мире он

как вор в законе считается. А потом получилось так, что мне сели на хвост его, видимо, пацаны.

Ну а я все-таки не зря в милиции работал, быстро сбросил их с «хвоста». Уходить сразу не стал

из Москвы. То есть не десятого, не одиннадцатого поехал, а поехал именно двенадцатого.

Видимо, у меня хороший ангел-хранитель… Потому что если бы я поехал десятого или

одиннадцатого, я бы нарвался на их засаду. А так получилось, что когда я поехал двенадцатого, то нарвался только на милицейский патруль. Правда, сначала непонятно было, кто это. Я потом

следователю объяснял, что если бы я знал, что это милиционеры, я бы сдал обе «пушки». В

худшем случае меня осудили бы на два года за незаконное хранение оружия, а в лучшем случае –

выгнали бы из милиции. А следователь отвечал: «Нет, ты специально решил убить

милиционеров». Оказалось, что эти милиционеры буквально накануне получили новую машину,

еще не успели ее оборудовать. Я ехал из Москвы в Омск, сидел на месте пассажира. Водителя я

нанял еще в Омске на рейс в оба конца. И вот нас пытались остановить… Было непонятно, кто

сидел в той машине. В принципе, такая же «девятка» как у нас. Она остановилась перед нами…

В словаре Ожегова есть понятие «камуфляж», то есть когда человек хочет скрыть свою

сущность, он меняет облик. Один был в форме ГАИ, другой – в форме ППС. Я это расценил как

камуфляж. Один из них подошел ко мне, и я понял, что он пьяный. Сам я не пью, поэтому

пьяных распознаю очень быстро. Я показал ему свое удостоверение. А потом понеслось… Он

достает «ствол», и я понял, что он решил меня убить. Я был уверен, что эти двое – из охраны

того коммерсанта. Все было против них: машина без мигалок, камуфляж, пьяный вид… У него

не было даже жетона на груди! Как я мог определить, кто это? Он даже не показал свое

удостоверение, а сразу выхватил пистолет. Я первым выстрелил на упреждение – ему в руку, чтобы выбить пистолет. Его напарнику пуля тоже попала в руку. После всего этого я просто

уехал бы – не хотел ввязываться. Но уехать не получилось. Началась перестрелка. Получилось

так, что я убил одного и ранил второго. Самого меня тоже ранили… Пуля до сих пор торчит в

голове. Принимавший меня хирург не стал брать на себя ответственность и вытаскивать пулю, он пояснил: если ее начать шевелить, она заденет кору головного мозга.

– Если вы ехали в Москву «просто поговорить», зачем же брали с собой оружие? Кстати, вы

упомянули про два пистолета.

– Да, оба незарегистрированных. Зачем брал с собой? Дорога дальняя, в пути неизвестно

кого можно встретить…

– Водитель был ваш знакомый?

– Нет, просто нанятый. Естественно, за вознаграждение. Вроде командировочных.

– Один пистолет – понятно, ну а второй зачем был нужен?

– Я купил его перед самой поездкой, не хотел оставлять дома. Потому что торговец, который продавал оружие, он продавал сразу оба пистолета. И цена за два пистолета была

невысокой. Я и купил сразу два.

– Это уже уголовная статья: незаконное приобретение и хранение огнестрельного оружия.

– Жизнь такая…

– Вы же были сотрудником правоохранительной системы, оперативным работником.

Хорошо знали, на что шли.

– Да, знал. Но государство у нас такое, что не защищает.

– Зачем вы связались с тем коммерсантом в Омске? Хотели подработать?

– Почему бы и нет.

– Что вам обещали за поездку в Москву?

– Гонорар. Но в том случае, если бы я смог договориться там, в Москве.

– С какими мыслями вы возвращались в Омск? Что бы сказали своему приятелю-

коммерсанту, чье задание не удалось выполнить?

– Он боялся моего возвращения. Это я понял уже из разговоров с операми, которые меня

задержали. Видимо, он сильно меня подставил… Следователь тоже не хотел разбираться, кто

прав, а кто виноват. Я предлагал провести следственный эксперимент с целью выяснить, мог ли

я понять, что это были сотрудники милиции, а не бандиты, как я думал. Следователь отказался.

Хотя экспертиза подтвердила, что один из них был пьян. На суде родственники убитого

пояснили, что в тот день он болел и с утра принял лекарства. Словом, я не знаю, кто стоял за

этим делом… Все были против меня. Вы когда-нибудь получали нокаут? Сильный удар в голову, перед глазами – круги… Я был никакой, когда в меня угодила пуля. Я отлетел от машины на

полтора метра. И потерял сознание. Потом я узнал, что моего водителя тоже зацепило. Нас

обоих отвезли в больницу… Поэтому я утверждаю, что если бы провели следственный

эксперимент, все обвинения с меня сняли бы. У меня была самооборона. И я был уверен, что это

бандиты. После суда я написал заявление, что не согласен с приговором. Но куда там, это же

Россия… Сами знаете, чего толку-то. Сначала следователь, а потом судья построили систему

доказательств на своих личных убеждениях, мол, я специально совершил убийство. Мою просьбу

провести следственный эксперимент отклонили на том основании, что в этом, дескать, нет

необходимости. Хотя у меня был свидетель – водитель автобуса, что проезжал мимо в тот

момент. Он видел в руке милиционера пистолет, о чем рассказал на суде. Я сам оперативник, почти двадцатку отработал в системе – как я должен был отреагировать? Защищаться! Я потом

всем это говорил, и в итоге всем это было, извините за грубое выражение, по барабану. Я

говорил: на меня был направлен пистолет! И слышал в ответ равнодушное: «Ну и что». Меня

просто не хотели понимать. Я даже не знаю, почему мне дали такой большой срок: двадцать пять

лет. В моем личном деле – две полосы. И кто за этим стоит, я не знаю. Догадываюсь только…

– Что значит – две полосы?

– 12 марта 1997 года произошло это ЧП. 17 марта меня привезли во Владимир,

допрашивали. Туда же приехал мой начальник, во Владимир, с кем-то встречался. Когда он

уехал, на моем личном деле появились две полосы – они означали: усилить за мной контроль.

Такие полосы рисуют для сотрудников тюрем и колоний, чтобы они сразу обратили внимание на

данное личное дело и отложили его в отдельное место. Одна полоса означает – склонен к

побегу, опасен при нападении, другая – склонен к суициду. Откуда взялся этот суицид, даже не

представляю. Никогда в мыслях подобного не было. Лично я по жизни оптимист. Кто-то

заинтересован был дать широкую огласку моему делу, потому что обо мне уже в двух книгах

писали. Первая книга называется «Тюрьма и зона», вышла она в октябре 1997 года. А вторую

книгу мне принесли в начале февраля 1999 года, называется «Милиция и беспредел». В одной из

книг меня описывают как киллера. И даже не российского, а чуть ли не мирового масштаба.

Якобы я мог выезжать даже за рубеж. Да я нормальный человек! Не душегуб, как хотелось бы

кому-то меня представить. И сплю я спокойно… Да, я защищался. Даже если животное загнать в

угол, оно тоже будет сопротивляться. У меня в 1994 году была ситуация, когда бандиты решили

забрать мою машину. В тот момент у меня был табельный пистолет. Одного я сразу убил, а

второго тяжело ранил. Всего же их было пять человек. Было заведено уголовное дело, меня

признали потерпевшим. Потому что я защищался. Точно такая же ситуация была и на этот раз. Я

снова защищался, думая, что на меня напали бандиты. И если они оказались не бандитами, а

милиционерами, то это их проблема, а не моя. Потому что в роли милиционеров они были

просто неубедительны!

– Зачем вы вообще связались с тем коммерсантом, в Омске? Ведь известно: где крутятся

большие деньги, там не обходится без криминала. Как сотрудник милиции вы должны были об

этом знать.

– Если бы в милиции платили нормальные деньги, лично я никуда бы не сунулся. Когда по

два-три месяца нам не платили, а нужно было крутиться-вертеться… У меня семья, две дочери.

– Жена знала, куда и зачем вы поехали?

– Нет. Я не привык ни с кем обсуждать свои планы. Жене сказал только, что поехал по

делам в командировку на несколько дней.

– Когда вас арестовали, она приходила на свидания?

– Конечно.

– Какой была ее реакция на то, что вы совершили?

– Ее не интересовал этот вопрос. Мой характер она прекрасно знала. И она знала также, что

я грязным делом не займусь.

– В ходе уголовного дела возникал вопрос, что в Москву вас направляли якобы для

убийства?

– Да, возникал. Из Владимира меня повезли в Омск – именно для расследования этой

версии. В Омске было отказано в возбуждении уголовного дела по данной версии, ввиду того что

она не подтвердилась. И в приговоре об этом не упоминается. Откуда взялись неподтвержденные

«факты» в названной книге, мне неизвестно.

– Есть выражение: «зона учит». Чему лично вас научила зона?

– Только надев вот эту черную робу, я стал по-настоящему разбираться в психологии людей.

Представьте, что я – отработавший двадцать лет в спецслужбе! – только в колонии научился

нормально разговаривать с людьми. Я вот прошел сейчас эту школу – тюремную школу – и если

бы меня после всего этого вернули обратно в уголовный розыск, это было бы прекрасно.

Почему? Потому что я знаю теперь об этой системе все: начиная с низов, с камеры в СИЗО, и

кончая зоной. Как здесь работают со спецконтингентом – вот что я знаю! Большая скученность

людей, характеры разные – у одного взрывной, у другого поспокойнее. Самое главное, что все

здесь понимают – конфликты в зоне никому не нужны. Потому что сидеть здесь предстоит

очень долго и нужно сидеть так, чтобы не расходовать собственные нервы. А для того чтобы не

расходовать нервы, нужно думать. А для того чтобы думать, нужно… черпать информацию.

Откуда? Отсюда же. Начинаю приглядываться, кто как себя ведет, как разговаривает, и уже