Июня 1891 года, 6 часов 34 минуты

Согласно предварительным результатам исследования образцов, собранных на территории Пустошей, здесь насчитывается не менее 3427 различных эпох. Если верен наш метод, временной диапазон охватывает по меньшей мере пять миллионов лет. Правда, это касается всей страны в целом; на некоторых территориях разброс эпох ограничен. Так, Тройственные эпохи, включающие Нохтланд, Веракрус и Кселу, определяются всего тремя основными эпохами с минимальными включениями посторонних.

Вересса Метль. Местные почвы: к вопросу о применении в картологии

Должность королевского ботаника была настолько важна – и не только для правящей верхушки, но и для всех Пустошей, – что к ней прилагалась личная резиденция в тыльной части дворца, рядом с теплицами. Подобно Шадраку, Мартин умудрился заполнить все комнаты орудиями своего ремесла. Просторная кухня, лаборатория, кабинет и столовая на двадцать персон, не говоря уже о четырех спальнях, – все было битком набито странного вида научным оборудованием, книгами по ботанике, геологии, зоологии… а еще – многими сотнями растений. Другое дело, что в отличие от дяди Софии Мартин содержал свое жилье в порядке и чистоте. Инструменты и цветочные горшки были аккуратно расставлены по полкам, коих насчитывались десятки, или хранились в витринках из толстого стекла, занимавших все углы.

Угостив друзей обещанными яйцами с грибным хлебом – под непрерывный монолог про то, как выращивалось какао, плескавшееся у них в чашках в виде горячего шоколада, – Мартин неохотно отпустил их на отдых.

Барр явно частенько бывал в доме ботаника и все здесь знал. Он просто зевнул и сразу куда-то ушел.

– Нам куда – в заднюю спальню? – уже на ходу, уводя с собой Софию, спросила Каликста.

– Да, – кивнул Мартин. – Сладких снов!

К спальне примыкала большая ванная комната с плиточными полом и стенами и – куда же без них! – добрым десятком орхидей в горшочках. София, хорошо знавшая, как тщательно следила Каликста за своими волосами и нарядом, была приятно удивлена, когда пиратка предложила ей вымыться первой.

Здесь, в резиденции ботаника, София чувствовала себя почти так же уютно и безопасно, как дома, в Бостоне. Лежа в фарфоровой ванне, она смотрела на солнечные блики, игравшие на плитках. Горячая вода… какое блаженство! Девочка рассеянно намылилась и некоторое время просто отдыхала, наслаждаясь теплом. Наконец выбравшись из ванны, она завернулась в банный халат. Прикосновение к телу пушистого хлопка было очень приятным… Завязывая поясок, София испустила долгий вздох… И тут-то скопившееся напряжение вдруг прорвалось. Девочка икнула, поперхнулась – и слезы хлынули градом.

Она согнулась, неудержимо рыдая.

– Ну-ну, тихо, – сказала Каликста, обнимая ее и похлопывая по спине.

София задыхалась и вздрагивала, ей было больно. Тогда, в Бостоне, ужас от исчезновения дяди Шадрака был до некоторой степени смягчен присутствием Тео. А теперь Тео не было рядом. А Шадрак…

София всхлипывала судорожно и отчаянно. Насколько она понимала, Шадрак мог быть уже мертв.

– Ну же, маленькая, – шептала Каликста. – Тебе надо отреветься, так что поплачь…

Мало-помалу слезы Софии иссякли. Каликста обняла ее и ободряюще улыбнулась.

– Давай-ка, – сказала пиратка, – волосы тебе распутаем, прежде чем спать!

Она вытерла Софии голову полотенцем и тщательно расчесала пряди, напевая вполголоса. Ласковые прикосновения гребешка и негромкая песенка без слов сделали свое дело – у девочки начали закрываться глаза. Она плохо запомнила, как вскарабкалась на кровать, такую высокую, что забираться пришлось по небольшой лесенке. Там уже лежала ночная сорочка. Она не принадлежала Софии, но как раз подошла по размеру. Натянув ее через голову, София легла – и заснула, как только голова коснулась подушки.

Проснувшись, она не сразу сообразила, где оказалась и что это за комната. Потом все вспомнилось. София села в постели.

Пока она спала, что-то переменилось; подобной бодрости она не ощущала уже давным-давно. Она словно сбросила все накопившееся – бесконечное ожидание под дождем, странное бегство Тео, долгий переезд из Веракруса, мучительную качку на борту «Лебедя», безумное путешествие на поезде через весь Новый Запад… Верно, София по-прежнему – и телом, и духом – чувствовала себя так, словно ее в мясорубке провернули, но интуиция подсказывала, что худшее позади.

Каликста позаботилась прикрыть деревянные ставни, но щелки пропускали солнечный свет: воздух в комнате отливал разбавленным янтарем. Пиратка еще спала на соседней кровати. София тихонько спустилась и, порывшись в своей сумочке, вытащила часы: десять с минутами. То есть, согласно счету времени Нового Запада, миновал полдень.

Она поискала свою одежду, но не нашла. Зато кто-то оставил на стуле у кровати белое платье, расшитое голубыми вьюнами. Как ни странно, оно оказалось девочке точно впору. Отглаженный хлопок едва заметно пахнул крахмалом и лавандой. Голубые шлепанцы, стоявшие тут же, были лишь чуточку великоваты. Взяв рюкзачок, София повесила его на плечо. Разложила по карманам платья часы и серебряную катушку – и на цыпочках вышла из спальни.

Она немного постояла на прохладных камнях коридора, привыкая к удивительному чувству выздоровления. Ей казалось, все тело прямо-таки наливалось силой. Потом в соседней комнате раздался легко узнаваемый смех Барра. София двинулась вперед и скоро обнаружила открытую дверь лаборатории. Мартин что-то разглядывал сквозь очки и оживленно говорил с Барром. Пират стоял рядом с ним, и лицо его сияло.

– В жизни ничего подобного не видал! – восклицал Мартин. – Положительно не представляю, как подступиться к датированию… хотя, по сути… Невероятно! Так на каком, говоришь, острове подобрал его тот матрос?

Барр оглянулся и заметил на пороге Софию.

– Как спалось?

– Замечательно, спасибо большое… Каликста еще в постели.

– Ну и пусть отсыпается, – сказал Мартин. И за руку подвел Софию к лабораторному столу. – Барр говорит, ты из ученой семьи! Надобно тебе на это посмотреть!

– Ты только объясни кое-что для начала, – посоветовал Барр. – Я ничего Софии о твоей работе не успел рассказать.

– Всенепременно, всенепременно, – нетерпеливо отмахнулся Мартин, подтаскивая к столу невысокую табуреточку для ног. – Полезай!

София не особенно поняла зачем, но послушалась.

– Смотри в стекло! – возбужденно велел Мартин. Спохватился, сдернул с носа очки. – Вот, возьми. Пригодятся.

Он нацепил их на Софию, и мир кругом сменился путаницей бесформенных цветовых пятен. Мартин осторожно приблизил ее голову к столу.

– Видишь?

Перед глазами Софии возникли булыжники размером с кулак, разрисованные ломаными золотыми полосками. Насмотревшись и по-прежнему ничего не понимая, девочка стащила очки. Перед ней на столе был горшочек, полный рыхлой песчаной земли.

– Что это такое? – спросила она.

– Этот грунт обнаружил моряк на уединенном острове… – пояснил ботаник и повернулся к Барру: – Так где, говоришь?

– К югу от Индий, – ответил пират. – Близ побережья Поздней Патагонии.

– И сей образец, – подхватил Мартин, – принадлежит к эпохе, о которой нам решительно ничего не известно. Я по одному виду этой почвы уверенно заявляю: данная эпоха еще не изучена!

София спросила с сомнением:

– Почему вы так уверены?

– Потому, – с торжеством произнес Мартин, – что эта почва – искусственная!

– Как? Разве это возможно?

– В том-то и штука, что нет! – ликуя, рассмеялся ботаник. – Вот оно, чудо из чудес! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, – и нате вам. А стало быть, земля сия происходит из эпохи, о которой мы ровным счетом ничего не слышали. Осмелюсь только предполагать, что она имеет отношение к весьма отдаленному будущему. Но кто скажет наверняка? Что, по сути, известно нам о познаниях древних?..

Он поднял брови и заулыбался.

– Все равно не понимаю, – сказала София.

– Пошли! – Мартин, не допуская никаких возражений, стащил ее с табуретки. – За мной!

И он, прихрамывая, устремился в другой конец комнаты. София поспевала за ним изо всех сил.

Барр присоединился к ним возле круглого стола рядом с окном. К столу была приколота большая бумажная карта, сплошь исчерканная цифрами и пометками различного свойства.

– Земля, – увлеченно начал Мартин, – по некоторым предположениям, имеет возраст около четырех с половиной миллиардов лет… Я имею в виду – если брать за точку отсчета нашу эпоху. При всем том, что Пустоши являют собой невероятное скопище эпох, большая их часть сосредоточена примерно в тысячелетнем промежутке, охватывающем также Объединенные Индии и Новый Запад. Можно даже в первом приближении говорить о пространственно-эпохальном полушарии… Однако в других частях света есть места, отнесенные на тысячи и даже на миллионы лет от нашего времени. Так вот, моя научная работа… – и поправился: – … ну, некоторая ее часть… состоит в датировке различных эпох путем установления возраста почв.

София внимательнее пригляделась к карте. В цифровых пометках было трудно выявить закономерность.

Она так и спросила:

– А цифры что значат? Это даты?

– В некотором упрощенном смысле – да, – сказал Мартин. – Имею смелость полагать, что мной разработан самый многообещающий метод постепенной идентификации каждой эпохи в нашем обновленном мире. Барр – естественно, с помощью своих коллег по профессии – собирает для меня образцы почв, и, как видишь, мы уже определили множество эпох в своем полушарии!

В его голосе звучала законная гордость. Он бросил на Барра взгляд, полный торжества. Тот улыбнулся в ответ.

– Весьма впечатляет, – вежливо проговорила София.

Она понимала значимость исследований Мартина, однако карта по-прежнему являла собой загадку.

– Но это лишь начало. Покажем-ка ей зеленую комнату! – сказал Барру ботаник.

– Непременно, – отозвался пират.

– А заодно испытаем новую почву!

И Мартин стремительно проковылял в другой угол лаборатории. София только теперь заметила там узкую застекленную дверь. Она выводила прямо в небольшую теплицу, устроенную внутри главной оранжереи, через которую они шли утром.

– Вот! – Мартин величественным жестом обвел цветочные горшки и поддоны, по преимуществу пустые. – Вот он, передовой край науки!

Его энтузиазм был заразителен, и София поинтересовалась:

– В чем же состоят ваши опыты?

– Эксперименты связаны с почвой! – Он наклонился к Софии, едва не ткнувшись длинным носом ей в лицо. И таинственным шепотом пояснил: – Ботанические! – Выпрямившись, он повернулся к лотку, заполненному непривычного вида растениями. – Мы занимаемся тем, что высаживаем семена и черенки в почву разных эпох. Результаты бывают феноменальными. – Он снял с полки ближайший горшок и протянул Софии. – Что это, по-твоему?

– Похоже на землянику… – ответила София с сомнением.

– В точку! – сказал Мартин. – А теперь попробуй ее!

Сорвал с кустика ягоду и протянул девочке.

София придирчиво осмотрела ее, потом сунула в рот.

– Это не… – И тут она ощутила совершенно неожиданный вкус. – Ой! Она как грибы!

– Да! – восторженно подтвердил Мартин. – Как грибы! Весьма примечательно, не правда ли? Вот эти-то ягоды я в хлеб и запек… Я еще не понял причины, но земляника, высаженная в эту почву из северных Пустошей, приобретает грибной вкус. Одна загадка из великого множества! – Он поставил горшочек на место. – А здесь – полигон новейших экспериментов с картирующими растениями. – Его рука указывала на длинный поддон, напоминавший вполне заурядную грядку с огородной зеленью. – В основном тут анис, сельдерей, лук…

– Ух ты! А я на рынке в Веракрусе видела путеводные луковки, – тотчас среагировала София. – Каким образом они действуют?

– Ну, эта разработка – одна из простейших, – заскромничал Мартин. – Видишь ли, свойства растения определяются его родной почвой, а ей, словно компасу, присущ магнетизм… Оказавшись в чужом месте, овощ или корнеплод неуклонно ведет тебя туда, где был выращен, – примерно как рогулька лозоходца. С одними растениями это получается лучше, чем с другими. – Мартин почесал затылок. – Ананасы, к примеру, по неведомой пока причине всегда приводят к океану…

Он взял в руки пустой горшочек.

– Жду не дождусь возможности испытать эту рукотворную почву… Барр, давай образец!

Пират с готовностью передал ему стеклянную банку. Мартин черпачком подцепил часть земли и наполнил горшочек.

– Ну-ка, ну-ка… – Вытянув длинный ящик, он стал перебирать бумажные пакетики. – Петуньи? Апельсин? Базилик? Он и на кухне бы пригодился… Думается, я все же попробую – да! Вот оно! – Он схватил коричневый конвертик. – Ипомея! – Ботаник запустил в него пальцы, вынул и кончиком мизинца вдавил в горшечную землю несколько маленьких семян. Тщательно разгладил поверхность, полил из керамического кувшина. – Через несколько дней поглядим, что появится! – радостно проговорил он, отряхивая руки. – Если я прав, нас ждет нечто выдающееся!

– А еще какие опыты вы ставите? – заинтересованно спросила София.

Ответить Мартин не успел. Барр встревоженно вскрикнул, схватил Софию за руку и отдернул ее от горшка.

Из земли в воздух вырвалось щупальце, тонкое, зеленое, по-змеиному гибкое. Прямо у них на глазах зеленый росток разделился надвое, выпустил нежный листок в форме сердечка и потянулся вверх. Горшочек неожиданно лопнул, на стол вывалилась мешанина серебристых корешков. Они расползались в стороны, цепляясь за что попало. Зеленый побег, усеянный листьями, почти достигал потолка теплицы. Тонкие веточки отделялись от основного ствола, начинали быстро расти… Потом возле одного листка появился тугой белый бутон. Еще, еще и еще… Они набухали, удлинялись и почти одновременно меняли цвет с белого на зеленый и потом – на голубой и пурпурный. И наконец последовало что-то похожее на взрыв – новорожденная ипомея украсилась десятками маленьких граммофончиков. Но даже и это было не самое главное чудо. Онемевшие от изумления зрители услышали звук! Его издавали цветы. Десятки тонких, как флейты, голосков выводили песню на неведомом языке. Во всяком случае, София была уверена, что в мелодичных переливах угадывались слова, пусть и непонятные.

Ботаник подошел к растению первым.

– Осторожнее, Мартин! – предупредил Барр.

– Бояться тут нечего. – Ученый, отходя от пережитого шока, потянулся к цветку. – Сейчас оно отдыхает… Сколь примечательно! – продолжал он скорее про себя. – А корешки-то у нас не просто серебристые, они серебряные! С ума сойти, да и только! Это при стебле, имеющем обычную для растений структуру… Фантастика! – Он повернулся к Барру и Софии, на лице отражалось благоговение. – Я еще не видел ничего подобного этой ипомее. Она является растением лишь наполовину.

Барр спросил напряженным голосом:

– А остальное?

– Рукотворное, полагаю. – Мартин покачал головой. – Друзья мои, перед нами гибрид! Наша ипомея развивалась, как положено растению, но она наполовину соткана из металла. Я читал о подобном в одной из ненаучно-фантастических книг, которыми увлекается моя дочь… И, в убожестве своем, счел это чистейшей воды вымыслом автора. Мог ли я предполагать, что увижу такое чудо своими глазами!

– А откуда звук? – спросила София.

Мартин улыбнулся:

– Понятия не имею… Однако разберусь непременно! – И он бросил последний взгляд на цветущую ипомею. – У нас много работы! Я наведаюсь в библиотеку, мы изучим эти цветы с помощью сильного микроскопа… и, возможно, вырастим другой образец! – Он вытер глаза, увлажнившиеся от избытка чувств. – Какое открытие!

И он поспешил в лабораторию, сопровождаемый Софией и Барром. Пират в отличие от ученого хранил мрачноватый вид. Дверь в теплицу он запер крепко-накрепко.

– Может, Мартин, сперва умом пораскинем? – спросил он, едва успевая поворачивать голову вслед ботанику: тот метался туда-сюда, собирая необходимое. – Осмелюсь напомнить, друг мой, что опыты приводят порой… э-э-э… к непредвиденным результатам…

– Чепуха. – Занятой Мартин лишь отмахнулся.

– Чепуха?.. – возмутился Барр. – А та лиана-душитель? А лживый самшитовый лабиринт, который наверняка прикончил бы пятерых королевских слуг, если бы ты не уморил его ядом? А кровавая яблоня, наконец?.. Я слышал, с тех пор она прочно вошла в страшные сказки: ими пугают детишек, чтобы в парке от нянек не убегали… Я уж вовсе молчу о клыкастой картошке, о ходячем ильме, о… Мартин! Я с тобой разговариваю!

Ботаник вскинул голову, точно очнулся.

– Что?..

– С тем цветком что-то нечисто, – сказал Барр. – У меня мурашки от его голоса. Откуда нам знать, что это за штука? Мартин, надо быть хоть чуточку осторожнее! Очень тебя прошу!

Ученый покосился на высокие часы с девятичасовым циферблатом, стоявшие у двери во двор.

– Час почти обеденный, – пробормотал он. – Попрошу ее накрыть в библиотеке… Ипомея? Нет, дело не в ней. Почвы? Искусственные почвы? – Он покачал головой. – Тоже вряд ли…

– Мартин! – требовательно повторил Барр.

Старик оглянулся на него и просиял.

– С каких это пор на тебя подобная серьезность напала, Бартон? Ты же сам на себя стал не похож. Мы не имеем права упустить шанс! Такое открытие второй раз в жизни не подворачивается!

– С тобой еще не таким станешь, – буркнул Барр. – Я сам не из тех, кто от каждой тени шарахается… но за тобой глаз да глаз нужен! Я по сравнению с тобой – благоразумие во плоти! На старые грабли все время не наступаю! Вспомни… – Он помедлил и тихо докончил: – Вспомни шепчущий олеандр… Он тоже мог говорить.

Мартин заколебался.

– Шепчущий олеандр?.. – вполголоса переспросила София.

– Это совершенно другое дело! – заявил Мартин. – Сравнение неправомерно!

Барр тяжело вздохнул: ну что, мол, прикажете делать с этим человеком!

– Мартин, я всего лишь прошу тебя о некоторой осмотрительности. Ну сам подумай: в этом дворце – и серебряные корешки! Тут государственной изменой попахивает!

Ученый закатил глаза:

– Говорю же тебе, Барр: опасности никакой!

– От каких таких опасностей ты решил отмахнуться на сей раз? – прозвучал женский голос.

София обернулась, ожидая увидеть Каликсту, но вместо пиратки в лабораторию вошла маленькая женщина с замысловатой прической. Длинное облегающее платье, шелковое, усеянное крохотными полночно-синими цветочками, мело по полу. Шею обвивало многорядное жемчужное ожерелье. Платье было без рукавов; Софии сперва показалось, что от запястий к плечам тянулись ниточки блесток. Когда женщина приблизилась, девочка разглядела, что это шипы размером с ноготок – бледно-зеленые и очень острые с виду. Вошедшая одарила Софию доброжелательной улыбкой. Она была совсем молодой, но строгое и задумчивое выражение лица казалось позаимствованным у кого-то намного старше. София вдруг поняла, что имели в виду другие люди, называя ее «серьезной не по годам». Она улыбнулась в ответ.

Женщина повернулась к Мартину. В черных как ночь волосах виднелись крохотные синие цветы.

– Дорогая моя, ты как раз вовремя! Мне безотлагательно требуется твоя помощь! – бросаясь навстречу, воскликнул ученый.

– Душевно рад новой встрече, – целуя женщине ручку, учтиво проговорил Бартон.

– Взаимно, Барр, – улыбнулась она. – Как поживает Каликста?

– Потом, деточка, потом! – перехватывая ее руку, вскричал Мартин. – Идем, я покажу тебе почву, привезенную Барром! Это невероятно! Ты глазам своим не поверишь…

– Отец, – ласково удержала она старика, – ты не хочешь представить меня своей юной гостье?

– Ну конечно, – спохватился Мартин. – Прости, деточка. Это София, друг Барра и Каликсты… – И он слегка поклонился. – Рад представить тебе, София, королевского библиотекаря и придворного картолога… в общем, мою дочь Верессу!


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: