Июля 1891 года, 2 часа 05 минут

Подземные темницы обязаны своим происхождением иному временному периоду, скорее всего – наиболее раннему среди Тройственных эпох. Образцы почв из подвалов императорского дворца в Нохтланде позволяют предположить, что обширное подземное строительство велось здесь за несколько столетий до образования слоев, на поверхности которых, собственно, был возведен наземный дворец. Другими словами, открытое нашим взглядам дворцовое здание, существующее со времен Великого Разделения, и его подземелья принадлежат к различным эпохам.

Вересса Метль. Местные почвы: к вопросу о применении в картологии

Еще за много лет до того, как стало известно о наступлении ледников, Бланка пыталась обогатить свою железнодорожную компанию, прокладывая рельсовые пути в глубину Индейских территорий Нового Запада и в Пустоши – до самого Нохтланда. Принцесса Юста, что неудивительно, весьма благосклонно отнеслась к инвестору, ратующему за то, чтобы соединить изолированную столицу с процветающими городами севера. С годами Бланка благополучно переиграла необщительную монархиню, выхлопотав себе эксклюзивное право на железнодорожное строительство и убедив Юсту, что с юга двигался всего лишь очередной шквал.

Однако стихия, стремительно приближавшаяся к столице в потемках лунного затмения, не имела ничего общего с разгулом ветров. То, что началось едва уловимыми подвижками далеко-далеко, на Огненной Земле, день ото дня набирало силу. Теперь ледники атаковали быстро, хотя и с неравномерной скоростью, оставляя всем, кто оказался на пути, очень мало времени для бегства. Они уже поглотили Кселу – и продолжали распространяться на север, сметая все и вся.

Равнины и горные хребты Пустошей отделяла от сверкающих Южных Снегов изломанная граница. Там, где смыкались эпохи, тонким лезвием пронизывал ночной воздух нездешний свет, яркий и неуловимый, словно отблеск молний. Видевшие его бросались прочь, охваченные ужасом. И лишь немногие из людей, заметивших вспышки на горизонте, были способны понять, что они означали. Если сияние слепит твои глаза, считай, ты безнадежно промедлил!

Пленников Юсты водворили обратно в яму со стенами, утыканными кусками стекла. Софию, Тео и Шадрака силой вынудили к ним присоединиться. Бланка вновь одурачила принцессу, на сей раз – с помощью убедительной истории об изощренном «заговоре железняков», родившемся где-то в Индиях и приведенном в исполнение изменниками из числа обитателей дворца. Она сыграла на подозрительности принцессы – и не ошиблась. Монархиня, не заподозрив обмана, отдала узников в полное распоряжение Бланки.

Сперва заточенные, можно сказать, едва замечали тюремные стены. Они обнимались, расспрашивали друг дружку, радовались воссоединению. Шадрак живописал друзьям свое похищение, рассказывал о замыслах Бланки, связанных с Картой Всех Карт, о своих неуклюжих попытках побега. София в свой черед поведала ему обо всех своих приключениях, начиная с момента, когда она вернулась домой и обнаружила там полный разгром. Вересса описала, как одна из сторожевых собак, натасканных на металл, учуяла серебряную ногу ее отца. Защищая ботаника, Барр непроизвольно выхватил пистолет, после чего их всех и упекли в подземелье…

Наконец Тео повторил свой рассказ о лакримах, движущихся к северу. Шадрак тотчас дал объяснение феномену, связав его со стремительным перемещением границы Южных Снегов. Вот тут воцарилась тишина: потрясение было таково, что все семеро некоторое время не могли выговорить ни слова. Что способно остановить наступление ледниковой эпохи, к тому же гонящей перед собой толпы лакрим?..

Одна только София не унывала. Она не замечала ни угрюмых потемок, ни земляного пола под ногами – сидела, приникнув к плечу Шадрака, пока тот беседовал с Верессой. Ее окрылял восторг: она воссоединилась с дядей, Тео и остальными, – все прочее было не так уж и важно. Их постные физиономии отнюдь не лишали ее присутствия духа, наоборот, лишь придавали решимости. Она отказывалась поверить, что они преодолели долгий путь и справились с немыслимыми препятствиями лишь для того, чтобы бездарно погибнуть под пятой ледников.

«Судьбы дали нам достаточно, чтобы спастись, – думала она, сжимая в кармане часы и катушку. – Мы должны сделать это…»

Она пыталась представить грозившую им опасность. Вообразить наступление Южных Снегов ей не удавалось, зато она отчетливо видела внутренним взором толпы лакрим, бегущих с мест своего преображения. Девочка даже содрогнулась. Изрезанное лицо Бланки само по себе чего стоило…

– Расскажи подробнее, как она стала такой, – попросила она Шадрака, отвлекшегося от разговора с Верессой.

– Ты о шрамах? – поинтересовался он.

София кивнула.

– Вересса рассказывала тебе о том, как мы с ней много лет назад гостили у Талисмана? – спросил картолог. – Так вот, я почти сразу понял, что Бланка и есть лакрима, которую он держал взаперти.

– Да, но зачем он ей лицо резал?

Шадрак покачал головой.

– Талис спятил, – сказал он. – Несчастный полагал, что, вспоров кожу, сумеет открыть истинные черты своей пленницы.

– Вот бедняги, – пробормотала София. – Что он, что она.

В это время наверху появились трое стражников. Они без промедления стали спускать вниз стремянку. Узники подняли головы.

– Нам нужна только девчонка, – заявил один из охранников, в то время как остальные выставили копья: дескать, лучше без шуток. – Та, которую Софией зовут!

– Без меня она никуда не пойдет, – ответил им Шадрак.

– Повторяю: только девчонка!

– Дядя, со мной ничего не случится, – сказала София. – Да у нас и выбора особого нет…

– Пусть вылезает! – крикнул сверху стражник.

– Она права, Шадрак, – произнесла Вересса. Взяла его за руку и заставила выпустить племянницу. – Пусть идет.

София полезла с перекладины на перекладину, внимательно следя за движениями рук и стараясь не думать о бритвенно-острых осколках, торчавших совсем рядом. Когда она выбралась наверх, стражники подхватили ее и поставили на пол. Она едва успела бросить последний взор на дно ямы, где сбились вместе ее друзья; узники выглядели очень несчастными и до того одинокими, что у нее горло перехватило.

Стражники повели ее из купольного зала в коридор, потом по безлюдным комнатам слуг… Когда они вышли в просторный каменный дворик, София невольно вскинула голову: небо переливалось странными сполохами. Рябой круг бледной луны был почти скрыт, словно задернут вуалью. Девочка с некоторым удивлением расслышала издалека музыку и смех. Праздник затмения еще длился – а ей-то казалось, с тех пор неделя прошла!

Ощущение нереальности происходившего лишь усилилось, когда ее привели в апартаменты, расположенные в уединенной части дворца, окнами на сады. Здесь царила такая нарядная роскошь, что у Софии дух захватило. Главная гостиная, устланная бледно-желтым ковром лепестков, освещалась высокими свечными фонарями, забранными стеклом; кружевные пятна золотого света перемежались густыми тенями. Вся мебель стояла увитая гирляндами белых цветов, распространявших сладкий тяжеловатый аромат. В открытых окнах висели низки хрустальных колокольчиков. Их тихий перезвон заставил Софию вспомнить о миссис Клэй…

Вот только жила здесь вовсе не она. В простенке стояла Бланка. Глухая вуаль снова скрывала ее лицо.

– Оставьте нас, – коротко приказала она охране. – Обождите снаружи.

Стражники подвели Софию к парчовым креслам и удалились. Бланка уселась в одно из них и жестом указала Софии на другое. Музыка, приглушенно доносившаяся издали, не могла отвлечь девочку от видения изборожденного шрамами лица, которое так испугало ее в подземелье. Она смотрела только на складки вуали, думая о том, что находилось под ней.

Бланка подняла ее одним быстрым движением. Зрелище месива безобразных рубцов заставило Софию подпрыгнуть.

– Все правильно, – тихо промолвила Бланка. – Продолжай их считать. Потом попробуй представить, какой болью я за них заплатила. Тогда ты поймешь, почему я теперь играючи причиняю боль другим. Тебе следует подумать об этом прежде, чем ты решишься противопоставить моей воле свои детские понятия о добре и зле! – Она произнесла эти слова таким тоном, будто обещала Софии нечто радостное и чудесное. – Ну вот что тебе, дитя, известно о боли? Да ничего…

Страдания, о которых говорила лакрима, никакому сомнению не подлежали. Она в самом деле перенесла муки, для Софии совершенно непредставимые. Девочка заставила себя заново окинуть взглядом ее рубцы и вдруг ощутила, как отступил ужас, сменившись непрошеным состраданием к сидевшему перед ней существу. Бланка ведь сперва лишилась драгоценных личных воспоминаний, потом ее разум тяжким грузом переполнило нечто чужеродное…

– Вы правы, – сказала София, усилием воли устремив взор туда, где у Бланки могли быть глаза. – Я не знала ничего равного вашей боли. И надеюсь никогда не узнать.

– Твой дядя рассказывал тебе, откуда у меня эти шрамы?

София кивнула, завороженная извивами рубцов, которые шевелились в такт каждому слову. Потом, не удержав любопытства, спросила:

– А как получается, что вы видите и говорите?

Лицо Бланки словно оледенело. У Софии сердце стукнуло невпопад. Зря, конечно, она задала этот вопрос. Но, помимо сочувствия, она испытывала еще и жгучий интерес.

К ее немалому облегчению, Бланка неожиданно рассмеялась.

– Воистину, такого ребенка я еще не встречала, – произнесла она. – Вижу, тебя не очень-то запугаешь. Одно слово – дядина племянница! – Она покачала головой. – Так вот, отвечая на твой вопрос… – Теперь она взяла деловой тон, без прежней слащавости. – Что позволяет лакримам видеть, разговаривать и обонять, невзирая на утраченные черты, – толком никому не известно.

Несколько мгновений София размышляла над этим.

– Я других лакрим не встречала, – сказала она затем. – Но они, по-моему, не разговаривают. И вообще они не… не ведут себя как вы.

– Как правило, да. Видишь ли, я – иная. – Бланка помедлила. – Твоя любознательность начинающего ученого внушает мне уважение, поэтому я постараюсь объяснить, в чем моя особенность… Многих я видела, кому внушал ужас мой вид, и лишь единицы пробовали понять меня. – Лакрима передвинулась в кресле, обезображенное лицо наполовину скрылось в тени. – Несколько дней назад, когда я изучала нарисованную твоим дядей карту того места… той преисподней, где я три года страдала, я была потрясена, я не представляла себе, откуда ему известно… Но потом я вспомнила его лицо. Это он, твой дядя, в итоге распахнул передо мной дверь на свободу.

София ощутила в сердце теплый огонек гордости.

– Однако твой дядя знает не все, что со мной там приключилось. Взгляни вот на это!

И она протянула Софии руку без перчатки. На ладони отчетливо виднелась серая чернильная линия, повторявшая длинную морщину, что тянулась к запястью.

– Что это? – удивилась София.

– Картолог, – сказала Бланка, – вконец изуродовал мое разрушенное лицо. Он испещрил мою кожу никому не нужными картами. Тем не менее, вольно или невольно, он начертал одну верную линию – вот эту. Когда он провел ее, а было это за несколько недель до окончания моего плена, с моей памяти спали оковы: я вспомнила свою прежнюю жизнь. Всю целиком – и сразу. Я водила по ладони пальцами другой руки и как будто отслеживала свою собственную историю…

– В самом деле? Всю-всю?

– Все до единого воспоминания, вплоть до того дня, когда память была стерта. – Бланка вздохнула. – Я вспомнила свой дом… Свою эпоху.

София различила в ее голосе улыбку. Бланка же продолжала:

– Да… Передовую эпоху, полную чудес. Когда случилось Великое Разделение, я была лишь на несколько лет старше тебя. Разделение было ужасно. И прекрасно… Я как будто провалилась в пропасть беспредельного света. – Поднявшись, Бланка подошла к окну, за которым расстилались парки. Стеклянные колокольчики тихо позванивали над ее головой. – Мне в тот день исполнилось двадцать. Я отправилась в наш Зал поминовений, чтобы провести день рождения среди его дивных карт… – Она перехватила вопрошающий взгляд девочки и пояснила: – О, это был огромный чертог, хранилище карт, посвященных истории города. В Продвинутую эпоху было выстроено много столь же величественных сооружений… – Бланка немного помолчала. – Ты, кстати, одно из них видела.

– Неужели? – София моргнула от удивления.

– Ты же читала четыре карты с их воспоминаниями, – тихо ответила Бланка. – Дело происходит как раз в таком здании.

София вспомнила бесконечный подъем по винтовой лестнице, множество народу кругом… медленное обрушение…

– Получается, – сказала она, – разделение началось в вашей эпохе?

– Я не знаю, – проговорила Бланка так тихо, что София еле расслышала. – Не знаю. Я все еще пытаюсь… – ее голос зазвенел безнадежностью, – пытаюсь понять карты. Зато мне известно наверняка, – голос Бланки окреп, она повернулась к Софии, – что Карта Всех Карт объяснит все!

Она перешла на другой конец комнаты, открыла невысокий шкаф и вернулась, неся что-то в руках. София узнала свой рюкзачок. Бланка протянула его ей:

– Думается, помимо карт, здесь есть кое-что ценное для тебя…

София молча взяла рюкзачок и обеими руками прижала к груди.

– Ледники остановить я не в силах, – сказала Бланка. – Но кое-что сделать можно, и я всячески взывала к твоему дяде, убеждая его послужить не только моей эпохе, но и всем остальным. Теперь я обращаюсь с тем же самым и к тебе. Потому что переубедить его способна лишь ты…

Голос Бланки, певучий и скорбный, наполнил душу Софии внезапной тоской по всему, чего она не увидит, когда Южные Снега закуют весь мир в холодную белизну. Ей не придется посетить далекие эпохи, которые она так хотела исследовать. Она не вернется в Бостон, в свой дом на улице Ист-Эндинг… И уж точно никогда не разыщет родителей, быть может ждавших ее где-то в надежде, что она спасет их.

– Новый мир, каким мы его знаем, близится к концу, – словно подслушав ее мысли, продолжала Бланка. – Однако еще есть время определить, что именно займет его место. Если твой дядя поможет мне разыскать и переписать Карту Всех Карт, мы сделаем так, что мир восстанет из руин цельным и… правильным. Ознакомившись с твоими четырьмя картами, я уверилась в этом более, чем когда-либо. Твой дядя – наша последняя надежда.

– Шадрак этого делать не будет, – сразу ответила София. Она говорила без враждебности, просто констатируя факт. – Не стал бы, даже если бы мог. Он сам мне сказал.

Звяканье стеклянных колокольчиков перемежалось далеким смехом и музыкой, наплывавшей из парка.

– Возможно, твой дядя умолчал о том, – произнесла наконец Бланка, – насколько полной является Карта Всех Карт. Она показывает все события прошлого и будущего. Известно тебе, что это означает?

София смотрела на ее шрамы, и смутная идея оформлялась у нее в голове.

– Думаю, да, – кивнула она.

– Это означает вот что: если Шадрак прочтет карту, он сможет рассказать тебе обо всем, что ты хотела бы услышать. Повторяю: обо всем! Ты удовлетворила бы снедающее тебя любопытство, узнав о событиях прошлого. Также Карта Всех Карт позволила бы тебе однозначно установить, что же случилось много лет назад с Минной и Бронсоном!

София почувствовала, как остро защипало глаза.

– Да, мне известно об их исчезновении, – ласково проговорила Бланка. – Я очень много знаю о тебе, София. И о славном прошлом твоей семьи, и о том, насколько неразлучны вы с дядей. И о чувстве времени, которого у тебя нет. А с какой любовью Карлтон Хопиш о тебе вспоминал! – Бланка помолчала. – Родителей тебе вернуть я не могу, – с грустью продолжала она, – но с помощью Карты Всех Карт я могла бы, по крайней мере, достоверно установить, что с ними сталось.

София смотрела на свои руки, лежавшие на коленях, и пыталась удержать слезы.

«Достоверно установить, что с ними сталось…»

Словно чувствуя ее смятение, Бланка наклонилась вперед:

– Подумай, что это значило бы для тебя… – Грациозно поднявшись, она подошла к шкафу возле стены. – Ты когда-нибудь видела водную карту?

– Нет, – размышляя совсем о другом, отозвалась София. – Я недавно научилась обращению с картами.

– Тогда она заинтересует тебя, – сказала Бланка, возвращаясь с белой чашей и длинной бутылью воды. – Такие экземпляры редко встречаются, поскольку требуют терпения и умений, присущих очень немногим. Их изготавливают осаждением. Картограф помещает смыслы в мельчайшие капельки пара, после чего собирает их воедино. Эта карта, например, была создана в пещере далеко на севере, в Доисторических Снегах. Ее творец, по совместительству землепроходец, рассказал в ней о своем путешествии.

Бланка поставила чашу на стол между собой и Софией и вылила в нее содержимое из откупоренной бутыли. По мнению девочки, чаша была как чаша и вода как вода. Ну может, чуточку спокойнее обычной…

Затем Бланка вновь направилась к шкафу и вернулась со стеклянной картой, которую и поместила над чашей.

– Видишь теперь, как меняется облик воды?

София кивнула. Ей показалось, что чаша наполнилась мерцающим светом.

Отложив стекло, Бланка поднесла белый камешек к поверхности воды, принявшей обычный вид.

– Теперь следи внимательно!

Она разжала пальцы, камешек упал в чашу. Разбежались маленькие волны… Они принимали самые странные формы: вспучивались холмами, стлались неглубокими долинами, взмывали гораздо выше краев, закручивались спиралями. В глубине ткались тонкие цветные линии, придававшие контурам вещественность и глубину.

София помимо воли ахнула и наклонилась, вглядываясь.

– И как же ее надо читать?

– Для этого необходимо упражняться годами.

Я и то едва приблизилась к пониманию. Твой дядя, – добавила Бланка, – единственный человек, который может не только читать, но и создавать водные карты. Я точно это знаю. Работа очень трудная, но все-таки выполнимая. Лежащая перед тобой Поисковая Лупа облегчает процесс. Еще бы, это один из самых могущественных инструментов на свете. С его помощью твой дядя наверняка сумел бы привнести изменения в водную карту, которую ты видишь перед собой.

София не могла оторвать глаз от расцвеченного пейзажа.

– Красота какая, – шепнула она.

– А представь себе карту вроде этой, только величиной с озеро и хранящую все тайны вселенной! – пробормотала Бланка. – Разве не хотела бы ты взглянуть на нее? Присмотреться к живому миру, отображенному на водной поверхности? Задать мучающие тебя вопросы и дождаться ответов?

Она неторопливо опустила Поисковую Лупу и села. Перед ней вновь стояла обыкновенная чаша с водой, а на дне лежал камешек.

София со вздохом откинулась к спинке кресла. В саду звучал смех. Девочка подняла глаза и посмотрела на Бланку. Грусть от мысли об эпохах, которые канут во льды неизведанными, изменилась неожиданно, как поверхность воды. Смутное чувство, поселившееся внутри, зашевелилось и обрело форму. София с картографической четкостью увидела перед собой правильный путь.

Она поднялась с кресла.

– Дайте мне возможность переговорить с Шадраком наедине, – сказала она. – Я сумею переубедить его.

Потоп