Соловей способен научиться многому

Песня соловья, несомненно, складывается под влиянием длительного индивидуального обучения, и многие звуки соло­вьиной песни формируются на основе имитации голосов дру­гих птиц. Это было хорошо известно мастерам "соловьиной охоты", которые сознательно вырабатывали у своих питомцев ту или иную манеру пения. Владельцы знаменитых певцов, стоивших иногда до 2000 рублей, нередко соглашались прини­мать на обучение молодых соловьев. За право повесить клет­ку с необученным соловьем рядом с прославленным соловьиным маэстро была установлена весьма высокая такса

Песня птиц и "стохастическая" музыка

Песня, как мы видели, не является случайным набором звуков. Это достаточно определенно организованная система, состоящая из единиц разных структурных уровней (нота, фраза, напев, повторяемая группа напевов), причем са­ми эти единицы связаны друг с другом на основе некоторых достаточно определенных правил. Часть из них оказывается несомненно, врожденными.

Любопытен следующий пример. Немецкие орнитологи много лет посвятили всестороннему анализу песни соловья, в частности — вопросам о том, как она формируется у юных птиц и как может работать память в момент воспроизведения этих сложнейших вокальных конструкций. Множество моло­дых соловьев обучали песенному поведению в стенах лабора­тории. Однажды орнитологи решили узнать, можно ли корен­ным образом изменить общую схему организации песни. Для этого в песню, которой обучали птиц, проигрывая ее на магни­тофоне, вносили изменения, касающиеся числа нот в том или ином фрагменте конструкции.

У соловьев в Германии песня неизменно начинается с оди­ночной ноты, произносимой самцом вполголоса. Когда из пес­ни-инструкции убрали эту ноту, оставив неизменным все ос­тальное, соловьи поначалу освоили предложенный им вариант. Но спустя некоторое время ученые обнаружили, что в песнях примерных учеников первая нота оказалась восстановленной. Точно также соловьи первоначально приняли на вооружение некоторые другие модификации естественной песни, но в даль­нейшем все-таки восстановили диктуемое генетикой status quo.

Присущие соловьям правила построения песни и порожда­емые ими запреты в какой-то степени аналогичны синтаксису нашего языка. Но значит ли все это, что песня соловья может расцениваться как источник достаточно сложных и содержа­тельных сообщений?

Наблюдения зоологов дают отрицательный ответ на этот вопрос. Мы располагаем также данными о том, что системы, подобные по своей структуре соловьиной песне, не всегда яв­ляются системами, "передающими значение". Хорошим при­мером может служить музыка.

Всякое музыкальное произведение состоит из единиц разного уровня (нот, аккордов, каденций, тем), выстраиваемых в определенном порядке в соответствии с правилами музы­кального синтаксиса. Эти правила различны для разных жа­нров музыки, и именно их существование позволяет вычис­лительной машине "сочинять" так называемую стохастичес­кую (или случайную) музыку из заданного ей набора единиц. Еще Моцарт составил перечень определенным образом про­нумерованных музыкальных тактов и нескольких простых правил их соединения. "И если, — пишет Дж. Пирс, — в со­ответствии с этими правилами соединять случайно выбран­ные (хотя бы бросая для этого кости) такты, то даже полный профан сможет "сочинить" почти неограниченное число ма­леньких вальсов, которые звучат как нечто вроде своеобразно "неорганизованного" Моцарта". И все же единицы, из кото­рых состоит музыка, не являются знаками, в каком-то смысле подобными словам или высказываниям нашего языка.

Хотя произведение музыкального искусства обычно обла­дает для слушателей тем или иным "значением" и служит средством коммуникации между ними и автором, это значение совершенно иного рода, чем то, которое заключено в любом словесном сообщении. По мнению Э. Бенвениста, в рамках каждого произведения искусства, в том числе музыкального, "...его создатель свободно устанавливает оппозиции и значи­мости, самовластно распоряжается их игрой, не ожидая зара­нее ни "ответа", ни противоречий, которые ему придется уст­ранять, а руководствуясь только внутренним видением, кото­рое он должен воплотить в соответствии с какими-то осознан­ными или неосознанными им критериями и которые сами найдут выражение лишь в композиции в целом... Процесс оз­начивания в искусстве, таким образом, никогда не опирается на какое-либо соглашение, которое одинаково понималось бы отправителем и получателем".

В этом важное отличие "языка" музыки от разговорного языка, для которого опорной точкой является именно "коллективный договор" об использовании ограниченного количества языковых знаков-символов.

С моей точки зрения, песня соловья по своей структуре обнаруживает наиболее близкую аналогию со случайной музы­кой. Эта мысль вовсе не является новой. Еще в середине 60-х годов венгерский орнитолог и музыковод Петр Секи заложил основы так называемой орнитомузыкологии. Проигрывая с очень малой скоростью магнитофонные записи песен полево­го жаворонка, иволги и других птиц, ученый обнаружил в их напевах явное сходство с народными мелодиями и со звучани­ем народных инструментов. Не птичье ли пение послужило для человека первым стимулом к созданию музыкального ис­кусства?

Что же касается вопроса о том, существует ли какая-нибудь эволюционная преемственность между вокальной коммуника­цией птиц и языком человека, то здесь ответ может быть толь­ко отрицательным.

_______________________________________________________________

1 Червячок — русское народное название одной из певчих птиц, обыкновенного сверчка.

2 Оппозиция — сознательное противопоставление одних элемен­тов другим (например, гласных — согласным, одной музыкальной ноты ~ другой и т. д.).