— Вы к кому? — Перед ним в обвисшем на груди халате предстала высохшая старушенция, и ее на редкость ясные в таком почтенном возрасте глаза надменно сузились. — Я никого не жду.
— Я к вам, Мария Николаевна.
— Из жэка?
— Из уголовного розыска.
— Надо же, какая честь. — Шелестяще-сухой голос понизился до неразборчивого шепота, и, поскольку она отвернулась и пошла в глубь коридорчика, оставив дверь открытой и что-то бормоча себе под нос, можно было подумать, что незваному гостю, который, как известно, хуже татарина, оказана милость и позволено пройти в господскую.
Яшкина встречала его отнюдь не кротким выражением лица. Возможно, потому, что он пришел один, пришел не вовремя, а может быть, тому причиной давняя обида на милицию, НКВД. Если стоматолог прав и ей действительно пришлось хлебать на Соловках тюремную баланду, старческую раздражительность и неприязнь можно понять.
В комнате ему было указано на стул с расшатанными ножками.
Сама старуха примостилась на диванчике, служившем ей кроватью. Дряблая морщинистая кожа ее лица, испещренная крапинками старческих веснушек, по цвету походила на пыльный музейный пергамент, а волосы… Нет, это были не волосы, а пакля. Пепельно-серые, спутавшиеся на затылке, подоткнутые ржавой шпилькой. И этот клубок волосяной пакли напоминал серое осиное гнездо. Трудно было отделаться от опасения, что из него вот-вот не ринутся злобно зудящие твари.
|
|
Она продолжала бормотать себе под нос нечто неразборчивое, но вряд ли смысл бормотания был доброжелательным. Ее унылый нос, как остров, окруженный морем, омывался множеством морщин, и тень носа падала на губы, отчего казалось, что они у нее в чернилах.
Климов осмотрелся.
Комнатка была заставлена мебелью, которую обычно свозят на дачи. Фанерный платяной шкаф с перекосившейся и плохо закрывающейся дверцей, этажерка с книгами, диванчик, старый телевизор с явно выгоревшим кинескопом, на столе часы с остановившимися стрелками и множество журнальных репродукций, украшавших стены. Над диванчиком темнела фотография хозяйки. Эта комнатушка напомнила ему сундук его прабабки, с той лишь разницей, что сундук был обклеен изнутри портретами царствующих особ и рекламными листками фирмы «Зингер». На одном из этих листков сияла пышногрудая девица за ножной швейной машинкой. «Кто шьет на дому — богатеет потому!» Из всех сундучных надписей ему запомнился только этот дурацкий стишок да еще смеющийся рот барышни.