Уловив нетерпение, обеспокоенно нахмурилась

— Я думаю, что завтра. Но…

— Я понимаю.

— …Ни жалости тогда, ни снисхождения. Нарушите режим, пеняйте на себя! — Она прихлопнула ладошкой по столу, как будто он уже проштрафился, и упрекающе добавила: — Грешит один, а отвечают многие.

Сдвинув брови, она закрыла историю болезни, отложила ее в сторону.

— Идите.

Климов чуть не на цыпочках вымелся из ординаторской. Есть женщины, которые насупливают брови лишь затем, чтоб показать: они у них есть.

Уже в коридоре он услышал обещание Пампушки встретить Шевкопляс и передать ей его просьбу. Значит, не уволилась, почувствовав внезапный холод в животе, подумал Климов и побрел в палату. Что-что, а придуриваться он научился. Видели бы его сейчас жена или Шрамко!

После ужина он прикорнул. Во-первых, чтобы бодрствовать ночью, а во-вторых… мысли о доме, о жене и детях, о том, что его труп ищут везде, где только можно, и не подозревают того, что он жив, что по ночам он борется со сном в трех километрах от родного дома, так изнуряли его мозг, что он с досадой отмечал, что голова начинает раскалываться. Собственно, во всем, что с ним произошло, он виноват сам: нельзя рассчитывать лишь на одного себя. Но, как говорит Чабуки, надо уметь улыбаться даже тогда, когда вы чем-то возмущены. И он постарался улыбнуться, натянув одеяло на голову. Все получилось бы как нельзя лучше, если бы не злая воля Шевкопляс… Размышляя о ней и об ее муже, в котором Легостаева узнала сына, он пришел к безрадостному заключению, что люди — невозможные лжецы. Но если человек лжет сам себе, это его беда, все мы живем в мире собственных иллюзий, и если он лжет другим — это, может быть, не самое страшное: ему ведь тоже лгут, причем бесстыдно. Но заставлять других жить не по совести, извращать свое сознание и подневольно подличать — это верх насилия над личностью, и тех, кто изуверски убивает в другом душу, надо жестоко, беспощадно карать. Тот, кто заставляет лгать других, заслуживает самого сурового наказания. Будь они прокляты, вынуждающие нас отказываться от себя! А иначе… иначе лучше и не жить. Ведь если Закон не обеспечивает справедливость, если здравый смысл всего лишь фикция, иллюзия, а не ариаднова нить в лабиринте насилия и зла, которыми столь изобилует мир, то тогда остается признать, что жизнь человека не что иное, как абсурд. Бред воспаленного разума.