Множество иных повелителей, властелинов и полководцев, принявших участие в развернувшихся событиях 6 страница


На взгляд большинства рациональных наблюдателей примарх Первого легиона Тёмных Ангелов был самой сильной и потенциально опасной личностью, которая прилетела на Макрагг после активации Фароса.
Но был и ещё один сильный кандидат на это звание, хотя он и старался не афишировать свой появление.
Иногда он называл себя Джон.
Просторные иммиграционные залы орбитальной платформы “Гелион” были переполнены беженцами и начинали плохо пахнуть. “Гелион” был самой дальней станцией на гравитационном якоре, которая вращалась вокруг Макрагга, и самой большой и старой орбитальной платформой столичного мира. Пристыкованные к нему линкоры, грузовые транспорты, баржи и вспомогательные суда напоминали прильнувших к свиноматке поросят.
Ниже плавучего острова медленно проплывал подёрнутый облаками слабо мерцающий серо-мраморный Макрагг.
Джон прилетел на “Гелион” шесть дней назад и с тех пор пытался выбраться отсюда.
– Это жестоко! Жестоко, говорю я вам! – причитала Мейдерен, прижав к шее голодного ребёнка. По терранскому исчислению ей был двадцать один год. Её малыш – Джон забыл имя бедняжки, но знал, что сумеет вспомнить, когда потребуется – появился на свет на борту грязного корабля беженцев с Калта. Отец новорождённого, рядовой одного из Нуминских полков погиб на Калте, так никогда и не увидев сына. Он даже не знал, что у него будет сын.
Мейдерен была отмечена солнечным ожогом на правой половине симпатичного лица. Джон видел отметку и у ребёнка. Второй ноготь на втором пальце левой ноги. Печать Калта, наследие биоценоза, испорченного токсинами, пылью боеприпасов, тяжёлыми металлами и солнечной радиацией.
– Жестоко, – прошептала она умолкая.
– Я знаю, – успокаивал её Джон. Он чувствовал запах своего немытого тела и сильную вонь в зале вокруг. Благодаря неумолимой акустике орбитальной платформы крики и плач доносились отовсюду.
– О чём думает Жиллиман? – спросил старый Хаббард, кашляя и качая головой. – Я думал, что он добрый король и благородный человек. Но он держит нас в загоне, словно животных.
– Я считал его воином, – проворчал угрюмый юноша по имени Тулик. – Тоже мне воин. Позволил Калту превратиться в пепел.
– Тише, все вы, – сказал Джон. – Нам всем пришлось нелегко. Наш любимый примарх… и давай поуважительнее, старик?
Джон посмотрел на Хаббарда, который примирительно кивнул и пожал плечами.
– Наш благородный примарх, – продолжил Джон, успокаивающе положив руку на плечо старика, – тоже пережил трудные времена. Ему не дают покоя даже здесь. Враг – у дверей. Не сомневаюсь, что он прилагает все усилия, чтобы позаботиться о нас.
Это – все усилия? – спросила Мейдерен.
– Я разговаривал со стражниками из последней смены.
– Теперь и стража? Стража, так? Почему они охраняют нас – несчастных проклятых жертв всего этого? – произнёс Хаббард.
– Шшшшшш, помолчи пока, старина.
Он стал говорить тише заговорщицким шёпотом и усилил убеждение психическими способностями.
– Враг – у дверей, – обратился он к окружавшим его в углу мрачного зала наивным беженцам. Стража тут в первую очередь для нашей же безопасности. Настали трудные времена, мы все знаем это. Тяжёлые трудные времена. Видит бог – наступила эпоха тьмы. Предприняты повышенные меры безопасности. Так и должно быть. Они хотят переправить нас в лагеря-приюты для беженцев в городе, но продержат здесь до окончания проверки. Проверят удостоверения. Подтвердят статус метэков.
– Метэков? – спросил Тулик.
– Иностранцев-резидентов. Это наша временная классификация до тех пор, пока мы не станем полноправными гражданами. В любом случае, они используют орбитальные платформы как перевалочные станции, работая с прибывающими. Вот о чём мне рассказали стражники из последней смены, о’кей?
Некоторые беженцы улыбнулись, поверив его словам. Некоторые, улыбнулись подбодрённые старомодным словом “о’кей”. Некоторые улыбнулись, потому что он тонко манипулировал их эмоциональными центрами головного мозга.
– Пожалуйста, – попросила Мейдерен, – не могли бы вы поговорить с ними ещё раз, Олл?
– Хорошо.


Он брёл по рифлёной лестнице к главной посадочной палубе и услышал стоны и жалобы снизу. Это включили стерилизационные лампы, залившие всё призрачно-синим ультрафиолетовым светом. Через каждые несколько часов лампы омывали залы ожидания сиянием, которое вызывало тошноту. Ультрафиолетовая очистка не позволяла завестись вшам и бактериям.
Палубы стали похожими на загоны после того, как на них разместили тридцать тысяч беженцев. Ему пришлось постараться, чтобы оградить себя от их страданий, столь мощных, что они легко могли вывести из равновесия его чувствительный ум.
Но когда он поднялся, всё оказалось ещё сложнее. На главной палубе пришлось бороться с болью Таллакской стражи. Высокие митборги Адептус Механикум жёстко и строго контролировали весь зал, шагая на поршневых ногах, словно хищные птицы.
Джон не знал, с чем было сложнее справляться: эмпатией или знаниями. Он ненавидел промытые псайканой мозги Таллакси. Он чувствовал запах их боли. Он видел за каждой блестящей обезличенной лицевой панелью череп с позвоночником, и чувствовал, как он мучительно вопил из-за нервальных соединений с неумолимым стальным корпусом.
Знал он и почему орбитальную платформу охраняли тяжёлые Таллакси, но и с этим фактом было непросто смириться. Он легко читал последовательные приказы в их вопящих угасавших мозгах.
На станции располагалось только минимально необходимое количество управляющего персонала из Ультрадесантников, а остальных заменили автоматами Адептус Механикум на тот случай, если платформой придётся быстро пожертвовать. Разрушение “Гелиона” приведёт к небольшим потерям среди космических десантников.
Вернитесь вниз! – приказал ближайший Таллакси, неуклюже повернувшись к нему, пыхтя пневматикой и раскручивая стволы оружия.
– Я хочу поговорить со старшим офицером.
Назовите своё имя.
– Ты знаешь меня, Кхи-Восемь Верто. Мы разговаривали совсем недавно.
Обращаюсь к записи, – помедлив, ответила машина.
– В чём проблема? – спросил приближавшийся оператор отсека. Это оказался сержант Ультрадесанта. Джон мгновенно прочитал его чувства. Честолюбивый.
– Сэр, я просто спрашивал о времени и условиях ожидания.
Астартес посмотрел на него сверху вниз. Без шлема он выглядел странно непропорциональным: такая маленькая голова на таком большом теле.
– Ваше имя? – спросил Ультрадесантник.
– Олл Персон, – ответил Джон. Он скрывался под личиной старого друга с тех пор, как сел на корабль с беженцами, когда тот остановился на Окклуде. Играть роль Олла было легко. Он работал фермером на Калте и, конечно же, его имя будет в списках населения. Играть старого друга совсем несложно. Приходилось помнить гораздо меньше мелких деталей.
– Вы прилетели с Калта? – спросил сержант. Зирол, прочитал Джон. Его зовут Зирол.
– Да, сэр, – солгал он.
– Кем вы были там?
– Фермером, сэр.
Ультрадесантник сочувственно кивнул:
– Настали трудные времена, Олл.
– Так и есть, – согласился Джон.
Он почувствовал неожиданный болезненный приступ вины. Он подумал о настоящем Олле Персоне – его настоящем близком друге. Подумал о задаче, которую поставил перед ним, и связанных с ней опасностях. Подумал обо всём, что поставлено на карту. Прямо сейчас Олл прорезает свой путь через…
Нет.
К Джону вернулись самоконтроль и ясность ума. Он не может себе позволить подобные мысли. Беспокойство и страх делают его уязвимым.
– Внизу много женщин и детей, – сказал он, показывая на палубы ожидания. – Бог знает, что им не помешала бы надлежащая помощь, а не карантин.
– “Бог”?
– Извините, сэр, оговорился. Привычка – вторая натура.
– Вы что – катерик?
– Да, сэр. – Играй роль. Играй роль. – Уже нет, конечно.
– Итак, вы выступаете от их имени?
– Можно и так сказать. Мы уже провели здесь некоторое время, сэр. Несколько дней. А перед этим десять месяцев летели на корабле с развалин Калта. Мы думали…
– Я знаю, что это тяжело, Олл, – ответил сержант. Джон внимательнее присмотрелся к амбициям космического десантника и увидел, что это было своего рода благородство. Сержант Зирол хотел уважения. Он хотел повышения. Он хотел поперечный щетинистый гребень центуриона. Он знал, чтобы заслужить это, он должен быть таким же, как его примарх: открытым и честным, сострадательным, заботливым, серьёзным, верным, непоколебимым и эффективным. Это не было притворством. Это была его модель поведения. Это было в его генокоде.
– Там женщины и дети. Ожидание… Им тяжело пережить его, понимаете? Добраться до порога убежища, в которое тебя не пускают.
– Новые протоколы, Олл, – ответил сержант, покачав головой. – Приказ первого магистра Августона. Мы обязаны задержать, опросить и осмотреть их. Поверь мне – нам это совсем не по душе. Твои люди заслужили всю помощь, что Макрагг может им предоставить.
Августон. Это имя вспыхнуло в уме сержанта. На взгляд Джона такие меры безопасности не соответствовали протоколам Ультрадесанта. Для XIII легиона безопасность сводилась к орудиям на стенах. Такие меры противодействия больше подходят Железным Воинам… Долгосрочное планирование, держаться на почтительном расстоянии. Нет, учитывая, как легли карты, это не IV легион. Скорее… тактика VII. Имперские Кулаки. Джон нажал сильнее и уловил краткое воспоминание Зирола, его командир Августон использовал схему безопасности, разработанную кем-то по имени Полукс.
Августон. Задница. Стоит запомнить. Смени стратегию. Зирол не хотел ни прогибаться, ни критиковать своего засранца начальника. Он был благороден. Он хотел быть похожим на Жиллимана. Он хотел честно исполнять свой долг.
– Сэр, а что это такое? – спросил Джон, указывая через обширное пространство орбитальной палубы.
Ультрадесантник вздохнул.
– Мёртвые, – ответил он.
Примерно в полукилометре от них с рокритового и адамантового пола западного грузового дока по суспензорной сети в открытый трюм транспорта загружали похожие на саркофаги капсулы.
– Мёртвые? – эхом отозвался Джон. Он осторожно направил ментальный палец в дофаминную систему лобной доли сержанта.
– Мы вывозим павших XIII-го на погребение в Памятные сады.
– Вы… – Джон замолчал для эффектности. Он настроил свои эмоции так, чтобы в голосе чувствовались слёзы. – Вы ставите мёртвых выше живых?
– Это не так, Олл, – возразил сержант, внезапно почувствовавший вину.
Джон покачал головой и ушёл. Всё в порядке. Он уже узнал из поверхностных мыслей Зирола имя офицера ответственного за графики посадки.


Джон сменил личину Олла Персона с той же лёгкостью, что снял пальто. Он приспособился и стал Тео Лусулком, офицером разведки флота, которого перевели на “Гелион”. Он получил доступ к подготовительной комнате и взял чистый лётный комбинезон и сумку, в которую убрал свои вещи. С одной из них он обращался особенно осторожно. Это был тяжёлый, но небольшой короткий меч. Джон обернул его шёлковой тканью и положил к грязной одежде.
После того, как он переоделся и умылся, то заставил исчезнуть психо-соматически нанесённую на левую щёку и лоб отметку Калта.
Затем направился к кольцевым уровням управления западной наблюдательной башни. Большие арочные окна были как обычно без щитов, открывая вид на серый пейзаж колоссальной платформы. Вереницы судов мерцали в резком свете и острых тенях, яркий и интенсивный поток солнечных лучей заливал Макрагг, болезненно светя в пульсирующей тьме космоса. Оперативный код – “пурпурный” решил он. Если бы статус дня был выше “алого”, то окна бы автоматически закрыли противовзрывными ставнями.
Двигаясь так, чтобы всем видом выражать уверенность – как языком тела, так и мыслями – Джон просто прошёл мимо суетящихся флотских сотрудников и сервиторов, и миновал Таллакских стражей и космических десантников, даже не взглянув в их сторону. Его остановили всего один раз – перед входом в стратегиум.
– Документы и идентификатор, – произнёс Ультрадесантник. Его голос гортанно растягивался, проходя сквозь решётку вокса.
– Конечно, извините, – ответил Джон. И сделал вид, что ищет их в карманах комбинезона, одновременно внушив зерно мысли в голову Ультрадесантника.
– Извини, Лусулк, – махнул тот рукой. – Не узнал тебя, друг.
Стратегиум гудел от поступавших данных. Тактические офицеры, информаторы и адепты Механикума работали вокруг мерцавших гололитических демонстрационных столов. Джон взял инфопланшет и направился дальше, делая вид, что изучает информацию.
Он просматривал диспозицию сил. Орбита и высокий якорь были забиты под завязку. Так много кораблей. Пожалуй, почти треть военного флота Ультрамара и ещё один большой флот, совсем недавно занявший позиции ровно напротив.
Это – Тёмные Ангелы? Первый легион? Святой ад. Святой чёртов ад.
Джон присмотрелся, подмечая мелкие детали. Корабли держались на расстоянии. Это не бросалось в глаза, но Тёмные Ангелы не зашли в радиус действия орудий флота Ультрадесанта или главных орудий орбитальных станций. Дерьмо, что же Жиллиман ожидал от легиона брата?
Конечно. Конечно же. Ответ “всё что угодно”. Галактика перевернулась вверх дном. Никто никому не доверял.
А это ещё что? Какой, к чёрту, навигационный маяк? С каких пор на Макрагге появился Астрономикон?
Тем более, это – никакой и не Астрономикон. Джон чувствовал это. Он чувствовал, как свет пульсировал в его мозге, сердце, позвоночнике и яйцах. Ксено-технология. Жиллиман использовал какую-то ксено-технологию, чтобы пронзить варп-шторм и сделать Пятьсот Миров пригодными для полётов. Святой, святой ад. Галактика действительно перевернулась вверх дном. Даже здравомыслящие люди идут на крайние меры.
Мерзкая ксено-технология. Мерзкий свет – как у лампы, которая горит уже вечность. Джону он не нравился. Он напоминал о чём-то, что скрывалось глубоко в Остроте, которую он делил со своими чужаками-кукловодами из Кабала. Память другой расы, память о древних временах до человечества. Благодаря этой технологии иные путешествовали по звёздным заливам задолго до людей, да, пожалуй, и эльдар.
Это чувство вызвало дрожь. Оно заставило его испугаться за собственный вид – за человечество – хотя он предавал его дольше, чем хотел бы помнить.
Он – агент Кабала. И он задумался о том, как долго ещё им будет. У Джона Грамматика была совесть, хотя всё говорило об обратном. Сколько ещё пройдёт времени, прежде чем он, наконец, признает, что совесть взывает к нему и обратит на неё внимание? Сколько ещё пройдёт времени, прежде чем он станет руководствоваться ею в своих действиях?
Галактика перевернулась вверх дном. Что ещё должно произойти, прежде чем он наконец-то пошлёт своих инопланетных хозяев на три буквы?
Конечно же, они сразу прикончат его. И на этот раз навсегда.
Джон подходил к очередному столу с гололитическим дисплеем, засмотревшись на Макрагг.
И врезался в симпатичную женщину-офицера, которая отходила от стола.
– Извините, – произнёс он, поднимая её упавший инфопланшет. Она улыбнулась.
Возвращая его, Джон сумел коснуться её разума и быстро считать мысли. Её звали Леанина, красивое имя, хотя это и неважно. Гораздо важнее, что он получил коды доступа к консоли – чем-то всё это напоминало вытаскивание косточек из хорошо приготовленного куска рыбы.
Джон подошёл к столу и набрал пароль на приборной панели. Получил доступ и приступил к скрупулёзной и методичной работе, стараясь не показывать, что жадно поглощает информацию.
Он загрузил метеорологические сводки, прогнозы и пикты с данными. Он скопировал столько, сколько смог вместить украденный инфопланшет, рука металась в реагирующем на прикосновения облаке света. Некоторые файлы оказались защищены от копирования при его уровне допуска. Он взял всё, что смог, а остальное запомнил.
Было необычайно сложно псайкерски маскировать движения рук среди такого количества настороженных людей. Джон полагал, что в лучшем случае его хватит на полчаса, прежде чем концентрация начнёт слабеть. У него был всего один шанс узнать о приземлении.
Он посмотрел на Макрагг. Согласно данным Кабала его цель в любом случае находилась где-то там.
Джон много кем становился ради них: контрабандистом, подстрекателем, шпионом, сводником, вербовщиком, дипломатом, провокатором, бунтовщиком, вором.
Но он ещё никогда не был убийцей.
Он изменил ракурс и вращал глобус Макрагга вокруг его оси. Щёлкал по атмосферным слоям и схемам воздушного движения. Он искал информацию о системе безопасности.
И нашёл её. Он рассчитывал просто телепортироваться, но об этом не могло быть и речи. Какой-то в высшей степени умный ублюдок перенастроил несколько орбитальных ауспиков для наблюдения за поверхностью. Умно. Очень умно. Любой сигнал телепорта заметят и зарегистрируют. То же касается несанкционированных десантных капсул и транспортов. Без сомнений, до этого додумались Имперские Кулаки. Не получится перекрыть все пути. Зато можно узнать, куда приземлились.
Так, что ещё? Разрешённые посадки на планету можно совершать только в главном космопорте, и чёртов главный космопорт выглядел вполне безобидно, только вот мощные пустотные щиты кораблей были настроены таким образом, чтобы перекрыть низкие орбитальные траектории и территорию порта после второго предупреждения. Нулевыми были и шансы угнать спускаемый аппарат, а затем перед посадкой сослаться на незнание кодов. Его просто собьют в воздухе.
Джон Грамматик вздохнул. На лбу выступил пот.
Похоже, ему придётся пойти на безумную импровизацию, которая пришла в голову раньше.


Тео Лусулк превратился в армейского офицера Эдариса Клюта, занимавшегося вопросам репатриации. Когда “Гелион” оказался в тени планеты и наступила ночь, Клют поднялся на борт большого транспорта и мрачно и степенно встал в своей траурной форме рядом с другими, такими же, офицерами вдоль рядов саркофагов. Зазвучали фанфары.
Поднимаясь на раскалённом синем пламени из форсунок, корабль оторвался от палубы и вылетел в космос.

10
Прайд приходит в Ультрамар

Вступайте в каждый город так, словно вы его перворождённый повелитель.

– Фулгрим, примарх III легиона

Дружный протяжный рёв шести огромных военных рогов древних боевых королей разнёсся по взволнованному Цивитасу. Их изготовили из бивней вымерших зверей, которые когда-то тянули в битву гигантские колесницы авангардов армий Конора и его предшественников. Теперь они размещались на минаретах укреплённых башен вокруг Марсовой площади и гигантской стены Крепости.
Как только хриплый рёв смолк, увядая, словно мычание чудовищного быка или обледеневшего древнего слона из мифов, резко ударили фанфары XIII-го – восемьсот серебряных труб и столько же карниксов – вознося звуки яркой триумфальной радости.
В полном властном боевом облачении, похожий на золотого и лазурного полубога, Жиллиман стоял на платформе колоссальной Арки Титаникус, “Вратах Титана”, которые служили северным входом на Марсову площадь. Это были врата-столпы столь огромные, что под ними могли пройти, не нагибаясь даже самые большие военные машины Коллегии Титаника, что и произошло дважды этим утром.
В честь сегодняшнего события Врата Титана были украшены цветами XIII-го легиона, обрамлены с обеих сторон свисавшими знамёнами легионов Титанов и различных армейских полков, вместе со штандартами V, VI, VII, X, XVIII и XIX Легионес Астартес.
Жиллиман глубоко вздохнул, проигнорировав ноющую боль от раны в спине и спазм в зарубцевавшихся лёгких. Отсюда открывался вид на площадь в девятьсот гектаров, вымощенную полированным лазуритом и мрамором из Калутских карьеров. Он видел Авеню Героев – центральную магистраль Цивитас. Только одну тысячную часть её тротуаров покрывала гравировка из имён павших. Авеню тянулась на север к мощной наклонной стене Эгиды, окружавшей Каструм. Над величественным похожим на утёс валом сурово возвышались башни и залы Крепости Геры, на фоне которой огромные Резиденция, Агизельские казармы и Верховный Сенат выглядели всего лишь игрушками у подножия Цитадели Легиона. Крепость и окружавшие её здания верховного Каструма называли Палеополисом или “Старым городом”. За ним вдали пронзали небеса пики гор Короны Геры, обычно призрачно-синие в это время года, но теперь тёмно-зелёные из-за Шторма.
К востоку от площади виднелись внушительные купола нового Дома Сената и Дирибитория, отбрасывавшие тень на округ Цирцеи, кварталы хабитас и промышленные районы, которые простирались по долине на восток к порта Медес и прекрасным сельскохозяйственным угодьям, где располагались поместья многих консулов. Цирцею и прилегавшие к ней округа называли Неополисом или Новым городом.
На западе величественно тянулась река Лапонис, мерцавшая в дневном свете, словно дымчатое стекло, пронося свои воды между чёрным замком-зиггуратом Адептус Механикум и головокружительной Красной базиликой Астра Телепатика. Ни одна птица никогда не пролетала над ней. Жиллиман обратил на это внимание ещё когда базилику только возвели и заселили.
На юго-западе от Марсовой площади находился географический центр Магна Макрагг Цивитас, точка, где пролегавшая с севера на юг кардо виа Лапонис пересекалась с пролегавшей с запада на восток виа Декуманус-Максимус. Это место было примечательно кольцевым перекрёстком, который окружали гермы и кованые статуи, и Милионом – мильным камнем, отмечавшим начало всех перемен в Цивитасе, а формально и во всём королевстве Ультрамар. На этом камне, во время восстания Галлана, стоял Жиллиман с красными от крови предателя руками и произносил первую объединительную речь. Восстания, которое стоило его любимому отчиму жизни.
На юге Великая колоннада вела прямо от южного края площади к посадочным полям космопорта и побережью. В небе было пусто. Жиллиман чувствовал запах моря и даже видел далёкие волны.
Почти пора.
Воздух дрожал от трубных фанфар, но примарх знал, что скоро их заглушит рёв тормозящих кораблей и посадочных двигателей.
Он испытывал что-то похожее на радость. Прибытие брата-военачальника принесло множество вопросов и проблем, но оно как минимум означало изменения в Ультрамаре. Чтобы их не ждало – наступил переломный момент.
К тому же это был повод гордиться славой Макрагга и XIII-го. Давно его легион не собирался при полном параде просто ради абсолютного великолепия. Ничто не праздновали после Калта, даже тяжело добытые победы и кровавые подвиги возмездия.
Прилёт Льва требовал никак ни меньшей пышности. В галактике всего восемнадцать примархов. В то время как равновесие в космосе временно и сильно изменилось, встреча даже двух из них была исключительным событием, особенно когда эти двое были, возможно, самыми чествуемыми и уважаемыми военными лидерами из всех.
Этот день будет знаменательным, и все на Макрагге – во всём Ультрамаре! – понимали это. Это – настоящее событие. Повелитель Тёмных Ангелов заслуживал уважения и, высокие башни Терры, Жиллиман знал, что его воины также имеют полное право гордиться.
Робаута на платформе сопровождали Город и Инвикты, Августон и пятнадцать старших офицеров XIII-го, девяносто четыре высших армейских и флотских командующих, верховные представители Сената и Адептус Механикум, и двадцать воинов Легионес Астартес в звании центурионов, которые представляли офицерский корпус прибывших на Макрагг легионов. Из всех старших офицеров, которые находились на планете, отсутствовал только Валент Долор.
Первые трубные фанфары смолкли. И грянул второй залп, чистые серебряные ноты рожков вознеслись в летнее небо яркой стаей орлов, и в гармонии с ними затрубили военные рога Коллегии Титаника. Сорок военных машин, представлявшие все восемь легионов титанов – которые заключили договор с Жиллиманом – машины миров-кузниц Тигр и Аккатран стояли на позициях вокруг Марсовой площади или вдоль Великой колоннады до космопорта. Среди них были девять “Владык войны” и два “Императора”: “ Иякс Иякст ” и “ Смерть Отбрасывает Длинную Тень ”, занявшие позиции по обе стороны от платформы и похожие на высокие ощетинившиеся орудиями города.
Воздух не просто дрожал. Он грозил расколоться.
Примарх улыбнулся. Он посмотрел на приближённых и увидел Ойтен, которая гримасничала и прикрыла уши.
Он снова вернулся к происходящему. Это была его империя. Это было великолепно. Конечно же, он никогда не произнёс бы фразу “его империя” вслух, но ведь так и было. Он основал её, он сражался за неё, и он знал, что когда-нибудь умрёт за неё. Внизу в штормовом свете и жутком ярком сиянии Фароса – единственной звезде на небе – мерцали мраморные плиты Марсовой площади. Вокруг огромного плаца раскинулся Магна Макрагг Цивитас – один из величайших городов Империума. И дело было не в самом факте существования города, а в том, что он порождал. В том, что он создавал.
Жиллиман собрал почётный караул из девяти тысяч Ультрадесантников по периметру площади. Они стояли великолепными отдельными отрядами за ротными знамёнами, их отполированные оружие и броня блестели в дневном свете. Между ротами стояли механизированные бронетанковые подразделения или армейские батальоны, солдаты почтительно опустились на колени под трепетавшими в руках знаменосцев вексиллумами. Жиллиман предоставил брату почётный караул из почти сорока семи тысяч воинов, не говоря уже о миллионе или больше гражданских, которые толпились на прилегающих улицах и проездах, чтобы на миг увидеть лорда Льва и его прославленных космических десантников. Ойтен рассказала Робауту, что уличные лавочники и продавцы устроили бойкую торговлю дешёвыми открытками и значками с иконографией Первого легиона.
– Итак, мои люди думают, что он спасёт их, когда я окажусь не в силах помочь? – спросил Жиллиман, закрепляя церемониальный доспех в примерочном зале Резиденции.
Ойтен фыркнула.
– Они празднуют, глупый вы мальчишка, – ответила она. – Они приветствуют прибытие Льва. Он благороден и верен.
Жиллиман кивнул.
– Вы ревнуете к нему?
– Нет!
– Да, да, ревнуете. Потому что он – лорд Первого, перворождённый. Никогда бы не подумала, что увижу у вас такую ревность, мой дорогой повелитель. Она вам не к лицу, но всё же она вам идёт.
Примарх проворчал что-то неразборчивое, а затем потребовал у оружейников, чтобы они подрегулировали сервоприводы наплечников.
– Конечно, – задумчиво продолжала Ойтен, – он – лорд Первого и, следовательно, первый среди равных, но не его нашли первым.
О чём ты, женщина?
– Первым потерянным сыном, которого нашли, был Гор. Подумайте хорошенько, чем это закончилось, повелитель.
Жиллиман посмотрел на неё и рассмеялся. Он не мог остановиться. Он почувствовал себя удивительно хорошо.
– Первый – не всегда значит лучший, – также смеясь, сказала Ойтен, – найденный восьмым, повелитель Тринадцатого легиона. Посмотрите, у кого есть империя.
Всё ещё улыбаясь, примарх взглянул на неё.
– Осторожнее подбирай слова, – сказал он управляющей. – Неважно, что есть у меня – мой любимый брат Гор уже почти создал империю.
– Дело в том, – ответила она, – что люди Макрагга логично считают, что два примарха – лучше одного.
Из воспоминаний Мстящего Сына вернул трубный рёв. К нему подошёл помощник и почтительно протянул инфопланшет с генетическим считывателем.
– Вы разрешаете открыть воздушное пространство, повелитель? – с поклоном спросил он.
– Открывай, – распорядился Жиллиман. Он взял планшет и поцеловал экран. Столь важные распоряжения требовали прямой генетический материал для проверки, и часто для облачённого в броню воина было неудобно снимать силовой кулак или наруч, чтобы дотронуться пальцами. Поцелуй сочли целесообразным, и он вошёл в привычку. Примарх знал, что некоторые как, например, первый магистр Фрат Августон, предпочитали плевать на экран, а не целовать его. Результат был таким же, но смирения точно не хватало.
Системы в глубинах Цивитас получили и расшифровали генетический приказ. Воздушное пространство над космопортом открыли, пустотные щиты скользнули в стороны. Флот Тёмных Ангелов располагался над неосвещённой половиной планеты. Из её тени вылетели корабли.
Показались первые покрашенные в чёрный до синевы цвет “Грозовые птицы”, передние кромки их крыльев были тёмно-тёмно-зелёными как древний лес. За ними в боевом порядке следовали десантные корабли, “Громовые ястребы”, “Громовые ястребы” увеличенной вместимости и пехотные транспорты.
Это был не просто боевой порядок. Они спускались в великолепной, великолепной воздушной синхронности. Как труппа воздушных танцоров в точно отлаженном и организованном балете.
– “ Хвастун ”, – подумал Жиллиман, улыбнувшись. – “ В подобной ситуации я действовал бы точно также ”.
В прекрасной последовательности четвёрка за четвёркой корабли начали заходить на посадку в дальней части Великой колоннады, где она вливалась в Марсову площадь. Интервалы между приземлениями были поразительно точными. Четыре, ещё четыре, ещё четыре и так группа за группой. Вой двигателей заглушил фанфары, и даже не умолкавший рёв титанов.
Столь же удивительно синхронно открылись и опустились откидные люки и рампы. Подразделения Тёмных Ангелов ступили на Колоннаду и направились к площади. Они двигались в едином порыве: каждое движение великолепно, доспехи блестят и все воины похожи друг на друга. Как только марширующие отряды достигли плаца, они начали перестраиваться в широкий двойной ряд из групп десять по десять воинов. Развёртывание было безупречным. Отделения размыкались и проходили друг сквозь друга, формируя великолепную двойную стену, и при этом продолжали маршировать, ни разу не сбившись с шага. Это была самая впечатляющая демонстрация строевой подготовки, какую когда-либо видел Жиллиман.
– “ Хвастун ”, – снова подумал примарх.
Без малейшей суеты фланги Тёмных Ангелов двинулись вперёд, приняв построение в форме подковы, направленной открытой стороной к платформе на Вратах Титана. Две тысячи воинов повернулись к возвышению, сохраняя организованный походный порядок. И, маршируя на месте, приступили к показательным упражнениям с оружием: подбрасывали, крутили и вращали болтеры, или ловко вскидывали мечи и знамёна вверх и вниз. Раз. Раз. Раз. Раз. Раз.
Жиллиман обратил внимание на необычное снаряжение Тёмных Ангелов: разнообразное лучевое и кинетическое оружие, которое он не смог сразу узнать. В арсеналах Первого легиона находилось вооружение, неизвестное в остальных легионах. Тёмных Ангелов основали первыми, и их история началась раньше остальных институтов Легионес Астартес. Во многом они стали прототипами. Говорили, что в последние годы Объединительных Войн и первые годы Великого крестового похода, ещё до появления остальных легионов, Тёмные Ангелы владели и использовали снаряжение, о котором не знал больше никто в Легионес Астартес. В ту эпоху в изоляции они создавали свою силу и идентичность.
Эта идентичность требовала полноты. Если есть всего один легион, то он обязан охватывать все специализации. Жиллиман знал, что шесть воинств или “крыльев” были специалистами в своих школах, вступая в тонкое противоречие с установленным Принципиа Белликоза порядком.
Мстящий Сын слышал и о тайных орденах и секретной иерархии в рядах Тёмных Ангелов. Иерархии знаний, доверия и власти, невидимой для посторонних. Что объясняло некоторые из любопытных знаков отличия, порой не имевших никакого отношения к званию или структуре роты.
Как и их повелитель, воины Первого легиона были замкнутыми, скрытными и необщительными. Они хорошо хранили секреты, пожалуй, даже слишком хорошо. Жиллиман считал, что это было наследием тех дней, когда им приходилось рассчитывать только на себя.
Без всякого сигнала Тёмные Ангелы остановились и замерли как один. Великолепно. Великолепно.
– “ Он и в самом деле хвастун ”, – подумал Робаут.
В шлеме раздался вокс-сигнал. Примарх посмотрел на мерцавший дисплей. Идентификатор мигал – Долор.
– Я – занят.
– Конечно, вы заняты, повелитель, – ответил тетрарх. – Я не стал бы вас беспокоить по пустякам. Мне нужно вам кое-что сказать.
– Дорогой друг, ещё раз – ты не вовремя.
– Согласен. Приходите, как только сможете. Но не заключайте с вашим благородным братом ничего, что нельзя было бы отменить… пока не увидите то, что я собираюсь вам показать.
– Ты сбиваешь меня с толку, Валент.
– Приветствуйте брата. Ничего не обещайте. У меня есть кое-что полезное, что вы оцените.
Связь оборвалась.
– Всё в порядке? – спросила Ойтен.
Жиллиман кивнул.
– Их строевая подготовка в высшей степени хороша, не так ли? – спросила управляющая, указывая на площадь внизу. Ряды Тёмных Ангелов снова пришли в движение. Они разделились на равные марширующие когорты, которые пересекались по диагонали с другими когортами, образуя великолепные новые построения: ромбы, квадраты, треугольники, кривые линии и шестиконечную звезду. Шедшие на острие её лучей разворачивались и маршировали назад в свои группы, изменяя направление движения. Это впечатляло до раздражения.
– Похоже, они потратили немало времени на тренировки, – ответил примарх.
Ойтен посмотрела на него и прикрыла рот рукой.
– Это самое язвительное замечание, которое я когда-либо от вас слышала, Робаут, – заявила она.
Мстящий Сын усмехнулся.
– Приготовься, Тараша. Мой старший брат приехал, чтобы остаться. Язвительность ещё впереди.
Внизу на отполированном мраморе Марсовой площади Тёмные Ангелы, наконец-то, закончили своё представление. Прижав блестящие болтеры к нагрудникам, отделения выстроились веером в форме буквы V направленной к рампе “Грозовой птицы”.
Появился Лев.
Жиллиман почувствовал, как невольно чаще забилось сердце и участилось дыхание. Лев. Лев. Были братья, к которым он относился безразлично, были братья, которым он симпатизировал, и были братья, которыми он восхищался. Рогал, Магнус и Сангвиний и, чтоб его, даже Русс. Он восхищался ими за то, какими они были. Но были всего два брата, которых он и в самом деле уважал, только два, которыми он по-настоящему восхищался.
Только два брата, рядом с которыми он чувствовал себя на вторых ролях.
Лев Эль’Джонсон и Гор Луперкаль.
Сохраняя непроницаемое выражение лица, Лев покинул “Грозовую птицу”. Он был без шлема, и его длинные золотистые волосы развевались на ветру. Такой прекрасный, такой смертоносный, такой легкомысленный, такой непроницаемый. Он нёс боевой шлем под левой рукой и шагал не менее великолепно, чем его воины. Слева и справа за ним в том же темпе следовали избранные лейтенанты.
Любимчик Корсвейн командовал подразделениями легиона по другую сторону Гибельного Шторма, поэтому рядом со Львом шли Ольгин и Фарит Редлосс. Ольгин обеими руками держал перед собой палаческий длинный меч, направленное в небо острие шестифутового клинка было закруглённым, как у ножа для масла. На наплечнике лейтенанта были изображены перекрещенные мечи Крыла Смерти. Редлосс нёс тяжёлую секиру, прижав рукоять к груди. На его наплечнике был изображён череп в песочных часах Крыла Ужаса. На всех троих была великолепная чёрная броня, отделанная красным марсианским золотом.
Они шли вдоль рядов воинов, приближаясь к площади.
Жиллиман вздохнул.
– Ублюдок. Точно хвастается, – прошептал он.
Затем взглянул на своих помощников, кивнул и начал спускаться навстречу брату. Волки последовали за ним. Робаут остановился и оглянулся вверх по лестнице.
– Ты – серьёзно? Всё время и даже сейчас? – спросил примарх у Фаффнра.
– Моя наблюдающая стая идёт туда же куда и вы, ярл.
– Даже Катафракты не сопровождают меня в этот момент, Волк.
– А могли бы, повелитель, – прорычал с платформы Город. – А ещё могли бы оказаться рядом, а не чёрте где во время шторма выстрелов, если бы вы пожелали.
– Хватит, – сказал Жиллиман и посмотрел на Фаффнра и Волков. – Видите, как сильно я ценю ваши жизни?
– Никто не ценит наши жизни, ярл, – ответил Бладбродер. – Они не для этого предназначены. И никогда не были.
– С… уважением, – прошептал Битер вожаку стаи. Тот кивнул:
– Конечно-конечно, как Херек и сказал. Само собой разумеется. С уважением.
Жиллиман колебался, прекрасно понимая, что он остановился на лестнице на полпути к полутора миллионам человек, чтобы переговорить с группой варваров, в то время как внизу его ожидал благородный брат.
– Я взываю к твоей честности, Фаффнр Бладбродер, – начал он. – Дело сейчас не во мне? Ведь так? Дело в тебе и в Ангелах, и в вашей вражде.
Волк некоторое время молчал.
– Так и есть, – признал он, кивнув. Его ссутулившиеся и неказистые воины также кивнули.
Примарх вздохнул:
– Так и поступим. Но не мешайте мне, а то я лично вас выпотрошу.
Робаут повернулся, и продолжил спускаться по ступенькам и в этот момент понял, что идущие сзади Волки выглядят как неуместные оборванные телохранители.
– Во имя пустоты, – зашипел он на них. – Вы же понимаете, что из-за вас я похож на идиота! На языческого короля Иллириума!
– Простите за всё, ярл. Это дело чести, – ответил Фаффнр, горячо прошептав над плечом примарха.
– Ты – заноза в заднице, ты знаешь это? – спросил Жиллиман.
– Без сомнения, – ответил Волк, отстраняясь.
Робаут спускался навстречу Льву. Лев шёл навстречу ему.
Ожидание оказалось долгим. Расстояние между посадочной площадкой и воротами превышало километр. Примархи медленно двигались навстречу друг другу.
И когда они, наконец, встретились лицом к лицу, на несколько секунд воцарилась тишина. Смолкли все грандиозные фанфары, и даже шум толпы ослабел.
Лев смотрел на Жиллимана. Мстящий Сын смотрел на Льва. Инкрустированный красным золотом чёрный доспех Льва покрывала искусная гравировка. На наплечниках и нагруднике были изображены все взаимосвязанные знаки и символы его легиона, запутанная геральдика, как видимой, так и невидимой иерархии Тёмных Ангелов. Все секретные воинства, троны и силы тайной структуры Первого легиона, объединённые центральным символом – шестиконечным гексаграмматоном. Через правое плечо примарха была переброшена шкура лесного зверя, а золотая застёжка в виде завёрнутой в саван погребальной урны покоилась у горла.
– Брат, – произнёс Лев.
– Брат, – ответил Жиллиман.
– Рад встрече.
– Ты как нельзя вовремя.
– Ты оказываешь мне большую честь столь внушительной демонстрацией силы, – сказал Лев, медленно обведя рукой площадь.
– А ты оказываешь мне честь великолепной демонстрацией строевой подготовки.
Примарх Первого легиона улыбнулся и благодарно кивнул.
Затем передал военный шлем Ольгину.
– Неужели прошло столько времени, Робаут? – спросил Лев и неожиданно обнял брата. Лязгнули доспехи.
– Нет-нет, – ответил Жиллиман, сглотнув подступивший к горлу комок. Порывистые объятья брата выбили шлем у него из руки, и он покатился по мраморным плитам.
– Рад видеть тебя, – произнёс он, вернув контроль над голосом.
Лев разомкнул объятья и кивнул. Наклонился, поднял выпавший шлем и выпрямился, протянув его брату.
– И я рад видеть тебя, брат. И рад видеть твой необычный свет. Ты должен рассказать мне о нём.
– Расскажу. Но есть другой вопрос, требующий немедленного внимания, – сказал Жиллиман, надеясь, что сумел сохранить невозмутимость. – Касающийся… протокола, – добавил он.
– Волки?
– Вот именно.
Лев кивнул, отвернулся от брата и посмотрел сверху вниз на Фаффнра Бладбродера.
– Назови себя, Волк. Давай, побыстрее покончим с этим.
– Я – Фаффнр, достопочтимый лорд.
– Ты из Сеска? Я узнаю символы.
– Из Сеска, повелитель.
– Давай, перейдём прямо к делу. Ты первый?
Фаффнр Бладбродер выпрямился во весь рост. Вражда между Ангелами и Волками началась на Дулане и превратилась в ритуал для действующих чемпионов при каждой встрече.
– Да, повелитель, – произнёс Волк. – Я требую, чтобы вы выставили своего чемпиона.
И Ольгин и Редлосс шагнули вперёд.
– Моим чемпионом буду я сам, – прошептал Лев. На губах мелькнуло что-то похожее на улыбку.
– Нет, – не согласился вожак стаи.
– Я правильно понял, что Волки из Стаи – трусы?
Нет, – прорычал Фаффнр.
– Тогда нападай, Волк. И уж постарайся.
Фаффнр вздохнул и взмахнул секирой, целясь во Льва. Жиллиман вздрогнул, когда рядом рассекли воздух. Поразительно хороший удар. Волк не выдал себя ни репликой, ни малейшим намёком на напряжение мышц, ни изменением работы силового доспеха. Только удар. Примарх задумался, застал ли он его врасплох и был вынужден признать, что да, возможно.
Лев блокировал удар Бладбродера одной рукой, перехватил рукоять секиры, и остановил лезвие в нескольких миллиметрах от своего лица. Астартес невольно заворчал, когда встретился с мощью существенно превосходящей его силы.
Лев нанёс ответный удар слева. Не желая ни покалечить, ни убить – просто вытянул руку. Но быстро, гораздо быстрее превосходного удара Волка.
Вожак стаи упал на колени, не сумев вырвать секиру у примарха.
Затем поднялся.
– Удовлетворён? – спросил примарх, кинув ему захваченное оружие.
– Честь удовлетворена, повелитель, – согласился Волк, поймав секиру за рукоять. Кивнул и отступил, махнув стае последовать его примеру. Ольгин и Редлосс усмехнулись с раздражающей беззаботностью.
– И скажи Бо Сорену, чтобы следил за своими манерами, Фаффнр, – не оглядываясь, бросил через плечо Жиллиман.
– Скажу, ярл, – ответил Бладбродер. Робаут услышал звук затрещины и приглушенное ругательство.
Он посмотрел на Льва. До этого момента он ни разу не замечал, что лорд Первого легиона слегка выше его.
– Идём, брат?
– Знаменитая Крепость Геры? Я буду разочарован, если не осмотрю её.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: