Предпосылки эволюционного подхода к управлению

До этого момента мы почти не затрагивали вопросы социального управления, касаясь лишь познавательной стороны теории самоорганизации. Теперь, говоря о проектировании и управлении социальными системами, о менеджменте, мы вынуждены заняться анализом целевых систем человеческого взаимодействия. То есть, думать не столько о спонтанно возникающих порядках в обществе, сколько о системах, созданных и управляемых человеком. Однако способность к самоорганизации в социальных системах огромна и практически сразу после их создания начинает проявляться в виде побочных эффектов, не совсем или полностью несовпадающих с намерениями конструктора или администратора. И нам приходится с этим считаться. В этом отличие социальных систем от искусственных объектов физического мира. Все сказанное в предыдущих главах убеждает нас, что сложная самоорганизующаяся система совсем непохожа на часы, мы плохо знаем, что заставляет ее “тикать”. Как учесть эту особенность наилучшим образом?

Все фирмы создаются преднамеренно под конкретный экономический проект, и ничего там не происходит без человеческого участия, но результат лишь частично совпадает с целями и часто возникает нечто ненужное ни людям, ни системе. Возникновение эффектов, обратных ожидаемым, отмечаемая контринтуитивность поведения сложных систем [64 с.266, 90] говорит не только об их сложности, но и о примитивности наших моделей и способов мышления. Системные представления старой парадигмы не соответствуют ни сложности реальных систем, ни системным тенденциям современности.

Реальные фирмы менее послушны, чем это предполагается в большинстве руководств по менеджменту. Организации реагируют на наши управляющие воздействия малопредсказуемым образом, не так, как нам подсказывает рациональный здравый смысл, воспитанный на старой системной парадигме. Разумеется, системно-ориентированные методы исследования операций и принятия решений имеют мало общего с реальным миром практикующих руководителей. Все вышеописанные свойства и признаки самоорганизации сложных систем ставят под сомнение адекватность таких моделей рациональности и соответствующих методов управления. И хорошо, если мы хоть отчасти достигаем поставленных целей. Тенденция к усложнению коммуникаций и информационной доступности еще более снижает эффективность системотехнических методов управления. Причем проблема заключается не только в ограниченной рациональности людей.

Сложные организационные картины, возникающие в реальной фирме, определяются не сознательным планированием и не внешними возмущениями, а характером связи подсистем, автономной динамикой этих связей, то есть, являются собственными поведениями, формирующимися операционально-замкнутым образом.

Считается, что результаты социологии и психологии малых групп, понятия групповой динамики в целом не очень применимы к фирмам и учреждениям, так как личные отношения и характеры людей как будто не должны определять функционирование всей системы. Правда в свете вышеотмеченных тенденций коммуникационных возможностей последнее замечание воспринимается с сомнением. Пространственная близость уже не является главным критерием для определения социальной группы. Менеджер может теперь задуматься над тем, как ожидания всех связанных сетью социальных партнеров ограничивают допустимые формы их деятельности и тем влияют на динамику отношений в организации.

Эволюционный менеджмент, впервые упоминаемый в работе [174], предполагает признание способности и права системы на самоорганизацию, саморазвитие, признает существование процессов, которыми нельзя командовать. Эволюционный менеджмент поощряет эти “само” и пытается их использовать. Цель организации – это то, что она делает, и если ее поведение не кажется нам рациональным, тем хуже для нас.

Отмеченная выше контингентность социума обусловлена еще и тем, что любое наше действие в социальном пространстве всегда многозначно по своим последствиям. Мы оцениваем лишь результаты, связанные с намерениями. Остальные остаются без внимания, по крайней мере до тех пор, пока их кумулятивный эффект не создаст новую, всегда неожиданную, проблемную ситуацию. Об этом мы говорили в разделе 1.7.

Как легко заметить, технологический процесс более определяет поведение людей, нежели их начальник. Игровая обстановка, лишь частично контролируемая футболистами, подчиняет их действия. Происходит как бы управление участием. И вообще, результат в социальной системе определяется действиями, а не намерениями ее участников и уже потому трудно предсказуем, что действия с намерениями не всегда совпадают.

Хорошим примером ограниченной управляемости, невозможности уверенного движения к заранее принятым целям является совещание, особенно при демократическом стиле его проведения. Домашние заготовки и сценарии развития переговоров ограниченно полезны, невозможно угадать, куда повернет коллективная мысль. Мы не контролируем этот контингентный процесс, скорее он управляет участниками, и его результат далек от их первоначальных намерений и заранее продуманных версий и сценариев. Вместе с тем переговоры – важнейшая часть административной деятельности.

В идеале менеджмент формирует сознание, придает смысл взаимодействию людей. Но, как было неоднократно показано, на социальном метауровне процессы семантически замкнуты и труднопостижимы. Самореферентность и рефлексивность добивают надежду на контроль и предсказуемость этой сферы усилий менеджера. Социальная реальность бесспорно создается наблюдателем, но что получится в результате неизвестно. Возможно сближение с ожидаемым поведением, но ожидания у всех наблюдателей-участников различны. Здесь еще один источник контингентности социального эффекта.

Усложнение связей в нашем пронизанном социальными институтами обществе заставляет согласиться с Н.Луманом в том, что сознательное целевое планирование неизбежно приводит ко все более непредсказуемым результатам. Это тоже проявление контингентности, и все остальные описанные выше признаки самоорганизации, артефакты новой парадигмы системной теории должны серьезно приниматься во внимание, и успешные попытки их конструктивного использования помогут сформировать набор инструментов эволюционного менеджмента.

Похоже, что мы никогда не приходим к желаемому смыслу, эффекту, если декларируем его как цель. В.Франкл [92] называет парадоксальной интенцией психотерапевтический прием - намерение делать якобы не то, что на самом деле нужно. Мы подменяем страх чего-либо желанием этого, и фобия отступает, теряет силу. Высшая цель получается как побочный эффект движения к иной декларируемой цели, как следствие намерений, а не их объект. Предположительно, что и постижение высших истин становится возможным лишь «в деликатном взгляде бокового зрения» [14], эти истины расположены как бы на периферии поля зрения [50] и уплывают при попытке рассмотрения. Остается научиться комбинировать декларируемые второстепенные и скрытые главные цели управления. Аналогично, обдумывая познавательный процесс, Бейтсон [6] считает, что прогресс умственной деятельности вытекает из сочетания расплывчатого и строгого мышления и что это драгоценный инструмент науки.

Напомним, что в теории автопоэзиса считается, что в ходе жизни и репродуцирования живых организмов реализуется последовательность индивидуальных онтогенетических дрейфов, то есть, изменений структуры, сохраняющих организацию. Наблюдающий социальную систему исследователь, администратор должен видеть взаимокоординирующее поведение ее живых элементов в ходе их совместного онтогенеза, видеть взаимную адаптацию элементов. Без адаптации неизбежен выход элемента из системы, возможен и распад системы. Все эти рекурсивно развивающиеся взаимодействия в процессе онтогенеза кажутся обучением совместной жизни.

Можно полагать, что главная цель - это создание жизнестойкой организации, как организма, как команды людей, связанных идеей, а прибыль и удержание позиций на рынке – все это вторично и само приложится эволюционным путем. Как представить себе такую жизнестойкую самоорганизацию видно из приведенной фразы И.Канта (стр. 4). Нужны автономные сети взаимодействующих элементов, ориентированных на поддержку этой автономии и невозможные без нее. Как же реализовать идею? Ясно, что универсальных рецептов быть не может, но понимание описанных здесь принципов социальной самоорганизации вооружает нас для этой работы.

Это очень сложные вопросы, требующие продуманных решений. Невежественные вмешательства в процесс взаимодействия элементов сложной системы с ее организацией напоминают силовые воздействия при воспитании детей. Эффект может оказаться обратным ожидаемому. Так легко сломать самоорганизацию положительных течений и этим облегчить и даже запустить развитие пагубных.

Эволюционный подход ближе к садоводству и воспитанию, чем к инженерной практике. Причем, мы не можем знать в точности, каким вырастет наше дерево, но можем обеспечить условия для желательного генезиса и твердо рассчитывать на плоды. Создание атмосферы, системы правил, мифов, поддерживающих самоорганизацию фирмы – это искусство эволюционного менеджмента.

О невозможности и ненужности досконального понимания целей, главных процедур и принципов организации, хранения всего этого где-то в ее гипотетической памяти пишут авторы книги [53], использующие эволюционный подход к анализу экономического поведения. Они полагают, что в организациях эволюционируют и наследуются наборы апробированных, зачастую эвристических и автоматически выполняемых приемов, технологических операций и правил принятия решений, так называемые “рутины”.

Именно “рутинизация“ преодолевает ограниченность наших умственных и технических возможностей. Мы применяем эвристики[7] и проверенные технологии, не понимая до конца механизма их действия и не умея, как правило, объяснить их смысла. Однако из опыта знаем, что они работают и приводят к нужному результату.

Некоторое количество похожих фирм взаимодействуют в рыночных условиях, характеризуемых кривыми спроса на продукцию и предложения ресурсов. При этом дрейф агрегированных экономических показателей ассоциируется с “организационной генетикой”, т.е. процессом передачи и мутации во времени характерных рутин, влияющих на жизнеспособность. Угадать направление этого дрейфа сложно. Однако отсюда не следует движение к оптимальному поведению фирмы и равновесию на этой основе. Как впрочем, и в биоэволюции.

В таком контексте и в таких условиях погоня за прибылью как эвристика точнее описывает поведение, нежели критерии максимизации прибыли, экономического равновесия и теории полезности. В лучшем случае рациональное поведение можно понимать как повышение жизнеспособности в долгосрочной перспективе нередко и за счет временного снижения прибыли. Сохраняя элемент случайности вместо выбора единственной оптимальной стратегии, Вы сохраняете степень свободы. Используются дар предвидения, мастерство расчета и ясное понимание ставок в игре [53].

Опытные руководители давно используют подобные идеи, знают, что нельзя спланировать все действия и управлять всем, что именно неучастие во многих процессах, вынужденный или сознательный отказ от тщательного планирования дает ожидаемый эффект. В условиях неопределенности люди ограничивают свою рациональность, дополняют ее интуицией, опытом, эмоциями, творческими способностями. Это неоспоримое преимущество человеческого мозга подтверждает силу эволюционного подхода. Естественно нельзя отказываться от знаний, накопленных и апробированных существующей теорией менеджмента, но в эволюционном, развивающемся контексте многие явления становятся понятнее, предстают в новом свете и часть неразрешимых прежде проблем удается решать. Кроме того, более точное понимание своей роли и места в самоорганизации системы и комфортное ощущение такого знания многого стоят и сами по себе.

Термин “эволюционный менеджмент” страдает внутренним противоречием. Эволюция не может быть управляемой, но социальная, способная к самоорганизации система при непрерывном и сознательном планировании поисковых движений может ускорить свое развитие, хотя и в неожиданном направлении. Для социальной эволюции значимо то, что отбор идет не только в ходе конкурентной борьбы, но и в результате кооперации [13]. В этом проявляется одно из различий между социальной и биологической системами, обсуждаемых далее в разделе 2.5.

Организмы обновляются некреативно. Изменения как результат творческих проявлений немыслимы как у животных, так и в биологической жизни человека. Именно стабильность свойств клеточных компонентов организма, как результат эволюции, гарантирует эволюцию организма как системы клеток. Это хорошо объясняет закон иерархических компенсаций [72], утверждая, что необходимая для выживания свобода маневра верхнего уровня системы, а, следовательно, и всей системы достигается на пути ограничения разнообразия поведения на нижнем уровне.

Действительно, фиксированные правила поведения элементов социальной системы обеспечивают ее управляемость и жизнеспособность, но лишь до определенного порога сложности проблем и ситуаций в среде. Но затем можно и нужно творчески менять правила. Именно, склоняя организацию к демократическому стилю сотрудничества, к децентрализованной структуре, снимая ограничения, то есть, нарушая закон иерархических компенсаций, мы нередко находим выход из нестандартных ситуаций. Мы вернемся к этому в разделе 2.4.

Так что в общественной жизни выход за рамки стереотипов и активный поиск нового не только приемлем, но абсолютно необходим. Креативность запускает положительные обратные связи, и обновление социальной жизни идет быстрее биологической эволюции. Социальная среда как контекст этих обновлений изменяется также намного быстрее биосферы. Превращение невероятных состояний в вероятные происходит с ростом скорости и ценности этих изменений, то есть автокаталитически. Не всегда эти изменения оказываются позитивными, и некоторая инерция социальных систем в реагировании на перемены в среде признается порой спасительной. Нужно поддерживать некий компромисс между неравновесностью и стабильностью, который и обеспечивает управляющий орган либо самоорганизация.

С другой стороны, понятно, что эволюционирующая среда не оставит шанса тем системам, чьи критерии и правила поведения не учитывают ее эволюцию. Выход в постоянном поиске новых механизмов приспособляемости. Этот творческий поиск можно трактовать как мутации, позволяющие потомкам выжить там, где погибли бы родители.

Поговорим еще об эволюции. В последние годы проходит глубокая ревизия этой теории. Считается, что эволюция есть направленный процесс непрерывного и целенаправленного совершенствования организмов в их приспособленности к среде на пути естественного отбора из пассивных случайных мутаций. Однако теория автопоэзиса дает нам иную картину.

Из кратких пояснений в разделе 1.3 можно увидеть, что автопоэзийная система, как некая целостность дрейфует сквозь среду, постоянно меняя свою структуру и нишу, как класс допустимых взаимодействий, оставляя неизменной свою организацию и класс приспособленности [181, с.68]. Ее дрейф не имеет цели. Это ее онтогенез, результат активного подбора структур, собственных поведений, сохраняющих организацию. Этот процесс лишь нам, наблюдателям, кажется целенаправленным отбором со стороны среды. Да и сама среда также эволюционирует, заставляя говорить о метаэволюции эволюционных законов. Это становится совершенно очевидным при переходе от биологической к социальной эволюции.

Взаимодействие со средой и другими автопоэзийными единствами не определяет однозначно структурных изменений. Изменения эти рекурсивно связаны с предыдущими этапами онтогенеза и вообще зависят от структурной пластичности единства в его структурном сопряжении (коонтогенез) с другими единствами и со средой. Теория самоорганизации здесь смыкается с такой же междисциплинарной эволюционной концепцией. Однако акцент переносится на изменения, стимулируемые не внешними условиями, а внутренней активностью устойчиво неравновесных систем.

Как полагает Э.Янч [127], коэволюция автопоэзийных единств приводит к тому, что каждый процесс вертикального генетического развития оказывается опутанным сетью горизонтальных процессов. Это обогащает генетическую эволюцию новыми эпигенетическими измерениями. С ростом сложности системы эпигенетическое развитие, как системное преобразование совместного онтогенеза организмов, начинает превосходить генетическое как по важности, так и по скорости. Иначе говоря, горизонтальные связи в обществах и экосистемах становятся все более важными для эволюции групп и отдельных видов. Морфологические свойства, находясь в процессе развития, не имеют решающего значения, особенно свойства молодых экосистем. Преимуществом обладают те системы, которые прогрессируют быстрее других. Вертикально передаваемая генетическая информация существенно дополняется горизонтально распространяемой метаболической информацией и в сложных организмах, и в системах сложных организмов.

Тождественность процессов жизни и познания, провозглашаемая в теории автопоэзиса, позволяет признать эволюцию, как и жизнь, процессом обучения. Живая система уточняет и, возможно, меняет число степеней свободы в собственной динамике самоорганизации для самоопределения своей собственной эволюции, для адаптации и сохранения устойчивой неравновесности в текущих условиях. Покажем это.

Эволюция не имеет предустановленной цели, как личного интереса природы. Мы заблуждаемся, считая, что мера приспособляемости существует объективно. Субъективность присутствует не только в наших самореферентных моделях эволюции животных, но и в операциональной замкнутости и собственных поведениях наблюдаемых нами животных. Если мы корректируем модель, подстраиваясь под наблюдения, то получаем иные собственные поведения. Положение какой-либо конечности у эмбриона - это результат взаимодействия всего, что происходит в каждой его клетке, то есть, и изменения могут быть лишь собственными. Операциональная замкнутость это единственный объяснительный принцип.

Эволюция просто проистекает в виде структурного дрейфа при непрекращающемся филогенетическом отборе. Но, хотя этот процесс в значительной степени непредсказуем, он все же и не случаен. Здесь нет оптимизации энергетических затрат с ростом интенсивности метаболизма, но лишь сохранение способности к автопоэзису и адаптации при постоянном структурном сопряжении с окружением, сохранение гармонии устойчивого неравновесия.

То есть, структурный дрейф системы конгруэнтен структурному дрейфу среды. Отбор может быть лишь обозначен как наличие неявной цели, скажем, максимизации способности к выживанию или приспособленности (соответствия). Эволюция, таким образом, есть восприятие, обучение, познание, то есть, сама жизнь в автопоэзийном ее понимании. Это подразумевает привилегию таких путей развития, которые увеличивают сложность и интеллект, как способность к устойчивому неравновесию.

Последние исследования механизмов дифференциации клеток дают нам похожую картину их эволюции. Самоорганизация связанных в геноме генов, моделируемых в виде простейших, но автономных булевых сетей, то есть случайно соединенных логических элементов, как регуляторов синтеза определенного фермента, приводит к узнаваемым классам генной активности, как к аттракторам динамики этих сетей [36]. Конкретный аттрактор – это тип клетки. Показано, что клетки способны к активному генетическому поиску, который может включать создание новых текстов, перемены в количестве и расположении генетических элементов, запуск программ, координирующих работу десятков генов, создание новых устойчивых систем генной регуляции [24]. Все это трудно назвать пассивным ожиданием случайного возникновения мутаций. Наблюдается по сути наследование приобретенных признаков именно как заученных сценариев генной активности.

С позиций автопоэзиса можно уточнить, что наследуется не поведение, а структуры, определяющие морфогенетические связи, собственную историю взаимодействий организма, память об онтогенезисе его прошлых структур, определяющих конкретное поведение в конкретном окружении. Иначе говоря, естественный отбор влияет на поведение через память об эффективности тех или иных структур, дающих преимущество организму [182].

Кроме того, известно, что каждый ген имеет определенный набор вариантов реализации. Эти варианты называют аллелями. Выбор и смена аллеля в ходе мутации может сформировать характер и даже внешность человека. Диапазон аллелей необычайно широк и достаётся нам от наших предков для выживания во всевозможных условиях. Именно аллели определяют своеобразие поведенческих реакций конкретного этнического архетипа. Наука не может сказать, когда и как будет востребован геном тот или иной аллель. В эволюционных процессах можно обнаружить предпосылки радикального конструктивизма как эпистемологии приспособления.

Различие между эволюционными теориями Ж. Б. Ламарка и Ч. Дарвина в том, что Ламарк допускал, что среда так или иначе “инструктирует” организм о том, как к ней адаптироваться. По мнению Дарвина, организм должен выяснить это сам на пути проб и ошибок. Давний этот спор, похоже, разрешается в пользу первого ученого. В этом обновленном смысле и следует понимать термин “эволюционный менеджмент”, как поддержку самоорганизации желательных направлений развития системы с учетом истории ее становления.

Рассмотрим структурные аспекты самоорганизации сложных систем.