2015-10-22
450
Пристрастие к общению может происходить, как от желания учительствовать и спасать других людей, так и от малодушия и лукавства.
Симеон Новый Богослов (Слово 75): «…те, которые беспечны и ленивы и притворяются немощными телесно, которые лишь вчера и завчера пришли из мира и исполнены тьмами грехов и которые, никаких еще не понесши послушаний и нисколько не потрудившись и не попотевши над делами обительскими, идут, как я сказал, становятся вместе с теми, которые уже много потрудились, и приседают (сидят вместе. - Ред.) и себе на ряду с ними. Если кто из сих последних, стоя подле, скажет кому-либо из таковых: поди, брате, на определенное тебе место и стой там, поя вместе с другими братиями, как можешь, то он отвечает: отсюда ближе и слышнее, и лучше петь, чем с определенного места. Если тот вторично скажет ему: нельзя тебе, брате, стоять здесь без благословения настоятеля нашего, то он, услышав такое слово, идет и выпрашивает у настоятеля позволение стоять там, выставляя предлогом свою слабость и немощность и всякие употребляя способы, чтоб получить желаемое, и докучая неотступно настоятелю: снизойди и позволь мне стоять в первой или второй стасидии, подле такого-то, чтоб мне слышать и канонарха. Когда же удается ему получить это желаемое, тогда уже не довольствуется он одним тем, чтоб стоять в хоре, но мало-помалу протесняется в среду первейших братий и во всяком другом случае, притворяя себе некое внешнее благочиние и благоговение - бежит, например, даже впереди других встретить местных начальников и благоприятелей обители, когда они приходят помолиться, почасту заглядывает в комнату, для них отводимую, чтоб сделаться им знакомым, выставляя, однако ж, побуждением к тому то, что будто большую получает пользу от беседы с ними. После сего начинает уже он кружить по монастырю и ходить из келлии в келлию, говоря каждому: поверь мне, брате мой, что я столь много тебя люблю, что в какой день не вижу тебя, в тот почитай что и жить не живу. Если из тех, куда он ходит, найдется кто богобоязненный, то ответит ему на такие слова: Бог да помянет тебя, брате мой, за любовь твою! Что доброго видишь ты во мне? - Тот скажет ему в ответ: а чего доброго нет в тебе? Кто другой столько кроток, благоговеен, мудр, сведущ, безлукавен и, что больше всего, милостив и братолюбив, как ты? Это говорит он потому, что имеет в виду поесть у него чего-нибудь. Но этот духовный брат, по данной ему от Бога благодати, ведет с ним беседу все о том, что полезно для душевного спасения, отклоняя от себя похвалы, и тем вразумляет брата. Если же случится не такой, а напротив, плотский и славолюбивый, то завладевается тщеславием от таких похвал и говорит: что же другое, отче и брате мой, благопотребнее любви? Истинно ничего нет благопотребнее, и блажен тот, кто успеет стяжать ее, и другое подобное говорит, что, как замечает, не противно пришедшему, и тем еще более подвигает его хвалить себя. Когда наконец этот, по легкоте ума своего, совсем отуманится прелестию, поверив льщениям и ложным похвалам того и приняв их с удовольствием, тогда, если у него есть чем угостить его, то ни за что уже не отпустит его, не уговорив принять угощение, и угощает его всем, что окажется под рукою съестного, получая в воздаяние за то бесполезные похвалы, разливающиеся в воздухе, успевающие, однако ж, причинить большой вред душе. Если же у него не окажется на ту пору ничего, чем бы угостить, то после многих бесполезных разговоров говорит ему: не осуди меня, брате мой, уверяю тебя нашею любовию, что у меня теперь нет ничего съестного, чем бы мог достойно угостить тебя, но как ты имеешь ко мне такую любовь, то отныне, что ни пошлет мне Бог, будем вкушать то с тобою вместе. С этих пор оба они вплетаются во всяческие заботы и тем только и заняты бывают, как бы достать побольше съестного на взаимное угощение, и тем более и более скрепляют свою лживую и кажущуюся любовь. Таким же образом этот брат под предлогом любви, лучше же сказать, прелести, сдружается со всеми подобными, и иногда он призывает другого на угощение, иногда другой призывает его, так что в доброй трапезе, в многоястии, сладкоястии никогда у него не бывает недостатка. И делается он наконец рабом чувственных удовольствий, пространно питая чрево свое. Насыщаясь так каждодневно яствами, добре приготовленными, вечером, после повечерия, приходит он в келлию свою и говорит послушнику своему: большая томит меня жажда, подогрей немного вина, я выпью, чтоб утолить сколько-нибудь эту жажду. Тот, как привыкший уже, является готовым и скоропослушным слугою (потому что и сам утешается вместе со старцем своим, и попивает стаканчик за стаканчиком скрытно, в чем ему благоприятствует тма), тотчас подогревает вина и подает. Этот же, выпив один стакан, раздражает аппетит свой и начинает есть, что случится, мало-помалу, будто не замечая того, пока наестся досыта и полно набьет чрево свое, так что тело его делается неповоротливым и непослушным велениям души. Тогда помысл говорит ему: отпусти послушника, и стань - соверши келейное правило свое. Когда же отпустит его, другой помысл опять говорит ему: куда тебе стоять на молитве с набитым чревом и столь отяготившемуся? Лучше сосни немного, чтоб переварилась пища; тогда встанешь прежде утрени и помолишься удобнее с облегченным телом. Покоряется он этому помыслу, падает на постель и засыпает. Но ночью, хоть и бывает, что проснется, не встает, говоря в себе: еще много ночи, посплю еще немного. Между тем подходит и время утрени, и заставляет его встать и идти в церковь, неся в совести обличение своей лености. Так брат такой ходит, как мы сказали, по привычке часто в келлии друзей своих и возлюбленных ему отцов, сидит у них до вечера, ест и пьет с ними и болтает, потом, возвратясь в келлию, бывает уже негож не только на исполнение келейного правила, но нередко и на то, чтоб явиться к утрени. Но и когда другой брат приходит в келлию его, время проходит у них таким же образом, утешаются в ястии и питии, прибавляя нередко строгое осуждение братий, которые не держатся таких же правил. Так губит он все время жизни своей в ястии и питии и в недобрых хлопотах. О духовном же каком-либо деле ему и подумать не приходит в голову, а не только приступить к нему и сделать».
