Расширение прав владельцев поместий

В XVII в. определенные подвижки внутри вотчинного уклада произошли в области отношений власти как верховного собственника всей русской земли и ее служилых людей. Давая им поместья и разрешая владение вотчинами, государство делило со своими служилыми людьми по отечеству право эксплуатировать труд тяглых земледельцев. По ходу развития товарно-денежных отношений в XVII в. совершенно определенно проявился интерес помещиков, вотчинников и монастырей к продаже части прибавочного продукта земледелия. В странах восточнее Эльбы эти ростки капитализма привели не к освобождению работника, столь свойственного духу нового буржуазного уклада, а наоборот к закрепощению. Закрепощение стало формой самозащиты средневекового типа эксплуатации крестьянства. В России закрепощение вполне логично вытекало из вотчинного уклада и укрепляло его.

Серьезным отличием русского вотчинного уклада от феодального строя Западной Европы было то, что в России не сформировалось трех «классических» средневековых сословий (духовенство — рыцарство — и третьего сословия). Атомизация социальной структуры русского общества являлась характерной чертой самобытности России. И в XV в., и в XVII в. мы видим крайнее дробление населения на многочисленные социальные группы. Не избежал подобного дробления и «служилый по отечеству» класс. Верхи его составляли родовитые люди, которые имели шанс дослужиться до главных воеводских должностей, думных чинов окольничего и боярина. Далее следовало московское дворянство. Рядом с ними находились верхи поднимающегося класса приказной бюрократии. Пиком карьеры и тех, и других являлись думные чины (думный дворянин, думный дьяк). Потом шли выборные по городам дворяне. Замыкали «лестницу» провинциальные дети боярские и мелкие приказные люди столицы и других городов. Совершенно в двусмысленном положении находились боевые холопы. В прошлом многие из них были служилыми людьми или их детьми. Их образ жизни был схож с нижними слоями сынов боярских, но «социальный лифт» мог отнести их как вверх, так и вниз общественной лестницы.

В России протобуржуазные и раннебуржуазные элементы, заявившие о себе в торговле и промышленности, не вызвали разрушения средневекового землевладения служилых людей, но они вызвали определенную деформацию отечественного вотчинного уклада в сторону отношений, более напоминающих западные, нежели восточные формы землевладения. Наметился процесс укрепления прав дворян и детей боярских на их поместные и вотчинные владения. Идя навстречу пожеланиям служилых людей, первые Романовы расширили права держателей поместий:

1) С разрешения Разрядного и Поместного приказов сыновья могли наследовать поместья отцов.

2) При отсутствии сыновей это право отходило к другим мужчинам-родственникам, а также к тем служилым людям, которые брали в жены вдов или дочерей помещиков.

3) Правительство также пыталось гарантировать вдовам и дочерям умерших помещиков «пенсии» в виде «прожиточных поместий» (частей поместий).

4) Наметился процесс сближения вотчин и поместий, хотя завершен он был лишь указом о единонаследии 1714 г. В настоящую же по европейским меркам Нового времени частную собственность русские имения превратились при Анне Иоанновне, отменившей в 1730 г. те пункты указа 1714 г., которые запрещали дворянам свободно распоряжаться своими имениями (продавать, дарить, дробить между наследниками, давать в приданое дочерям и т.д.).

Желание дворян упрочить свои права на поместья и сблизить поместное владение с вотчинным впервые четко было заявлено в Приговоре Первого ополчения 1611 г.: после убитых на войне или просто умерших дворян и детей боярских их поместья должны были остаться у их сыновей и вдов. Если не оставалось вдов и детей, то поместье отходило родственникам. Михаил Федорович в 1618 г. издал указ, частично воплотивший пожелания дворян 1611 г. По этому указу поместья служилых людей, убитых, взятых в плен или пропавших без вести на государевой службе, как и в XVI в., частично отдавали их женам и детям. Это были своеобразные пенсии. Новым было то, что если вдов или детей не оказывалось, то поместья переходили в «оклады и вдобавок» их родственникам, но с одним лишь нюансом: все родственники, которые могли претендовать на поместье умершего, должны были служить в том же городе, что и умерший дворянин. Указ 1622 г. позволял вдовам и дочерям отдавать свои «прожиточные поместья» родственникам, при условии, что те будут их содержать и выдавать замуж. Если родственники не выполняли этого, то поместья возвращались вдовам и дочерям. Указы 1618 г. и 1622 г. пресекали стремления тех дворян, которые преследовали свой конкретный эгоистический, а не общесословный интерес. Очевидно, эти указы часто нарушались. В 1636 г. правительство потребовало возврата вдовам и детям умерших дворян поместий их мужей и отцов или выплаты за них денежных компенсаций. Указы 1634 г. и 1644 г. еще раз подтвердили права вдов и детей, уточнив, какую часть поместья и в каких обстоятельствах могли получить домочадцы умершего. «Вдовам побитых на службе давать на прожиток со ста четвертей по двадцати четвертей; вдовам умерших в походе от болезни давать со ста четвертей по пятнадцати четвертей, и наконец, вдовам, которых мужья умерли не в походе, но состоя на государевой службе, давать со ста четвертей с оклада мужей по десяти четвертей»[890]. Указ 1636 г. заступился за права пленных: «Если дворяне и дети боярские находились в плену десять лет и более, то поместья отцов их, розданные в последние 10 лет, возвратить им назад»[891]. Вотчины умерших, чьи вдовы были бездетны, отходили родственникам, причем как по мужской, так и по женской (если не было мужчин) линии.

Разрядный приказ стал позволять частные сделки с поместьями, в том числе обмен их на вотчины, как и вотчины на поместья.

Касалось законодательство XVII в. и землевладения служилых иностранцев. Поместья умерших служилых «немцев» по указу 1618 г. переходили только иностранцам [892]. Предположение ряда историков об издании в 1653 г. указа, запрещавшего инославным служилым иностранцам владеть поместьями и вотчинами, требует дальнейшего изучения.

Тенденция роста гарантий прав частных землевладельцев, впрочем, не отнимала у центральной власти верховного контроля за всем земельным фондом России. Характерными чертами русского частного землевладения, порожденными целенаправленной правительственной политикой, оставались разбросанность имений одного владельца по всей стране и частый переход земли из рук в руки. Морозовы, которые вышли во второй половине XVII в. в число крупнейших землевладельцев благодаря близости к царю Алексею Б.И. Морозова, имели 9 тысяч крестьянских дворов, разбросанных по 19 уездам России[893]. Во второй половине XVII в. ⅔ поместий, расположенных в центральных уездах России, поменяли своих владельцев. Для сравнения скажем, что в XVI в. в этих же местах произошла смена владельцев в ¾ поместий[894]. Служилый человек XVII в. «не прирастал» ни к своему поместью, ни к какому-то определенному району России. Он, как его отец, деды и прадеды, привык жить по всей стране, легко меняя одно сельское владение на другое. Наверное поэтому русское дворянство не сумело превратиться в рачительных хозяев типа германских юнкеров или новоанглийского дворянства.

Выдавая служилым людям поместья или жалуя в исключительных случаях вотчины, Разрядный, Поместный, Иноземский приказы и сам царь никогда не принимали во внимание, где родился дворянин, где были расположены его другие имения. Смысл такой правительственной политики заключался в «распылении» служилого сословия и максимальной привязке его к центру земли русской — российскому государю и его правительству.