Обязательственный статут договора

Выбор сторонами договора или судом в качестве применимого к договору какого-либо национального права не означает, что ука­занное право будет регулировать все вопросы, касающиеся данного договора. При этом под применимым понимается право не вообще, а гражданское право. Хотя на практике имеют место соглашения о подчинении договора публичным нормам государства контрагента или третьего государства. Например, в контракт купли-продажи может быть включена оговорка об обязанности покупателя соблюдать экс­портные ограничения, установленные государством страны продавца, в частности не перепродавать товар в третью страну, в отношении которой законодательством страны продавца введены такие ограни­чения. Такие соглашения в соответствующей части по общему пра­вилу не находят поддержки в судах и арбитражах. В то же время некоторые публично-правовые нормы действуют независимо от из­бранного права.

Гражданское право, применимое к договору, образует так назы­ваемый обязательственный статут договора, или право, регули­рующее существо отношения (lex causae). Какие же вопросы регулирует применимое (гражданское) право? Ранее действовавшее законодательство, в частности ст. 165, 166 Основ, не определяло круг таких вопросов. Однако в доктрине были разработаны и обоснованы подходы относительно вопросов, входящих в обязательственный статут договора. Указанные подходы нашли свое отражение в части третьей ГК РФ, а также в модельном ГК для стран СНГ. В соответствии со ст. 1215 ГК РФ право, применяемое к договору, охватывает, в частности: 1) толкование договора; 2) права и обязанности сторон договора; 3) исполнение договора; 4) последствия неисполнения или ненадлежащего исполнения договора; 5) прекращение договора; 6) последствия недействительности договора.

К этому перечню следует добавить другие статьи ГК РФ: 1) воз­никновение и прекращение права собственности и иных вещных прав на движимое имущество без ущерба для прав третьих лиц, если имеет место выбор применимого права сторонами (п. 1 ст. 1210 ГК РФ); 2) вопросы, касающиеся уступки требований, указанные в п. 2 ст. 1216 ГК РФ (прежде всего, допустимость уступки требования, отношения между цессионарием и должником); 3) отношения по уплате процен­тов (ст. 1218 ГК РФ); 4) вопросы исковой давности (ст. 1208 ГК РФ). По мнению М.Г. Розенберга, обязательственный статут включает так­же момент перехода риска случайной гибели или случайного повреж­дения имущества (ст. 211 ГК РФ).

Неурегулированным в ГК РФ остались вопрос о применимом праве к заключению договора и связанный с ним вопрос о существовании самого договора. В принципе каждый из этапов заключения договора (направление оферты, ее акцепт) можно рассматривать как самосто­ятельную сделку и определять применимое право для каждой такой сделки исходя из критерия тесной связи. Однако это было бы не совсем разумно. Во-первых, это приведет к значительному усложне­нию работы судьи или арбитра, вынужденных искать применимое право в ситуации, когда каждый из этапов заключения договора может быть связан с несколькими местами (а, следовательно, и правопорядками), каждое из которых может быть просто случайным для самого договора и его сторон. Во-вторых, поиски применимого права могут привести к применению различных правовых систем, которые совершенно по-разному смотрят на саму конструкцию договора и в этом смысле являются несовместимыми.

Поэтому большинство судей и арбитров применяют к вопросам заключения договора право, применимое к самому договору, точнее - право, которое должно регулировать договор, если бы он считался заключенным (так называемое предположительно применимое право - putative proper law). Такой подход в целом поддерживается в оте­чественной литературе, и вопросы, связанные с заключением дого­вора, относят к сфере действия права, подлежащего применению к договору (ст. 1215 ГК РФ). В поддержку данной точки зрения свидетельствует также п. 1 ст. 8 Римской конвенции 1980г., согласно которому «существование и действительность договора или любого его условия определяется правом, которое бы регулировало договор или его условие согласно данной Конвенции, если бы контракт или его условие были действительными».

У такого подхода есть один существенный недостаток (который и отражен в ст. 8 Римской конвенции в сослагательном наклонении): нельзя к заключению договора применять обязательственный статут, если еще неизвестно, заключен ли этот самый договор. Несмотря на указанный серьезный теоретический недостаток, приходится согла­ситься с той точкой зрения, что право, применимое к договору, долж­но применяться и к вопросам его заключения.

Так, А. Джеффи пишет по этому поводу: «Строго говоря, оферта и акцепт и другие вопросы, касающиеся заключения контракта, не могут регулироваться правом, применимым к контракту, поскольку до того момента, когда они должны быть решены, мы не знаем, существует ли контракт вообще. Имеется, однако, мнение, что вопросы оферты и ак­цепта должны решаться правом того государства, которое было бы применимым к контракту, если предположить, что контракт является заключенным... Предположим, X в Англии посылает по почте оферту о продаже товаров своему контрагенту У в Швейцарии. Последний на­правляет обратно по почте акцепт, который по вине почты теряется. Согласно английскому праву контракт считается заключенным, посколь­ку акцепт предполагается вступившим в силу с момента его отправления по почте. Согласно швейцарскому праву контракт считается незаклю­ченным, поскольку акцепт вступает в силу с момента его получения. Какое право должно решать вопрос о том, является ли контракт заклю­ченным? Согласно принципу «предположительно применимое право» суд должен определить, какое право является применимым на основе презумпции, что контракт был заключен. Если в нашем примере оферта предусматривает, что товары должны были быть поставлены и цена должна быть уплачена в Швейцарии, и если предполагать контракт за­ключенным, то применимым правом было бы право Швейцарии, так как контракт в этом случае наиболее тесно связан со Швейцарией. Затем швейцарское право применялось бы для определения того, был ли за­ключен контракт, и в результате контракт считался бы незаключенным. Данный подход использовался в деле Albeko Schuhmaschinen v. Kamborian Shoe Machine Co Ltd. [1961 ], в котором оферта была отправлена по почте из Англии в Швейцарию. Никакого ответа оферентом не получено, однако швейцарская сторона утверждала, что отправила акцепт, кото­рый, по-видимому, утрачен почтой. Суд установил, что акцепт направлен не был, указал, что если он и отправлен, то контракт все равно считается незаключенным, так как если бы контракт был заключен, то подчинял­ся бы праву Швейцарии, а оно не признает его в данном случае заклю­ченным.

Что касается вопросов исковой давности, то они не включаются в обязательственный статут договора в тех странах, где институт исковой давности относится к процессуальному (страны англо-аме­риканского права), а не к материальному праву (континентальная Европа). Однако в Великобритании в соответствии с Законом об иностранных сроках исковой давности 1984г. правила об исковой давности иностранного права относятся к материальному праву до­говора. Схожие тенденции наблюдаются в практике США. В любом случае, если спор будет рассматриваться в России, то российский суд применит те правила о сроках исковой давности, которые предусмот­рены правом, применимым к соответствующему отношению (ст. 1208 ГК РФ). Например, если применимым правом к договору является право России, то вопросы исковой давности будут регулироваться в соответствии со ст. 195-208 ГК РФ. При этом по российскому зако­нодательству нормы, касающиеся исковой давности, носят строго императивный характер и не могут быть изменены соглашением сторон (ст. 198 ГК РФ). Вопрос о том, какой характер носят нормы об исковой давности по праву зарубежных стран, должен решаться на основе соответствующего иностранного законодательства.

В соответствии со ст. 1215 ГК РФ обязательственным статутом регулируются лишь последствия недействительности договора.

Таким образом, право, применимое к признанию сделки недействи­тельной, не может ограничиваться лишь обязательственным статутом, а должно определяться в зависимости от оснований недействительности сделки.

Так, основания для признания сделки недействительной в связи с пороком воли определяются обязательственным статутом. При приме­нимом российском праве для признания сделки недействительной вслед­ствие порока воли должны использоваться ст. 170, 173, 178, 179 ГК РФ. Для установления того, имел ли место порок субъектного состава сдел­ки, применяется личный закон, то есть закон гражданства физического лица (п. 1 ст. 1195 ГК РФ), закон места учреждения юридического лица (п. 1 ст. 1202 ГК РФ). Порок субъектного состава является наиболее распространенным основанием для признания сделки недействительной. Наиболее часто государственные суды и коммерческие арбитражи стал­киваются со следующими ситуациями: а) когда сделка от имени юриди­ческого лица заключается неуправомоченным лицом; б) когда имеет место превышение лицом, представляющим интересы какой-либо ком­пании, предоставленных ему полномочий. Недействительность сделки в связи с пороками формы определяется по законодательству России, поскольку форма внешнеэкономических сделок с участием российских лиц, независимо от места совершения этих сделок, подчиняется законо­дательству России. В судебно-арбитражной практике часто признаются недействительными изменения, которые стороны вносят в контракт не в письменной форме (п. 3 ст. 162 ГК РФ). При признании сделки недей­ствительной в силу порока содержания вопрос о применимом праве решается исходя из конкретной ситуации: по общему правилу данные отношения охватываются обязательственным статутом, но при учете императивных норм права страны суда и императивных норм права третьей страны, с которой сделка имеет тесную связь. При применимом российском праве для признания сделки недействительной вследствие порока ее содержания применяются ст. 168-169 ГК РФ. И.С. Зыкин отмечает, что «возможное и даже неизбежное применение нескольких правопорядков вследствие использования несовпадающих коллизионных привязок по тем или иным основаниям недействительности... должно компенсироваться применением единого статута в отношении послед­ствий признания сделки недействительной». По мнению автора, при признании сделки недействительной по праву иному, чем то, которое регулирует существо обязательства, целесообразно определять послед­ствия недействительности сделки по праву, регулирующему существо обязательства.

Еще один вопрос, связанный с недействительностью, возникает тогда, когда избранное сторонами право приводит к недействитель­ности самого договора. Здесь существуют две полярные позиции. С одной стороны, стороны должны сами отвечать за последствия сде­ланного ими выбора, в том числе в ситуации, когда избранное право приводит к недействительности договора. С другой стороны, в мо­мент заключения договора и определения применимого права сторо­ны могли и не знать о таких возможных последствиях, во всяком случае главной их целью было именно заключение договора, а не решение вопросов о применимом к нему праве. Поэтому, если из­бранное сторонами право ведет к недействительности договора, суд должен вновь определить применимое право исходя из колли­зионных норм. Первая точка зрения представляется более аргумен­тированной как соответствующая принципу свободы договора -автономия воли сторон не должна ограничиваться, даже если из­бранное право сказывается негативно на самом договоре. Кроме того, если в договоре участвуют предприниматели, то в соответствии с общими принципами гражданского права они действуют на свой страх и риск и как профессиональные участники гражданского обо­рота должны знать о содержании права, которому они подчиняют свой договор, и нести все последствия, связанные с незнанием этого права.

Иначе обстоит дело в ситуациях, когда стороны не выбрали применимое право, а оно было установлено судом или арбитражем и привело в конечном итоге к признанию контракта недействитель­ным, В зарубежной доктрине и практике имеется точка зрения, согласно которой суд не должен избирать применимым право, кото­рое ведет к недействительности контракта. Такое положение закреп­лено, в частности, в американском втором Reinstatement. С этой точкой зрения следует согласиться. Действительно, в силу пре­зумпции добросовестности сторон суд должен определять приме­нимое право с учетом намерений сторон заключить действитель­ный договор, а не наоборот. Такой подход находит поддержку в решениях международных коммерческих арбитражей. Этому же правилу, очевидно, должны следовать и государственные суды, осо­бенно в тех странах, национальное законодательство которых опре­деляет применимое право на основе принципа наиболее тесной связи, а суды имеют соответствующие дискреционные полномочия. Вместе с тем вполне возможны ситуации, когда связь контракта со страной, право которой считает контракт недействительным, может быть настолько тесной, что именно это право должно быть признано применимым, поскольку могут быть затронуты важные интересы. В таких случаях суду следует признать контракт недействитель­ным (либо незаключенным) и применить соответствующие послед­ствия.

Таким образом, право, которое определяется в соответствии со ст. 1210, 1211 ГК РФ, образует обязательственный статут, из кото­рого исключаются вопросы праводееспособности сторон договора, представительства и доверенности на совершение договора, формы договора, вещных прав на имущество - предмет договора. Указанные вопросы определяются на основании самостоятельных коллизион­ных привязок.

1. Вопросы праводееспособности сторон договора регулируют­ся личным законом лица, то есть правом государства, к которому принадлежит лицо (личный статут). В России личным законом юридического лица, а также иностранной организации, не являю­щейся юридическим лицом, считается право страны, где учреждено юридическое лицо/иностранная организация (п. 1 ст. 1202, ст. 1203 ГК РФ). Личным законом физического лица считается право страны, гражданство которой это лицо имеет (п. 1 ст. 1195 ГК РФ). Как отмечал Л.А. Лунц, «стороны не могут путем выбора закона избежать действия таких императивных норм законодательства, которые от­носятся к личному статуту участников сделки. Они не могут как-либо ограничить или расширить действие норм, касающихся правоспособ­ности или дееспособности организаций - участников сделки. Они не могут также избежать действия норм, регулирующих форму... сделки.

Такие вопросы не подчинены обязательственному статуту и, следо­вательно, не подчинены принципу автономии воли сторон».

Например, между российской и английской организациями был за­ключен контракт международной купли-продажи. В процессе испол­нения контракта между сторонами возникли разногласия, и спор стал предметом рассмотрения суда. В качестве применимого к контракту права стороны избрали английское право. Все ли вопросы по контракту будет регулировать право Англии? Очевидно, нет. В частности, выбор сторонами английского права не распространяется на правоспособ­ность сторон контракта: для российской организации правоспособ­ность будет определяться российским правом, а для английской -английским.

В странах гражданского права способность сторон на заключение контракта регулируется личным законом соответствующей стороны, каковым является право домициля (lex domicilii) или право граждан­ства (lex patriae) физического лица, а в отношении корпоративных образований - право места нахождения органов управления компа­нии. В английском праве нет ясности относительно того, чем регу­лируется правоспособность сторон контракта - правом домициля сторон (lex domicilii ) или правом места заключения контракта (lex contractus), или правом, регулирующим существо договора (lex causae), В общем праве Англии и стран Британского Содружества договорная правоспособность не отделяется от вопроса сущностной действительности самого контракта. Так, в ряде решений английских судов вопрос о правоспособности на заключение контракта решался на основе применимого к контракту права (proper law), а не на основе права домициля (lex domicilii) или права, определяемого в соответ­ствии с lex loci contractus. По утверждению П. Ная, «большинство авторов сегодня решают вопрос о правоспособности физического лица в пользу права, применимого к договору, по крайней мере тогда, когда это право является объективно применимым (то есть установ­ленным судом, а не избранным сторонами. - В.К.).

Так, в деле Bodley Head Ltd. v. Flegon [1972 ] писатель А.И.Солженицын выдал в СССР доверенность швейцарскому юристу Н., уполномо­чивающую его представлять интересы автора в связи с изданием его книг за рубежом. Доверенность предусматривала применение швейцарского права ко всем спорам между сторонами. При попытке Н. опубликовать работы Солженицына в Великобритании одна из английских организа­ций оспорила права Н. и заявила о намерении опубликовать свое соб­ственное издание работ Солженицына. Н. обратился в английский суд с требованием о соблюдении авторского права на работы Солженицына, однако ответчик (английская организация) оспаривал эти авторские права, ссылаясь в том числе на то, что договор поручения между Солже­ницыным и Н. был недействительным, так как Солженицын согласно советскому праву не обладал правоспособностью на заключение догово­ра представительства, выдачу доверенности и назначение представителя по этому договору для совершения действий за рубежом от своего имени. В суде было признано, что именно советское право должно регулировать правоспособность Солженицына, как право страны домициля писателя и как право страны места заключения договора поручения. Судья, одна­ко, постановил, что дело заключается не в правоспособности Солжени­цына, поскольку соответствующая норма советского права состояла в том, что ни один советский гражданин не был вправе заниматься какой-либо профессиональной деятельностью за рубежом (to trade abroad), и, следо­вательно, данное правило советского права являлось не нормой о пра­воспособности, а нормой, касающейся законности совершения сделки (то есть действительности существа сделки). Поэтому вопрос должен был решаться правом, применимым к контракту (proper law), которым являлось швейцарское право. Однако судья отметил, что даже если бы это была ситуация, когда Солженицын не имел правоспособности согласно советскому праву, контракт все равно был бы признан действительным, так как, по его мнению, правоспособность также определялась правом, применимым к договору.

Что касается корпораций (юридических лиц), то первоначально их правоспособность в Англии определялась на основании права, избранного сторонами. Однако последние тенденции в развитии права Англии и стран Британского Содружества свидетельствуют, что правоспособность корпораций определяется правом места инкорпо­рации (то есть учреждения). В частности, согласно Закону об иностранных корпорациях 1991 г. Великобритании правоспособность кор­порации определяется правом места инкорпорации.

2. Обязательственным статутом не охватываются также отношения по выдаче доверенностей и оформлению полномочий на совершение договоров. Указанные отношения регламентируются специальными правовыми нормами, которые в совокупности составляют статут представительства и доверенности. Вступая в переговоры с зарубеж­ными партнерами о заключении договора, необходимо проверить не только правовой статус партнера (организационно-правовая форма и место регистрации юридического лица, объем правоспособности), но и полномочия его органа (представителя) на заключение договора. В противном случае, как справедливо отмечает М.Г. Розенберг, воз­можны проблемы с получением оплаты за поставленные товары или с возвратом выплаченных сумм за импортные товары. «Встречаются и случаи, когда безуспешными оказываются попытки найти зарубеж­ного партнера для вручения ему исковых материалов и повестки о вызове в арбитраж».

Законодательство России не предусматривает специальных кол­лизионных норм, применимых к отношениям представительства. Исключением является правило о том, что к договору поручения применяется право поверенного (ст. 1211 ГК РФ). Кроме того, п. 1 ст. 1209, ст. 1217 ГК РФ содержат отдельные правила, касающиеся доверенности: 1) форма и срок действия доверенности, а также основания ее прекращения определяются по праву места ее совер­шения, то есть по праву страны, где она выдана; 2) доверенность, выданная за границей, не может быть признана недействительной вследствие несоблюдения формы, если последняя удовлетворяет требованиям российского права. Однако правила п. 1 ст. 1209, ст. 1217 ГК РФ не касаются объема полномочий представителя. Для разре­шения этого вопроса необходимо обратиться к нормам применимого права, каковыми в доктрине, а также в сложившейся практике при­знаются нормы, относящиеся к личному статуту юридического лица. Если доверенность выдается от имени физического лица, объем полномочий представителя должен определяться личным законом физического лица, выдавшего доверенность. Данный вывод следует из правила ч. 1 ст. 1217 ГК РФ, согласно которому к обязательствам из односторонних сделок применяется право стороны, принимающей на себя обязательства по односторонней сделке.

Согласно ст. 186 ГК РФ срок действия доверенности не может превышать трех лет. Если срок в доверенности не указан, она сохра­няет силу в течение одного года со дня ее совершения. Однако доверенность, удостоверенная нотариусом, предназначенная для со­вершения действий за границей и не содержащая указания о сроке ее действия, сохраняет силу до ее отмены лицом, выдавшим доверен­ность.

О сложности установления правоотношений сторон в случаях, когда договорные отношения осложнены необходимостью установ­ления полномочий лица, действующего в качестве представителя компании, говорит следующее дело из английской судебной практи­ки, приведенное в российской печати г-ном П. Греем:

Два брата, Юрий и Михаил Ж., заключили договор «совместного предприятия, или товарищества, базирующегося в России» (которое было очевидно истолковано судом как товарищество по английскому праву) с ответчиком, г-ном Ш., для осуществления торговли алюминием, произведенным Новокузнецким алюминиевым заводом. Для содействия маркетингу и сбыту металла на рынках Запада стороны учредили ком­панию «БМТЛ» на о. Гернси, являющемся офшорной территорией,, аффилированной с Великобританией, но не частью последней. Юрию Ж. принадлежало 50% акций компании «БМТЛ», остальные 50% - г-ну Ш. Оба были назначены директорами компании. Компания не устанавлива­ла постоянного представительства для целей ведения хозяйственной де­ятельности в Англии или на о. Гернси, и ее деятельность почти полностью осуществлялась из России. Торговля велась в Лондоне на рынке металлов через различных брокеров, при помощи которых г-н Ш. проводил торго­вые операции. По прошествии некоторого времени возник спор. В част­ности, г-н Ш. был обвинен в осуществлении «несанкционированных фьючерсных сделок» и отстранен от контроля за продажей металла. Через несколько лет г-н Ш. обратился в суд о. Гернси, заявив, что его лиши­ли прав на 50% акций компании «БМТЛ» помимо его воли. Юрий и Михаил Ж., которые теперь практически полностью контролировали компанию «БМТЛ», в свою очередь, обратились от имени компании в Лондонский коммерческий суд с иском против г-на Ш. по трем основа­ниям: 1) г-н Ш. нарушил свой трудовой договор; 2) г-н Ш. несет иму­щественную ответственность перед компанией за убытки, вызванные несанкционированной торговлей металлом, исходя из доктрины англий­ского права о том, что его действия противоречили интересам компании (нарушение «презюмируемого обязательства»); и 3) г-н Ш. нарушил свои обязанности директора компании «БМТЛ».

Ввиду того что дело затрагивает несколько юрисдикции, суд внима­тельно рассмотрел вопрос о том, право какой страны должно приме­няться к каждой части иска. По английскому праву применимое право устанавливается в соответствии с Законом Англии «О контрактах (при­менимом праве)» 1990 г., который включает в себя Римскую конвенцию 1980 г. Поскольку деятельность совместного предприятия осуществля­лась с территории России через представительство «БМТЛ» в Москве, суд установил, что к трудовому договору применимо российское право.

Истец полагал, что на основании того, что банковский счет «БМТЛ» находился в лондонском банке и ущерб был причинен в Англии, к делу должно быть применено английское право. Другим его аргументом было то, что договоры страхования финансовых рисков (хеджирования), по­влекшие за собой возникновение убытков, были заключены в Лондоне с лондонскими брокерами. Суд полностью отклонил эти доводы, указав на то, что в действительности вред был причинен компании «БМТЛ» в России, что подтверждается отсутствием средств, не позволившим ком­пании «БМТЛ» заключить договор толлинга на алюминий. По мнению суда, обстоятельства дела свидетельствуют о полном отсутствии связи дела с Англией и, напротив, о том, что дело имеет непосредственное отношение к России. Исходя из этого, суд счел применение английского права безосновательным. Суд также рассмотрел вопрос права, регулиру­ющего обязанности директора. Компания «БМТЛ» сослалась на то, что, поскольку она была зарегистрирована на о. Гернси, суд должен толковать отношения сторон в соответствии с правом о. Гернси, где осуществля­лось внутреннее руководство деятельностью компании. Суд отклонил и эти доводы. По мнению суда, акты или контракты, устанавливающие обязательства между заинтересованными участниками компании, не обязательно должны регулироваться законодательством страны, в кото­рой такая компания была учреждена. В данном случае действия сторон не указывают на то, что стороны имели намерение регулировать свои отношения в соответствии с правом о. Гернси. Как представляется, вопрос о том, в какой юрисдикции учреждать компанию, не имел для сторон какой-либо значимости. В итоге суд определил, что ко всему иску должно применяться российское право. Основываясь на свидетельских показаниях, с которыми согласились обе стороны, суд посчитал, что российское право (в отличие от английского) не признает «обязанности действовать квалифицированно и с должной осторожностью» в рамках осуществления коммерческих сделок и не налагает каких-либо обязательств в отношении исполнения конкретных обязанностей в отсутствие письменного договора. Более того, российское право не устанавливает обязанности для членов совета директоров так, как это предусматрива­ется английским правом. Суд решил, что г-н Ш. не нарушил своего тру­дового контракта, исходя из того, что договор не запрещал ему (прямо или косвенно) заключать фьючерсные контракты. По мнению суда, г-н Ш. не действовал «неквалифицированно и без должной осторожности» при выполнении своих служебных обязанностей, не нарушал трудовых обя­занностей или «презюмируемых» обязанностей перед компанией. Г-н Ш. также не нарушал своих обязательств директора.

3. Самостоятельной коллизионной привязке следует также форма договора (статут формы договора). В соответствии с п. 1 ст. 1209 ГК РФ форма сделки (в том числе договора) подчиняется праву места ее совершения. Однако сделка, совершенная за границей, не может быть признана недействительной вследствие несоблюдения формы, если соблюдены требования российского права. Пункт 2 ст. 1209 ГК РФ содержит отдельное правило, касающееся формы внешнеэконо­мической сделки, хотя бы одной из сторон которой является россий­ское юридическое лицо или российский предприниматель. Форма такой сделки подчиняется независимо от места ее совершения рос­сийскому праву (о понятии внешнеэкономической сделки см. § 6 наст, главы). Правило о письменной форме договора распространя­ется также на изменение, продление и расторжение договора, акцепт, оферту. Под письменной формой договора в соответствии с п. 2 ст. 434 ГК РФ понимается: а) составление одного документа, подписанного сторонами; б) обмен документами посредством почтовой, телеграфной, телетайпной, телефонной, электронной или иной свя­зи, позволяющей достоверно установить, что документ исходит от стороны по договору.

4. Обязательственным статутом не охватываются вопросы вещных прав на имущество - предмет договора. Как отмечается в литературе, «если... предметом договора является собственность, то его послед­ствия расщепляются на обязательственно-правовые и вещно-правовые, в отношении которых при определенных обстоятельствах компетентны два различных статута (договора и имущества)». Статьи 1205-1207 ГК РФ содержат самостоятельные коллизионные привязки для определения применимого права к вещным правам (вещный ста­тут), которые не охватываются обязательственным статутом. Иск­лючением является норма п. 1 ст. 1210 ГК РФ: применимое право (обязательственный статут) регулирует возникновение и прекраще­ние вещных прав на имущество, но только в случае, если применимое право избрано сторонами. Очевидно, что в случае, если применимое право установлено судом в силу коллизионной нормы, возникнове­ние и прекращение вещных прав на имущество - предмет сделки -подчиняются общим правилам ст. 1205-1207 ГК РФ.

М.Г. Розенберг обращает внимание на эту нелогичность в коллизи­онном регулировании вопросов возникновения и прекращения права собственности на предмет договора. По его мнению, при определении применимого к договору права по соглашению сторон (ст. 1210 ГК РФ) или путем использования коллизионных норм (ст. 1211 ГК РФ) дости­гается одинаковый результат: отношения сторон по договору регулиру­ются установленным таким образом правом соответствующей страны. Между тем, неясно, почему в ст. 1211 ГК РФ отсутствует важное поло­жение, содержащееся в п. 1 ст. 1210 ГК РФ, согласно которому право, регулирующее права и обязанности сторон, применяется и к возникно­вению, и к прекращению права собственности и иных вещных прав на движимое имущество без ущерба для прав третьих лиц. Отсутствие этого положения в ст. 1211 ГК РФ может послужить основанием для вывода, что при определении применимого права по вопросу возникновения и прекращения права собственности и иных вещных прав на движимое имущество путем использования коллизионных норм следует руковод­ствоваться ст. 1206 ГК РФ. А это означает, что по одному договору между­народной купли-продажи к отношениям сторон применимо право нескольких стран, например в случаях, когда в счет договора поставля­ются товары, находящиеся в момент его заключения в разных странах. При определенных обстоятельствах, когда объект договора подлежит изготовлению в будущем и, возможно, в разных странах, в момент за­ключения договора вообще неясно, правом какого государства будут регулироваться отношения между продавцом и покупателем по этому вопросу. Кроме того, при определении момента прекращения права собственности и иных вещных прав в отношениях между сторонами договора применялся бы неодинаковый правовой режим в зависимости от местонахождения соответствующего имущества, которое могло ока­заться в разных странах. Представляется, что правило по этому вопросу, предусмотренное ст. 1210 ГК РФ, должно использоваться и в случаях, когда применимое право определяется судом на основании ст. 1211 ГК РФ.