Отказ от нее связан с отходом от экономического детерминизма, с развитием объяснительных коммуникативных моделей. Для системного описания этноментального пространства России недостаточно простых процессуальных процедур, так как это конфигурация из ментальностей. Нужно вводить коммуникативные и герменевтические средства. Не ел тайно, что, по мнению такого теоретика либерализма, как Уильям Ури (Гарвардский университет), демократия в США сейчас уже не сводится к правам на выборы и обращению в суд. Ее движущей силой становится устранение разногласии в ходе переговоров. Конституционные и законодательные системы выступают здесь гарантами переговорных процессов, в которые бывают вовлечены представители заинтересованных групп. Здесь герменевтика становится политикой.
Устойчивость конфигуративных (самоорганизующихся) систем ставит вопрос о континуальности (непрерывности) трансляции не только культуры, но и самой витальной субстанции — народонаселения. Из того, что этносу, по определению, заданы
|
|
==75
ЛЕКЦИЯ 3
витально-биологические рамки, необходимо вытекает существование внутренней этнической напряженности. Она психологически выражается в этнической тревоге, которая достигает максимума не в эпохи общественных перемен, а в эпохи застоя. Известная Уваровская формула «самодержавие, православие, народность» эксплуатировала именно это чувство этнической тревоги. История России показывает, что это чувство теряло интенсивность как раз в периоды либеральных реформ иди по крайней мере либеральных веяний. В эти периоды слабел монологизм культуры, повышалась ее диалогическая способность находиться в коммуникативном горизонтальном пространстве. В истории России наблюдается попеременное усиление и ослабление монологизма и диалогизма.
В многочисленных публикациях последнего времени, посвященных цивилизационной схеме истории России, придается преувеличенное значение монологизму и соответственно снижаются уровни коммуникативных (в том числе и рыночных) связей. Люди из деятелей превращаются в носителей косно понимаемой традиции, отношения они строят не по поводу перераспределения прав, а по поводу перераспределения земли, объединяют их не гражданские институты, а соборность и т.д. Во всем этом мы видим явную натурализацию человеческих отношений и преувеличение континуальных связей. Дело в том, что не бывает чистого монологического или диалогического процесса, но есть эпоха преобладания одного из них.
Однако реальное бытие открыто будущему. В нем есть мыслительное рациональное ядро. Рациональность — это интенция на будущее, которую политически лучше всего улавливает либерализм. В сущности либерализм — не какие-то частные и реальные новшества, откуда-то взятые, а ориентация на будущее. В этом будущем расположены все предельные ценности человеческого бытия. Там находятся этические нормы. Они — это как бы буквы находящейся в будущем Книги. Мы пытаемся их прочитать и тем самым построить мир на справедливой этической основе. Эта этическая рамка разумна. Будущее необходимым образом воспринимается как лучшее. Даже в эсхатологических учениях о Страшном суде, об Апокалипсисе будущее выглядит как торжество праведников и только уже потом, во вторую очередь, как наказание грешникам.
|
|
==76
Региональный процесс в исторической этнологии
В ориентации на будущее витальность предстает уже не рамкой существования, а его содержанием, ограниченным рамкой этики. С точки зрения информативного процесса горизонтально-диалогическая коммуникация также разоформляет нашу самость, выделяя этическое целевое начало. Витальность оказывается внутри этики, подчиненной этике. Но этой этической рамкой мы отрицаем всякий монизм, всякую односторонность и линейность. И Россия становится не достоянием одной только «русской идеи», а многих других национальных идей. Как полисистемное образование, этически обращенное в будущее, Россия выступает не в качестве территории, а в виде этноментального пространства. Это пространство не объединенных сиюминутных интересов населяющих страну народов, а их обращенность к будущему и в силу этого способ обустройства разумной жизни. Тогда все национальные идеи — не цели, а средства достижения будущего через ценности открытого общества.
Итак, этнический менталитет — это полисистемная по принципу организации, коллективная по трансляции и индивидуальная до реализации установка этноса на однородную (гомогенную, «этническую») реакцию на разнородные (гетерогенные) вызовы внешнего мира. В этой реакции этнический менталитет использует следующие средства.
Симвомл-мопивацгш — это, как правило, ландшафтные знаки этнической целостности, воспринятой в виде судьбы этноса. Таковы для русских река Волга, Куликово поле, Бородино, сыра мать-земля, по которой ходили Богоматерь и Андрей Первозванный. В других этнических менталитетах более выражены симвош-мотивации в виде «могил предков» или «пролитой крови» (особенно у народов Кавказа). Некоторые политические деятели переносят символы-мотивации на уровень этноментального пространства, что ведет к возникновению конфликтов. Изучение символов-мотиваций требует усилий квалифицированных специалистов-этнологов.
Этнические образы (себя — автообраз, других — интраобраз) — способ самоопределения, состоящий в типизации черт введения под углом зрения этнического менталитета. Последний порождает не образы — самовосхваления или глумления над другими, а критические характеристики, отрицательно оцениваемые.
Как гибкая система этнический менталитет перестраивает этнические
==77
ЛЕКЦИЯ 3
образы: англичане после эпохи «Битлз» никак не воспринимаются замкнутыми, углубленными в себя людьми.
Этническая региональность в своем становлении — это регионализация этноментального пространства в результате избирательной деятельности этнического менталитета. Под этим углом зрения этнические признаки уже не являются случайно приобретенными в ходе истории характеристиками, а выступают в виде этнической составляющей регионального пространства.
Этническую региональность надо соотносить с этнизацией — способом коммуникации с внешним гетерогенным миром, состоящим в наделении полученным или своим собственным новым качеством этнической целостности. Это понятие вводится для того, чтобы раскрыть динамику этнического процесса как широкого коммуникативного пространства, направленного на качественные смыслы ментального пространства России.
|
|
Этнический менталитет в силу своею мотивационно-деятельностного начала отличается от этнического сознания, этнической психологии и подобных научных конструкций, которые текучи и трудно уловимы на практике. Этнический менталитет также не относится к области этнической специфики и «этнографизмам» — он обладает материальными сущностными чертами, конкретно определяя принятие решения. Сфера его ограничена лишь ситуативно: этнический менталитет срабатывает преимущественно в кризисных ситуациях, когда он объединяет людей в их коллективной однородной реакции и в соответствующем поведении. В новой социокультурной ситуации, когда гетерогенность перерастает в конфликтность, этнический менталитет выступает как гомогенная реакция (реакция однородности) этноса на разнородные вызовы внешнего мира. Гомогенная реакция выражается стереотипами целостности этноса (вроде поисков единства происхождения, тенденцией к закрытости брачных связей и т.п.). Но этнический менталитет не просто носитель символов-мотиваций (родина, мать-земля, враги и друзья, «великое прошлое», этнические авто- и интраобразы). Будучи полисистемным образованием, этнический менталитет способен через ментальностъ соподчинять символы-мотивации с региональной и мировой средой. Поэтому носитель этнического менталитета не ограничен этнической (этнографической) спецификой, он способен быть гражданином более широкого, чем этнос, общества. Через правильно
==78
Региональный процесс в исторической этнологии
воспитанный этнический менталитет представитель любого народа России сможет перейти с позиций исключительности на позиции универсализма.
Этнический менталитет маркирует нахождение человека внутри данной культуры. Но человек всегда имеет позицию по отношению к своей культуре. И тогда он находится одновременно вне своей культуры. Дистанцирование от этнической культуры, конечно, относительно. Оно задается ситуацией, которая бывает внешней и внутренней. Слияние ситуативной позиции с мыслительной установкой на культуру мы выделяем через понятие ментальности. Этническая ментальность отличается от жесткого, закрепленного в стереотипах менталитета своей идеальностью, которая выступает как внешняя позиция по отношению к данной культуре. Эта позиция всегда личностная, ответственная и «атомарная» в отличие от гомогенной реакции этнического менталитета. Этническая ментальность не реактивно-адаптационна, как этнический менталитет, но социально-инновационна. Это не воспроизводство стереотипов, а их отрицание. Этническая ментальность, основанная на чтении будущего, обращена к возможным мирам. Но тогда и этот мир, в котором мы живем, при всей его реальности становится виртуальным и должен восприниматься как «произведение культуры» (Владимир Библер).
|
|
Мир как произведение культуры подразумевает осуществление рационального проекта, в котором заложены этические и эстетические основания. Чтение книги-проекта, находящейся в будущем, выглядит в реальности как внесение в эту реальность программы. Особенность этноментальной программы состоит в том, что в реальном мире обнаруживаются смыслы. Они соотносятся друг с другом, порождая новые смыслы и расширяя тем самым общий смысл. Такую этноментальную установку России на расширение смыслов сформулировал еще Петр Чаадаев, сказав: «Судьба России — решить вопросы социального порядка, завершить идеи, возникшие в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество». Чаадаевская мысль — это ментальное напряженное самоопределение России в 1820—1830-х гг. В столь же кризисных ситуациях и столь же обостренно ставился вопрос о соотношении национального и общечеловеческого и в других странах. В подобных ситуациях
==79
ЛЕКЦИЯ 3
отвергается мономенталитет, одномерная, уплощенная стереотипизация, все силы отдаются построению ментальных полисистем.
Нестабильная российская история тем и специфична, что искание Града Грядущего, Нового Иерусалима стало чертой русского характера (Николай Бердяев). Отмеченный множеством авторов прошлого и настоящего времени русский нигилизм, отказ от «буржуазных предрассудков» — установка ментальное™, а не менталитета. И потому эти черты не исключительно русские, они черты российской ментальности, предъявленные в России национальной интеллигенцией с самого начала ее формирования в XIX в. Современные шовинистические лозунги выглядят отказом от ментальности в пользу неоправданного раздувания роли этнического менталитета. Такая отсылка к менталитету лишь уловка для подмены коллективных символов-мотиваций реальными групповыми интересами.
Примечательно, что еще Гегель обозначил деятельностный фактор как наднациональный уровень. В таком понимании деятельность обретает черты программы, т.е. рационального развертывания картины мира. Для локально-этнических картин мира с их особыми менталитетами проблема состоит в их соорганизации с этноментальными программами. Этноментальная программа не является каким-либо планом мероприятий. Она также не строится в виде перенесения в будущее неких параметров настоящего. Отличие этноментальной программы состоит в факторе наибольшей вероятности будущей деятельности, которая может быть оценена только через прогнозируемые социокультурные ситуации будущего.
Если отмеченный виртуальный фактор характеризует реалистичность программы, то ее реализуемость соотнесена с деятелями, т.е. представителями этноса. Здесь возникает проблема соотнесения этнической программы с системой лидерства и выбором задач. Управленческая задача состоит в учете степени адекватности управленческой деятельности вероятностному развертыванию этноментальной программы деятельности. Если включить в этноментальную программу гомогенную установку (установка на целостность, на самость), мы вправе ожидать возникновения в будущем конфликтогенных ситуаций при столкновении с другой этноментальной программой. Тогда в конфликтогенной ситуации этноментальная программа становится «планом мероприятий».
К оглавлению
==80
Региональный процесс в исторической этнологии
Такая ситуация выглядит уже не случайной, а предсказуемой и предупреждаемой.
Управленческое воздействие на отдельную этноментальную программу состоит в ее перестраивании, в достраивании до уровня универсального этноментального пространства России. Это пространство не только смысловая среда существования этносов России. Это также источник для формирования структур этнического менталитета конкретного народа. В сущности Россия является символом-мотивацией наибольшей смысловой нагрузки. Это общее достояние всех народов России. При растущей региональности этнокультурных единиц общее этноментальное пространство России превращается как бы в табло, на котором высвечиваются зрелые и незрелые контуры конкретных этнических менталитетов.
Поскольку этноментальное пространство не подчиняется законам развития естественных систем (оно является культурно-смысловым), постольку не может быть естественно-научной теории этноса с его этническим менталитетом. Поэтому встает важная проблема искусственно-технического характера всего поля этнического менталитета. Это поле может быть обозначено пространством, в котором какие-то места содержательно заполнены, другие — нет. В принципе этноментальное пространство может быть задано изначально как система пустых мест — топов. Программа развития этноментального пространства России нацелена на заполнение таких мест. Это ее понимание соответствует современному проектно-программному подходу.
Будущее России зависит от хода этнорегиональных процессов. Ради этого будущего мы должны научиться встраивать в этноментальное пространство России метод экспертизы, ориентированный не только на технику оценок не зависящих от нес результатов. В первую очередь экспертиза должна быть включена в программу самой этнической деятельности, а не только того, что в ней используется или производится. Экспертиза должна быть предсказанием этноментальных программ, предоставив научную реконструкцию этнического менталитета этнологии. Такое понимание экспертизы является управленческим. Нас интересует ненечто свершившееся (например, этнический конфликт), а вычленение скрытой в реальности этнической тревоги, свидетельствующей об утрате перспективы этнической ментальностью.
==81
00.htm - glava05
ЛЕКЦИЯ 4
Хозяйственно-культурная дифференциация и этнизация
1. Постановка вопроса
В доиндустриальных обществах живой труд преобладает над овеществленным, над природной составляющей конечного продукта. В тех обществах, которые можно назвать традиционными, труд, вложенный в орудие, гораздо меньше труда, который тратится для достижения цели. Скажем, создание сохи или бороны менее трудоемко, чем пахота или боронование. Поэтому в традиционных обществах производство нестабильно, сильно зависит от капризов природы. Зато сам труд становится главным способом выживания коллектива, доминантой его ценностей. Таким образом, в традиционных обществах опыт хозяйствования служит стержнем всех культурных ценностей. Собственно эта зависимость и была подчеркнута теорией хозяйственно-культурных типов (ХКТ).
При дифференциации хозяйственно-культурных типов, находящихся в определенном соотношении с разнообразием культур народов, возникает вопрос о месте этнической специфики, о ее историческом отношении к тому или иному хозяйственно-культурному типу. В самом понятии хозяйственно-культурных типов, впервые четко сформулированном Максимом Левиным и Николаем Чебоксаровым, был сделан акцент на конвергентно возникающее сходство у народов, живущих в близких естественно-географических условиях при определенном уровне их социально- экономического развития. Это принципиально правильное положение было ответом на теоретический вопрос о причинах сходства и различия в культуре разных народов, на вопрос, который ставила и решала со своих методологически неверных позиций
==82
Хозяйственно-культурная дифференциация и этнизация
школа «культурных кругов» и сходные диффузионистские течения, особенно модные в 30—40-е годы.
Проблема соотношения хозяйственно-культурных типов с этническими общностями была сформулирована Геннадием Марковым. Он подчеркнул, что есть опасность придавать основное значение в комплексах хозяйственно-культурных типов культуре как компоненту. В таком случае хозяйственно-культурные типы дробятся, теряют четкость границ и вместе с тем имеют тенденцию сливаться с этническими традициями.
На конкретном сибирском материале соотношение хозяйственно-культурных типов с этническими параметрами было рассмотрено Алексеем Окладниковым. Он писал: «В действительности те общие для населения определенных ландшафтных областей элементы культуры, которые так или иначе можно назвать производными от природных условий и обусловленного ими образа жизни и хозяйства (например, войлочная юрта для степей; чум, крытый берестой, в тайге; полуземлянка с каркасом из костей кита и моржа в Арктике), вовсе не безразличны для этнографической «диагностики». Без переносных жилищ — чумов, крытых берестой или шкурами, без распашной одежды с передником или нагрудником, ноговицами и обувью типа мокасин, без особого вида детской колыбели характеристика эвенкийской культуры, по мысли Окладникова, была бы обедненной, неконкретной.
То же можно сказать об эскимосах — охотниках на морского зверя. Их полуподземные зимние жилища, глухая меховая одежда в два слоя, техника охоты (знаменитый поворотный гарпун, жировая лампа и т.д.) — все это одновременно черты этнической культуры и хозяйственно-культурного типа. Показательны различия подвижных охотников тайги и приморских зверобоев. Все ленную тунгусских народов олицетворяет космический лось, за которым гонится охотник (первоначально медведь). У эскимосов известен другой образ — морской хозяйки Седны, другая символика, где выражена борьба морских и воздушных стихий. Конечно, хозяйственно-культурные типы, по мысли Окладникова, существуют реально, и при этом они свойственны нередко различным по языку, а также по антропологическому складу группам. Пример тому — сидячие чукчи и коряки, а также эскимосы, с одной стороны, тунгусы и юкагиры — с другой. То же самое можно сказать об оленеводах чукчах и коряках. Этническая
==83
ЛЕКЦИЯ 4
характеристика будет недостаточной, если из нее будут удалены подобные признаки. «Тунгусы уже не будут тунгусами, а юкагиры — юкагирами, если у них отнять берестяной или ровдужный чум, колыбель, приспособленную к езде на оленях верхом, у чукчей — ярангу и жировую лампу, у монголов и казахов — войлочную юрту. Таким образом, нужно принять и включить в понятие этноса все, что входит в понятие хозяйственно-культурного типа. И не просто включить, но положить эти признаки в первичную основу этого понятия, в основу всего комплекса элементов, образующих структуру определенного этнического целого». Считая такие признаки «признаками первого порядка», Окладников выделял далее признаки «второго порядка» в виде специфических черт культуры народов, прямо не выводимых из природы, хозяйства и образа жизни. Очевидно, линия, разделяющая признаки первого и второго порядка, проходит не в одном и том же месте в разных хозяйственно-культурных типах, у разных народов, в разной культурно-исторической обстановке.
Этот вопрос был затронут в одной из работ Севьяна Вайнштейна, который обратил внимание на историческое соотношение этнической специфики с хозяйственно-культурным типом кочевых скотоводов умеренного пояса Евразии. На этом этапе формирования названного типа в I тыс. до н.э. и в первые века н.э. в степях Евразии с колоссальной быстротой распространялись сходные виды упряжи, орудий труда, жилища, одежды и проч. В процесс освоения таких инноваций были вовлечены народы разного происхождения. С середины I тыс. н.э. на этапе формировавшегося типа распространение инноваций замедлилось, да и сами они передвинулись из сферы кардинальных основ кочевого хозяйства в сферу сравнительно второстепенных элементов культуры. На раннем этапе ХКТ кочевников-скотоводов умеренного пояса Евразии был представлен в значительной мере среди ираноязычных племен степной зоны, а на позднем этапе — среди тюрко-монгольских народов этой же зоны. Для монголов поздний этап ХКТ стал характерен лишь в начале II тыс. н.э., причем распространение тюрок-скотоводов, по мнению Вайнштейна, привело к сравнительно быстрой ассимиляции их предшественников — степных ираноязычных и других племен. В основе этой исторической картины лежит плодотворная идея зонального распределения скотоводческих хозяйственно-культурных типов.
==84
Хозяйственно-культурная дифференциация и этнизяция
Тенденция географического сужения хозяйственно-культурных типов вместе с увеличением их числа отчетливо проявилась в более поздних публикациях по теории ХКТ. Иначе говоря, наука все более тонко улавливает распределительный фактор. Теоретическое обоснование вырисовывающейся тенденции заключается в проведении различия между типом хозяйствования и хозяйственно-культурным типом. Как правило, тип хозяйствования — более широкая категория. И так же, как ручные (мотыжные) или пашенные земледельцы представлены несколькими хозяйственно- культурными типами, так и кочевые скотоводы в разных ландшафтных зонах образуют особые хозяйственно-культурные комплексы. Сама по себе такая тенденция не может не способствовать общей постановке проблемы соотношения распределительных характеристик хозяйственно-культурного типа и этнической характеристики.
2. Теория этнизации
Проблема, рассмотренная в плане этноса, в целом позволяет прийти к выводу, что на таком уровне тот или иной хозяйственно-культурный тип в раннюю эпоху своего формирования или же в особых, в том числе в экстремальных, условиях может быть этнически характерен. Такое явление, когда конкретный хозяйственно-культурный тип несет важные этнодифференцирующие и этноинтегрирующие свойства, следует назвать его этнизсацией. Принципиальная возможность этнизации основана на широкой базе культурного единства этнической общности, которое нельзя свести к совокупности отличительных свойств. «Ведь в таком случае, — писал академик Юлиан Бромлей, — из сферы проявления культурного единства того или иного этноса оказываются автоматически исключенными все те компоненты культуры, которые, во-первых, характерны для всего человечества; во-вторых, присущи всем этносам данного хозяйственно-культурного типа; в-третьих, являются общей принадлежностью соответствующей историко-этнографической области. В конечном счете этнос характеризует все его культурное достояние».
Понятие этнизации необходимо при переходе от общетеоретической постановки вопроса к конкретно-исторической, потому что оно отражает разный удельный вес элементов хозяйственно-
==85
Л1КЦИЯ 4
культурного типа или отдельных культурных черт в совокупности достояния этноса в разные исторические эпохи. Собственно, этнизацию можно назвать парадигматизацией распределительных отношений в культуре. Вряд ли может вызвать сомнение, что, начиная с промышленной революции и до современности, значение элементов хозяйственно-культурных типов непрерывно падало с одновременной этнизацией других, например силовых элементов культуры.
Зато в доклассовые и раннеклассовые эпохи специфика хозяйственно-культурного типа довольно часто, хотя и не во всех случаях, определяла основные черты культуры этноса.
Сошлемся на разные группы охотников, рыболовов и собирателей, живущих, как правило, в жарком тропическом поясе в окружении народов-земледельцев и отличающихся от них своим хозяйственно-культурным типом (аэта и тасадаи Филиппин, мрабри и семанги Индокитая, бушмены Африки и т.д.), а также буйволоводов тода в Нильгирских горах на юге Индии, на уже названные общества северной части Евразии.
В современную эпоху (в историко-этнографическом смысле примерно последние 100 лет) черты этнизации наиболее выражены у народов, еще до недавних пор ведших более отсталое хозяйство по сравнению с соседями и часто находящихся в неблагоприятной среде.
Общности, которые выделяются в первую очередь спецификой своего хозяйственно-культурного типа, было предложено считать переходными в смысле положения между консолидированными этносами и такими исторически возникшими группами, которые объединяются общностью территории, хозяйствования и т.д. Несмотря на такую переходность некоторые из этих общностей обладают большой устойчивостью, поскольку их характеризуют одновременно другие особенности вплоть до расовых, как, например, особые антропологические типы у бушменов и семангов. Что касается негритосов-семангов, то они включали иногда в свой состав обедневших крестьян из окружающего малайского населения. Это обстоятельство подчеркивает то, что хозяйственно-культурный тип охотников и собирателей влажных лесов тропического пояса у семангов этнизирован. Естественно, что явление этнизации хозяйственно-культурного типа само по себе было бы
==86
Хозяйственно-культурная дифференциация и этнизация
невозможно, если бы последний не являлся в своем конкретном виде частью культурного достояния этноса.
Эгнизация проявилась в силу причин неодинакового характера. У аэта, тасадаев, мрабри и семангов, живущих в Юго-Восточной Азии, в сильной мере сказывается адаптация к особым условиям влажного тропическое леса. Приспособление к южноафриканской пустыне, вызванное переселением туда под давлением более сильных соседей, характеризует бушменов. Специализация тогда на буйволоводстве находилась под явным воздействием индийского кастового строя. Военизированный быт монголов древности и периода империи носил несомненный отпечаток их кочевого хозяйственно-культурного типа и в свою очередь способствовал его стабилизации. В этнизации рассмотренных хозяйственно-культурных типов проявляется их особое состояние, вызванное, с одной стороны, внешними причинами, а с другой — специализацией (часто в силу внешнего давления) в особой экологической среде. Близко к этим причинам стоит также адаптация к экстремальным условиям у народов севера Евразии и Америки. Характерная черта этнизированных хозяйственно-культурных типов — их всеобщая распространенность в границах этноса.
Эта сторона вопроса заслуживает особого рассмотрения. Здесь же следует отметить особую роль хозяйственно-культурного типа как средства идентификации членов этноса, их групповой солидарности. Как средство идентификации хозяйственно-культурный тип может равно выступать в отсталом и развитом обществах, причем в последнем эта его роль, очевидно, выражена сильнее.
Имеет смысл проанализировать намеченные стороны проблемы этнизации хозяйственно-культурных типов не на уровне этноса в целом, а на более низком, т.е. рассмотреть вопрос в эмпирических ситуациях, где на первый план выдвигаются социально-бытовые коллективы, прежде всего семья и община.
3. Передача этнокультурной информации
Обращение к микроуровням подводит нас вплотную к исследованию этнических стереотипов, особенностей передачи этнокультурной информации, включая передачу установок через обучение и воспитание в семье и общине, формирование этнического сознания, которое, естественно, предполагает общение между
==87
ЛЕКЦИЯ 4
народами, также удобнее всего рассматривать на микроуровне. 0бращение к микроуровню направлено на изучение обыденного сознания, имеет тенденцию абсолютизировать культуру в качестве комплекса этнических символов.
Удовлетворение человеком жизненных потребностей, обеспечение биологических условий его жизнедеятельности теснейшим образом связывает его с окружающей средой. Социальное развитие общества накладывает отпечаток на характер этих потребностей. В эпохи доклассового и раннеклассового строя это воздействие осуществлялось через социально-бытовые коллективы, из которых наиболее важны род, племя, община и семья. Семья и община наиболее универсальные социально бытовые ячейки общества, проходящие сквозь всю историю традиционных обществ. В эпоху первобытнообщинного строя социально бытовые организмы были в сущности единственной формой социального организма, включавшей все сферы деятельности, в первую очередь производство и воспроизводство. В дальнейшем, по мере усложнения социальной структуры и укрупнения социальных организмов, происходила дифференциация, в результате чего семейно-бытовые структуры оказались включенными в укрупненные социальные организмы. Последние в классовом обществе монополизируют экономические и политические функции. Но и тогда семья как социально бытовой организм, не утрачивая производственного аспекта своей природы, играет важную роль в обеспечении людей жизненными средствами. Различные способы удовлетворения потребностей в жизненных средствах можно рассматривать в качестве особых систем жизнеобеспечения. В понятие жизненных средств (средств существования, средств потребления) включаются предметы ежедневного потребления, т.е. пища, одежда, жилище, утварь и т.д. Такие предметы, входящие в конкретно исторические системы жизнеобеспечения, — традиционный объект этнологического изучения. Однако этнология сделав немало в изучении материальной культуры и быта, редко обращалась к анализу способов обеспечения жизненными средствами Иными словами, не изучались системы жизнеобеспечения в целом. Требование такой целостности сводится, на наш взгляд, прежде всего к рассмотрению способов удовлетворения потребностей в жизненных средствах в рамках различных социально бытовых организмов