Второй половины XX века

1. Экзистенциализм. Между двумя мировыми войнами в Европе появился экзистенциализм, ставший особенно популярным в 40-60 годах ХХ века. Кризис веры в гарантированный прогресс человечества и гуманизм, вызванный чудовищными злодеяниями войны, привел к новому осознанию хрупкости человеческой жизни и попытке осмыслить ее. Была провозглашена цель: вместо философии вещей и философии идей создать философию человека. Наиболее известные представители экзистенциализма – А.Камю, Ж.-П.Сартр, М.Хайдеггер, К.Ясперс.

Основная проблема экзистенциализма – определение природы человека и ее соотношения с другими началами мироздания. Основное понятие – экзистенция: существование конкретного человека со всеми его проблемами. Это – переживание субъектом своего бытия, непознаваемое рациональными средствами. Настоящий мир называли «миром объективации», в котором господствует необходимость, все – объекты, и нет субъектов. Экзистенциалисты противопоставляли неподлинное существование, когда человек стремится жить «как все», не подозревает своих скрытых возможностей и не ищет ни смысла жизни, ни своего истинного призвания, и подлинное существование – поиск себя, сознательный выбор своей судьбы. Переход между ними происходит в ситуации духовного кризиса, когда за сутолокой повседневных дел у человека появляется ощущение бессмысленности существования, а другие проблемы, кроме смысла жизни, представляются второстепенными.

Человек – неповторимая личность, чье положение трагично: он одинок перед лицом враждебного ему мира. Экзистенциализм утверждает: «Существование предшествует сущности». Человек, существуя от рождения как индивид (биологическое существо, элемент рода), в действии может реализовать свою сущность – свое неповторимое своеобразие и стать личностью (занять активную жизненную позицию и не превращаться в инструмент чуждых ему целей). Главная проблема человека в мире – отстоять свою личность, не превратиться в «винтик» общества. Ему необходимо для этого постоянно выбирать себя – свои идеалы, ценности, поступки. Основная характеристика человека – свобода, которая сводится к свободе его отношения к данной ситуации. Но свобода понимается пессимистично, как неразрывно связанная с ответственностью. Человек «заброшен» в мир, ему никто не помогает «свыше», никто не навязывает ориентиров. Он сам выбирает признаваемые им нормы и этим выбирает себя. Жизнь человека определялась как сочетание свободы и «заброшенности», риска и решимости выйти за собственные границы. Но риск принятия решений – это «подлинное существование», которое труднее, но интереснее, чем спокойное существование в рамках традиций.

Альбер Камю описывал трагические переживания человека после «смерти Бога» – утраты надежды найти смысл бытия. Реальная жизнь, неминуемо заканчивающаяся смертью, приводит к открытию, что конечная правда – абсурд: «Человек сталкивается с иррациональностью мира. Он чувствует, что желает счастья и разумности. Абсурд рождается в этом столкновении между призванием человека и неразумным молчанием мира»[1]. Но это должно не обезоружить человека, а пробудить в нем дерзновенное решение жить вопреки вселенскому хаосу – без всяких надежд на то, что этот хаос будет устранен «извне».

А.Камю призывал к бунту против абсурда – конечности и несовершенства жизни: «Одной из немногих последовательных философских позиций является бунт. Это не устремление, ведь бунт лишен надежды. Нет зрелища прекраснее, чем борьба интеллекта с превосходящей его реальностью»[2]. Быть «праведником без Бога» – вот призыв А.Камю. Человек не может стать счастливым, но он может стать сознательным, свободным от догм, предрассудков, идеологий: «Я бунтую, следовательно, мы существуем». Для А.Камю человеческое творчество – это единственно возможная борьба против несовершенного мира, способ внести в него красоту: «Абсурд развеял мои иллюзии: завтрашнего дня нет. И отныне это стало основанием моей свободы… Вселенная абсурдного человека – это вселенная льда и пламени, где нет ничего возможного, но все дано. В конце его ждет крушение и небытие. Он может решиться жить в такой вселенной. Из этой решимости он черпает силы, отсюда его отказ от надежды и упорство в жизни без утешения»[3].

Жан-Поль Сартр также считал, что мир абсурден: жизнь лишена смысла, а человек «обречен» на свободу, «заброшен» в мир. Сущность человека – свобода, то есть неприкаянность, затерянность в мире вещей. Человек – не то, что он есть, а то, чем он может быть, и назначение человека – создать самого себя: «Нет никакой природы человека. Если существование действительно предшествует сущности, то человек ответствен за то, что он есть»[4]. Никто не приспособит мир к потребностям человека: «Человек существует лишь настолько, насколько себя осуществляет. Нет другого законодателя, кроме него самого, в заброшенности он будет решать свою судьбу»[5]. Человек выбирает способ своего бытия и этим выбирает себя – «изобретает» себя. Поэтому человек, изменяющий мир, ответственен за все обстоятельства своей жизни, у него «нет алиби»: «Человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне: иначе говоря, человек – это свобода. Ни за собой, ни перед собой – в светлом царстве ценностей – у нас не имеется оправданий. Мы одиноки… Человек осужден быть свободным»[6].

Мартин Хайдеггер считал, что экзистенция – это бытие, направленное к ничто и сознающее свою конечность. Он хотел разработать «фундаментальную онтологию», цель которой – разделить «чистую субъективность» и « неподлинные » формы существования¸ то есть бытие и его опредмеченное проявление – сущее. По его мнению, основной порок современной науки – отождествление истинной реальности, бытия и сущего, мира вещей и явлений. Для истинного познания характерно «вслушивание» – бытие нельзя созерцать, ему можно внимать.

М.Хайдеггер называл человека «сущим, вопрошающим о смысле бытия». Его экзистенция есть трансценденция, постоянное самоизменение, переход за границы себя. Мир – не реальность, который человек созерцает, а комплекс инструментов, которые он применяет. Меняя мир, человек меняет самого себя: он «позван самим бытием для охраны его истины». Духовный опыт личности, познавшей свою неповторимость и смертность, описывают новые категории: «страх», «вина», «забота». Человек может отказаться от свободы, упасть на уровень вещей и быть «как все» в безличном мире, где все – объекты и нет субъекта, а может осуществлять постоянный выбор пути. Но всякий путь закончится смертью, которая перечеркивает все выборы: экзистенция человека конечна, а потому бессмысленна, но он мужественно смотрит в лицо небытию.

Карл Ясперс подчеркивал, что наука, будучи объективной, не может анализировать ценности, а значит – решать наиболее важные для человека проблемы. Наука связана с рассудком, ее цель – ориентация в мире. Философия не дает знания о вещах, но она проясняет, что человек хочет и во что он верит. Сущность философии – поиск истины, а не обладание истиной, поэтому ее вопросы важнее, чем ее ответы: «Постоянная задача философии такова: стать подлинным человеком посредством понимания бытия»[7]. К.Ясперс считал: «Я существую, поскольку не позволяю себе стать объектом». Лишь в «пограничных ситуациях» человек осознает свою экзистенцию: ощущение несоответствия своей глубинной сути и своего наличного бытия. Из-за конечности жизни все терпит крушение, и задача человека – научиться жить и любить, ощущая эту конечность. Центральное понятие системы К.Ясперса – коммуникация как общение экзистенций. Цель философии – создать пути межчеловеческой коммуникации, охватывающие века и страны. В отличие от разъединяющих религий, духовное братство человечества возможно в «философской вере», вере без догматов: это – «вера человека в свои возможности». Экзистенция существует постольку, поскольку она соотносит себя с другой экзистенцией (в акте коммуникации) и с трансценденцией (в акте веры).

Итак, согласно экзистенциализму, человек одинок и лишен онтологической опоры: его свобода – это бремя выбора, но отказ от нее возможен только ценой отказа от себя как от личности. Тогда человек погружается в безличный «мир объективации», где никто ничего не решает, индивидуальное поглощается общим. Поэтому человек должен постоянно делать себя человеком, вопреки соблазну безличного и безответственного существования. Отказ от веры в научно-технический прогресс как путь достижения счастья, разоблачение опасности конформизма и унификации, призыв к противостоянию любым формам социальных манипуляций, осознание человеком свободы и ответственности – эти взгляды остаются в европейской культуре.

2. Постпозитивизм. В 60-70 годы ХХ века сформировалась школа критического рационализма или постпозитивизма. Карл Поппер, основатель этой школы, вернулся к «метафизическим проблемам», призвав: «Хватит копаться в словах и смыслах». К.Поппер обратил внимание на то, что задачей теории познания должен быть не поиск единственно верного метода, а рассмотрение действительного процесса роста знаний. Реальное накопление знаний происходит не в форме постоянной эволюции, есть и резкие скачки – переходы от одной теории к другой. Именно наличие научных революций делает беспочвенными претензии ученых и философов найти абсолютно достоверное знание: ведь признание какой-либо теории в качестве достоверной закрывает перед наукой дорогу дальнейшего развития. А поскольку признано необходимым развитие всего существующего – в том числе и научного знания – придется признать: на каждой исторической ступени наука не может считаться хранительницей истины, потому что она полна пробелов и заблуждений (иначе в науке нечему было бы развиваться).

К.Поппер отказался от жесткого противопоставления достоверных фактов и изменяющихся теорий. По его мнению, напротив: понимание фактов зависит от теории. Одни и те же факты могут подтверждать множество теорий. Следовательно, факты как эмпирическая база науки не могут быть автоматически превращены в теорию: любая теория – не простое обобщение фактов, а творческий синтез. Она раскрывает смысл явлений и дает возможность не только объяснять уже наблюдаемые факты, но и предсказывать еще неизвестные. Научное знание несводимо к эмпирическому: наука опирается на опыт, но развивается она благодаря тому, что творческое мышление поднимается над опытом. Индуктивный научный метод как переход от единичных фактов к их теоретическому обобщению – миф: реальная наука развивается иным методом, гипотетико-дедуктивным. Сущность его в том, что процесс познания начинается с выдвижения гипотезы, которую сверяют с результатами наблюдений. Таким образом, ученый переходит не от фактов к теории, а от гипотезы – к поиску подтверждающих ее фактов. Но ни одно теоретическое предположение нельзя доказать экспериментально: его можно лишь опровергнуть фактами.

Итак, по мнению К.Поппера, наука не процесс поиска истины, а освобождение от заблуждений. Проверяется не наличие фактов, подтверждающих гипотезу, а отсутствие фактов, с ней несовместимых; пока их не обнаружено, гипотеза признается правдоподобной. Но однажды такой факт найдется, и старая теория будет отвергнута и заменена новой. В этом и состоит развитие науки. Поскольку любая научная теория однажды будет опровергнута, истина недостижима; следовательно, говорить о том, что одна теория ближе к истине, чем другая, нет смысла. Что же такое развитие науки, если не приближение к истине? Согласно К.Попперу, исследование начинается с того, что предшествующая научная теория переживает кризис: все больше вновь обнаруживаемых фактов не согласуется с ней. Цель научного исследования – поиск выхода из этого затруднения. Наука ищет новую теорию, которая бы объяснила (то есть ввела в теоретические модели) новые факты и предсказала бы наибольшее количество еще не открытых. Основное требование для предлагаемых гипотез – открытость опытному контролю. Проверка гипотезы в принципе бесконечна – один факт «против» может перевесить любое количество фактов «за», поэтому ученые предпочитают ту гипотезу, которая точнее объясняет реальность при существующих на данный момент средствах проверки, и пользуются ею. Но научной теорией как достоверным знанием ни одна из гипотез не может называться.

Для отделения научного знания от ненаучного Поппер предложил принцип фальсификации: научным утверждением является лишь такое, которое может быть опровергнуто опытом. Если возможно опытное опровержение гипотезы – она отвечает критериям научности. Собственно, принцип фальсификации – не способ проверки, а установка на ее необходимость. Но философские или метафизические утверждения не бессмысленны: без них наука невозможна, так как научная идея сначала формулируется в виде философской концепции, и лишь затем появляется возможность ее опытной проверки. К.Поппер указал на роль философии: от Фалеса до Эйнштейна направление движения науки указывали метафизические идеи.

Основные принципы постпозитивизма таковы:

1) исследовать не отдельные высказывания, а реальный процесс возникновения теорий и принятия их учеными;

2) «эмпирическая база» науки не является абсолютно достоверным фундаментом научного знания (факт, понимаемый по-разному, может подтверждать разные теории), понимание фактов зависит от научной теории;

3) невозможно провести границу между наукой и ненаучными формами мыслительной активности, а также между наукой и общественной жизнью (на формирование стиля научного мышления влияют организация научной деятельности, научные коммуникации и традиции);

4) признание эвристической ценности философии для науки (например, метафизические истоки имеют фундаментальные научные понятия и многие научные гипотезы);

5) прогресс науки не приближение к истине (достичь ее не удастся никогда), а расширение возможности научных теорий объяснять и предсказывать факты.

Томас Кун в своей книге «Структура научных революций» представил концепцию развития научных знаний, ставшую популярной. Он подчеркнул особую роль деятельности самих ученых в развитии науки. Основным понятием его теории является парадигма как совокупность критериев рациональности, методологических норм, ценностей и установок, употребляемых в области научных исследований: «Под парадигмой я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решения»[8]. Парадигма – это стиль мышления, вырабатываемый наукой как социальным институтом; не существует ученых-одиночек, поэтому, по мнению Т.Куна, не существует и теоретически нейтральных исследований, каждый ученый видит мир через призму усвоенной им парадигмы. Именно парадигма определяет, какие проблемы имеют смысл и какие методы их решения допускаются. Развитие науки представляет собой чередование периодов «нормальной науки», когда существует общепризнанная парадигма, и кризисных периодов, когда парадигма оказывается бессильной разрешить накопившиеся проблемы. Как правило, в парадигме не сомневаются и ее не пытаются проверить. Но со временем накапливаются задачи, не разрешаемые в рамках парадигмы, увеличивается расхождение между фактами и теоретическими предсказаниями. Лишь тогда происходит проверка и отсев конкурирующих гипотез: для разрешения кризиса предлагаются новые парадигмы и ведут борьбу. Победа одной из них означает конец кризиса. Переход к новой парадигме не основывается на рациональных доводах, здесь нужна вера. Т.Кун считает все парадигмы в принципе равноценными, а научные теории, создаваемые в рамках разных парадигм, несопоставимыми. Нельзя сказать, что наука переходит от «менее верной» парадигмы к «более верной». Прогресс науки не достижение более правильного представления о мире, а рост способности науки решать проблемы, встающие перед человечеством.

Имре Лакатос утверждал, что история науки есть история конкуренции исследовательских программ. Исследовательская программа есть логически взаимосвязанная последовательность теорий; она состоит из «жесткого ядра» (основных принципов) и «защитного пояса» (вспомогательных гипотез, которые могут быть сменены). Каждая исследовательская программа в своем развитии проходит две стадии: прогресса (выдвижение все новых гипотез, расширение эмпирического и теоретического содержания) и вырождения (потери эвристической способности, роста искусственных допущений). Сначала сменяется «защитный пояс», и лишь потом подвергаются сомнению основные теории. Лишь разрушение «ядра» приводит к переходу к новой программе. Каждая новая программа лучше старой, потому что она объясняет факты, доселе непонятные.

Пауль Фейерабенд довел до предела тезис постпозитивизма о взаимосвязи между теорией и фактом: он утверждал, что каждая концепция формулирует свои собственные факты, и поэтому разные теории несравнимы. Факты сами по себе не имеют научного значения: они не могут ни подтвердить теорию, ни опровергнуть ее. П.Фейерабенд отверг существование даже «теоретически нейтрального» научного языка: значения терминов определяются той теорией, в которую они входят, а при переходе термина в другую теорию его значение изменится. Поскольку универсального метода познания не существует, критерии рациональности относительны. Наиболее важные открытия всегда делались вопреки «очевидным» и «бесспорным» теориям: то, что называют «нормальной наукой», – эпоха упадка. По словам П.Фейерабенда, необходим научный плюрализм вместо догматизма, то есть свобода конкуренции между теориями. Между тем, свобода разума не признается в науке: в ней господствует догматизм (все, что расходится с мнением авторитетов, отвергается). Необходимо освободить общество от «диктата науки», развенчав ее претензии на истинность. Даже развитие науки иррационально: как считал П.Фейерабенд, новые теории побеждают не потому, что они ближе к истине, а благодаря пропаганде. Он призывал освободить человека от «методологического принуждения», от претензий науки быть единственным источником универсального и объективного знания. Плюрализм должен стать научным принципом: каждый человек имеет право сделать свой выбор между научными теориями, не дожидаясь, пока сменится парадигма.

3. Структурализм и постмодернизм. В противовес образу человека как сознательного и творческого существа создалась концепция структурализма (К.Леви-Строс, Ж.Лакан). Она поставила целью онаучить гуманитарное знание и поместила в центр исследования не субъекта, а безличные структуры: гуманитарные науки могут стать науками, лишь перестав быть гуманитарными. Структуры как устойчивые отношения между элементами целого стали объектом изучения появившегося в 50-х гг. ХХ века структурного анализа. Этот метод был использован в лингвистике, затем осмыслен философски и применен при изучении других областей культуры. В качестве структур рассматривались социальные и культурные отношения; было провозглашено, что человек – производное объективно существующих структур (ценностей, социальных институтов, языка). По мнению представителей структурализма, после открытий марксизма и психоанализа рассуждения о человеке как о свободном духе становятся смешными: «три унижения человека» – открытия Коперника, Дарвина, Фрейда должны получить логическое завершение. Структурализм научно объясняет человека – но объясняет, «растворяя» его в безличных отношениях. В концепции структурализма человек как субъект познания исчезает, остается «набор структур». Различные области духовной жизни (социальные отношения, искусство, мораль) также изучаются как структуры, развивающиеся по своим законам. Клод Леви-Строс пришел к лингвистической редукции – сведению социальных и культурных реальностей к языковым формам их выражения. Жак Лакан попытался синтезировать структурализм и психоанализ. Он считал, что бессознательное структурировано, и эта структура – язык. Язык имеет творческую функцию: мыслить – значит, замещать вещь понятием. Поэтому язык для Ж.Лакана – источник, порождающий и понятия, и сами вещи. Человек – лишь звено между миром и языком, производная объективных структур: «орудие, при помощи которого язык проговаривает себя». Неудивительно, что концепцию Ж.Лакана назвали теоретическим антигуманизмом.

В 70-е годы ХХ века на основе анализа языковых структур появился постструктурализм. Так называют совокупность философских подходов, суть которых не только критика структурализма, но и попытка его усовершенствования. Основные представители этого направления – М.Фуко и Ж.Деррида.

Одно из основных понятий Мишеля Фуко – дискурс, который можно понимать как совокупность высказываний, сформулированных по определенным правилам. От дискурса зависит, что можно высказать и понять. Дискурсы, по мнению М.Фуко, то скрещиваются друг с другом согласно своим закономерностям, то игнорируют друг друга, а человек – лишь «функция группировки дискурсов». М.Фуко призывал отвергнуть «философию субъекта» и сделать теорию сознания «бессубъектной».

Жак Деррида критиковал все формы европейской культуры за метафизичность. По его мнению, сознание европейцев и все их философские, социальные и моральные учения страдают «логоцентризмом» – опорой на письмо, для которого характерно разделение формы и содержания. Логоцентризм – замыкание мышления на себя самого; это не только способ помещения логоса и его переводов (слова, разума, дискурса и т.д.) в центре всего, но и принцип определения самого разума в качестве концентрирующей, собирающей силы. Основной метод философствования Ж.Деррида – деконструкция устоявшихся философских представлений. Он опрокидывает привычную логику, ставит под сомнение даже соответствие вещи и слова. Деконструкция не метод, так как философия, по мнению Ж.Деррида, не должна искать законченных результатов. Этот термин ускользает от любого определения: в текстах с его помощью раскрываются «прививки» и «разнозаконие», в системах – «следы» и «переклички». Результат деконструкции не получение какого-либо нового ответа, а «пустынность».

Для философии 80-х гг. ХХ века характерно новое направление – постмодернизм (Ж.Бодрийяр, Ж.Делез, Ф.Гваттари).

Вопрос о постмодерне (культуре наступающей постиндустриальной эпохи) поставил Жан Лиотар. Он считал, что тоталитаризм ХХ века был следствием «тоталитарных» идеологий, претендующих на полное объяснение мира и монопольное обладание истиной. Основными чертами модерна (то есть философии Нового времени) он объявил веру в научно-технический и социальный прогресс, цель которого – контроль человечества над природой и общества над человеком; понимание человека как разумного существа, переделывающего мир и себя в соответствии с требованиями разума. В эпоху постмодерна неприемлемы любые всеобщие правила и неизменные принципы. Ни одна философская позиция не должна господствовать (даже постмодернисткая), потому что все они – «языковые игры», связанные с определенными социальными системами. Любая попытка сузить поле языковых игр считается террором. Невозможен (и даже вреден) и компромисс между философскими системами, попытка обнаружить их общность. В результате традиционное противопоставление «истинное – ложное» отходит на второй план. Представителями постмодернизма провозглашен отказ от целостности и системности философии как от признаков «монологического мышления»: фрагментарность, неопределенность, пробелы, противоречия признаются теперь не недостатками, а достоинствами философской концепции.

Основные тезисы постмодернизма таковы:

1. «Закат метанарраций» – отказ от любых общих программ описания и объяснения социальной и культурной жизни, пытающихся подогнать хаос событий под какую-либо сетку координат, общих принципов. Ни одна из теорий не должна претендовать на приоритетную роль: из хаоса и фрагментарного опыта невозможно составить единую картину событий. Отсюда – плюрализм нарративных практик (попыток объяснения).

2. «Смерть субъекта» – отказ от понимания человека как сознательного существа, носителя рациональности. Современный человек – «децентрированный инструмент персонификации культурных смыслов» (Ж.Лакан): он растворяется в дискурсах, его мысль и существование не собираются в единую личность. То, что человек считает своим «Я», – это текст, сотканный из культурных кодов. Опыт жизни, вовлеченной во множество информационных потоков, невозможно суммировать в единую схему, подчиненную единой цели и системе ценностей.

3. «Смерть автора» – отказ от единственно «правильного» значения текста (которое вкладывает в него автор). Поскольку язык – саморазвивающееся начало, действующее помимо человека, причина появления текста – его «самоорганизация», а не воля автора. Можно интерпретировать текст независимо от того, что хотел сказать автор («рождение читателя» в качестве не потребителя текста, а его производителя).

Сейчас говорят о становлении «пост-постмодернизма». Это направление – after-postmodernism – только зарождается. Его сторонники восстанавливают понимание текста как реконструкции исходного смысла, говорят о «воскрешении субъекта» («Я» может обрести свое единство в диалоге с Другим).