Измерение. Перспективы развития науки и ее гуманистическое

Перспективы развития науки и ее гуманистическое

Функционирование науки, ее статус в культуре во многом сопряжен с реализацией технико-технологической и мировоззренческой проекций. Западноевропейская цивилизация, базирующаяся на науке (как одной из ценностей), имела свои достижения: она обеспечила рост производства, улучшение качества жизни, в ней утвердилась идея прогресса, личной инициативы, свободы, демократии. Наука в полемике с религией отстояла свое право на участие в формировании мировоззрения, становлении критически-рефлексивного способа мышления.

Кризис техногенной цивилизации стимулировал обсуждение перспектив развития науки. Эти перспективы могут быть связаны с дальнейшей реализацией названных выше проекций. Без науки невозможно развитие высоких технологий, разрешение глобальных проблем современности, разработка моделей будущего развития цивилизации и т. д. Наука обязана сохранить свою роль в формировании мировоззрения, в противном случае может возникнуть ситуация взрыва мистики, доминирования «околонаучного» сознания, которые станут основанием «нового» типа мировидения.

В процессе реализации основных проекций современная наука демонстрирует изменение своего образа. В современной науке (биологии, космологии, синергетике, гуманитарных науках) разрабатываются идеи и принципы, меняющие традиционные представления об объектах. Они начинают рассматриваться как исторически развивающиеся, имеющие «человеческое измерение», обладающие «синергетическими эффектами».

Современная наука включила в сферу своего исследования особый тип объектов, которые носят комплексный характер и затрагивают человеческое бытие. При изучении таких объектов тезис о «ценностной нейтральности» знания оказался некорректным. Объективно истинное знание (как цель научного познания) не только допускает, но в явном виде предполагает включение аксиологических факторов в состав объясняющих положений. Наука все отчетливее демонстрирует связь внутринаучных ценностей с вненаучными ценностями общесоциального характера. Экспликация этой связи в современных программно-ориентированных исследованиях осуществляется при социальной экспертизе программ.

В ходе исследовательской деятельности с человекоразмерными объектами ученый решает также проблемы этического характера, определяя границы возможного вмешательства в объект. Внутренняя этика науки при этом соотносится с общегуманистическими принципами и ценностями. Эта ситуация вызывает необходимость проведения этической экспертизы научных проектов.

Наука как деятельность по продуцированию нового знания и социальный институт в процессе исторической динамики неоднократно меняла свой образ. Являясь ценностью техногенной цивилизации, она задает возможность формирования критически-рефлексивного способа мышления, служит основанием ведения рациональной дискуссии, а ее методологический арсенал выступает средством познания как природных, так и социальных явлений.

Эволюционируя в культуре, наука осваивала различные типы системных объектов. Поставив в центр исследования уникальные, саморазвивающиеся системы, в которые органично включен человек, современная наука вступила в особую стадию, когда гуманистические ориентиры становятся приоритетными в выборе дальнейших стратегий научного поиска.

Раздел 5. СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ

Т е м а 11. Общество как предмет философского познания

11.1. Социальная философия и социально-гуманитарные науки в познании общества: общее и специфическое

На протяжении всей истории человечества совместное существование людей являлось предметом познания, результаты которого прямо или косвенно сказывались на характере деятельности человека, отношениях между людьми, формах самоорганизации и регуляции жизни социума. С возникновением философии представления об обществе стали неотъемлемым компонентом философского знания, оставаясь, однако, длительное время на периферии внимания профессиональных философов. Характерные для традиционной философии размышления об обществе и человеке чаще всего имели не специальный, а дополнительный, контекстуальный статус, и осуществлялись в русле разработки фундаментальных проблем онтологии, гносеологии, антропологии, этики, философии истории, философии права.

На ранних этапах это объяснялось синкретизмом традиционного образа жизни, слабой дифференциацией природного и социального миров и, соответственно, натуралистическим пониманием общества, на более поздних – постепенно наступившим осознанием сложности социальной жизни и ее феноменов. В итоге вплоть до середины XIX столетия социальная философия (как впрочем, и философия истории, во многом способствовавшая ее становлению) находилась в процессе перманентного самоопределения, связанного с поиском собственного предметного ареала, как в рамках общефилософского знания, так и комплекса формирующихся социально-гуманитарных наук. Произошедшая в XIX веке институализация этих наук, приведшая к созданию социологии, политологии, культурологии, социальной психологии и др., способствовала кристаллизации предмета, структуры, проблемного поля и социокультурных функций социальной философии, ставшей в ХХ столетии одним из основных компонентов философского знания.

Что характерно для социальной философии как специфической формы осмысления общества и его динамики? Каков характер ее связи с современными социально-гуманитарными науками?

Чтобы ответить на эти вопросы, обратим внимание на следующие две фундаментальные особенности, атрибутивно присущие философии в целом и определяющие социокультурный статус социально-философского знания в частности.

Во-первых, наличие у философии двух принципиально взаимосвязанных, но автономных интенций – эпистемной, выражающейся в стремлении к достижению репрезентирующего познаваемый мир истинного знания о нем, и софийной, воплощающейся в ценностно-императивных рассуждениях о сущности и значении происходящего в мире. Итогом реализации первой интенции философии (по преимуществу профессиональной) является претендующее на объективный характер отражения действительности знание, второй (часто понимаемой как «философствование» о мире, человеке и месте человека в этом мире) – мнение.

Существование этих принципиальных ориентаций определяет своеобразие философского знания одновременно и как специфически научного, и как мировоззренческого, выходящего за строгие рамки канонов научной рациональности, следование которым является обязательным для конкретных научных дисциплин. Применительно к социальной философии эта ситуация означает, что для нее в отличие от корпуса социально-гуманитарных наук естественно и позитивно сосуществование различных, зачастую несовместимых, парадигм, исследовательских программ и теоретических моделей общества. Перефразируя высказывание современного французского философа П. Рикера, можно сказать, что социально-философские концепции не истинны и не ложны, - они разные. В этой парадоксальной для конкретно-научного знания ситуации проявляется богатство и продуктивность имеющей плюралистический характер социальной философии, позволяющей с разных сторон и концептуальных позиций рассмотреть единый предмет своего познания – общество и его феномены.

Во-вторых, существование двух взаимосвязанных и взаимообусловленных подходов к познанию мира, классификация и определение которых восходит к Аристотелю и комментатору его сочинений Андронику Родосскому – «физического», основанного на регистрации, описании, обобщении и, на этой основе, познании непосредственно воспринимаемых явлений и процессов, и метафизического, предполагающего выход за пределы эмпирической конкретики и обращение к сущности происходящего в мире – к «предельным основаниям бытия».

В изучении общества первый путь, представляющий собой путь познания общественных событий («со-бытия» людей), явлений, их индивидуализации или генерализации, доходящей до открытия эмпирических закономерностей, выступает прерогативой социально-гуманитарных наук и создаваемых ими концептуальных моделей отдельных сфер и феноменов общественной жизни. Речь идет о различного рода политологических, культурологических, экономических и других дисциплинарных концепциях. Второй путь заключается в познании общественного бытия как такового и составляет предмет социальной метафизики, ориентированной на раскрытие глубинных закономерностей и ценностных параметров общественной жизни – того, что скрыто под напластованиями социально-исторических событий, что стоит за видимой хаотичностью или размеренностью, ставшей привычной и будничной чередой, социальных явлений.

Эти знания метафизического или метатеоретического уровня составляют первую принципиальную особенность социальной философии как учения об обществе. Обращение к метафизическому измерению общества имеет важное мировоззренческое, методологическое и аксиологическое значение. Оно не уводит познание общественной жизни в область спекулятивно-схоластических рассуждений, а наоборот, дает возможность приблизиться к реальной конкретике социального бытия или, в терминологии Гегеля и Маркса, - «к конкретному в мышлении». Ибо, по словам С.Л. Франка, «истинный реалист не тот, кто видит лишь то, что непосредственно стоит перед его носом (…), истинный реалист – тот, кто умеет, поднявшись на высоту, обозреть широкие дали, увидеть реальность в ее полноте и объективности. Социальная философия и есть попытка увидеть очертания общественной реальности в ее подлинной, всеобъемлющей полноте и конкретности».

Следовательно, социальная философия обращается к метафизическому осмыслению общества не как к самоцели (редукция философии к метафизике и придание последней самодовлеющего характера, как выявила история, оказали негативное влияние и на саму философию, и на конкретно-научное знание), - а как к средству более глубокого и конкретного понимания общественной жизни. Последнее предполагает принципиальное единство и взаимосвязь философии и обществоведения и на теоретико-содержательном, и на методологическом уровнях. Поэтому вторая фундаментальная особенность социальной философии заключается в гармонизации отношений между метафизическим и «физическим» (в выше означенном смысле) знанием об обществе, представленном в фактическом материале, эмпирических обобщениях и дисциплинарных (историографических, политико-экономических и др.) социально-гуманитарных концепциях – так называемых «теориях среднего уровня», через которые социально-метафизические проекты обретают конкретное содержание, коррелируя с реалиями общественно-исторической практики. От характера этих отношений, таким образом, зависит предметность и эвристичность социально-философских конструкций, а также метатеоретическая осмысленность концептуальных построений конкретных социально-гуманитарных наук.

11.2. Специфика социально-философского знания. Сущность социальности

Что же представляет собой общество в своих метафизических, «предельных основаниях» бытия? Для определения этих субстанциальных, еще содержательно не развернутых и абстрактно-всеобщих характеристик общества используется понятие социальной реальности. Это специфически философское понятие служит категориальной матрицей, в которой отражается сущность общественной жизни. Это исходная «клеточка» философского познания общества, задающая стратегию понимания социального бытия и поэтому являющаяся категорией социальной онтологии как философского знания о нем. Вместе с тем, понятие социальной реальности, определяя ракурс социально-философского познания во всем многообразии его сущностных проявлений, выступающих предметом философии истории, философии культуры, философии права, политической философии и т.д., является также категорией еще одного раздела социальной философии – социальной гносеологии. Ее презумпция – изучение специфики философской рефлексии над обществом, взаимосвязи философского и социально-гуманитарного познания, методологического статуса исследовательских программ в обществознании.

В социальной философии можно выделить три основные субстанциальные модели понимания общества как социальной реальности, которые находят свою содержательную интерпретацию в концепциях конкретных социально-гуманитарных наук, а через них – воплощение в так называемых вненаучных формах социального мышления, связанных с принятием общественно значимых решений и осуществлением практических действий в сфере экономики, политики, государственного управления и других.

1. Общество как объективно-материальная реальность. Философский смысл данной модели заключается, естественно, не в отрицании существования сознания и его роли в жизни общества, а в определении субстанции социума – его первоосновы. Такой подход, в частности, отчетливо заявлен в концепциях, получивших в философии название экономического детерминизма или экономократизма, а в политической экономии – «экономизма» (П. Лафарг, Ф. Меринг, В.М. Шулятиков, Р. Джонс). В них экономический фактор рассматривается не только как определяющий, а, по сути, единственный, от которого безусловно и однозначно зависит развитие других феноменов общественной жизни – политики, права, нравственности, науки и т.п. Определенные оттенки экономократизма характерны для концептуальных разработок классиков экономической науки – экономического либерализма (А. Смит, Ф. Хайек) и экономического социологизма (К. Маркс), хотя, как будет показано дальше, К. Маркс все же, в отличие от схематизировавшего и огрубившего его взгляды «догматического марксизма», понимал неправомерность редукции сущности общества к объективной реальности.

2.Общество как духовная реальность. Эта метатеоретическая модель, не отрицая значимости практической деятельности, ведущей к материальному обустройству мира, тем не менее, усматривает его сущность в духовных феноменах. Сошлемся в объяснении такого субстанциального выбора на мнение русского религиозного философа С.Л. Франка, констатировавшего, что общественная жизнь по самому существу своему духовна, а не материальна.

Спектр философов и ученых-гуманитариев, приверженных этой модели весьма широк, включая как религиозных (В. Соловьев, Н. Бердяев, К. Ясперс), так и нерелигиозно ориентированных (П. Сорокин, И. Абдиралович-Канчевский, О. Шпенглер) мыслителей. В сфере социально-гуманитарного знания ее выражением стал идеократизм, с присущей ему теоретико-методологической установкой в познании общества на артикулированой роли духовного фактора, имеющего как трансцендентный (религиозная социальная философия), так и имманентный, социально-антропологический характер. В этом подходе идеологемы – феномены социального мифотворчества, утопические проекты, аксиологические схемы, обретают самостоятельную жизнь и рассматриваются как безусловные детерминанты экономических, политических и стратификационных процессов.

3. Общество как объективно-субъективная реальность. В отличие от первых двух субстанциальных моделей, в которых сущность общества усматривается либо в его материальности (и тогда определяющим становится общественное бытие), либо в его идеальности и субъективности – тогда приоритет отдается общественному сознанию, в этой модели заложено признание дополнительности объективной и субъективной сторон общества как системы.

Однако простая констатация того, что сущность социальности заключается в ее объективно-субъективной реальности, является необходимым, но явно не достаточным условием для философской интерпретации общества. Необходимость этой констатации важна не только для философского, но очевидна и для обыденного понимания общества, предполагающего, что в мире существуют обладающие сознанием, волей и интересами люди, которые, вступая в отношения и взаимодействия друг с другом, стремятся реализовать эти интересы. Не менее очевидно и то, что в процессе коллективного сосуществования, не все зависит от желаний и действий человека – многое определяется независимыми от него необходимыми, и устойчивыми нормами отношений между людьми. Тот факт, что эти нормы (правила) не произвольны, свидетельствует о наличии в них объективного содержания. В них зафиксированы не зависящие от желания и воли конкретного человека объективные закономерности, свойственные не самим людям, а именно связям, взаимодействиям и отношениям между ними.

Мы привели характерную для микросоциальных общностей ситуацию межличностных отношений, в которой отчетливо проявляется объективно-субъективная сущность социальной реальности. При рассмотрении общественных отношений эта прозрачность исчезает, ибо здесь происходит нивелирование интимно-личностной стороны социальной коммуникации. Личностное затушевывается или даже растворяется в коллективном (классе, страте, этносе), тем более в абстрактно репрезентирующих интересы человека социальных институтах – государстве, политических партиях, массовых движениях и т.п. Поэтому в обыденном сознании зачастую происходит фетишизация общества как системы взаимодействующих крупномасштабных и чуждых человеку социальных структур, функционирующих по определенным законам, а деятельность человека, хотя и подразумевается, но поглощается бездушным механизмом этого функционирования.

В нем возникает хаотическая картина общественной жизни, в которой человек и общество существуют сами по себе, пересекаясь в лучшем случае на уровне микросоциальных групп, где взаимосвязь объективного и субъективного очевидна, но явно недостаточна для понимания того, что же все-таки представляет собой общество как система. Более того, для обыденного сознания осмысление сущности социального вообще не является задачей и происходит в лучшем случае в недифференцированных и неотрефлексированных формах жизненного опыта – суждениях здравого смысла, сказаниях, притчах, являющихся неотъемлемым компонентом общественного сознания и итогом жизненных размышлений. Можно сказать, что обыденное познание восходит от «чувственно-конкретного к абстрактному в мышлении» - от непосредственного восприятия многообразных общественных явлений, зачастую предстающих как хаотическое нагромождение в чем-то зависящих, а в чем-то независящих от нас событий, к усмотрению скрытой за ними сущности того, что происходит в обществе и что собой представляет само это общество.

Для социальной философии выход к «предельным основаниям бытия» общества как объективно-субъективной реальности является не итогом, а лишь первым шагом в понимании социума. Теперь предстоит сделать следующий шаг – «от абстрактного в мышлении к конкретному в мышлении», - иными словами, к рассмотрению того, как конкретно в теоретических моделях общества воплощается его объективно-субъективная сущность. Это будет не только необходимым, но и достаточным условием философского понимания общества.

11.3. Основные теоретические модели общества

В учебной и научной литературе приводятся разнообразные определения общества. В частности, общество определяется как:

выделившаяся из природы и взаимодействующая с ней

реальность, характеризующаяся системной организацией

и спецификой объективных законов развития;

система («мир») человеческой деятельности, а также ее объективное условие и результат;

система взаимодействия (интеракции)между людьми, обеспеченная их коллективным образом жизни и способствующая координации усилий в достижении поставленных целей;

система социальной коммуникации между людьми, реализующими свои интересы на основе существующих общих ценностей культуры;

система отношений между социальными группами с характерными для них корпоративными интересами;

система отношений между большими (макросоциальными) группами –классами, этносоциальными общностями и выражающими их коренные интересы учреждениями;

система функционирующих социальных институтов, обеспечивающих стабильное развитие социума;

система взаимосвязанных и взаимодополнительных сфер (экономической, политической, социальной и духовной), в каждой из которых реализуются соответствующие потребности и интересы общества.

Каждое из этих определений репрезентативно и характеризует общество с определенных концептуальных позиций, задавая определенную его интерпретацию. Многообразие этих интерпретаций обусловливается сложным характером системной организации общества, в которой в качестве образующих ее элементов могут быть выделены различные феномены – индивиды, социальные группы, институты и учреждения, с характерными для них социальными действиями, функциональными особенностями, типами коммуникативного взаимодействия, специфическими отношениями и т.д. В различных интерпретациях акценты расставляются по-разному в зависимости от того, что претендует на роль ведущего феномена – социальное действие (индивидуально-деятельностное начало общества, связанное с субъективной стороной социальной реальности), или структурно-функциональные институты и общности - универсальные начала социума, в которых проявляются надличностные закономерности, выражающие объективную сторону социальной реальности.

Обратим внимание на три фундаментальных теоретических концепции общества, оказавших заметное влияние на развитие современного обществознания.

Общество как реляционная система («система общественных отношений») К. Маркса. Исходным для ее понимания является сформулированное К. Марксом материалистическое понимание истории, гласящее, что «не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание». Иными словами, материальная жизнь общества, прежде всего способ производства и те экономические отношения, которые складываются между людьми в процессе производства, распределения, обмена и потребления материальных благ, в принципе определяют духовную жизнь общества – всю совокупность общественных взглядов, желаний и настроений людей. Прекрасно понимая роль субъективной стороны социальной реальности, о чем свидетельствует его замечание «история – не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека», К. Маркс фокусирует внимание на главном, с его точки зрения, в обществе – системе общественных отношений, ибо общество прежде всего «выражает сумму тех связей и отношений, в которых индивиды находятся друг к другу».

Основу общества составляют производственно-экономические отношения, которые К. Маркс называет также материальными и базисными. Материальными они являются, поскольку складываются между людьми с объективной необходимостью, существуя вне и независимо от их воли и желания – чтобы существовать, люди, ведя коллективный образ жизни, должны вступать в отношении производственной кооперации, хотя могут и не осознавать их характер. Базисными же они выступают, поскольку определяют экономический строй общества, а также порождают и существенным образом влияют на соответствующую ему надстройку. К ней относятся возникающие на данном базисе и обусловленные им политические, правовые, нравственные, художественные, религиозные, философские и другие отношения, а также соответствующие им учреждения (государство, политические партии, церкви и т.д.) и идеи. Эти отношения К. Маркс называет также идеологическими, ибо они складываются на основе обязательного осознания людьми их характера.

Такова системная организация общества в интерпретации

К. Маркса, в которой надстройка не пассивна по отношению к базису, но, тем не менее, принципиально определяется им. Не случайно в одной из работ К. Маркс отмечает: «Производственные отношения в своей совокупности образуют то, что называют общественными отношениями, обществом…».

Общество как структурно-функциональная система Т. Парсонса. Основатель школы структурного функционализма в американской социологии ХХ века Т. Парсонс, так же как и К. Маркс, интерпретируя общество, констатирует важную роль индивидуальной деятельности людей. В своей первой работе он исходит из того, что именно единичное социальное действие, структура которого включает актора (действующее лицо), цели деятельности, а также социальную ситуацию, представленную средствами и условиями, нормами и ценностями, посредством которых выбираются цели и средства, является системообразующим элементом общества. Поэтому общество можно понять как систему социальных действий субъектов, каждый из которых выполняет определенные социальные роли, положенные ему в соответствии с тем статусом, который он имеет в обществе. Здесь значение субъективной стороны социальной реальности очевидно, ибо, как подчеркивает Т. Парсонс, «если что-либо и является существенным для концепции социального действия, так это его нормативная ориентация».

Однако в дальнейшем Т. Парсонс начинает использовать в интерпретации общества парадигму социологического универсализма, ориентированную не столько на изучение мотивов и смыслов индивидуальных социальных действий, сколько на функционирование обезличенных структурных компонентов общества – его подсистем. Используя системные представления биологии, он сформулировал четыре функциональных требования, предъявляемых к системам:

адаптации (к физическому окружению);

целедостижения (получения удовлетворения);

интеграции (поддержания безконфликтности и гармонии внутри системы);

воспроизводства структуры и снятия напряжений, латентность системы (поддержание образцов, сохранение нормативных предписаний и обеспечение следования им).

В обществе эти четыре функции социальной системы, известные под аббревиатурой AGIL (адаптация – целеполагание – интеграция – латентность) обеспечиваются соответствующими подсистемами (экономика – политика – право - социализация), каждая из которых имеет специализированный характер. Вместе с тем, они дополняют друг друга как части единого социального организма, позволяя, во имя избежания возможных противоречий, соизмерять социальные действия акторов. Это достигается с помощью символических посредников – «средств обмена», в качестве которых выступают деньги (А), власть (G), влияние (I) и ценностные приверженности, обеспечивающие общественное признание и доставляющие удовлетворение от занятия любимым делом (L). В итоге достигается равновесие социальной системы и стабильное, бесконфликтное существование общества в целом.

Общество как результат рационализации социального действия М. Вебера. Известный немецкий социолог и социальный философ конца XIX – начала ХХ вв. М. Вебер, являющийся основателем «понимающей социологии», также исходит из интерпретации общества как субъективно-объективной реальности. Однако в этом процессе для него определяющим в понимании того, что собой представляет современное общество, выступает характер социальных действий индивидов. Понять его – значит объяснить происходящее в обществе. В этом сущность исследовательского подхода М. Вебера, получившего название методологического индивидуализма. Системообразующим элементом в теоретической модели общества М. Вебера, таким образом, становится социальное действие, которое в отличие от обычных действий человека обладает двумя обязательными признаками – «субъективным смыслом», который придает человек своему поведению и который мотивирует поступки человека, а также «ожиданием», «ориентацией на Другого», представляющей возможную ответную реакцию на предпринятое социальное действие.

Характеризуя социальные действия индивидов, М. Вебер выделяет четыре его основных типа, которые встречаются в современном обществе:

аффективное – основанное на актуальных аффектах и чувствах и определяемое эмоционально-волевыми факторами;

традиционное – побуждаемое традициями, обычаями, привычками и не являющееся достаточно осмысленным, имеющим характер социального автоматизма;

ценностно-рациональное – характеризующееся сознательным следованиям принятой в обществе или социальной группе системе ценностей, независимо от реальных его последствий;

целерациональное – определяемое сознательной постановкой практически значимой цели и рассчетливым подбором соответствующих и достаточных для ее достижения средств, критерием чего выступает достигнутый успех совершенного действия.

Если в традиционных (доиндустриальных) обществах господствовали первые три типа социального действия, то целерациональное действие является специфическим для западной цивилизации, начиная с XVII-XVIII вв. Приобретая универсальный характер, целерациональное действие ведет к радикальной рационализации всей общественной жизни и «расколдованию мира», устранению ориентации на следование традиционным ценностям как предрассудкам. Формально-рациональное начало конституирует и определяет существование всех сфер общества и деятельности людей – хозяйственно-экономическую деятельность (строгая калькуляция как условие достижения результата), политико-правовые отношения (бюрократия как принцип отлаженного социального управления), образ мышления (жизненный успех как мировоззренческая ориентация).

В рассмотренных теоретических моделях общества К. Маркса, Т. Парсонса, М. Вебера, также как и в приобретших популярность в ХХ веке концепциях Дж. Г. Мида, Ю. Хабермаса, П. Бурдье и ряда других мыслителей, отчетливо просматривается философское понимание социума как субъективно-объективной реальности. Различие же между ними в том, что рассматривается в них в качестве системообразующих элементов общества, в конечном счете – социальное действие как субстрат «субъективного смысла» или обезличенные социальные структуры, функции которых приобретают объективно-закономерный характер.

Т е м а 12. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ. ФЕНОМЕН СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ

12.1. Становление, предмет и структура философии истории

Общество – это исторически развивающаяся система, изучение которой является предметом комплекса социально-гуманитарных наук. В философии историческая динамика общества является предметом особой области знания – философии истории, изучающей природу исторического процесса, фундаментальные принципы и начала исторического бытия, механизмы и закономерности исторического развития социума, а также осуществляющей рефлексию над самим историческим познанием и осмысливающей статус исторического знания, его репрезентативность и достоверность.

Философия истории прошла длительный путь становления. Если мировоззрение древнего Востока было принципиально неисторическим и в нем утвердился императив «колеса истории», то в античном мире – в учениях неоплатоников и гностиков - был сделан первый шаг к философской проблематизации исторического бытия. Тем не менее, продолжавшие господствовать в мировоззрении древних греков космоцентризм, фатализм и идея «вечного возвращения» не позволили дать целостное философское понимание истории. В воззрениях греков история оказывается погруженной в вечность, в которой отсутствует «связь времен», а определяющей формой динамики событий становится их круговорот.

Более плодотворным, хотя и не приведшим, в конечном счете, к философскому осмыслению истории, оказался следующий шаг, предпринятый мыслителями средневекового Запада. В созданной Аврелием Августином, Фомой Аквинским, Иоахимом Флорским и другими мыслителями этого периода теологии истории присутствуют не только собственно богословские, но и религиозно-философские идеи, главной из которых стала христианская «идея истории». Задав интерпретационную модель становления и развития общества от грехопадения Адама и Евы через искупительную жертву Иисуса Христа к концу света, осмысленную как связь прошлого, настоящего и будущего, христианство породило современный тип исторического сознания и заложило основания классической философии истории.

Эпоха Возрождения и начало Нового времени в силу многих причин не восприняли «идею истории» (не случайно XVII век называют «веком натурфилософии» и «веком философско-юридического мировоззрения»), но XVIII век воздает дань этой идее и по праву квалифицируется как «век философско-исторического мировоззрения». Именно в это время М.А. Вольтером вводится термин «философия истории» и возникает классическая философия истории. Философы Просвещения (М.А. Вольтер, Д. Дидро, Ж.А. Кондорсе, А.Р. Тюрго и др.), представители «критической философии истории» (Дж. Вико, Ж.-Ж. Руссо, И.Г. Гердер), а затем Ф. Шеллинг, И. Кант, Г. Гегель предложили свои варианты философского осмысления исторического процесса, носившие, однако, во многом умозрительный и метафизический характер.

Последнее обстоятельство предопределило упадок классической философии истории, не выдержавшей конкуренции с возникшей в 30-40 гг. XIX века позитивистски ориентированной социологией и несколько позже оформившейся школой научной историографии, методология которой также была выдержана в духе эмпиризма. Однако в конце XIX- ХХ вв. интерес к философскому осмыслению истории вновь пробуждается и возникает неклассическая философия истории – вначале предметом изучения становится специфика исторического познания (В. Дильтей, В. Виндельбанд, Г. Риккерт). После серьезных потрясений общественного сознания, вызванных первой мировой войной, установлением тоталитарных политических режимов, «омассовлением» человека, снова актуальными становятся проблемы исторического бытия общества.

В итоге современная философия истории включает в себя две предметные области, подразделяясь на субстанциальную (онтологическую) и рефлексивную (эпистемологическую) философию истории.

Проблемное поле субстанциальной философии истории предполагает осмысление таких вопросов, как

становление общества и специфика законов его развития;

источник и факторы исторического процесса;

направленность и периодизация исторической динамики;

субъект и движущие силы общественного развития;

соотношение объективного и субъективного в истории;

единство и многообразие исторического процесса;

смысл истории и другие.

Проблемное поле рефлексивной философии истории, в свою очередь, включает следующие проблемы:

природа и специфика исторического познания;

объективность исторического знания;

статус понимания и объяснения в историческом исследовании;

особенности исторического описания;

соотношение рационального и иррационального в историческом познании;

социально-культурная детерминация исследовательской деятельности историка;

специфика методологических программ исторического познания и т.д.

На первый взгляд, различие между субстанциальной и рефлексивной историей принципиально, - в первом случае речь идет о социальной онтологии, изучающей историческое бытие общества как само по себе существующее, во втором – о познании этого сущего, т.е. о социально-гуманитарной гносеологии. Основанием для этого различения является двойственное понимание истории, в котором история предстает: а) как прошлое, - «дела давно минувших дней», которые первичны в своей данности и не подлежат какому-либо пересмотру, т.к. они укоренены в самом социальном бытии и имеют фактографический характер, как знание о прошлом, а значит система наших представлений о нем, которые, как известно, весьма изменчивы.

б) Насколько принципиально это различие, а значит, можно ли говорить о целостности философии истории? То, что мы называем объективной историей, событиями прошлого, всегда дано в форме наших знаний о них, а потому обязательно несет на себе отпечаток наших современных ценностно-нормативных ориентаций и методологических установок. Это фиксируется в центральном понятии как субстанциальной, так и рефлексивной философии истории – понятии исторической реальности, характеризующем состояния и события прошлого, интерпретированные с позиций современности. Отсюда следует актуальность ставшего хрестоматийным положения: «Каждая эпоха переписывает историю по-своему».

Постановка и анализ данной проблемы в философии истории предостерегает от теоретико-методологических крайностей, которые часто проявляются в научно-исторических и особенно историко-публицистических работах – позициях исторического объективизма и исторического субъективизма. Первая позиция основывается на убеждении в возможности существования правильного понимания прошлого и, следовательно, воссоздания аутентичной картины не только событий, но и мотивов поступков людей, которые породили эти события. Вторая – на том, что вся история – не более чем цепь интерпретаций, а прошлое – лишь эмпирическая основа для этих перманентно осуществляемых процедур. В радикальном варианте (например, М. Фуко), прошлое, как и нынешнее существование общества, характеризуется бессистемностью, децентрализацией, принципиальной асимметричностью, а потому история (постистория) – это ретроспективный проект исследователя, выражающего свою интерпретационную модель.

Очевидна реальная проблема, определяемая в социальной философии как проблема соотношения онтологического и гносеологического в социогуманитарном знании, которая определяет единство субстанциальной и рефлексивной философии истории. Тем не менее, это специфические предметные области социальной философии. Наша дальнейшая задача состоит в том, чтобы рассмотреть фундаментальные проблемы субстанциальной философии истории, помня о том, что философия истории, как и философия в целом, имеет плюралистический характер. Последнее как раз и определяется существованием различных интерпретаций исторического развития общества как системы.

12. 2 Проблема источника исторического развития

общества. Эволюция и революция в общественной

динамике

Поставим ряд вопросов, существенных для понимания развития общества. Почему возможна историческая динамика общества, что в обществе является объективным и имманентным ему движителем, порождающим исторические события и определяющим качественную смену его состояний? В этом заключается смысл проблемы источника исторического развития общества.

Мир соткан из противоположностей, свидетельствующих о его неоднородности и многообразии, между которыми существует постоянная борьба, т.е. противоречие - это одно из основных положений диалектики как концепции универсального развития. Общество также пронизано противоположностями, в качестве которых выступают отдельные люди, социальные общности и социальные институты с различными потребностями, интересами и целями. Поэтому, если экстраполировать положения диалектической концепции на общество, можно сделать естественный вывод о том, что источником общественного развития выступает социальное противоречие, борьба между субъектами исторического процесса за реализацию своих интересов и достижение поставленных целей посредством предпринимаемых социальных действий.

Однако такой вывод оказывается далеко не очевидным для обществознания, о чем свидетельствуют три основных версии решения проблемы источника исторического процесса, представленные в теоретических концепциях социодинамики.

Первая из них абсолютизирует роль социальных противоречий, придавая им глобальный и решающий характер в развитии общества – «единство противоположностей (понимаемое как равнодействие и равновесие, гармония субъектов исторического процесса) – относительно (временно, преходяще), борьба – абсолютна». Этот подход основывается на признании ведущей роли в обществе антагонистических отношений между субъектами истории, коренные интересы и цели которых в принципе несовместимы и потому развитие социальных противоречий может идти только «по возрастающей» и разрешаться в острой, конфликтной форме.

В «чистом» виде этот подход получил теоретическое выражение в интерпретации марксизмом исторического процесса как смены общественно-экономических формаций, субъектами которых выступают «основные классы» (рабы – рабовладельцы, крепостные – феодалы, пролетариат – буржуазия). Борьба между ними с объективной необходимостью ведет к социальной революции, означающей смену устоев общества, и к переходу к новой формации. Данный подход характерен также для получившей широкую известность концепции немецкого политолога К. Шмитта, рассматривающего политические процессы через призму противодействия «друзья – враги», и ряда других концепций, в которых мир предстает как биполярная реальность, а оценочные характеристики акторов (действующих сил) дифференцируются на «черное и белое», «хорошее и плохое», т.е. являются монохромными и, как следствие, радикальными. Не случайно, политические, религиозные и экологические движения современности, разделяющие этот теоретический подход, отличаются бескомпромиссностью и радикализмом своих действий (исламский фундаментализм, антиглобализм, экологический экстримизм).

Второе решение данной проблемы является, по сути, антитезой первому и связывает источник развития общества, используя ранее приведенную формулу, не с борьбой противоположностей, а с их консолидацией и гармонизацией – «единство противоположностей абсолютно, а борьба относительна». Рефрен данной позиции исходит из признания ценностно-нормативного единства общества и приоритетности для всех субъектов общенациональных и общегосударственных целей, обеспечивающих стабильное и эффективное развитие общества в целом и каждого субъекта в отдельности.

Такой подход типичен для ряда социально-философских, социологических и политологических концепций, объединенных парадигмой «солидаризма». Для них характерна исходная установка не на борьбу, а на достижение консенсуса всех участников социального взаимодействия на основе общего ориентира (прежде всего, материального процветания общества, максимально использующего результаты научно-технического прогресса), что, собственно говоря, и составляет источник общественного развития.

В XIX веке солидаризм получил развитие в концепциях О. Конта, Г. Спенсера, Э. Дюркгейма. В ХХ столетии его наиболее ярким выразителем стала школа структурного функционализма (Т. Парсонс и др.). Г. Спенсер, являющийся одним из родоначальников позитивизма и создателей социологии как науки, говорит о двух основных исторических типах общества – военном и промышленном, развитие которых определяется солидаристскими отношениями между составляющими их социальными общностями. Однако если в первом случае интеграция основана на принуждении к солидарности, то во втором - на добровольном согласии при осознании членами этих сообществ прогрессивного значения согласия. Т. Парсонс же как следует из его структурно-функциональной концепции общества, о которой шла речь при рассмотрении вопросов предшествующей темы, абсолютизирует состояние гармонии между подсистемами социума и рассматривает любой конфликт как дисфункцию. Последняя означает нарушение стабильного существования общества и оценивается как неестественное и негативное явление.

Третье решение отмеченной проблемы основано на стремлении избежать крайностей в интерпретации статуса социальных противоречий и порождаемых ими конфликтов, присущих первым двум вариантам – тотальности конфликта и полной бесконфликтности как естественных состояний динамики социума.

Первые концептуальные разработки этого решения возникли в ХХ веке в рамках чикагской школы социальной экологии. Так один из основателей этой школы Р. Парк характеризует социальный конфликт не как определяющий и результирующий момент общественного развития, являющийся его квинтэссенцией, а только как один, к тому же промежуточный, этап социального взаимодействия. Согласно Р. Парку в социодинамике можно выделить четыре вида социальных взаимодействий, которые связаны временной последовательностью: соревнование (конкуренция), являющееся формой борьбы за существование в обществе (1), способно перерастать в социальный конфликт (2), который благодаря ассимиляции (3), разрешается и сменяется приспособлением (4), означающим установление в обществе отношений сотрудничества и социального спокойствия. Тем самым, у Р. Парка социальный конфликт – частный случай социального взаимодействия, а целью общественного развития является гражданский мир.

Более основательную концептуальную фундированность это решение анализируемой проблемы нашло в концепции, которая получила официальное название концепции социального конфликта (Л. Козер, Р. Дарендорф и др.). Американский социолог Л. Козер, например, говоря о том, что любое общество содержит элементы напряжения и потенциального конфликта, квалифицирует социальный конфликт как важнейшее звено социального взаимодействия, способствующее разрушению или укреплению социальных связей. Последнее обстоятельство зависит от типа общества. В «закрытых» (ригидных) обществах конфликты разделяют общество на две враждебные группы и, разрешаясь через революционное насилие, ведут к разрушению сложившихся социальных связей. В «открытых» (плюралистических) обществах им дают выход, а социальные институты оберегают стабильность социальной системы. Ценность конфликтов в «открытом» обществе заключается в предотвращении возможности окостенения социальной системы и открытии возможности для нововведений, инноваций.

Близкие идеи развивает немецкий социальный философ и социолог Р. Дарендорф, резюмируя которые можно сказать, что конфликты имеют универсальный характер, но конфликт конфликту – рознь. Давая развернутую характеристику различным типам конфликтов, Р. Дарендорф предостерегает против попыток подавлять конфликты, ибо будучи естественным для общества явлением, они обязательно проявят себя, но в более острой форме. Нужно контролировать и направлять их развитие, не давая возможности местному, локальному конфликту разрастись до глобального, всеобщего уровня, грозящего «взорвать» систему изнутри. Отслеживание и рациональная регуляция противоречий и конфликтов частного социально-группового характера является условием контролируемой эволюции, сохраняющей стабильность социальной системы в целом. Только в этом случае конфликты (и их разрешение) имеют позитивное значение и становятся одним из двигателей социального прогресса. Согласие же – нормальное состояние общества, в котором единство общих интересов, целей и, главное, социальных действий различных противоборствующих субъектов исторического процесса, составляет источник общественного развития.

Рассмотрение данной проблемы и различных ее решений позволяет уточнить некоторые аспекты еще одной проблемы общественно-исторической динамики, имеющей социально-философский смысл – соотношения эволюции и революции в развитии общества. В литературе довольно часто их противопоставляют, связывая эволюцию с постепенными, в своей основе количественными изменениями, которые не ведут к качественному изменению всей системы, а революцию – с глубинными и коренными изменениями качества системы в целом. Эта контраверза применительно к социально-историческому развитию выразилась в противопоставлении двух путей изменения общества – эволюционного (оцениваемого его противниками как «плоский», реформаторский эволюционизм, чуждый социальному прогрессу) и революционного, рассматриваемого его оппонентами, соответственно, как социальный радикализм, основанный на насилии и дестабилизации общества.

12.3.Основные факторы социально-исторической динамики

От чего зависит динамика общества?

Среди множества факторов, влияние которых сказывается на особенностях исторического развития общества в целом и отдельных социально-культурных сообществах, обратим внимание на несколько основных и охарактеризуем их.

Геоклиматический фактор. Речь идет о влиянии на характер и темпы развития не только человечества, но, прежде всего, региональных сообществ – локальных цивилизаций, социально-культурных регионов, отдельных народов и этнических групп, размера занимаемой ими территории, географического расположения, климата, рельефа местности, удаленности или близости к коммуникативным (торговым, транспортным, культурным) путям и т.п.

Это влияние было подмечено еще в древности, в частности, Аристотелем, связывавшим достижения древнегреческой цивилизации с тем, что Греция расположена не в жарком или холодном, а в умеренном климатическом поясе, что обусловливает сбалансированность и гармонию ее развития. В XVI веке Ж. Боден высказывает мысль о том, что суровые условия природного существования, требующие большой активности от человека, обеспечивают больше потенциальных возможностей в общественном развитии у северных народов, чем у южных, а у горных – в сравнении с равнинными. В Новое время Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, А. Геттнер, а в ХХ веке А. Богданов, И. Ильин обращают внимание на существование определенной связи между размером территории государства и существующей в нем формой правления (обширная территория – монархическое или деспотическое правление, требующее централизованной власти, а небольшая территория - республиканская форма правления и демократия). И. Мечников и А. Уемов разрабатывают «водную» версию влияния географического фактора на становление и развитие цивилизаций (роль «великих рек» в возникновении древних цивилизаций Востока, затем – факторов морского и океанского сообщения). В XIX веке немецкий географ Ф. Ратцель закладывает основы геополитики («география как судьба»), которая прямо связывает межгосударственную политическую активность и противодействие различных социально-политических блоков с территориальным фактором, а в ХХ столетии в разработках Р. Челлена, К. Хаусхофера, Х. Маккиндера геополитика обретает статус институционального знания.

Демографический фактор. Составляющие этого фактора – численность населения, плотность расселения, баланс по половому и возрастному признакам (известно, что население планеты, прежде всего развитых стран, стареет, что создает проблемы с воспроизводством его работоспособной части), соотношение численности городских и сельских жителей и т.д.

Эти составляющие демографического фактора неравноценны. Так, хотя численность населения страны важна, она отнюдь не определяет наличие у нее статуса великой державы, - последний является не демографической, а социокультурной характеристикой. Однако ряд других параметров действительно свидетельствует о степени динамизма общества, ибо связан с индустриальными и модернизационными процессами современности. Например, уровень рождаемости – с различными условиями жизни, традициями и другими ценностными ориентациями, уровень детской смертности – с проблемами материального обеспечения и социальной защиты населения, средняя продолжительность жизни, уровень смертности и, в частности, динамика суицида – с социально-психологическим климатом в обществе и его социально-экономическим состоянием, социальная мобильность и маргинализация – с «открытостью» общества и степенью его демократизации.

Наряду с традиционными вариантами интерпретации роли данного фактора в развитии общества – мальтузианством и неомальтузианством, отметим достаточно актуальную для современного общества интерпретацию, содержащуюся в возникшей на Западе концепции «золотого миллиарда». В ней обыгрывается футурологический сценарий, согласно которому при нынешних темпах роста населения Земли и ограниченности природных ресурсов, появляется своего рода элита населения – та его часть, которая и сможет реально существовать в нормативных и достойных человека условиях, пользуясь всеми благами постиндустриальной цивилизации.

С ней конкурирует имеющая давнюю историю концепция «среднего класса», выражающая объективную тенденцию, характерную для развитого индустриального общества. Демографическая по форме (рост численности населения, имеющего средний уровень материального достатка), эта тенденция обладает ярко выраженным социальным смыслом, поскольку фиксирует становление силы, стабилизирующей общество на основе закрепления объединяющих его и разделяемых большинством этого общества интересов и ценностей.

Технико-технологический фактор. Влияние этого фактора на развитие общества, особенно современного, сказывается, как минимум, в трех аспектах. Во-первых, в воздействии техники на содержание и темпы социодинамики. Техника в доиндустриальную и особенно индустриальную эпоху являлась мощным стимулом развития не только производственной и сопутствующих ей областей экономики – товарно-денежной, торговой, транспортной инфраструктуры, но и других важнейших сфер общественной жизни. Не случайно, метафоры «машины» и «мегамашины» стали использоваться для характеристики устройства общества в целом.

Во-вторых, во влиянии технологий на образ жизни человечества и его деятельность. В первую очередь, имеются в виду трудовые технологии, способствующие квалифицированному использованию технических устройств в непосредственном производственном процессе. Но если в индустриальном обществе их роль достаточно ограничена возможностями самой техники, то с переходом к постиндустриальной цивилизации потребности в новых, информационных технологиях сами начинают диктовать требования к качеству новой техники. Последняя все более становится лишь материальным субстратом для передовых технологий. Их передовой рубеж – нанатехнологии – которые стали целью, ищущей новые технические объекты в качестве средства использования.

В-третьих, в формировании особого стиля мышления, получившего широкое распространение в современном мире – технократического мышления. Целерациональный, в терминологии М. Вебера, или инструментальный, в терминологии М. Хоркхаймера и Т. Адорно, разум нивелирует аксиологические смыслы человеческого бытия. Исчезает ценностно окрашенный смысл существования человека в мире, остается рационально просчитанная цель, которая, в свою очередь, редуцируется к решению прагматических задач.

Среди других факторов обычно называют производственно-экономический, политический, национально-психологический, культурно-исторический, в котором иногда специально выделяют моральный, религиозный и т.д. Важно другое – оценка статуса того или иного из названных факторов в социально-историческом развитии общества. В зависимости от нее принято говорить об однофакторном и многофакторном подходах в решении рассматриваемой проблемы. Если в первом случае какому-либо из факторов придается решающее значение, то во втором признается их относительная равноценность и комплексный характер влияния на исторический процесс

12.4. Проблема субъекта и движущих сил истории

В краткой формулировке сущность поставленной проблемы можно выразить так: «Кто является творцом истории?» В этой связи в философии истории используются два близких, но далеко не тождественных понятия – субъект истории и движущие силы истории. Общим у них является реально оказываемое влияние на ход развития общества, а различным – степень осознанности этого влияния. Воздействие субъекта истории на исторический процесс является осмысленным и осуществляется на основе осознания определенных интересов, постановки, чаще всего идеологически обоснованных, целей и задач. Движущие силы истории, хотя и способны к кардинальному изменению ситуации в обществе, движимы либо бессознательными внутренними импульсами (вспомним слова А.С. Пушкина о русском бунте: «бессмысленный и беспощадный»), либо становятся объектом манипуляций и средством для достижения целей, поставленных историческими субъектами.

Обратим внимание на три существующих подхода к решению данной проблемы. Первый их них связан с постановкой ставшего классическим вопроса о роли масс и великой личности в истории, и имеет два принципиальных решения. Первое решение в качестве субъекта – творца истории рассматривает великую личность (или личностей) – вождей, правителей, героев, лидеров на том основании, что именно их деяния и принятые ими решения меняют поступь истории и запечатлеваются в исторической памяти человечества. Такое решение вопроса имеет много сторонников и, в частности, получило широкое распространение среди мыслителей французского Просвещения XVIII века. Другое решение вопроса связано с признанием народных масс в качестве субъекта и решающей силы общественного развития. Именно народ творит историю – такой вывод делается марксизмом и, более того, К. Маркс и Ф. Энгельс сформулировали закон возрастания роли народных масс в истории – «вместе с основательностью исторического действия будет, следовательно, расти и объем массы, делом которой оно является». Аргументом в пользу признания народных масс субъектом истории обычно является то, что именно народ, во-первых, выступает главной производительной силой, создающей все материальные блага, необходимые для существования общества, во-вторых, является реальной социально-политической силой, преобразующей общество, и, в-третьих, создает народную духовную культуру, способствующую преемственности в развитии общества. Что же касается осознания собственных интересов и целей (именно это превращает движущую силу истории в ее субъекта), то, исходя из марксистской трактовки, именно здесь проявляется роль великой личности, которая, по словам Г.В. Плеханова, «видит дальше других и хочет сильнее других». Она выдвигается народом, способствует осознанию им своих интересов и целей и организует массы для достижения последних.

Второй подход к решению проблемы субъекта и движущих сил истории представлен в концепции элитаризма (элитизма), оформившейся в конце XIX – начале ХХ вв. и получившей широкое распространение в современном обществознании. В этой концепции, создателями и классическими представителями которой являются итальянские социологи В. Парето, Г. Моска и немецкий политический философ Р. Михельс, общество подразделяется на две неравные части, меньшую из которых составляет элита. Ее главным признаком является способность к сознательному и реальному влиянию на общественную жизнь, поэтому она выступает в роли субъекта исторического развития общества. Причем формирование этой элиты, как отмечает Р. Михельс, - естественный процесс, так как общество не может существовать без организации, а элита обеспечивает эту организацию, будучи сама структурированным меньшинством, которому масса вверяет свою судьбу.

Поскольку общество многообразно и в нем представлены различные сферы жизни, существуют различные виды элит: политические, экономические, военные, культурные, церковные и т.д. А так как в своей динамике общество изменяется, и периодически возникают новые ситуации, в каждой его сфере также занимают определенную нишу ждущие своего часа прихода к власти несколько элитарных групп. В частности, говоря о политической жизни общества, в которой обычно периоды стабильности и нестабильности чередуются, В. Парето выделяет два главных типа элит, последовательно сменяющих друг друга – «львов» и «лис». Для элиты «львов» характерен консерватизм и использование силовых методов управления, «лисы» же – мастера политических комбинаций и интриг, целью которых является достижение соглашения, консенсуса между противоборствующими силами. Поэтому стабильная политическая система характеризуется преобладанием элиты «львов», а неустойчивая требует прагматически мыслящих и энергичных деятелей, новаторов – «лис».

Таким образом, в обществе происходит циркуляция элит, и даже революция, как отмечает В. Парето, - лишь борьба элит, маскируемая под право говорить от имени народа. Аналогичную мысль высказал и Б. Шоу: «Революции никогда не помогали скинуть бревно тирании. Максимум, что они могли, - это переложить его с одного плеча на другое». Следовательно, неэлита (масса) может выступать в роли движущей силы, но не субъекта истории.

Третий подход в решении поставленной проблемы связан с анализом феномена толпы (массы), негативное воздействие которой на общественные события просматривается на всем протяжении всемирной истории, и являлось предметом обсуждения еще в Древней Греции (охлократия как власть толпы). Целенаправленное изучение этого феномена началось в XIX и было продолжено в XIX - ХХ веках в работах Г. Тарда, Г. Лебона, Ф. Ницше, З. Фрейда, Х. Ортега-и-Гассета, Э. Канетти и других мыслителей, отмечавших такие особенности толпы как восприимчивость к внушению, готовность к импульсивным действиям, возникновение стадного инстинкта, бездумное следование за лидерами и т.д. Очевидно, что рассматривать толпу (массу) в качестве субъекта истории также неправомерно.

12.5 Направленность исторического процесса. Линейные и нелинейные интерпретации истории

Когда мы рассматриваем развитие общества, вполне правомерно поставить вопрос о направленности человеческой истории и её периодизации, что составляет сущность еще одной проблемы субстанциальной философии истории. Её актуальность задают известные слова из Библии: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Еккл., 1, 9), говорящие, казалось бы, о бренности всего сущего, его бессмысленности и вечном возвращении к истокам бытия. С другой стороны, как уже отмечалось ранее, именно христианская «идея истории» придает развитию общества закономерный, обладающий смыслом и целенаправленный характер – от прошлого через настоящее к будущему.

Эта дихотомичность христианской теологии истории находит выражение и в светской философии истории, в которой существуют нелинейные и линейные интерпретации исторического процесса, имеющие, правда, свой, отличный от сакрального, смысл.

Нелинейные интерпретации истории корнями уходят в глубокую древность, будучи воплощенными в представлениях о «колесе истории», круговороте событий, «вечном возвращении». Эти представления весьма живучи и убедительны своей естественной простотой для обыденного сознания, которому близка и понятна притча-сказка французского писателя А. Франса. В ней огорченного утерей рукописи, описывающей прошлое государства, короля его придворный утешает словами: «История и так понятна… Люди рождаются, живут и умирают…»

Эта незамысловатая интерпретация развития общества, тем не менее, обрела вторую жизнь в философско-исторических концепциях в форме цивилизационно-циклической модели исторического процесса. Одним из первых её попытался теоретически обосновать итальянский философ ХVIII в. Дж. Вико, выделивший в истории человечества три эпохи – божественную, героическую и человеческую, последовательно сменяющих друг друга. При этом начало «века человеческого» - это начало упадка и возврата к первобытному состоянию, за которым вновь последует возрождение «века божественного» и так далее по этапам цикла. Подобный «циклизм» исторической динамики

Дж. Вико связывал со сменой типов человеческой деятельности, придавал ему характер объективной закономерности и распространял на различные народы, делая вывод: «Таким образом мы получили Идеальную Историю вечных законов, согласно которым движутся деяния всех наций в их возникновении, движении вперед, состоянии, упадке и конце».

«Три эпохи» Дж. Вико, рассматриваемые как детство, юность и зрелость человечества, - это своеобразный методологический прием, облегчающий понимание развития общества по аналогии с развитием человека как природного существа. Продолжая эту традицию натуралистического редукционизма, И.В. Гете сформулировал в качестве универсального средства познания социума принцип морфологизирующей физиогномики, предполагающий рассмотрение истории общества подобно сезонным циклам природы: весна – пробуждение и цветение, лето – расцвет, осень – «сбор плодов», зима – затухание как природы, так цивилизации и культуры общества.

В дальнейшем откровенно натуралистический смысл данной аналогии постепенно пропадает, но сама она и, главное, циклическая модель исторического процесса закрепляются и становятся опорными в ряде ставших классическими философско-исторических концепций.

Во-первых, в концепции культурно-исторических типов русского историка Н.Я. Данилевского, которые «нарождаются, достигают различных степеней развития, стареют, дряхлеют и умирают», совершая, тем самым, замкнутый цикл развития. Выделяя в развитии человечества десять культурно-исторических типов, которые можно рассматривать как относительно самостоятельные цивилизации, Н.Я. Данилевский отмечает, что для каждого из них характерны общий язык общения, разнообразие этнографического материала, политическая независимость и способность к духовному развитию. Различает же их приоритет ценностных ориентаций: у древних греков это искусство, у римлян – право и политическая организация общества и т.д. Что же касается нарождающейся славянской цивилизации, перспективы которой оцениваются историком – славянофилом оптимистически, то у неё проступает не один, а ряд ценностных приоритетов, среди которых выделяется приоритет справедливого устройства общественной жизни.

Во-вторых, циклическая модель социодинамики отчетливо проступа