Борьба с персами. Мильтиад при марафоне

БЕЗУМЕЦ ГЕРОСТРАТ

ПОЛИКРАТ И РЫБЬИ ШТУКИ

КОЛОНИИ

ОСТАЛЬНАЯ ГРЕЦИЯ

Второстепенные гре­чес­кие го­су­дарст­ва шли тою же сте­зей.

Монархии ма­ло-по­ма­лу сме­ня­лись бо­лее или ме­нее арис­ток­ра­ти­чес­ки­ми рес­пуб­ли­ка­ми. Но и ти­ра­ны то­же не зе­ва­ли и вре­мя от вре­ме­ни зах­ва­ты­ва­ли в ру­ки вер­хов­ную власть и, отв­ле­кая от се­бя вни­ма­ние на­ро­да пост­рой­ка­ми об­щест­вен­ных зда­ний, уп­ро­чи­ва­ли свое по­ло­же­ние, а за­тем, по­те­ряв пос­лед­нее, отп­рав­ля­лись пу­те­шест­во­вать.

Спарта ско­ро по­ня­ла свое не­удобст­во двух еди­нов­ре­мен­ных ца­рей. Во вре­мя вой­ны ца­ри, же­лая выс­лу­житься, оба отп­рав­ля­лись на по­ле бит­вы. и ес­ли при этом их обо­их уби­ва­ли, то на­ро­ду при­хо­ди­лось при­ни­маться сно­ва за сму­ты и меж­до­усо­бия, вы­би­рая но­вую па­ру.

Если же на вой­ну отп­рав­лял­ся только один царь, то вто­рой пользо­вал­ся слу­ча­ем, что­бы вы­ку­рить сво­его соб­ра­та окон­ча­тельно и зав­ла­деть Спар­той без­раз­дельно.

Было от че­го по­те­рять го­ло­ву.

Необходимость для за­ко­но­да­те­лей пу­те­шест­во­вать пос­ле ут­верж­де­ния каж­до­го но­во­го за­ко­на очень ожи­ви­ла Гре­цию.

Целые тол­пы за­ко­но­да­те­лей по­се­ща­ли то од­ну, то дру­гую со­сед­нюю стра­ну, уст­ра­ивая неч­то вро­де сов­ре­мен­ных нам экс­кур­сий сельских учи­те­лей.

Окрестные стра­ны шли навст­ре­чу за­ко­но­да­тельским нуж­дам. Они вы­да­ва­ли уде­шев­лен­ные кру­го­вые би­ле­ты (Rund­re­ise), де­ла­ли скид­ки в гос­ти­ни­цах. Со­еди­нен­ная ло­доч­ная ком­па­ния с ог­ра­ни­чен­ной от­ветст­вен­ностью «Мем­фис и Мер­ку­рий» во­зи­ла экс­кур­сан­тов сов­сем да­ром и только про­си­ла не скан­да­лить и не со­чи­нять во вре­мя пу­ти но­вых за­ко­нов.

Таким об­ра­зом гре­ки зна­ко­ми­лись с со­сед­ни­ми мест­нос­тя­ми и уст­ра­ива­ли се­бе ко­ло­нии.

На ост­ро­ве Са­мо­се прос­ла­вил­ся ти­ран По­лик­рат, ко­то­ро­го до­пе­ка­ли морс­кие ры­бы. Ка­кую бы дрянь ни бро­сил По­лик­рат в мо­ре, ры­бы не­мед­лен­но вы­тас­ки­ва­ли ее на­ру­жу в собст­вен­ных жи­во­тах.

Ка­кую бы дрянь ни бро­сил По­лик­рат в мо­ре, ры­бы не­мед­лен­но вы­тас­ки­ва­ли ее на­ру­жу в собст­вен­ных жи­во­тах.

Раз он бро­сил в во­ду круп­ную зо­ло­тую мо­не­ту. На дру­гое же ут­ро ему по­да­ли на завт­рак жа­ре­ную сем­гу. Ти­ран с жад­ностью раз­ре­зал ее. О ужас! В ры­бе ле­жал его зо­ло­той с про­цен­та­ми за од­ни сут­ки из две­над­ца­ти го­до­вых.

Все это окон­чи­лось круп­ным нес­частьем. По сло­вам ис­то­ри­ков, «не­за­дол­го до сво­ей смер­ти ти­ран был убит пер­сидс­ким сат­ра­пом«.

Город Эфес был зна­ме­нит сво­им хра­мом бо­ги­ни Ар­те­ми­ды. Храм этот сжег Ге­рост­рат, что­бы прос­ла­вить свое имя. Но гре­ки, уз­нав, с ка­кою целью бы­ло сде­ла­но ужас­ное прес­туп­ле­ние, ре­ши­ли в на­ка­за­ние пре­дать заб­ве­нию имя прес­туп­ни­ка.

Для это­го бы­ли на­ня­ты спе­ци­альные гла­ша­таи, ко­то­рые в про­дол­же­ние мно­гих де­сят­ков лет разъезжа­ли по всей Гре­ции и объявля­ли сле­ду­ющее рас­по­ря­же­ние: «Не смей­те пом­нить имя бе­зум­но­го Ге­рост­ра­та, сжег­ше­го из чес­то­лю­бия храм бо­ги­ни Ар­те­ми­ды».

Греки так хо­ро­шо зна­ли этот на­каз, что мож­но бы­ло лю­бо­го их ночью раз­бу­дить и спро­сить: «Ко­го ты дол­жен за­быть?» И он, не за­ду­мы­ва­ясь, от­ве­тил бы: «Бе­зум­но­го Ге­рост­ра­та».

Так спра­вед­ли­во был на­ка­зан прес­туп­ный чес­то­лю­бец.

Из гре­чес­ких ко­ло­ний сле­ду­ет еще от­ме­тить Си­ра­ку­зы, жи­те­ли ко­то­рой сла­ви­лись сла­бостью ду­ха и те­ла.

Персидский царь Да­рий очень лю­бил во­евать. В осо­бен­нос­ти хо­те­лось ему по­бе­дить афи­нян. Что­бы не за­быть как-ни­будь в до­маш­них хло­по­тах об этих сво­их вра­гах, он сам се­бя разд­раз­ни­вал. Каж­дый день за обе­дом прис­лу­га за­бы­ва­ла пос­та­вить что-ни­будь на стол: то хлеб, то соль, то сал­фет­ку. Ес­ли Да­рий де­лал за­ме­ча­ние не­ра­ди­вым слу­гам, те хо­ром от­ве­ча­ли ему по его же на­уче­нию: «А ты, Дарьюшка, пом­нишь ли об афи­ня­нах?…»

Раздразнив се­бя до ис­ступ­ле­ния, Да­рий пос­лал зя­тя сво­его Мар­до­ния с вой­ска­ми за­во­евать Гре­цию. Мар­до­ний был раз­бит и отп­ра­вил­ся пу­те­шест­во­вать, а Да­рий наб­рал но­вое вой­ско и пос­лал его на Ма­ра­фон, не со­об­ра­зив, что на Ма­ра­фо­не во­дит­ся Мильти­ад. О пос­ледст­ви­ях это­го пос­туп­ка расп­рост­ра­няться не бу­дем.

Все гре­ки прос­лав­ля­ли имя Мильти­ада. Тем не ме­нее жизнь свою приш­лось Мильти­аду окон­чить смертью. При оса­де Па­ро­са он был ра­нен, и за это сог­раж­да­не при­го­во­ри­ли его к штра­фу под тем пред­ло­гом, что он-де не­ос­то­рож­но об­ра­щал­ся со сво­ей ко­жей, ко­то­рая при­над­ле­жит оте­чест­ву.

Не ус­пел Мильти­ад зак­рыть гла­за, как в Афи­нах уже воз­вы­си­лись два му­жа — Фе­мис­токл и Арис­тид.

Фемистокл прос­ла­вил­ся тем, что лав­ры Мильти­ада не да­ва­ли ему спать (483 г. до Р. Х.). Злые афинс­кие язы­ки уве­ря­ли, что прос­то он про­гу­ли­вал все но­чи нап­ро­лет и сва­лил все на лав­ры. Ну да Бог с ним. Кро­ме то­го, Фе­мис­токл знал по име­ни и от­чест­ву всех име­ни­тых граж­дан, что весьма льсти­ло пос­лед­ним. Письма Фе­мис­ток­ла ста­ви­лись в об­ра­зец афинс­ко­му юно­шест­ву:

«…И еще кла­ня­юсь па­пеньке мо­ему Оли­гар­ху Ки­мо­но­ви­чу, и те­теньке Мат­ро­не Анем­по­дис­тов­не, и пле­мян­ни­ку на­ше­му Кал­ли­ма­ху Мар­да­ри­оно­ви­чу, и т. д. и т. д.».

Аристид же пре­да­вал­ся иск­лю­чи­тельно од­ной спра­вед­ли­вос­ти, но столь рьяно, что воз­бу­дил за­кон­ное не­го­до­ва­ние в сог­раж­да­нах и при по­мо­щи ост­ра­киз­ма отп­ра­вил­ся пу­те­шест­во­вать.