Как итоговое произведение Б.Пастернака

БОРИС ЛЕОНИДОВИЧ ПАСТЕРНАК

Эйхенбаум, Б. М. Роман-лирика / Б.М.Эйхенбаум // Анна Ахматова: Pro et Contra: Антология. - СПб.: РХГИ, 2001. - С. 232-234.

Тименчик, Р.Д. Анна Ахматова в 1960-е годы / Р.Д.Тименчик. — М.: Водолей Publishers, 2005. - 784 с.

Симченко, О. Тема памяти в творчестве Анны Ахматовой / О.Симченко. // Известия Академии наук СССР. Серия литературы и языка. - М, 1985. - Т.44. - № 6. - С. 506-518.

Недоброво, Н. В. Анна Ахматова / Н.В.Недоброво // А.А.Ахматова: Рro et contra. Т.1. - СПб: РХГИ, 2001. - С.117-137.

Кихней, Л.Г. Акмеизм. Миропонимание и поэтика / Л.Г.Кихней. - М.: МАКС Пресс, 2001. - 184 с.

Жирмунский, В. М. Творчество Анны Ахматовой / В.М.Жирмунский. - Л.: Наука, 1973. - 183 с.

Жолковский, А.К. К переосмыслению канона: советские классики-нонконформисты в постсоветской перспективе / А.К.Жолковский. // Новое литературное обозрение. - 1998. - №29. - С.55-68.

Жолковский, А.К. Анна Ахматова — пятьдесят лет спустя / А.К.Жолковский // Звезда. — 1996. — № 9. — С. 211—227.

Кихней, Л.Г. Поэзия А. Ахматовой: Тайны ремесла / Л.Г.Кихней. - М.: Диалог МГУ, 1997. - 146с.

Кихней, Л.Г., Фоменко О.Е. «Так молюсь за Твоей литургией...»:
Христианская вера и поэзия Анны Ахматовой / Л.Г.Кихней, О.Е.Фоменко. - М.: МАКС-Пресс, 2000. - 146 с.

Кормилов, С.И. Поэтическое творчество Анны Ахматовой: учебное пособие / С.И.Кормилов. – М.: МГУ, 1998. – 128 с.

Надежда Мандельштам. Об Ахматовой / Сост. П.Нерлер. - М.: Новое издательство, 2007. - 444 с. (

Мусатов, В.В. Лирика А. Ахматовой и пушкинская традиция / В.В.Мусатов // Мусатов В. В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины ХХ в. От Пастернака до Анненского. – М.: Прометей, 1992. – С.116-148.

Найман, А. Рассказы о Анне Ахматовой / А.Найман. – М.: Вагриус, 1999. – 430 с.

Павловский, А. Анна Ахматова. Очерк творчества /.А. Павловский. - Л.: Лениздат, 1966. - 192 с.

Полтавцева, Н.Г. Анна Ахматова и культура «серебряного века» / Н.Г.Полтавцева // Ахматовские чтения. Вып. 1: Царственное слово. - М.: Наследие, 1992. С. 48-49.

Пьяных М. Тайнопись Пушкина в исследованиях А.Ахматовой / М.Пьяных // Русская словесность. - 1999. - № 2. - С. 14-18.

Тименчик, Р. Д. «Чужое слово» у А. Ахматовой: О языке / Р.Д.Тименчик // Русская речь. – 1989. - №3. – С. 33-36.

Топоров, В.Н. Петербургский текст / В.Н.Топоров. – М.: Наука, 2009. - 820 с.

Черных, В.А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. Изд. 2-е, испр. и доп. / В.А.Черных. - М.: Индрик, 2008 - 768 с.

Чуковская, Л.К. Записки об Анне Ахматовой: в 3 т. / Л.К.Чуковская - М.: Книга, Согласие, 1997.

Щеглов, Ю. К. Черты поэтического мира Ахматовой / Ю.К.Щеглов // Жолковский А. К., Щеглов Ю. К. Работы по поэтике выразительности: Инварианты - Тема - Приемы - Текст. - М.: Прогресс, 1996. - С. 261-290.

(1890 - 1960)

Формирование творческой личности под влиянием музыки, живописи и философии. Их влияние на формирование творческого почерка и мировидение Пастернака.

1913 г. – первые публикации стихов.

Своеобразие «раннего» творчества: стилистика и особенности мировосприятия в поэтических книгах: «Близнец в тучах» (1914); «Начальная пора» (1912-1914), «Поверх барьеров» (1917); «Сестра моя – жизнь» (1922), «Темы и вариации» (1923). Сложная ассоциативность мышления, насыщенная метафоричность, богатство и разнообразие поэтического словаря, соединение слов «высокой» и «низкой» окраски, уравнивание случайного, единичного с сущностным, абстрактным, упразднение дистанции между бытом и бытием. Широкое использование просторечной лексики, пословиц и поговорок, разговорной речи.

Отражение в «раннем» творчестве различных влияний: символизма (связь с философией идеализма, понимание искусства не как отражения видимого мира, а как выражение невидимого), импрессионизма (стремление уловить мгновение, выразить впечатление), экспрессионизма (эмоциональная перегруженность), футуризма (характер поэтического словаря, особая смысловая роль звука). Способность поэта всегда оставаться собой, не терять «лица».

Излюбленные темы: мир природы, любви, искусства. Светлое, оптимистическое восприятие. Поэзия счастья, лирического порыва. Сбивчивость, сумбурность, предельная эмоциональная напряженность речи лирического героя. Детскость восприятия. Родственные взаимоотношения лирического героя с миром. Представление жизни как божьего чуда.

Музыкальность и живописная конкретность стиха.

Обращение к социально-политической проблематике. Взаимодействие эпического и лирического начал в поэмах «Лейтенант Шмидт» (1927), «Высокая болезнь» (первая ред. -1923, вторая - 1928), «Девятьсот пятый год» (1926), поэтической книге «Второе рождение» (1930-1931). Утопические иллюзии Пастернака в его понимании революции. Стремление сделать этот мир своим, отыскать в революции художественные черты, переместить акцент на проблемы нравственные и философские.

Роман в стихах «Спекторский» и «Повесть» как его прозаический вариант (1925 -1931). Попытка вписать свое поколение в контекст большой истории, разобраться, в чем его историческая роль. Трагическое осознание своего расхождения со временем. Взаимодействие любовной и «исторической» сюжетных линий: герой, который проходит испытание любовью и испытание временем.

Сознательное изменение поэтического стиля в творчестве «позднего» Пастернака (1930-1950-х гг.): «Волны» (1933), «На ранних поездах» (1936-1944); «Стихотворения Юрия Живаго» (1946-1956); «Когда разгуляется» (1956-1959). Путь к «неслыханной простоте». Отсутствие языковых трудностей, намеренная простота образов, классичность формы при усложнении семантики, богатстве и насыщенности подтекста, литературного, философского, религиозного, исторического.

Недопустимость противопоставления «раннего» и «позднего» периодов творчества. Сохранение в позднем творчестве тех же поэтических тем: восприятия жизни как чуда, детского удивления и ощущения счастья жизни, того же соседства высокого и низкого, обыденного и духовного, проистекающего от сознания Божественной силы во всех вещах.

Более отчетливое звучание религиозной темы и религиозного подтекста. Тема смерти и бессмертия как ключевая. Смерть не как трагедия, а как начало чего-то нового, ибо жизнь вечна («Свадьба», «Август», «В больнице» и др.).

Актуализация темы «поэт и время». Позиция - «поверх барьеров», «вечности заложника», позволяющая возвыситься над сиюминутным, над злобой дня и увидеть дальше, глубже. Христианство как критерий оценки.

Автобиографическая проза «Охранная грамота» (1931), «Люди и положения»(1957, опуб. 1967) как выражение самосознания поэта. Проза о духовном и творческом становлении, о рождении поэта, о том, как складывались представления Пастернака об искусстве. Мир внутренних переживаний, спроецированный на внешние события. Стиль «раннего» и «позднего» Пастернака в двух книгах, их жанрово-стилевые особенности.

Переводческая деятельность Б.Пастернака. Создание в конце 1930-х и 1940-е годы ставших классическими переводов трагедий Шекспирa, «Фауста«Гёте, «Марии Стюарт» Шиллера.

3.3.3. Роман «Доктор Живаго» (1946-1956)

Роман вобрал в себя опыт всей предшествующей прозы Пастернака (набросков 1910-х гг., повести «Детство Люверс», автобиографической прозы «Охранная грамота» и «Люди и положения», романа в стихах «Спекторский») и его поэтический опыт. Поэтому, несмотря на то, что начало непосредственной работы над «Доктором Живаго» приходится на 1945/1946 годы, зарождение этой главной прозы поэта следует искать едва ли не в самом начале его творческого пути.

Определяя значение этого произведения в своей биографии, Б.Пастернак в письме к Вяч. Вс. Иванову писал:

«Это - переворот, это – принятие решения, это было желание начать договаривать все до конца».

Истолковывать эти слова поэта в политическом ключе не стоит, как не стоит искать в этом романе каких-то сенсационных разоблачений. Его открытие заключается не в политической остроте, а совершенно в другом. Завершив свой труд, Пастернак сказал: «Исполнил долг, завещанный от Бога» (из письма В.Шаламову), - то есть он испытывал чувство боговдохновленности своей работы, независимости ее от индивидуальной воли.

Современники же увидели в произведении Пастернака только политический роман, пасквиль на революцию. Редакция «Нового мира» отклонила рукопись, последовал запрет на публикацию. А когда книга была издана за границей и особенно когда в 1958 году Пастернаку была присуждена Нобелевская премия, началась жестокая травля писателя в его родной стране, где это расценили как факт предательства. Под угрозой выдворения из СССР поэт был вынужден отказаться от премии. В стихотворении «Нобелевская премия», отразившем переживания тех лет, читаем:

Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.

Темный лес и берег пруда,
Ели сваленной бревно.
Путь отрезан отовсюду.
Будь что будет, все равно.

Что же сделал я за пакость,
Я убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.

Замысел своего романа Пастернак определил так:

«Я хочу дать исторический образ России за последнее сорокапятилетие, и в тоже время всеми сторонами своего сюжета <…> эта вещь будет выражением моих взглядов на искусство. На Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое <…> Атмосфера вещи – мое христианство» (из письма О.Фрейденберг 13 окт.1946 г.).

В романе «Доктор Живаго», действительно, дан широкий охват исторических событий: с начала ХХ-го века и почти до его середины, включая первую русскую революцию 1905 года, Первую мировую войну, Октябрьскую революцию 1917-го и войну гражданскую, 1920-е годы, наконец, события эпилога переносят нас в 1940-е, позволяют почувствовать атмосферу Великой Отечественной войны и пережить вместе с героями радость победы.

Мы встретим в романе немало точных и емких характеристик времени, главным образом революционной и постреволюционной эпох. Так, гражданская война характеризуется как «кровавая колошматина и человекоубоина (…) Изуверства белых и красных соперничали по жестокости, попеременно возрастая (…), точно их перемножали». История главного героя - доктора Живаго и его семьи, их близких, их друзей – это история людей, чья жизнь была выбита из колеи и разрушена стихией революции. Вообще в этой книге немало героев, как главных, так и второстепенных, чья судьба словно концентрирует в себе драмы истории. Таков, например, Антипов-Стрельников, чья жизнь и смерть словно служит иллюстрацией знаменитого изречения: революция пожирает своих детей, произнесенного перед казнью деятелем Великой французской революции Дантоном. Когда началась Первая мировая война и затем революция, Антипов решил принять на себя роль судьи в борьбе со злом, но вместо этого превратился вначале в палача и получил прозвище Расстрельников, а затем - и в жертву революции. Или вспомним трагическую историю бывшего солдата царской армии Памфила Палых, чья жестокость в годы революции представлялась партийным вожакам «чудом классовой сознательности», а варварство – «образцом пролетарской твердости и революционного инстинкта». В партизанском отряде у него развилось душевное заболевание, вызванное «историческими особенностями эпохи». Преследуемый страхом, что кровь, пролитая им, обернется против его близких еще большими муками и кровью, он зарубил топором свою жену и троих детей.

И все же перед нами не социально-политический и не исторический роман.

Вообще к определению жанрового своеобразия данного произведения можно подходить с разных позиций. Во-первых, следует учитывать, что «Доктор Живаго» - не обычная проза, а проза поэта, в которой выражена духовная история самого Бориса Пастернака. Примечательную характеристику «Доктору Живаго» дал один из первых читателей этого произведения - писатель К.Федин, который назвал его «автобиографией великого Пастернака». Книга построена по законам лирического самовыражения. Основная нагрузка здесь падает не на изображение событий, картин жизни, поступков героев, а на передачу авторского духовного опыта. Отсюда особая роль монологов, в том числе внутренних, отсюда и бесконечные разговоры, которые ведут между собой герои. Главным способом характеристики становится именно слово. Обычно принято считать, что главный герой романа - Юрий Андреевич Живаго, доктор и поэт, - является двойником автора. Д.С.Лихачев даже называет его лирическим героем Пастернака. Однако здесь не он один, а целый ряд героев - Веденяпин, Лара, Симушка Тунцева и некоторые другие - выражают авторский взгляд на мир. Разумеется, речь идет о духовно близких Пастернаку героях, которым он доверяет свои мысли и чувства.

В произведении, построенном по законам лирического текста, велика роль условности, неудивительно, что здесь масса многозначительных знаков судьбы, странных совпадений, случайностей. Вот начало романа: «Шли и шли и пели «Вечную память»…» и далее: «Кого хоронят?»… «Живаго». Но ведь это имя главного героя. Роман и станет приготовлением к смерти. При этом перед нами книга не о смерти, а о бессмертии души и о трудном пути к воскресению.

На наш взгляд, жанр «Доктора Живаго» можно определить как религиозно-философский роман. То, что Пастернак назвал «моим христианством», составило не просто «атмосферу вещи», но ее суть, определило важнейшие аспекты содержания. Евангельская тема развивается в «Докторе Живаго» с первых его строк и до самого конца. В основных моментах религиозно-философская концепция произведения излагается уже в самом начале Николаем Николаевичем Ведёняпиным - дядей главного героя, которому, по свидетельству автора, он «передоверил свои мысли». В дальнейшем происходит уточнение основных положений этой концепции, целый ряд других героев, включая, разумеется, и самого Живаго, высказываются по этому поводу.

Суть выраженной в романе религиозно-философской концепции сводится к следующему: во-первых, утверждается историчность христианского учения, ибо понимание того, что «человек живет не в природе, а в Истории основано Христом, и Евангелие есть обоснование этого». Во-вторых, понимание истории связывается с идеей бессмертия («История это ус­тановление вековых работ по последовательной разгадке смерти и ее будущему преодолению»).

В свою очередь, идея бессмертия, по мысли героев, опирается на духовные посылки, содержащиеся в Евангелии. Прежде всего, это любовь к ближнему, рассматриваемая как высший вид живой энергии. «Человек в других людях и есть душа человека» и коль скоро это так, то смерти нет и жизнь вечна. Эту мысль, формулирует молодой студент-медик Юра Живаго, когда стремится поддержать тяжело больную Анну Ивановну:

«В других были вы, в других и останетесь. И какая вам разница, что потом это будет называться памятью. Это будете вы, вошедшая в состав будущего».

Как видим, в данном случае подчеркивается связь таких понятий, как бессмертие и память, любовь ближних.

Из этой духовной посылки вытекают две других, о которых опять-таки вначале говорит Веденяпин, - это идея свободной личности и идея жизни как жертвы. Христианство понимается Б.Пастернаком и его героями, прежде всего, как апофеоз личности:

«Народы и боги прекратились, и начался человек, человек-плотник, человек-пахарь, человек-пастух... человек, ни капельки не звучащий гордо, человек, благодарно разнесенный по всем колыбельным песням матерей и по всем картинным галереям мира».

Одно из главных исторических открытий христианства заключалось в осознании ценности человеческой личности, понимании того, что человек создан по образу и подобию Божьему. По мысли Пастернака, Бог и человек не противостоят друг другу как высокое и низкое, а устремлены навстречу друг другу. Вот почему в приведенной выше цитате характеристики Христа и человека так тесно переплетены. Соответственно, и путь Христа, отдавшего свою жизнь во имя любви к людям, представлен как идеальная модель поведения личности.

Эта религиозно-философская концепция формирует всю художественную картину мира в романе «Доктор Живаго». Раздумья об исторических судьбах России, о трагедии человеческой жизни, о боли и счастье любви, о природе и назначении искусства - все видится «глазами неба», оценивается и проверяется «перед лицом неба».

Вначале революция воспринимается героем как историческое чудо, как вновь наступившие времена апостолов. Так, о лете 1917 года говорится: «...революция была тогдашним с неба на землю сошедшим Богом, Богом того лета...» Ему казалось, она несла с собой правоту возмездия, чистоту вековечной мечты о справедливости, размах народной энергии. Но подобное восторженное, утопическое восприятие постепенно сменяется у доктора Живаго пониманием того, что «революции производят... односторонние фанатики, гении самоограничения. (...) Перевороты длятся недели, много годы, а потом десятилетиями, веками поклоняются духу ограниченности, приведшей к перевороту, как святыне» Чудо обернулось дьявольским экспериментом, попыткой загнать живую историю в жесткую, заданную схему, попыткой насилия над историей. Идея «переделки жизни» вызывает у Юрия Живаго активное неприятие: «Когда я слышу о переделке жизни, я теряю власть над собой и впадаю в отчаяние. Материалом, веществом жизнь никогда не бывает, она сама (…) непрерывно себя перерабатывающее и обновляющее начало, она сама себя вечно переделывает и претворяет». Близкие автору герои воспринимают происходящее как нелепую попытку повернуть историю вспять, к временам язычества, к владычеству масс, к идолопоклонству, а это невозможно.

«Любимые» герои Пастернака живут с сознанием своей причастности к миру Божьему, поэтому их - Живаго и Лару, Веденяпина и Симушку Тунцеву - роднит «чувство преемственности по отношению к высшим силам земли и неба», которым можно поклоняться «как своим великим предшественникам». Сознание подобного «равенства Бога и личности», того, что «я - это ты», дает им ощущение счастья жизни вопреки ее трагизму. И - напротив - отсутствие этого чувства «взаимности со вселенной», забвение того, что человеческая жизнь - это прежде всего дар Божий, неизменно приводит других героев романа к духовной катастрофе, к смерти (будь то Антипов-Стрельников, Памфил Палых или Комаровский).

В мире политических страстей и насилия лишь любовь становится островком духовности, позволяющим человеку остаться человеком. Любовь – основа христианства. Не удивительно, что Живаго и Лара сознают, что их чувство послано свыше: «Они любили друг друга потому, что так хотели все кругом: земля под ними, небо над ними, облака и деревья (…) Никогда не покидало их самое высокое и захватывающее: наслаждение общей лепкой мира, чувство отнесенности ко всей картине. Ощущение принадлежности к красоте всего зрелища, ко всей вселенной». Любовь Юрия Андреевича и Лары соотносится с сюжетом Адама и Евы, они чувствуют себя как два первых человека на земле, как единственные, кому дано сохранить духовность в этом безумном, разоренном войной и революцией мире.

Для понимания характера главного героя и самой нравственно-философской концепции романа особенно значимы два женских образа- Тони Громеко и Лары Антиповой. В каждой из них воплотились разные грани женственности. Тоня – образец матери и жены. С ней связано понятие дома, очага. Генезис этого образа – героини Л.Толстого, ее любовь созидающая. А с образом Лары связана боль любви, неизбежность трагедии, понимание ее обреченности на Земле и знание о встрече в новой жизни. Ее исток – героини Достоевского, Незнакомка Блока. С образом Лары сливается и образ России, страдающей, поруганной русской жизни.

Трагедия России побуждает Живаго отказаться от профессии врача и посвятить себя творчеству. Творчество понимается как служение в религиозном значении слова. «Искусство всегда, не переставая, занято двумя вещами. Оно неотступно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь». Таким образом, искусство есть воплощение идеи бессмертия.

Религиозная концепция романа обусловливает не только основные аспекты его содержания, но и принципы организации художественной структуры.

Во-первых, это проявляется в том, как организована временная структура: в художественном мире романа «Доктор Живаго» можно выделить три временных плана, в пределах которых развертывается повествование. Отчетливо просматривается время «вечное», измеряющееся точно обозначенными вехами-ориентирами: Покров, Казанская, Рождество, Пасха, Великий четверг и т.д. Оно сопряжено с такими ключевыми в художественном мире Пастернака понятиями, как жизнь и смерть, смерть и воскресение, воскресение и бессмертие. С большой точностью, вплоть часто до указания дня и месяца, обозначено автором время историческое (январь 1906 года, ноябрь 1911-го, лето 1943-го и т.д.). И, наконец, чрезвычайно важное место в романе занимает и время «частное», в котором протекает повседневная жизнь героев. Осуществить свое право на «частную» жизнь им невероятно трудно, ибо революция взорвала и разметала все, связанное с бытием отдельной личности. Однако герои всеми силами стремятся из осколков прежней жизни слепить «гнездо», сохранить очаг тепла, духовной близости, уюта.

Подобное выделение в художественном мире «Доктора Живаго» разных временных планов, разумеется, условно, поскольку у Б.Пастернака вечное, конкретно-историческое и повседневное (частное) не только не разделены, но проступают одно в другом, измеряются одно другим. В этом отношении концепция времени в романе Пастернака близка концепции Н.Бердяева, изложенной им в статье «Время и вечность», где утверждается, что «существует не только наше земное время в нашей земной действительности, но существует истинное небесное время, в которое это время внедрено и которое оно отражает и выражает... История есть не что иное, как глубочайшее взаимодействие между вечностью и временем, непрерывное вторжение вечности во время».

У Пастернака вечность также взаимодействует с повседневностью. Именно поэтому в образе Христа героям романа столь дорога его внешняя простота, даже заурядность, и то, что «Христос говорит притчами из быта, поясняя истину светом повседневности». С другой стороны, и в повседневной жизни героев романа подчас просвечивают очертания Вечности. Вот характерный для Б.Пастернака пример уподобления человеческой судьбы евангельскому сюжету: «Мне кажется, - записывает в своем дневнике Юрий Живаго, - Тоня в положении. Мне всегда казалось, что каждое зачатие непорочно, что в этом догмате, касающемся Богоматери, выражена, общая идея материнства. На всякой рожающей лежит тот же отблеск одиночества... Богоматерь говорит о своем младенце, он возвеличит ее..., он - ее слава. Так может сказать каждая женщина. Ее Бог в ребенке».

Христианство в понимании Б.Пастернака объясняет и некоторые характерные особенности сюжетостроения романа. Так, соотношение в нем глав и отдельных сюжетных «блоков», последовательность развития сюжетных линий нередко обусловливаются взаимопроникновением вечности и повседневности. В одной из глав романа рассказывается о том, как Миша Гордон наблюдает из окна поезда пассажиров, которые на больших остановках «как угорелые бегом бросались в буфет, и садящееся солнце из-за деревьев станционного сада освещало их ноги и светило под колеса вагонов». Образ солнца является в этом отрывке как бы своеобразной «ступенькой», позволяющей подняться от «быта» к «вечности». Ибо далее следует исключительно важный в общей концепции романа философский вывод, значимостью своей резко контрастирующий с, казалось бы, совершенно ничтожным поводом, вызвавшим его: «Люди трудились и хлопотали, приводимые в движение механизмом собственных забот. Но механизмы не действовали бы, если бы главным их регулятором не было чувство высшей и краеугольной беззаботности. Эту беззаботность придавало ощущение связности человеческих существований, уверенность в их переходе одного в другое, чувство счастья по поводу того, что все происходящее совершается не только на земле, в которую закапывают мертвых, а еще в чем-то другом, в том, что одни называют царством Божием, а другие историей, а третьи еще как-нибудь».

Существенной особенностью сюжетостроения романа «Доктор Живаго» является чрезвычайно активная роль случая - едва ли не главного «двигателя» в развитии действия. Случай, по определению Ф.Степуна, - «проявление Божьей заботы», «атеистический синоним чуда». А поскольку художественный мир романа представлен как «мир Божий», вмешательство случая в судьбы героев вполне закономерно. Однако это отнюдь не лишает их свободы выбора, свободы принятия тех или иных решений.

Случай выполняет и важную характерологическую функцию. Антипову и Тоне Громеко, незаурядно мыслящим, владеющим «даром нравс­твенной чистоты и справедливости», тем не менее недостает «дара нечаянности», они излишне «правильны». У Антипова-Стрельникова это качество усугубляется, когда он приносит себя в жертву революционной идее: «Точно что-то отвлеченное вошло в этот облик и обесцветило его. Живое человеческое лицо стало олицетворением, принципом, изображением идеи». Юрия Живаго и Лару, напротив, окружает стихия случайности, но именно в их «неправильности» и скрыта «крупица бессмертия».

Признано, что в облике целого ряда героев просматриваются их библейские «прототипы» (Лара - Магдалина, Комаровский - дьявол-искуситель, Живаго - Христос). Подобные ассоциации оказались возможны потому, что у Б.Пастернака на протяжении всего романа (и на содержательном, и на структурном, и на стилевом уровнях) Вечность соотносится с обыденностью, чудо соединено с повседневностью.

Действие в «Докторе Живаго» развивается в художественном пространстве, расположенном между двумя крайними точками: смертью матери Юрия Живаго, с похорон которой начинается повествование, и смертью самого героя, а также последовавшим за ней исчезновением-смертью Лары, завершающими развитие основного сюжета. Описанию обстоятельств смерти Юрия Андреевича Живаго и обряду прощания с его телом отведено пять глав романа. Повышенное внимание Б.Пастернака к теме смерти очень существенно для понимания религиозно-философской концепции произведения.

В сюжетной ситуации смерти Юрия Живаго вначале преобладает социально-философский подтекст. Примечательно, что герой умирает, когда он «в первый раз направлялся на службу в Боткинскую больницу, называвшуюся тогда Солдатенковской. Это было чуть ли не первое его должностное ее посещение», а также очередная его попытка начать жить заново. Автор не случайно акцентирует внимание на должностном характере первого посещения героем службы. Его представления о жизни не соответствуют новой исторической эпохе, вступившей в свои права (идет 1929 год). Компромисса между новой властью и подобным типом личности быть не может. В конце жизни усиливается, принимая драматические формы, процесс отчуждения Живаго от участия в сотворении собственной судьбы. Герой Пастернака фактически продолжает известный русской литературе тип «лишнего человека»'. Трагическая развязка его судьбы заранее предрешена.

Характерно, что после смерти Юрия Живаго имя Лары исчезает со страниц романа. В сценах прощания с телом Живаго ее называют только Антиповой. Имя Лары умирает вместе с уходом из жизни ее возлюбленного.

Не менее существен для выявления социально-философского подтекста анализируемой сюжетной ситуации и образ неисправного трамвая, на котором Живаго пытался добраться до места службы. Невыносимая духота битком набитого вагона, «на который все время сыпались несчастья», «ругань, пинки и озлобление людей», ехавших в нем, - все это складывается в своеобразный метафорический образ общества, в котором «живому» человеку нечем дышать.

Характерна в данном контексте трансформация излюбленного Б.Пастернаком образа грозы. Дождь, гроза для писателя всегда были равнозначны жизни. Как отметил В.С.Франк, «сходящая с неба вода, как живой образ связи мира трансцендентной реальности с миром эмпирической действительности, пронизывает все миросозерцание Пастернака. Но в финале романа «Доктор Живаго» «черно-лиловая туча», «пыльный ветер» не только не приносят очищения и возрождения жизни, но, наоборот, они как раз и вызывают ту духоту, которой не выдержало сердце Живаго. Гроза как божий знак, как очищение не состоялась: порыв «пыльного ветра проволокся по деревьям... и вдруг улегся».

Четыре главы романа посвящены прощанию родных, и прежде всего Лары, с телом Юрия Живаго. Очевиден религиозно-философский подтекст всей этой картины. Характерно, что здесь впервые (имеется в виду повествовательная часть романа) возникает прямая аналогия Живаго и Христа. В гробу тело Юрия Андреевича окружали «цветы во множестве, целые кусты редкой в то время белой сирени, цикламены, цинерарии в горшках и корзинах... Царство растений так легко себе представить ближайшим соседом царства смерти. Здесь, в зелени земли... сосредоточены, может быть, тайны превращения и загадки жизни, над которыми мы бьемся. Вышедшего из гроба Иисуса Мария не узнала в первую минуту и приняла за идущего по погосту садовника». Так смерть доктора Живаго оказывается неразрывно связанной с идеей воскрешения и бессмертия. В одном из «Стихотворений Юрия Живаго» есть примечательные строки о Марии Магдалине:

Но пройдут такие трое суток

И столкнут в такую пустоту,

Что за этот страшный промежуток

Я до воскресенья дорасту...

В понимании Б.Пастернака каждый человек может, пройдя через «страшный промежуток» пустоты, «дорасти до воскресенья». И этот путь был пройден героем романа Юрием Андреевичем Живаго.

Идея бессмертия - важнейшая в религиозно-философской концепции Б.Пастернака. Она позволяет рассеять мрак смерти и мрак жизни. Поэтому в финале Эпилога романа, хотя речь в нем идет о суровом послевоенном времени, царит дух просветления и освобождения: «Предвестие свободы носилось в воздухе все послевоенные годы, составляя их единственное историческое содержание». Этот свет свободы и счастья в финале - примета не только и не столько данного исторического времени, сколько «вечного» времени Божьего мира и того чувства духовной свободы, которое оно предполагает.

В заключение вновь вспомним строки, завершающие стихотворение Пастернака «Нобелевская премия»:

Но и так, почти у гроба,

Верю я, придет пора -

Силу подлости и злобы

Одолеет дух добра.

И действительно, предсказание поэта сбылось: «дух добра» одолел и в 1988 году роман все-таки был опубликован в России, а 9 февраля 1990-го года сын поэта получил нобелевскую медаль Бориса Пастернака.

ЛИТЕРАТУРА

Асмус, В. Ф. Творческая эстетика Б. Пастернака / В.Ф.Асмус // Борис Пастернак об искусстве. - М.: Искусство, 1990. - С. 8 - 35.