Посвящается памяти родителей 12 страница

Псковская грамота подразделяется на две части, которые состоят из нескольких отделов.

Первая часть Псковской судной грамоты разделяется на три отдела: о видах суда, судопроизводстве, судебных доказатель­ствах и пошлинах.

срок для взаимных переговоров и совета с судьями. Пропустив­шему его уже нельзя было апеллировать на решение суда.

Новгородской грамотой предусматривались судебные по­шлины разных видов. Первый вид — в исковых или гражданс­ких делах владыке, его наместнику и ключнику от печати пола­галась гривна с судного рубля (т. е. когда иск кончался по суду), а от бессудного рубля, если иск кончался без суда (вследствие, например, неявки ответчика в суд), — по 3 деньги от печати. Посадник же, тысяцкий и всякий другой судья от судного руб­ля получали по 7 денег, а от бессудного — по 3 деньги. Второй вид составляли пошлины по уголовным делам. По новгородско­му закону, если кто кого утяжет или уличит на суде в татьбе с поличным, в разбое, в годовщине, в холопстве, то судьям по таким делам выдавалась от судной грамоты по 4 гривны, а от бессудной — по 2 гривны. Третий вид составляли пошлины, собираемые при выдаче срочной грамоты. Здесь судья получал от печати 1 гривну. Четвертый вид пошлины — пошлина при выдаче обетной грамоты истцу; судья получал 3 деньги от пе­чати. Пятый вид пошлины — бирючам, подвойским, изветни-кам и софиянам — пошлина в 4 гривны на 100 верст по всем делам, за исключением земляных дел, с которых пошлины не брались.

По Новгородской грамоте любой суд начинался в тиуновой «одрине», или комнате. В Новгороде каждый судья имел своего тиуна, который предварительно рассматривал дела: собирал и сличал показания свидетелей, рассматривал грамоты и доказа­тельства по делу и заносил дело в особую грамоту, так называ­емый судный список. Рассмотрев дело, тиун вызывал в суд от­ветчика. Истец и ответчик в назначенный срок являлись к ти­уну в сопровождении своих приставов, или так называемых судных мужей, которые должны были заседать на суде по их делу.

Тиун приносил дело к своему судье (посаднику или тысяцкому, владычному наместнику или докладчикам), приводил в суд тяжущихся или их поверенных и судных мужей.

Суд оканчивался тем же судьей, которому дело было представлено на доклад. Каждый судья по окончании дела должен был приказать дьяку записать решение, а рассказчики или судные мужи от стороны должны к тому списку дела (протоколу судебного заседания) приложить свои печати.

Если судья давал тяжущимся срок для суда и по этому сро­ку срочную запись за печатью, а сам в это время переходил на другое место или вообще сменялся, то тяжущиеся должны были обратиться к новому судье и представить ему срочную за­пись. Этот судья должен был окончить дело, начатое его пред­шественником.

6.4. Псковская судная грамота 1462 г.

Один из замечатель­нейших памятников после Русской Правды. Он дошел до нас только в одном списке и с большими пропусками, так что цельного представления о нем составить невозможно. Как от­мечал И. Д. Беляев, в заглавии сказано, что она была написана на псковском общем вече в 1397 г. «по благословению попов всех пяти соборов и священноиноков и дьяконов и всего божь­его священства». Но год появления грамоты, очевидно, пока­зан неверно, поскольку известно, что в 1397 г. в Пскове было не пять, а только четыре собора[49].

Псковские соборы имели значение церковно-политическое; в Пскове не было архиерея, а только его наместник, не пользовавшийся серьезным влиянием, поэтому псковское ду­ховенство нуждалось, в единении, для чего и созывались собо­ры. Собор составляли несколько церквей. Это была церковная община, имевшая свое управление и своих представителей в лице старост, избираемая как из духовных, так и из светских лиц. До XV в. было утверждено четыре собора. Появление пято­го, псковского, собора относится к 1462 г. (поэтому и время появления Псковской грамоты никак нельзя отнести к 1397 г., можно предположить, что она появилась не раньше 1462 или 1463 г.). Псковская судная грамота является окончательной ре­дакцией узаконений, изданных в разное время псковскими князьями. В заглавии ее сказано: «Сия грамота выписана из ве­ликого князя Александровы грамоты, из княж Костантиновы грамоты, и из всех приписков псковских пошлин (обычаев)».

Псковская грамота подразделяется на две части, которые состоят из нескольких отделов.

Первая часть Псковской судной грамоты разделяется на три отдела: о видах суда, судопроизводстве, судебных доказатель­ствах и пошлинах.

По псковскому закону существовало пять видов суда: суд князя и посадника; суд псковских выборных судей; суд владыч­ного наместника; братчинный суд и суд веча.

Суд князя и посадника — это, по сути дела, одно и то же: князь не мог судить без посадника, а посадник без князя. Князь и посадник были представителями двух начал, неразрывно свя­занных, — государственного и земского. Суд княжеский и по­садничий производился у князя на сенях и ему подлежали головщина, татьба, бой, грабеж и разбой. В псковских пригородах суд по этим делам принадлежал княжескому наместнику, ко­торый должен был судить в присутствии выборных от земщины посадников.

Имелся также суд выборных псковских, а по пригородам — суд пригородских, посадников и старост. Ему подлежали дела гражданские: по займам, наймам, покупкам, наследствам и о поземельном владении. В последнем участвовал князь: «А коли имуть тягаться о земле, или о воде, а положат двои грамоты, ино одни грамоты чести дьяку княжему, а другие грамоты чес­ти дьяку городскому».

Суд владычного или епископского наместника (в Пскове не было своего епископа, и псковская епархия зависела от новго­родского епископа) производился как по делам церковным, так и по гражданским, когда они касались лиц духовных или вообще тех, которые принадлежали к церковному ведомству. В этом суде ни князь, ни посадник, ни земские судьи не уча­ствовали. Но при суде всегда находились два пристава, назнача­емых от общества. По тяжбам людей церковных с нецерковны­ми назначался общий суд. Такие тяжбы разбирались, с одной стороны, князем с посадником или, судя по роду дел, городс­кими земскими судьями, а с другой — наместником владыч­ным; доход от суда делился ими пополам. Владычный суд осно­вывался на Номоканоне.

Суду братчины подлежали все дела и споры, возникшие на братчинном пиру. Он производился выборочным братчинным князем пира и судьями, которые судили на основании народ­ных обычаев. Приговоры братчинного суда приводила в испол-: нение сама братчина. По Псковской грамоте братчинный суд был очень ограничен. Его решениям подчинялись только те, кто был согласен с ним, недовольные же братчинным судом могли переносить свой иск в общие суды.

Суд веча лишь упоминается; в грамоте не определяется, ка­кие ему дела подлежали. На этом суде не должны были присут­ствовать ни князь, ни посадник; приговоры этого суда выноси­лись от имени всего народа.

По Псковской грамоте суд, кому бы он ни принадлежал — князю ли с посадником или другим, пользовался уважением: каждое дело, решенное им, не подлежало апелляции и приго­вор был окончательным: «А которому посаднику сести на по­садничество, ино тому посаднику крест целовати на том, что ему судит право по крестному целованию, а городскими кунами не корыстоватися, а судом не метится ни на кого ж, а судом не отчитись, а правого не погубите, а виноватаго не жаловати; а без неправы человека не погубити, ни на суду, на вечи... А не всудят в правду, ино Бог буди им судия на втором пришествии Христове. А тайных посулов не имати ни князю, ни посаднику».

В Псковской грамоте утверждалась неприкосновенность суда.

Посадник или судья, оставляя свою должность, должны были предварительно окончить все дела, начавшиеся во время их службы, и новый посадник не имел права вступать в дела своего предшественника.

Псковская грамота требовала, чтобы судьи были справедли­вы и беспристрастны. По Псковской грамоте каждый судья — посадник или князь — при вступлении в свою должность долж­ны были целовать крест на том, что они будут судить в правду — виновного не оправдают, а правого не обвинят и не погубят.

Во втором отделе Псковской грамоты говорится о порядке суда. Суд начинался жалобой или челобитьем истца или иском самого общества в делах по преступлениям, на которые не было частных жалоб. По челобитью суд вызывал ответчика че­рез особых служителей — позовников или приставов. Княжес­кие приставы назывались дворянами, земские — подвойскими. Позовники непременно должны были быть от обеих сторон — от князя и от земщины, иначе ответчик имел право не являть­ся в суд. Позовникам назначалась особая пошлина, называемая ездом или хоженым; ее величина соразмерялась с расстоянием, которое должны были проехать или пройти позовники для вы­зова ответчика в суд.

Закон не обязывал истца посылать за ответчиком офици­ального позовника, а дозволял ему нанять за определенную плату постороннего человека, дав ему позывницу, т. е. грамоту, по которой ответчик вызывался в суд.

Позывница писалась княжеским писцом и к ней приклады­валась княжеская печать. Если же княжеский писец не согла­шался писать позывницу за определенную законом пошлину, то позывница могла быть написана любым человеком и запеча­тана печатью церкви Св. Троицы. Получив позывницу, позов-ник отправлялся туда, где жил ответчик, и там прочитывал ее у церкви перед священником и всем народом. Сюда же пригла­шался и ответчик, который по прочтении позывницы должен был объявить, что он в известный срок явится в суд.

Если ответчик по первому вызову не являлся в суд, то на пя­тый день по истечении назначенного срока истцу выдавалась новая позывная грамота «на виновного» (ответчика). С этой гра­мотой позывники снова отправлялись к ответчику и, прочитав ее, уже не давали никакого срока ответчику, а прямо вели в суд.

По Псковской грамоте при истце и ответчике допускались в суд пособники и стряпчие (говоря современным языком — ад­вокаты). Но этот институт не пользовался в Пскове большим доверием и допускался с большими ограничениями. Например, пособничество на суде допускалось только в том случае, если истцом или ответчиком была женщина или малолетний, чер­нец, черница или больной, старый, глухой; один стряпчий не имел права участвовать в двух делах в один день. В некоторых случаях строго запрещалось приводить в суд пособников; при дверях судебных палат всегда находились два подверника — от князя и от земщины, обязанностью которых было наблюдать, чтобы, кроме истца и ответчика, в суд никто не входил. За ис­полнение этой обязанности подверники получали по одной деньге с обвиненного. Если же истец или ответчик приходил в суд с пособником, который врывался туда силой, то за это его «сажали в дыбу», т. е. заковывали в колодки и взыскивали пени — рубль в пользу князя и 10 денег подверникам.

В третьем отделе Псковской грамоты были помещены статьи о судебных доказательствах и судебных пошлинах. Судебные до­казательства различались в зависимости от характера дел. В де­лах по поземельному владению судебными доказательствами считались: показания старожилов и окольных людей, межевые знаки, грамоты на право владения, крестное целование и, на­конец, судебные поединки, или поле, если свидетели истца и ответчика говорили «розно» и упорно стояли на своем. В делах о поземельном владении поле между самими тяжущимися не дозволялось.

В делах по займам и поклаже судебными доказательствами признавались: «доски», «рядницы» и всякие другие записи от­носительно займа или поклажи. Запись имела законную силу, если была написана при церкви Св. Троицы и если копия с нее была оставлена «в ларе Св. Троицы». В подтверждение доказа­тельств допускалось крестное целование, а также и поле; толь­ко при закладе судебный поединок не допускался.

В делах между господином и закупом судебными доказатель­ствами признавались записи или контракты и сверх того — по­казания свидетелей.

В делах по татьбе, грабежам и разбоям судебными доказа­тельствами считались показания свидетелей, крестное целова­ние и поле.

Чужеземцы в случае иска по бою или грабежу освобожда­лись от представления свидетелей, но в таком случае тому, на ком они искали, представлялось или самому целовать крест, или заставить истца сделать это. От свидетелей во всех делах требовалось, чтобы они говорили «слово противу слова» (слово в слово) с теми, за кого свидетельствуют; в противном случае их свидетельство не признавалось таковым. Истец и ответчик имели полное право заявлять на свидетелей противной сторо­ны подозрение; в таком случае судьям предоставлялось право признавать подозреваемого свидетелем или не признавать. При доказательствах присягой или крестным целованием истцу пре­доставлялось право выбора: или самому целовать крест, или же требовать, чтобы это сделал ответчик.

Если истцом или ответчиком был малолетний, больной, престарелый чернец, поп, увечный и т. п., он мог выставить вместо себя на судный поединок наемных бойцов.

Судебный поединок проходил по особым правилам: было обязательным присутствие двоих приставов — княжеского и городского, которые брали за это с виноватого или побежден­ного 6 денег, если поединок состоялся, и 3 деньги, если поединщики мирились, не вступая в бой; побежденный на по­единке платил пеню или продажу князю; если один из тяжу­щихся выставлял за себя наемного бойца, то другой мог или сам идти на бой, или также выставить наемного бойца. Перед поединком тяжущиеся должны были целовать крест. Победив­ший на поединке, как доказавший правоту свою судом Божь­им, признавался оправданным и брал свой иск, и сверх того, как победитель, брал с побежденного все то, в чем он вышел на бой. В случае спора между двумя женщинами ни одна из них не могла выставлять за себя наемного бойца, они должны были сами выходить на бой. В споре же с мужчиной женщина могла нанять бойца.

Судебные пошлины различались в зависимости от лиц, участвующих в суде, и по роду дел. Князь и посадник получали от дел по разбою и грабежу по 4 деньги, а от дел по поземельно­му владению по 10 денег; от печати по всем делам князь получал по 1 деньге; с того, кто силой врывался в судебную пала­ту, князь получал 1 деньгу. Судебные приставы, посылаемые для наблюдения за судебными поединками, получали по 6 денег, если поединок состоялся, а если поединщики, став на поле, мирились, то по 3 деньги. Позовники, отправляемые для вызова ответчика в суд, получали «езду» по 1 деньге на 10 верст, если ответчик вызывался по гражданскому делу; за вызов по татебному делу позовники получали по 2 деньги на 10 верст. Княжеские писцы от позывницы и от бессудной грамоты получали по 1 деньге, а от «правой грамоты» или судни-цы на поземельное владение — по 5 денег. Подверники при су­дебных палатах получали от всех судных дел по 1 деньге с ви­новатого и по 10 денег с того, кто врывался силой в судебную палату. Приставы и позовники, как княжеские, так и городс­кие, ездившие по двое, делились пошлинами пополам. Точно так же делили пополам пошлины и подверники княжеские и городские.

Вторая часть Псковской судной грамоты включала 8 отде­лов: об уголовных преступлениях, поземельной собственности, займах, кредите и процентах, наследстве и опеке, братчине, пайщиках, или сябрах, договорах, торговле.

Первый отдел делился на две части, одну из которых со­ставляли законы о татьбе и грабеже, вторую — законы об убийстве, боях и поджогах.

Псковская грамота различала грабеж, разбой и татьбу, или простое воровство. За воровство назначалось 9 гривен пени князю, а за грабеж и разбой — 70 гривен. Кроме того, в Псковской грамоте от простых татей отличались церковные тати и конокрады, которые наказывались смертной казнью. Устанавливался порядок иска по татебным делам: чтобы отыскать пропавшую вещь, хозяин ее должен был прежде всего заявить о пропаже местному старосте и соседним людям или же' мировым судьям и членам братчины, если покража сделана на пиру. Если хозяин украденной вещи имел на кого подозрение, то должен был заявить об этом суду, и суд вызы­вал подозреваемого. Подозреваемый мог очиститься от обви­нения присягой на месте кражи. Если же у кого-либо находи­ли украденную вещь, то в таком случае, как и по Русской Правде, требовался свод, т. е. тот, у кого найдена вещь, дол­жен был указать того, у кого купил; если же он скажет, что купил на торгу и не знает у кого именно, то должен присяг­нуть в истинности своего показания, и если он не был преж­де подозреваем в краже, то вполне оправдывался присягой, и найденная вещь оставалась у него.

Розыски по татебным делам производились следующим об­разом: по делам о краже потерпевший делал заявление и ука­зывал, кого он подозревает в краже; тогда князь или посадник давали ему пристава, с которым он при посторонних людях де­лал обыск в доме подозреваемого.

Если подозреваемый не пускал в свой дом обысчиков или мешал им делать обыск, то тем самым признавался виновным и приговаривался заплатить все судебные издержки, пеню и возвратить украденную вещь. Но если пристав и истец ложно показывали на ответчика, что он не пустил их к себе с обыс­ком или что при обыске нашли у него украденную вещь, и если свидетели, участвовавшие в обыске, доказывали ложность этого показания, то ответчик совершенно оправдывался в воз­водимом на него преступлении.

По Псковской судной грамоте «если тать будет на кого-либо клепать, то не верить ему, а делать обыск в дому того, кого он клеплет; и когда по обыску найдется в этом дому поличное, то хозяин дома судился так же, как тать. А если не найдется по­личного, то он не виноват».

За кражу назначались следующие наказания: обвиненный в краже в первый раз платил за украденного барана 6 денег, за овцу 10 денег, за гуся, утку и курицу по 2 деньги и сверх того по 3 деньги с каждой украденной вещи судье. За вторую кражу денежное наказание увеличивалось; обвиненный в третьей краже наказывался смертью: «А в третий ряд изличив живота ему не дати».

В Псковскую судную грамоту включены законы об убийствах, боях и поджогах. Эти правовые нормы показывали, что псковитяне уже во многом отступились от Русской Правды: нет упоминания о «вирах», а говорилось только о «продаже», при­том продажа взыскивалась только с самого убийцы, а не с общины, и только тогда, когда убийца будет уличен: «А где учи­нится годовщина, а доличат коего головника, ино князю на головникох взяти рубль продажи». При этом не указано, подвергался ли головник какому-либо другому наказанию, кроме продажи, но, судя по характеру Псковской грамоты, не отли­чающейся снисходительностью к преступникам и осуждающей на смертную казнь святотатцев, конокрадов и воров, уличен­ных в третьей краже, можно предположить, что за убийство по Псковской грамоте также назначалась смертная казнь[50].

В делах по боям и ранам Псковская грамота требует от истца и ответчика свидетелей, которые должны были присягать и по­том показывать «слово против слова» с истцом и ответчиком; а если они что-либо не договорят или переговорят, то их свиде­тельство не считалось свидетельством. Если бой был учинен на торгу или на улице при многих свидетелях, то для подтвержде­ния показаний истца или ответчика требовалось представить 4—5 свидетелей.

За побои назначалось денежное взыскание: продажа князю и рубль обиженному. Если же в бою участвовали многие, то все они вместе платили одну продажу князю и рубль обиженному. Зажигатели и государственные изменники наказывались смерт­ной казнью.

Псковская грамота включала законы о поземельном владе­нии, начиная с узаконения о земской давности. Это совершен­но новое положение, которое не встречалось ни в Русской Правде, ни в других памятниках. В Пскове назначалась 4- и 5-летняя давность, в силу которой владевший землей и водой бесспорно освобождался от притязаний на них прежнего вла­дельца. Давность назначалась только относительно возделанных или застроенных земель: по псковскому закону только тогда нельзя было искать земли по прошествии 4—5 лет, когда захва­тивший обработал ее — засеял или застроил. За землями необ­работанными давность не признавалась. В суде по поземельному владению тяжущиеся стороны должны были представить свои грамоты на право владения спорной землей и привести к судьям межников, т. е. окольных людей, которым известны межи их земель. Судьи, осмотрев грамоты, отправлялись вместе с тяжу­щимися и их свидетелями на спорную землю и определяли ее межи. Если на это межевание не соглашались обе тяжущиеся стороны или же какая-либо из них, то судьи отводили им поле, т. е. предоставляли решение спора судебному поединку, и если при этом одна какая-либо сторона соглашалась на судеб­ный поединок, то ей выдавалась судница, или правая грамота на владение. Если же поле принимали обе тяжущиеся стороны, то судница выдавалась победившей стороне, а побежденная признавалась виновной и присуждалась к платежу пени и пошлины в пользу князя, посадника, сотских и других судей 10 денег.

По псковскому закону допускался выкуп земель. Это также' новое узаконение, не встречавшееся ни в одном из прежних памятников. Выкуп дозволялся только тем, кто имел старшую, т. е. более давнюю, грамоту на право владения землей; так, на­пример, если бы кто продал свою землю и умер, а наследники его пожелали бы приобрести ее снова в свое владение, то им дозволялся выкуп. Если же последний владелец имел грамоту старшую, чем тот, кому предоставлялось право выкупа, то их спор решался судебным поединком или приведением истца к присяге. Псковский закон признавал и поместное, и вотчинное владение землей. Это новое положение в праве: в Русской Правде не было указания на различные права владения землей. «Ежели помещик будет уличен в продаже земли или сада, дан­ных ему на прокормление, то за это приговаривался выкупить их и таким образом возвратить их обществу, и сверх того ли­шался кормления». В Псковской судной грамоте имелось узако­нение о землях, которыми владели несколько хозяев (так на­зываемых пайщиков, или сябров), каждый своей долей в соб­ственности по особым грамотам или купчим. В случае суда по сябренному владению в судной грамоте сказано: «А кто с ким растяжутся о земли, или о борти, да положат грамоты старыя и свою купленную (купчую) грамоту; и его грамоты зайдут многых бо сябров земли и борти, и вси сябры станут на суду в од­ном месте отвечаючи ктож за свою землю или за борть, да и грамоты пред господою покладут, да и межников возмут и той отведут у стариков по своей купной грамоте свою часть, ино ему правда дати на своей части; а целованью быть одному, а поцелует во всех сябров, ино ему и судница дать на часть, на которой поцелует».

В Псковскую судную грамоту были включены положения о кредите: о взыскании долгов после умершего; о взыскании долгов между живыми; о взыскании долгов по торговым сдел­кам; о поручительстве; о поклаже и о долгах, обеспечивающих свободой должника. Кредитор только тогда мог взыскивать долг с наследников умершего, когда этот долг был прописан в заве­щании умершего, хранившемся в ларе Св. Троицы. Кредитор имел право взыскивать долг умершего, когда мог представить долговые записи или заклад, оставленный у него умершим в обеспечение займа. Наследники умершего не могли взыскивать с других отданного в ссуду умершим, если после него не оста­валось записей или заклада. Но если имение умершего находи­лось в общем владении с родственниками, то таковые могли искать долг даже и без заклада или без записей; равным обра­зом и с них кредиторы могли взыскивать долг без записей и без заклада. Если кредиторов было несколько и они предъявля­ли свой иск по закладам или грамотам на дом или землю умер­шего, то все они должны были подтвердить свои иски прися­гой. При этом один кредитор (по их выбору) получал имение умершего, а остальные — деньги. Если наследники покойного хотели выкупить это имение, то последний владелец его, т. е. получивший его по записи или по закладу покойного, имел полное право не допускать их до выкупа.

В Псковской грамоте подробно рассматривался вопрос о взыскании долгов:

— по займам с закладом достаточным доказательством дол­га на суде считался заклад, даже и тогда, когда не было пред­ставлено досок, т. е. когда долг не был нигде записан. Предъя­вивший на суде только заклад или сам целовал крест, или тре­бовал этого от должника;

— ссуды дозволялось давать и без закладов, по одним дос­кам, но не более рубля, а кто давал более, тот не имел права предъявлять иск по такому долгу;

— если бы кто стал искать на ком долги и представил при этом заклад, а должник стал бы отпираться от долга и заклада, то в таком случае заклад оставался у кредитора, а должник ос­вобождался от долга;

— если бы должник принес свой долг кредитору и стал тре­бовать свой заклад, а кредитор сказал бы, что он денег ему не давал и заклада не брал, то тогда иск из долгового обращался в иск по поклаже, т. е. отдаче на сохранение, и решался крест­ным целованием;

— если должник будет отпираться от долга и не явится в срок на суд, и ежели по этому делу кредитор понесет какие-либо убытки, то они падают на должника, и в таком случае должника заковывали в железо и сажали в тюрьму. Но если бы кредитор взял у судей пристава для представления должника в суд, а вместо этого взял с него долг силой, не представляя его в суд, то за это судился, как за грабеж, и приговаривался к плате пени в 1 рубль в пользу князя и платил вознаграждение приставу;

— псковский закон, подобно Русской Правде, допускал и проценты, но не определял максимум их, как это сделано в Русской Правде. Количество процентов прописывалось в запи­си, по которой делался заем, а также в записи должен был быть обозначен и срок, на который деньги даны в долг. А в случае если должник не принесет долг в срок, то кредитор обязан немедленно объявить об этом суду, а если бы он объя­вил позднее, то в таком случае лишался прав на получение процентов за просроченное время. Равным образом если бы кредитор стал требовать деньги с должника до срока, то ли­шался права требовать с него полные проценты. Если должник приносил сам деньги кредитору до срока, то процентов платил столько, сколько их приходилось по расчету, т. е. проценты уменьшались сообразно уменьшению срока займа.

В Псковской грамоте имелись правила о взыскании долгов по торговле. Согласно закону ищущий торгового долга по дос­кам должен был представлять еще «рядницу», т. е. долговую за­пись, из которой было бы видно, что деньги даны были в долг по торговле. Рядница эта должна была писаться при церкви Св. Троицы, и копия с нее, или «противень», должна была храниться в ларе Св. Троицы. Если рядница, представленная истцом, была «слово противу слова» с ее противнем, то долг взыскивался с ответчика, а если они не соответствовали друг другу, то суд отвергал долг и не удовлетворял кредитора.

Согласно Псковской судебной грамоте поручительство в займах допускалось только тогда, когда заем не превышал руб­ля; по займам более рубля требовался заклад или запись. Пору­читель обязан был сам платить долг, если тот, за кого он пору­чился, отпирался от долга или не в состоянии был уплатить его. При этом было узаконено, что если кредитор будет требо­вать с поручителя долг, а должник представит рядницу в упла­те долга и если эта рядница будет «слово противу слова» с ее копией, то должник и поручитель освобождаются от платежа по иску; в противном случае они обязаны будут уплатить по требованию кредитора.

Согласно Русской Правде должники, обеспечивающие свой долг личной свободой, назывались закупами и подразделялись на закупов в кунах, или Серебреников, и релейных закупов.

В Псковской грамоте нет ни слова о закупках в кунах. Оче­видно, в Пскове были только релейные закупы, т. е. крестья­не, которые брали на известных условиях землю у землевла­дельцев. В Псковской грамоте они назывались: изорники, ого­родники и хочетники или кочетники, т. е. по роду занятия и промысла[51].

Изорники, или крестьяне, признавались совершенно свободными — они всегда могли уйти от хозяина, равным обра­зом и хозяин мог всегда отказать им в земле. Требовалось только, чтобы отказ как с той, так и с другой стороны был сделан в определенное время, а именно по окончании земледельчес­ких работ («о Филипповом заговенье»). Если же крестьянин уходил, пропустив срок, например весной, то обязывался уплатить хозяину весь убыток, который тот понес, так как не мог уже отдать свою землю другому.

Крестьянин мог жить на господской земле «без покруты», т. е. не получая от господина ничего, кроме земли (тогда при расчете с ним платил только половину полученного им дохода), а также мог взять и покруту, т. е. земледельческие орудия, рабочий скот, хлеб и даже деньги, тогда крестьянин, оставляя хозяина, должен был возвратить ему покруту.

Псковский закон признавал право собственности за крестья­нином, живущим на чужой земле, и охранял его имущество. Хозяин земли не имел никакого права на имущество крестьяни­на. В случае если крестьянин убегал, не желая платить покруты, хозяин имел право продать его имущество и из вырученных от этой продажи денег взять себе покруту; если этих денег не дос­танет, то он мог взыскать с крестьянина, когда его найдет.

Однако прежде чем продать имущество беглого крестьяни­на, хозяин земли должен был предварительно заявить о бегстве суду, взять от суда двух приставов — от князя и от Пскова, а также губных старост своей волости и сторонних людей и при них продать имение крестьянина. В случае если хозяин продавал имущество крестьянина незаконным порядком, он считался похитителем чужой собственности.

Псковская грамота, признавая за крестьянином право соб­ственности, допускала иск к господину, на земле которого он жил[52].

Псковская грамота охраняла крестьянскую собственность и по смерти крестьянина. Имение крестьянина переходило к его наследникам, которые при принятии наследства должны были удовлетворить его господина за покруту. Самовольно господин не имел права брать крестьянское имущество. В противном слу­чае наследники крестьянина могли предъявить иск господину.