Крестьянские войны в России 18 страница

Если в середине XVIII в. в России было около 600 мануфак­тур, то к концу столетия их насчитывалось 1200. Развивались металлургическая промышленность, цветная металлургия. Про­изводство чугуна составляло 5 млн. пудов в год. В 40-е гг. XVIII в. возникла новая отрасль цветной металлургии — золотопро­мышленные заводы близ Екатеринбурга и на Алтае.

Крупнейшим центром металлургической промышленности оставался Урал. На долю уральских предприятий приходилось 65% чугуна и 90% выплавки меди.

Значительные успехи были достигнуты в развитии легкой промышленности, особенно в полотняном, суконном и шел­ковом производстве. В последней четверти XVIII в. возникла хлопчатобумажная промышленность.

Увеличение численности оброчных крестьян давало воз­можность при строительстве предприятий легкой промышлен­ности лучше учитывать наличие источников сырья и рабочей силы.

Например, парусно-полотняные мануфактуры размещались в областях, где возделывались лен и конопля, особенно север­нее и западнее Москвы. Суконные мануфактуры преимуще­ственно размещались в районах разведения овец — Воронеж­ская губерния, Украина.

Характерным явлением в развитии легкой промышленнос­ти, в особенности текстильной, было углубление специализа­ции. В конце XVIII в. одни мануфактуры стали выпускать только парусное полотно, другие — прочие льняные изделия. Появи­лись ситценабивные мануфактуры.

Большинство мануфактур принадлежало купцам. Вместе с тем в промышленное производство вовлекались крестьяне и дворяне.

Дворяне строили промышленные предприятия, связанные с переработкой сельскохозяйственного сырья: винокуренные заводы, мукомольные, парусно-полотняные и суконные ману­фактуры. Дворянское предпринимательство получило распрост­ранение и в металлургии. Однако в целом по стране, несмотря на увеличение числа дворянских мануфактур, удельный вес их понизился за счет роста крестьянских и купеческих предприя­тий.

Состав рабочей силы на мануфактурах изменялся в направ­лении повышения удельного веса наемного труда. Среди наем­ных рабочих были отпущенные на оброк помещичьи крестья­не, государственные крестьяне, горожане. Однако в разных от­раслях промышленности эти изменения прослеживались по-разному. Промышленники-металлурги, например, покупали крепостных к заводам, успев приобрести до запрещения этой практики в 1762 г. десятки тысяч крепостных. Господство феодального строя привело к тому, что основные работы на заводах, как правило, выполнялись крепостными, вспомога­тельные — наемными рабочими. Крепостничество сдерживало развитие буржуазных отношений в промышленности.

В ряде отраслей промышленности сохранялись монополис­тические позиции дворянства (особенно винокурение, сукон­ное производство). В целом металлургия страны к концу столе­тия сохраняла прочные связи с феодально-крепостническим строем.

В легкой промышленности складывались более благоприят­ные условия для применения наемного труда. Это объяснялось тем, что предприятия легкой промышленности в основном размещались в городских центрах — местах сосредоточения ра­бочей силы. Прекращение приписки крестьян к заводам в 1762 г. способствовало росту наемного труда. Принудительный труд сохранял свои позиции лишь в суконной и полотняной промышленности, где получили распространение дворянские мануфактуры.

Крепостническая система хозяйства обрекла русскую про­мышленность на отставание, тормозила технический прогресс. История русской техники свидетельствует о том, что не только отдельные усовершенствования, но даже крупные изобретения не находили применения и предавались забвению.

Рост промыслов, промышленности, развитие форм фео­дальной эксплуатации обусловили расширение внутреннего обмена. Специализация районов (промыслового нечерноземно­го и земледельческого черноземного) могла развиваться только при оживленном торговом обмене промышленными изделиями и продуктами питания.

Продолжался процесс развития всероссийского рынка. Большое значение имела отмена в 1754 г. внутренних таможен­ных пошлин. Увеличивалось число ярмарок и торжков, усили­вался торговый обмен между центральными промышленными районами и земледельческими областями страны. Петербург был вторым после Москвы крупным центром всероссийского рынка.

Всероссийский рынок становился национальным. В его ор­биту втягивались народы Поволжья, Эстляндии, Лифляндии, получавшие благоприятные возможности для сбыта сельскохо­зяйственных продуктов.

Развитие промышленности, промыслов, производства сель­скохозяйственных продуктов, рост внутреннего товарообмена сопровождались значительным ростом внешней торговли. На мировом рынке высоко ценилось уральское железо. В страны Европы Россия вывозила сельскохозяйственное сырье, а в тор­говле с Востоком преобладали в основном промышленные из­делия. Во внешней торговле особенно проявлялась экономичес­кая отсталость России.

§ 2. Государственная власть

Преобразование органов государственной власти и управле­ния во второй четверти XVIII в. закономерно вытекало из пред­шествующего развития Русского государства.

Так, уже во времена правления Петра I ощущалась потреб­ность в создании специального органа при царе. Это, в частно­сти, наиболее ярко проявилось в деятельности Коллегии инос­транных дел, называвшейся Тайным советом в силе того значе­ния, которое приобрели собиравшиеся в ней совещания царя с важнейшими государственными сановниками. Во второй чет­верти XVIII в. возникают Верховный тайный совет и Кабинет министров как высшие органы при монархе с совещательными функциями. Образование этих органов ограничивало власть Се­ната, однако и в это время он продолжал руководить деятель­ностью всех звеньев государственного управления, а в 1741 г. его права были полностью восстановлены.

Сохраняла основные черты и система коллегий, претерпев лишь отдельные изменения. Важное место в управлении госу­дарством занимали такие сложившиеся еще в первой четверти XVIII в. коллегии, как Военная, Иностранных дел, Вотчинная, Юстиции и т. д.

В 1730 г. в России сложилась весьма благоприятная обста­новка для преобразований в государственной системе. Подоб­ных ситуаций не было на протяжении едва ли не всей дорево­люционной истории. В этот период резко возросло недоверие преобладающего большинства дворянства к Верховному тайно­му совету, высшему совещательному органу, фактически ре­шавшему все важнейшие государственные вопросы. В литературе это недоверие часто объясняется знатностью ведущих вер­ховников. Вскоре после кончины Петра II в состав Верховного тайного совета введены два наиболее популярных полководца русской армии: М. М. Голицын и В. В. Долгоруков. В результате из семи членов совета пять оказались представителями двух знатных фамилий.

Однако трения между массой дворянства и верховниками проистекали не из-за знатности одних и незнатности других. В числе противников верховников также были представители знати — старых аристократических фамилий, вполне способ­ных конкурировать в знатности с князьями Голицыными и Долгоруковыми. Так называемый проект тринадцати, подан­ный в Верховный тайный совет, предусматривал даже устано­вить различие между старым и новым шляхетством, как это имело место в других странах. Основная линия расхождений верховников с массой дворянства заключалась в том, что при всех колебаниях Верховный тайный совет в 1727—1729 гг. чаще всего принимал точку зрения Голицына, искавшего решения вопросов (и следовательно, поощрения) торговли и предпри­нимательства. Косвенно это затрагивало интересы дворянства, так как тяжесть налогового обложения приходилась на кресть-, ян — объект эксплуатации со стороны дворянства. К тому же в поисках средств правительство вынуждено было сокращать жалованье служащим-дворянам.

Об ограничении власти будущего монарха заговорили на заседании Верховного тайного совета 19 января. Хотя события застали верховников врасплох, их решения не были совершенно непродуманными. Даже кандидатуры возможных претендентов были обговорены предварительно, по крайней мере, между Долгоруковым и Голицыным. Правда, на заседании выплывали разные кандидатуры. Но Алексея Григорьевича Долгорукова, попытавшегося было упомянуть свою дочь, обрученную с умершим князем, не поддержал никто даже из его родичей, а Владимир Васильевич Долгоруков высказался против такого предложения резче других членов Совета. Кандидатуру Анны Иоанновны, племянницы Петра I, в Совете назвал Д. М. Голи­цын. Но инициатива ее выдвижения, по некоторым данным, исходила от В. Л. Долгорукова. Во всяком случае, в действиях этих двух ведущих деятелей Совета наблюдалось полное единодушие.

Кандидатура Анны Иоанновны устраивала верховников главным образом потому, что за ней не просматривалась ни­какая партия и она не проявляла себя активной политичес­кой фигурой. Казалось, что ее выдвижением приобретается та необходимая в данной обстановке царствующая особа, под прикрытием которой верховники смогут сохранять в своих руках всю полноту власти. Не исключено, что так бы события и развивались, если бы верховники не решили при­дать реальному положению вполне законный, конституци­онный характер. К этому располагал и самый недавний опыт Швеции.

Сословное представительство в разных странах возникает примерно в одно и то же время и при сходных обстоятель­ствах. Королевская власть, не имея изначально бюрократичес­кого аппарата (и средств на его содержание), вынуждена была обращаться за содействием к сословиям. Представители сосло­вий, естественно, стремились воспользоваться положением, чтобы разделить власть с монархом. В одних случаях это на бо­лее или менее длительный срок удавалось, в других — сослов­ные органы оказывались послушным орудием в руках само­держца. В XVII в. эта борьба обострялась в Европе повсеместно. Судьбы России и Швеции в этом отношении оказались наи­более сходными. В конце XVII в. в Швеции восторжествовал абсолютизм. Риксдаг, по существу, без борьбы уступил всю власть королю Карлу XI. Мелкое дворянство и горожане под­держали короля в борьбе против аристократии и крупных землевладельцев.

В 1697 г. Карл XI умер, оставив своему пятнадцатилетнему сыну Карлу XII столь сильный королевский аппарат власти, что никто на него даже не посмел покушаться. Авторитет Кар­ла XI в значительной мере связан был с его внешнеполитичес­кими успехами (особенно заметными на фоне неудачных дей­ствий прежнего регентского совета). Карл XII также оказался отличным полководцем. Однако Северную войну он в конеч­ном счете проиграл и в 1718 г. погиб в Норвегии. Для любой государственной системы победы служат как бы оправданием порой самых нецелесообразных ее действий, поражения же, напротив, могут привести к крушению. Преуспевающий абсо­лютизм должен был нести ответственность за поражение. В 1719—1720 гг. были разработаны постановления о форме правления, и с 1723 г. власть снова принадлежала сословиям, действовавшим через риксдаг. Королевская власть существенно ограничивалась.

Административный опыт Швеции использовался в России. В частности, еще Петра I интересовала система организации в Европе коллегий. В. Л. Долгоруков в 1715 г., будучи русским по­сланником в Копенгагене, получил предписание ознакомиться со штатным расписанием датских коллегий: «Сколько колеги-ум, что каждай должность, сколько каких персон в коллегии каждой, како жалованье кому, какие ранги междо себя». По­зднее, подготавливая проект коллегий, он использовал и шведский опыт.

Опыт Швеции, несомненно, помог верховникам в сжатые сроки предложить некоторые важные установления. Но основ­ное было не в заимствовании, а в схожести судеб.

Сословное представительство в России достигло наивысше­го развития в трудные годы Смутного времени и в первое деся­тилетие после избрания на царский трон юного Михаила Ро­манова. Но постепенно роль сословно-представительных учреж­дений падает. Бурные социальные потрясения «бунташного» XVII в. заставляли верхи тянуться к сильной царской власти. При Петре I самодержавие достигает своеобразной вершины. Петр как бы выразил тот предел, который способен дать абсо­лютизм. И оказалось, что издержек было слишком много.

О содержании Кондиций — условий приглашения на цар­ский трон Анны Иоанновны — верховники договорились быст­ро. Анна соглашалась признать «уже учрежденный Верховный тайный совет в восьми персонах всегда содержать», «понеже целость и благополучие всякого государства от благих советов состоит».

Кондиции являлись документом, с которым верховники об­ратились к Анне. К дворянскому же «всенародию» они собира­лись выйти с иным документом — «проектом формы правле­ния». Первым же пунктом в проекте разъяснялось, что «Вер­ховный тайный совет состоит ни для какой собственной того собрания власти, точию для лутчей государственной пользы и управления в помощь их имп. Величеств». Как и в предшествую­щий период в России, ограничения срока занятия должностей не предполагалось. «Упалые», т. е. освободившиеся, места долж­ны были восполняться и из шляхетства, людей верных и обществу народному доброжелательных, не вспоминая об инозем­цах.

«Проект формы правления» являлся результатом взаимных уступок членов Верховного тайного совета. В таком виде он не отражал полностью ни взглядов Д. М. Голицына, ни убеждений В. Л. Долгорукова. Голицын имел более смелый проект полити­ческих преобразований, предусматривавший значительное воз­растание роли третьего сословия. По замыслу Голицына, поми­мо Верховного тайного совета, учреждались три собрания: Се­нат, шляхетская палата, палата городских представителей. Сенат в составе тридцати шести человек должен был рассмат­ривать дела, представляемые Совету. Шляхетская палата из двухсот человек была призвана ограждать права этого сословия от возможных посягательств со стороны Верховного тайного совета. Палата городских представителей должна была блюсти интересы третьего сословия и заведовать торговыми делами.

Именно в голицынском проекте с наибольшей полнотой учитывались и шведская конституция, и собственно русская земская практика эпохи ее наивысшего подъема. Голицын зна­чительно далее своих коллег готов был идти навстречу пожела­ниям купечества и горожан. Создание замкнутых сословных сфер в данном случае должно было ограничить дальнейшее расширение крепостнических отношений. И понятно, что этот проект даже не был вынесен на обсуждение. Слишком явно было, что он не удовлетворит дворянство, без которого любые предложения верховников были обречены на неудачу.

Верховники предусматривали и определенный порядок об­суждения проектов на пути превращения их в законодательные акты. Этой цели служил специальный документ, называемый «Способы, которыми, как видитца, порядочнее, основатель­нее и тверже можно сочинить и утвердить известное толь важ­ное и полезное всему народу и государству дело». Первый пункт документа предлагал, чтоб «все великороссийского на­рода шляхетство, выключа иноземцев... не греческого закона и у которых деды не в России породились, согласились бы за себя и за отсутствующих единодушно вместе так, чтоб никто, никак и ничем от того согласия не отговаривался ни заслуга­ми, ни рангом, ни старостью фамилии, и чтоб всякому был один голос». Предусматривалось, следовательно, равенство всех дворян независимо от их личных заслуг и знатности рода, а также положения на служебной лестнице.

«Единодушным согласием» необходимо было избрать «ис тогож шляхетства годных и верных отечеству людей от двадца­ти до тридцати человек», и эти выборные должны были гото­вить письменные проекты, «что они вымыслить могут к пользе отечества». Заседания должны идти под председательством двух выборных особ, которые сами права голоса не имеют, а лишь поддерживают порядок, унимают страсти в ходе заседаний. Если возникали вопросы, касающиеся других сословий, вы­борные от этих сословий приглашались на обсуждение. Огова­ривалось, «чтоб выборные от всякого чина имели свой выбор», т. е. чтобы выборы осуществлялись не сверху, со стороны влас­тей, а в рамках сословных организаций.

Коллективное заключение выборные от дворян должны были представить в Сенат «и с ним советовать и согласитца», а затем в Верховный тайный совет. «А как выборные, Сенат и Верховный совет о каком деле согласятца, и тогда послать с тем делом несколько особ к Ее Им. Величеству и просить, чтоб конфирмовала» (т. е. утвердила. — Авт.).

Предлагаемые проекты могли бы совершенно изменить по­литическое лицо России и существенно повлиять на ее даль­нейшее социальное развитие. Даже ограничение круга полно­правных в политическом отношении граждан только шляхет­ством в этих условиях было большим шагом вперед. К тому же хотя бы и глухой форме говорилось и о правах других сословий (разумеется, не считая крепостных крестьян), дела которых должны были решаться с их полноправным участием. В после­дней оговорке, пожалуй, и сказывается влияние голицынского проекта создания сословных палат. Логика дальнейшего разви­тия неизбежно повела бы к постепенному усилению роли тре­тьего сословия. Примерно так, как было в Швеции этого вре­мени. Аристократия в Швеции более, чем в России, кичилась своим происхождением, но третье сословие благодаря нали­чию значительных капиталов уверенно забирало в свои руки те сферы, которые давали более всего прибылей.

Однако после подписания Анной Иоанновной Кондиций верховники не успели осуществить свои начинания.

25 февраля группе дворян, в числе которых были Черкас­ский, только что примкнувший к ним генерал-фельдмаршал Трубецкой и Татищев, удалось проникнуть во дворец с чело­битной.

Челобитная вовсе не свидетельствовала о желании дворян­ства вернуться к самодержавной форме правления. В ней выра­жалась благодарность за то, что Анна «изволила подписать пун­кты». «Бессмертное благодарение» было обещано Анне и от по­томства. Дворян не устраивало лишь то, что столь полезное начинание осуществляется скрытно Верховным тайным сове­том. Чтобы рассеять «сумнительство», челобитчики просили со­зыва чего-то вроде учредительного собрания от генералитета, офицерства и шляхетства по одному или по два человека от фамилии для решения вопроса о форме государственного правления.

Анна была осведомлена о намерении сторонников восста­новления самодержавия. Но текст челобитной был настолько для нее неожидан, что она готова была его отвергнуть. Подпи­сать челобитную посоветовала Анне ее старшая сестра Екате­рина. Чем она при этом руководствовалась — трудно сказать. Отношения между тремя сестрами были далеко не идилличес­кими. Анна не любила сестер, особенно Екатерину, которая отличалась и большим умом, и большей энергией, чем Анна. Но Анна боялась ее и потому слушалась. Конституционалистам, ничего не оставалось, как присоединиться к другой челобит­ной, в которой, вслед за просьбой принять «самодержавство», излагались пожелания допускать дворянство к выборам высших должностей и «форму правительства государства для пребуду-щих времен ныне установить». Но те, кто надеялся соединить самодержавие с принципами представительного правления и законностью, могли немедленно убедиться в несбыточности своих надежд. Анна приказала разорвать Кондиции на глазах верховников и других высших должностных лиц. Ни о каком обращении с ее стороны к дворянскому «всенародию» не мог­ло быть и речи.

Закончился уникальный в истории России политический эксперимент: пятинедельный период конституционной монар­хии. Восторг и ликование изливали теперь те, кто, по выра­жению Артемия Волынского, наполнен был «трусостью и похлебством». Клеймили зачинщиков противного богу и при­вычного течению дел плана политического переустройства об­щества. Дрогнули и Долгоруковы. Они готовы были опередить монархистов с преподнесением Анне полного самодержавия. И кажется, только Дмитрий Голицын не отступил от однажды занятой позиции. «Пир был готов, — говорил он после 25 фев­раля. — Но гости были его недостойны. Я знаю, что беда обру­шится на мою голову. Пусть я пострадаю за отечество. Я стар, и смерть не страшит меня. Но те, кто надеется насладиться мои­ми страданиями, пострадают еще более». Это был пророческий взгляд на грядущую бироновщину.

§ 3. Усиление власти дворян. Политика просвещенного абсолютизма

Вторая половина XVIII в. — это торжество крепостничества и дворянства, торжество абсолютизма. Социально-экономичес­кой базой укрепления абсолютизма было укрепление положе­ния дворянства. В этот период права дворянства были расшире­ны, в том числе и в таком важном вопросе, как земельный вопрос, отменены ограничения в праве наследования земель­ных владений.

Россия во второй половине XVIII в. была феодально-крепост­ническим государством — органом прямой диктатуры дворян-крепостников. Внутренняя политика правительства 50—60-х гг. XVIII в. преследовала цель укрепить господство дворянства в условиях развития буржуазных отношений и обострения клас­совой борьбы. Эта политика вошла в историю как политика просвещенного абсолютизма.

В XVIII в. подобная политика осуществлялась почти во всех европейских странах (Пруссия, Швеция, Австрия, Испания, Дания); она была связана с развитием буржуазных отношений в недрах и при условии господства феодально-крепостничес­кой системы хозяйства. Родившись как стремление ликвидиро­вать возникавшее противоречие между крепостничеством и формирующимся капиталистическим укладом, политика про­свещенного абсолютизма была призвана противопоставить ре­волюционно-демократическим преобразованиям общества уст­ранение отгнивших феодальных институтов сверху, самим мо-^архом. Естественно, что при таком подходе к проблемам общественного развития ключевые позиции в государстве оста­вались по-прежнему в руках дворянства. Теоретики просвещен­ного абсолютизма приглашались монархами на службу. Монархи переписывались с ними и сами сочиняли политические трактаты. Законодательство этого времени преисполнено дема­гогическими разговорами об «общем благе», «всенародной пользе», заботе государства о нуждах «всех верноподданных». Однако «общее благо» понималось не в смысле политики, на­правленной на улучшение положения трудящихся, а как сред­ство обеспечения наилучших условий для господства дворян-крепостников.

Политика просвещенного абсолютизма по своей сути выс­тупала как метод удержания в повиновении народных масс.

Крах социальной политики Петра вызвал еще большее дав­ление со стороны дворянства, стремящегося обрести прежнее положение в стране. Главным предметом давления стала Табель о рангах. Согласно одному из ее положений, каждый поступа­ющий на государственную службу должен начинать ее с перво­го ранга независимо от происхождения. В случае военной карье­ры это значило начинать службу рядовым солдатом. Но уже в 1731 г. был создан Кадетский корпус, выпускники которого сразу становились офицерами; только сыновья дворян могли быть учениками элитарного военного заведения. Другим указом Петра I была установлена обязанность пожизненной службы государству. Здесь тоже разгорелась борьба. В 1734 г. императрица Анна (1730—1740 гг.) ограничила срок обязательной государ­ственной службы для дворян до 30 лет, а два года спустя — до 25 лет. Наконец, Петр III (1761 — 1762 гг.) ликвидировал эту обязанность вообще. Наоборот, кто добровольно брался за ее исполнение, получал льготы и привилегированное положение. В 1758 г. императрица Елизавета (1741 — 1761 гг.) окончательно подтвердила исключительное право дворян на землевладение. Дворянином считался тот, кто мог доказать свое дворянское происхождение. Это потребовало ведения книг с описанием ге­неалогических древ. В них наряду со столбовым дворянством за­писывали людей, «назначенных» дворянами государством. В 1764 г. Екатерина II (1762—1796 гг.) распорядилась, что каж­дый государственный чиновник, прослуживший в одном ранге не менее семи лет, автоматически переходил в следующий ранг.

Так закрутилась в России бюрократическая карусель. Вскоре срок службы в одном чине был сокращен, а в конце XVIII в. была установлена автоматическая система перевода в следующий ранг не по критерию квалификации чиновников и офице­ров, а по критерию выслуги лет. Ранг давал право его обладате­лю занимать определенный пост в государственной иерархии независимо от того, обладал ли кандидат на должность надле­жащей квалификацией или нет. В большинстве случаев ни о ка­кой квалификации не могло быть и речи. Так идея Петра I пре­вратилась в собственную противоположность. С социальной точки зрения государство привязывало к себе дворян-чиновни­ков крепчайшим узлом: нет более верноподданного политичес­кой власти чиновника, чем бездарный чиновник. Социальный смысл Табели о рангах заключался в том, что люди без разли­чия происхождения и сословной принадлежности могли стать дворянами благодаря государственной службе. Занимаемый ранг становился фактором социального положения индивида.

При Петре I и последующей веренице русских царей госу­дарство почти на полтора столетия соглашается с тем, что су­ществует слой частных собственников, а обладание властью не является единственным и исключительным правом на соб­ственность. Однако государство не становится выразителем ин­тересов класса частных феодалов, как это имело место в клас­сическом рабовладельческом и феодальном обществах. К рус­скому обществу неприменима марксова схема, по которой верховный феодал становится просто выразителем интересов множества мелких феодалов, поскольку не было таких перио­дов в русской истории, когда интерес государства приспосаб­ливался к частным интересам собственников. Взаимодействие между ними было неравноправным.

Русское общество было экономическим обществом в том смысле слова, что господствующим классом в нем был класс собственников производительных сил. Но иерархия власти су­ществовала в рамках данного класса, а не вне его. Эта иерархия связала распоряжение производительными силами с распоря­жением средствами насилия. Русское государство выражало ин­терес класса распорядителей производительных сил.

Период стабилизации социальной системы государственно­го феодализма был периодом все большей экономической стагнации России. В рамках этого периода большинство проек­тов социальных реформ исходило от слоя частных феодалов. Подобные проекты могли быть самыми мелкими (например, проекты освобождения крестьян в собственном имении) и самыми крупными (проекты дворянских революционеров). Все они отвергались верховным феодалом-государством. Из боль­шинства проектов не выходило ничего, а их жизнь кончалась в момент написания. Даже либеральничающий царь Александр I не давал согласия на осуществление мельчайших изменений (например, в 1816 г. несколько десятков помещиков подали царю предложение изменить статус своих подданных, причем не освобождая их от всех существенных обязанностей — царь отказал). Отказы были тем более решительными, чем большей широтой отличались намерения составителей проектов. А наи­более широкие проекты декабристов закончились виселицей и каторгой.

Экономические реформы могли нарушить сложившееся по­ложение вещей, ибо состоятельные граждане становятся более капризными, поэтому государство не имело никаких матери­альных интересов в реформировании системы крепостного права и отбрасывало любые проекты. Едва оно увидело в этом свой интерес, как реформа была проведена даже вопреки со­противлению частных феодалов.

Если интерес всякой власти заключается в подчинении граждан, то право в западной традиции ограничивает реализа­цию этого интереса и является формой защиты гражданина от власти. Власть в странах Запада вынуждена была принять это ограничение под давлением феодальной, а затем и буржуазной собственности. Такое давление отсутствовало в России. Вначале собственность, а затем и дворянство как класс были «огосударствлены». Поэтому неудивительно, что Русское государство не приняло ни идею, ни систему правового государства. Это про­тиворечило элементарным интересам русской власти.

Ф. Энгельс отмечал, что государство было правительствен­ным представителем всего общества, воплощением его в фор­ме определенного совокупного тела. Но государство было та­ким телом лишь в той степени, в которой оно выступало пред­ставителем класса, олицетворяющего в данную эпоху все общество. В древности оно было государством граждан-рабовла­дельцев, в новое время — государством буржуазии.

Россия уже в период феодализма, связав в руках государства власть с собственностью, достигла того состояния, к которому страны Запада пришли лишь в период позднего капитализма. Силы, которые гарантировали значительную роль государства при феодализме, в процессе развития объединились с силами, определившими растущую роль государства при капитализме. В результате такого объединения Россия пробежала через ка­питализм так, как будто ее тянул «локомотив истории». Однако вопреки утверждениям советских коммунистов, начиная от В. И. Ленина и И. В. Сталина, русский рабочий класс, как пока­зала история и современность, не был этим локомотивом.

§ 4. Экономическая функция государства XVIII в.

Русское государство стояло на страже феодального порядка до тех пор, пока такой порядок казался нерушимым и един­ственно возможным. В России он формировался в ходе длитель­ной борьбы властителей-собственников с обычными собств'ен-никами. Однако подспудные экономические процессы посте­пенно делали положение обычных собственников все более шатким. Поэтому государство возвратилось к политике первого российского императора, стремившегося подчинить государ­ству и этот слой, едва для того возникали надлежащие обстоя­тельства.

При обсуждении вопроса о переходе от феодализма к капи­тализму в России историки указывают примерно те же источ­ники первичного накопления, что и в странах Запада. Различие состоит только в акцентах. С теоретической стороны процессы перехода тоже кажутся аналогичными: происходит эволюция в промышленно-городской системе, возникает рынок, сельское хозяйство приобретает все более товарный характер. В конце концов возникает необходимость освобождения рабочей силы для потребностей промышленности и подчинения феодальных отношений собственности капиталистическим отношениям, которые возникли в городской промышленности. Однако рус­ский государственный феодализм был весьма специфичен. Наиболее полный перечень источников первоначального на­копления в России таков: