Тематический план 24 страница

Коммендационные отношения касались не только личной службы или других обязанностей. В том случае, когда основным достоя­нием и богатством коммендирующегося была земля, надел, покро­вительство означало включение подвластного в структуру поместья-виллы путем обратной условной передачи ему его надела в прекарий (precarium — переданный по просьбе). Отдающийся под покровительство отныне был уже не полноправным владельцем сво­его надела, а временным или пожизненным пользователем. Услови­ями этого пользования становились выполнение личных или натуральных повинностей.

Конкретное содержание таких отношений господина (им мог быть и коллективный собственник — монастырь, епископия) и нового подвластного зависело от той или иной формы института прекария. Прекарий данный (p. data) означал закрепление пе­редачи надела (возможно, и небольшого поместья) тому, у кого ра­нее не было его в реальном владении, либо он его лишился, под ус­ловием несения повинностей наравне с прочими несвободными де­ржателями. Такой прекарий следовало возобновлять каждые 5 лет, либо собственник имел право изгнать прекариста с земли. Пре­карий возвращенный (p. oblata) означал закрепление по­винностей и службы за тем, кто сам (вынужденный жизненными об­стоятельствами) передавал надел более крупному владельцу и по­лучал его обратно под обязанность выкупить в течение нескольких лет (обычно семи); если этого не происходило, то он считался пол­ностью и навечно перешедшим во владение крупного собственника. Наконец, прекарий с вознаграждением означал по­лучение большего по размерам, чем свой прежний, надела (на цер­ковных землях обычно втрое, включая собственный) под обязанно­сти традиционного держателя земель, но с гарантией под потерю собственного поместья или надела.

Прекарные отношения создавали особую личностно-правовую связь с крупным владельцем земли и в значительной степени вы­свобождали из-под власти государства. Так, например, в IX в. в Италии распространение прекария стало средством избежать обяза­тельной в империи Каролингов воинской службы свободных: под­властные были от нее освобождены. В правовом отношении прека­рий был завуалированной формой кредиторства под различные ус­ловия. Но главнейшим итогом его становился прочный патро­нат со всеми вытекающими отсюда следствиями в отношении но­вого подвластного.

К несколько меньшей зависимости, не связанной с полной утра­той личных прав и собственного статуса, вело получение земель в бенефиций (в благодеяние) от крупного владельца, обладав­шего не только особым земельным богатством, но и особым право­вым статусом (от короля или епископа, монастыря и т. п.): «Тот, кто получит бенефиций от человека, которому он комментирует себя, должен будет оказывать ему все то повиновение, которое подобает от людей их сеньорам». Это, помимо прочего, был еще один исторический путь правового подчинения мелкой собственно­сти более крупной, включения все большего числа ранее индивиду­ально независимых лиц в орбиту связей поместья-виллы либо — на тех же формальных основаниях патроната — королевского домена.

Сосредоточение мелких владельцев, собственников и зависимого населения вокруг крупных обладателей было обусловлено еще и те­ми особыми правами, которые получали от центральной власти эти магнаты, — неприкосновенностью, административной независимо­стью, иммунитетом.

Феодальный иммунитет

Вообще само понятие иммунитета и связанных с ним правовых реалий принадлежит еще Римской империи — от лат. immunitas (сво­бода от munitas — повинностей). Такой свободой наделялись, во-первых, императорские поместья, а во-вторых, поместья-вил­лы частных лиц, тем или иным образом снискавших себе осо­бые привилегии по императорскому указу. В эпоху варварских королевств (до становления в них собственных принципов пра­вового регулирования отношения собственности) франки, герман­цы приобретали себе иммунитетный статус тем, что (1) ста­новились владельцами бывших римских поместий, ранее обла­давших иммунитетными привилегиями, (2) получали от короны в собственность или в держание бывшие королевские (императорские) поместья, (3) получали заново специальные привиле­гии, иногда связанные не только со свободой от повинностей финансового порядка. Поскольку финансово-податная система была в значительной степени унаследована от империи, то прежние иммунитетные привилегии просто вписывались в новый административный режим.

С самого начала более широким стал иммунитет церковных вла­дений. Церковь признавалась вправе освобождать своих привержен­цев, служащих и подвластных от финансовых и натуральных повин­ностей в пользу государства, осуществлять в отношении них судеб­ную власть и общее управление их делами. Такие права не касались воинской обязанности, обязанности нести сторожевую службу и участвовать в постройке мостов. Все судебные штрафы, полагавшие­ся за те или иные провинности, шли в распоряжение иммуниста — монастырю, вотчиннику и т. п.

Иммунитет мог иметь или всеобщее значение, или касаться только конкретных привилегий или определенных сторон вотчин­ных прав. Так, в Германии вошло в практику пожалование иммунисту частичного королевского банна, т. е. доли коро­левских полномочий в отношении конкретного владения или группы владений: охотничьих, рыночных, судебных. Такое право осуществ­лять в свою пользу сборы и права, шедшие ранее в королевскую казну, способствовало обогащению иммуниста и возрастанию его значения в подчиненной округе. С иммунитетными пра­вами приобреталась, по сути, полноценная власть над округой, которая как бы сливалась с персо­нальным владением, вотчиной.

Внешнее содержание иммунитета состояло в том, что, передав исполнение тех или иных функций вотчиннику, верховная власть запрещала своим местным агентам, управителям, вмешиваться в осуществление этих полномочий и, по существу, выводила из-под их контроля часть территории. «Мы постановляем, — гласила одна из типичных иммунитетных грамот меровингской эпохи, — чтобы ни одно государственное должностное лицо не позволяло себе всту­пать в эти земли... Мы воспрещаем вам, наши уполномоченные, вступать в эти владения». Иммунитет оформлялся обычно двумя грамотами, издававшимися «для мира и порядка» (Эдикт Хлотаря, 614 г.). Одна грамота выдавалась иммунисту, причем считалось, что это — привилегия строго личная и ее переход по наследству составляет предмет для последующих правовых решений и специ­ального узаконения (хотя могли быть и изначально «вечные» имму­нитеты). Другая направлялась в адрес местных управителей, с тем чтобы реально сократить их полномочия — в позднейших королев­ствах обычно это было предписание графу, причем с конкретным перечислением тех прав, которые он более не имеет возможности осуществлять на землях иммуниста: «Ты не должен больше вступать в пределы данного владения, не будешь разбирать их тяжбы, ни взимать судебные пени, ни собирать налоги, каковы бы они ни были, ни производить реквизиции; ты не будешь там более пользо­ваться правом крова и продовольствия [т. е. постоя в домах], ни прибегать к принудительным мерам по отношению к кому бы то ни было, ни требовать военного сбора...»

Иммунитет был своего рода подразумеваемым договором: коро­левская власть отказывалась от осуществления ею государственных полномочий в пользу иммуниста, а тот как бы брал на с е -б я все государственные дела,, повинности и обязанности с этой территории. По-видимому, и выгоды были взаимными, ибо все это находилось строго в рамках наличной служебной и государственной иерархии. Иммунитеты выдавались всегда только по личной прось­бе и только крупным землевладельцам. Корона отказывалась толь­ко от пользования своими правами, но вовсе не прекраща­ла действия самих этих прав на той или другой территории. Выда­ча иммунитета подразумевала, что между короной и владельцем установились особые отношения взаимного признания прав и обя­занностей, верховенства и подчиненности. Эти отношения строго личного свойства получили название сюзеренитета-вассалитета.

Вассалитет

Рождение вассальных отношений также произошло в социально-правовом строе Франкской империи. Одним из самых древних известных вассалитетов считается факт отдачи в покровительство королю франков герцога Тассильона III (VIII в.), который передал себя «в руки короля», обещая верность. Оформление вассальных обязанностей и, соответственно, принятие на себя другой стороной прав и обязанностей сюзерена осуществлялось актом наложения руки (hommage). Это личное подчинение дополнялось религиозной клят­вой в церкви, в присутствии священнослужителей.

Обычно вассальное подчинение принимали на себя (1) те, кто жили в семействе короля (в его дворце) и исполняли различные дворцовые службы или миссии, если были свободными лицами; (2) те, кто были снабжены поместьями или доменами за счет и внутри королевского домена; например, графы обязательно становились вассалами королей, принимая на себя управление и начальствование территорией королевства.

Первоначально (вторая половина VIII в.) вассалитет означал лишь своего рода отрицательную верность сюзерену: не при­чинять вреда, уважать жизнь, имущество короля (или другого), не совершать действий, «колеблющих королевство». В эпоху каролингской империи утвердился принцип положительной верности: главное в обязанностях вассала — исполнять королевские указы, участвовать в армии как подчиненные воины. Ближайшие вассалы (из состава дворца), кроме того, как правило, обязывались лично служить королю, помогать ему «советом и делом» в управлении. До­пускалось, что в случае нарушения вассальной присяги, преступле­ний и т. п. мог быть суд сюзерена над вассалом (однако запрещалось наказывать вассала палками или иным битьем, что отличало их от несвободных подвластных). Суд должен был проходить и осуществ­ляться при участии других вассалов того же сюзерена. Мог быть и суд вассала против сюзерена (сеньора), если были обоснованные по­дозрения в том, что господин хочет убить, побить дубиною, опозо­рить жену или детей вассала, отнять его имущество. Сюзеренно-вассальные отношения как бы смешивались с прежними родствен­ными и патронатными: выкуп за убитого вассала мог получать и его сюзерен-покровитель.

Примерно с XI в. вассалитет стал означать признание и иммунитетных полномочий сюзерена, если речь шла не о короле, в от­ношении и вассала, и территории его: «...Не умалять, т. е. не пося­гать на имущества и владения сеньора (тайну его замков), на его персону и его честь, его прерогативы, если он исполняет права публичной власти». В развитие прежних традиций прекария-бенефиция другой стороной вассалитета было пожалование сюзереном во владение фьефа, манора, лена (во Франции, Англии, германо-итальянских землях соответственно). С XII в. на эти земли стал составляться письменный акт — инвентарь, который стано­вился правовой формой заключения вассальных отношений. Соеди­нение лично-служебных отношений с признанием взаимных прав по поводу земельной собственности — пожалованной вотчины (од­ному — номинальное господство, другому — реальное, полез­ное) — с одновременным встраиванием этих отношений в распре­деленную систему государственной власти на основе иммунитетов и означало завершение исторического становления нового поряд­ка — феодализма. В отличие от государственно-распределительной системы древневосточного общества и античного полурабовладельческого уклада феодализм включал в государственный быт значи­тельно большее количество людей (в том числе и в правовые отно­шения по поводу собственности). В этом и состоял исторический шаг в развитии общества новой эпохи.

§ 25. Раннефеодальная государственность в Британии

Образование варварских королевств

Коренное население Британии — бритты (кельты) — к началу I тыс. находилось под господством Римской импе­рии. Разрозненные племена переживали стадию формирования у них надобщинной администрации. Включение бриттов в налоговую и военно-служилую систему империи ускорило и видоизменило этот процесс. С распадом Римской империи «жители острова Британии соединились с некоторыми кельтскими народами, чтобы отложиться от римской власти и, не повинуясь более римским законам, жить по собственному усмотрению, — записал немного позднее этих собы­тий летописец. — Итак, британцы взялись за оружие, освободили свои общины от угрожавших им варваров»[40]. Военная борьба за само­стоятельность к IV — V вв. продвинула процесс усиления власти во­енных вождей и начал военно-демократического строя.

В середине VI в. самостоятельное развитие бриттских общин было прервано: с континента вторглись германские племена англов, саксов и ютов. Вековая борьба с вторжением (оставшаяся в мировой культуре мифами о рыцарях «круглого стола» и короле Артуре — полулегендарном вожде Амвросии, около 500 г.) окончилась поражением. В Британии установилось господство англосаксов. Однако еще в VII в. сохранялись обособленные племенные объединения (королевства) бриттов.

Англосаксонские завоеватели находились только на стадии надобщинной администрации, у них не было королевской власти, а первые предводители были более вождями, древнегерманскими герцогами. Немногим на более высокой стадии развития в политическом отношении были и бритты. Образовавшиеся к VI — VII вв. объединения были только протогосударствами варварского типа. Однако (в отличие от вестготов, франков или лангобардов в Европе) почти отсутствие влияния римских государственных институтов предопределило слабость государственных начал. Только в VI в. появляются первые короли с почетными правами, подчиненные им дружины. Важную роль в ускорении государствообразования сыграло распространение христианства в Британии (591 — 688 гг.). Ото­рванность от римского центра с самого начала сделала для британских епископов более важным покровительство королей. В конце VII в. церкви было предоставлено освобождение от налогов и повинностей, другие привилегии.

К началу VII в. в Южной Британии сформировалось 19 протогосударственных объединений со своими «престолонаследиями». Постепенно наибольшее влияние и значение приобрели 7 — 8 протогосударств — самыми крупными и устойчивыми были Нортумбрия, Мерсия, Эссекс, Уэссекс, Кент (различавшиеся еще и этнически). Временами королевства признавали доминирование одного из них в общем условном союзе, главы таких временных объединений прини­мали особый титул брэдвальда. Но в целом Британия состав­ляла т. н. «семикоролевье» (гептархию).

В рамках гептархии на протяжении VII — IX вв. постепенно за­вершился процесс перерастания протогосударств в ранние государст­венные образования. С одной стороны, этот процесс был выражен в росте прав и значения королевской власти. Если в VII в. королей рассматривали как одного из членов племени, посягательство на которого— вид родовой «обиды» и должно быть выкуплено, то к VIII — IX вв. за королями признаются уже зачатки публичных полномочий: право приказывать, карать, судить, руководить общинными властями и своими порученцами. Признается особое право королей покро­вительствовать — в результате этого формируется особый круг (ближних и дальних) приближенных королей, занимающих осо­бое место в обществе, по-особому охраняемых правом. Узурпируя родоплеменные права, короли производят пожалования — прав, а по­том и земель. С другой стороны, процесс становления ранней госу­дарственности выражался в появлении государственной организации: администраторов, налогов, принудительной власти. Особо важное значение в становлении ранней администрации имела церковь: в си­лу особых связей с королями церковным руководителям доверяются многие публичные функции. Одновременно формировались королев­ский двор и иерархия военно-служилых чинов, которым доверяется управление на местах и выполнение королевских поручений, сбор налогов. В VIII в. за королями признается безусловное высшее право (сродни прежнему римскому imperium) повелевать. Королевское за­конодательство становится постоянной функцией власти. На рубеже VII — VIII вв. в связи с ростом законодательного регулирования рас­ширилась сфера государственного (королевского) суда, запрещались действия без суда. Вышли из употребления народные собрания и дру­гие пережитки военно-демократических порядков.

К началу IX в. политическое лидерство в Южной Британии пе­решло к наиболее мощному из гептархии королевству — Уэссексу. В правление короля Эгберта (802 — 839 гг.) королевство добилось гегемонии над всеми другими. Такое доминирование обеспечило ус­коренное становление государственной королевской власти: возвышение короля уже и над родовой и территориальной знатью, введение в право наивысших наказаний за посягательства на коро­ля. Для единого правителя при помощи церкви вводится процедура помазания на царство (сродни франкам) — король отны­не символизирует правителя Божией милостью с соответст­вующими верховными правами в отношении всех подданных. Окон­чательное укрепление государственности пришлось на конец IX — сер. X в., когда сложилось единое Англосаксонское королевство с новой социальной иерархией и упрочившейся ранней территориаль­ной организацией (взамен племенных объединений).

Начало феодализации общества

До VII в. сформировавшееся в итоге завоевания германо-кельтское общество было слабо дифференцировано. Наряду со свободными общинниками древние законы упоминали полусвободное население и рабов — что было типично для германцев на стадии догосударственного быта. Практически отсутствовали столь исторически важные для процесса феодализации на континенте частные земельные владения — поместья, виллы и т. п. Социальное расслоение не предвосхищало образование государственной иерархии, а происходило по крайней мере параллельно с ним, иногда в наибольшей степени завися от политики власти, — в этом была одна из показательных особенностей формирования раннефеодальной государственности в Британии. С VII в. фактором, усугубившим социальное и этническое разобщение, стала церковная организация: христианство ранее других приняли германские племена, а местные народы долго сохраняли пережитки язычества и кельтских верований.

В период протогосударств официальное расслоение, обусловлен­ное местом в военно-дружинной иерархии и близостью к королям, дополнилось размежеванием на основе земельных владений. Земля считалась как бы общим достоянием (folkland), право распоряжать­ся которым постепенно присвоили себе короли. С VII в. в практику вошли земельные пожалования от имени королей членам вначале своего рода, а затем и пользующимся покровительством короля (bokland). Эти пожалования предоставлялись под условием выпол­нения определенных обязанностей государственного и личного характера (сродни континентальному бенефицию). Пожалование со­провождалось утверждением за получателем (таном) некоторых иммунитетных прав, налоговых и судебных полномочий над по­лученной землей и предоставленными ему во власть людьми. «За­кон тана состоит в том, чтобы он пользовался своими правами, полученными по грамоте, и исполнял три обязанности со своей земли: участие в ополчении, в восстановлении крепостей и в строительстве мостов» («Трактат об управлении», X в.). Наиболее значительные пожалования были адресованы церкви, которая, в свою очередь, об­разовала как бы вторичный круг зависимых от нее держателей. Но в силу признанного патроната над церковью короли стояли бесспорно во главе всей образующейся иерархии собственнических и служило-личных связей.

В IX — X вв. наиболее постоянные пожалования превращаются уже в вотчины (маноры), в которых наряду со свободными живут и зависимые крестьяне-гебуры. Бывшие свободные кре­стьяне перешли на положение генитов и обязывались испол­нять поземельные повинности, платить натуральные налоги, «ук­реплять господский дом, принимать приходящих в деревню, платить церковную подать и милостыню, нести охрану и конную охрану, ез­дить с поручениями, куда будет приказано». Гебуры были заняты на барщине по нескольку дней в неделю, а кроме того, исполняли и на­туральные повинности. В IX в. начали вводиться запреты на перехо­ды земледельцев с одного владения на другое. В X в. закон предпи­сал всем свободным принудительную коммендацию: каждый должен был избрать себе глафорда (господина, покровителя), с кото­рым установить вассальные отношения. Отдельные королевские полномочия, особенно судебные и финансовые, стали передаваться держателям крупных вотчин-маноров в праве иммунитетных приви­легий.

В период расцвета Англосаксонского государства под влиянием правовой политики королей там сформировался своеобразный со­словный строй, в равной мере основанный на традиционных приви­легиях знати и на различии поземельных прав. Высший слой состав­ляли великие таны (богатые вотчинники и влиятельные дру­жинники); они, как правило, располагали собственной юрисдик­цией, что было важнейшим из их феодальных прав. Наравне с ними (по правовому положению, охране жизни и чести, поземельных прав, по финансовым и судебным привилегиям) стояли еписко­пы и аббаты, держатели крупных земельных пожалований церкви. Второй по значимости социальный слой представляли ме­стные таны — держатели земель от короля, обязанные нести военную службу. Сходным правовым статусом обладало и местное священство. Все они — великие таны, духовенство, таны-рыцари — объединялись в общее понятие знати — эрлы. В этом отношении они противополагались мелким землевладельцам — кэрлам, которые хотя и обладали собственными землями, но не стояли в прямой зависимости от короля и потому находились под руководст­вом местной знати. Впрочем, и эрлы, и кэрлы в равной мере могли располагать правами патроната в отношении подвластных (разуме­ется, разной значимости), им могли коммендироваться и т. д.

Феодализация англосаксонского общества и государства была своеобразной. Более значительным, чем в континентальной Европе, здесь оставался слой самостоятельных держателей земель. Иммунитетные права в большей мере использовались для передачи управле­ния и суда на места в общегосударственных нуждах, нежели для фе­одальной обособленности. Это предопределило и особенности ранней государственной организации сравнительно с другими варварскими королевствами: слабое развитие королевского централизованного управления и, с другой стороны, раннее обособление местного управления и судов.

Ранняя государственная организация

По своей внутренней организации Англосаксонское государство было в целомродственно варварским королевствам континентальной Европы: государственно-политические отношения сосредотачивались в институте королевской власти. Лично-служеб­ные отношения с королем как высшим покровителем, лордом, номинальным обладателем общегосударственных земель подменяли в немалой степени отношения государственно-административные и правовые.

Король считался носителем высших полномочий, его личность и права пользовались особой охраной права. Ему безусловно принад­лежала законодательная власть, право высшего суда, право назначения должностных лиц, которым население обязано было повино­ваться. От имени короля и под его гарантию происходило наделение землями из общественного фонда — главным образом церкви и час­тным владельцам. Из этого права короля распоряжаться землями страны вытекали его особые прерогативы: верховное распоряжение гаванями, пристанями, большими дорогами, копями; исключительно короне принадлежали клады, потерпевшие крушение корабли. Одним из важнейших в хозяйственном отношении и выгодным в эко­номическом было исключительное право короля на все леса страны. Королю принадлежало право на труд населения, т. е. на привлече­ние к общественным работам, право на конфискованное имущество. Из верховных полицейских полномочий короля по поддержанию об­щественного порядка произошло право на сбор пошлин в пользу короны (прямых налогов в королевстве не было). Короли осуществляли патронат над церковью, вследствие чего могли вмешиваться и во внутренние дела церковных округов, в назначения на церковные должности. Имущество короля подлежало большей правовой охране, чем имущество других сословий. Власть королей не была, однако, полностью наследственной: наделение нового короля государственными полномочиями имело вид избрания его верхушкой высших сословий страны.

Королевский двор был практически единственным институтом централизованного управления в стране. Но его структура и взаимодействие с должностными лицами на местах были развиты слабо. Всего во дворце насчитывалось до 24 более или менее стабильных чинов-должностей. Однако большинство из них были почетными титулами для знати, нежели оформившимися функциями центральной администрации. Двор (дворец) составляли главным образом королевские министериалы-дружинники, связанные вассальной верностью и покровительством короля; они выполняли основную массу текущих государственных дел. Стабильные административные фун­кции принадлежали маршалу, ведавшему королевскими ко­нюшнями и вследствие этого конной дружиной, гофмейстеру — управляющему дворцом, кравчему — ведавшему коро­левским столом и, соответственно, поставкой натуральных припа­сов. Наиболее существенную роль в общегосударственном управле­нии из всего двора играл капеллан (из духовных лиц), в под­чинении которого был штат писцов и своего рода дворцовая канце­лярия. Советники из духовных вообще имели особое и большое вли­яние при королевском дворе.

В важнейших политических и государственных делах традиция и система лично-феодальных связей обязывала королей опираться на совет знатных — уитанагемот. Совет сложился достаточно поздно, как бы заменив собой архаичные военно-народные собрания, но его роль и значение были иными (сам термин «уитанагемот» появился лишь в X в., до этого — «гемот»). Уитанагемот не считался выборным органом, а был как бы представительством народа («равных танов»). Формально на совет могли прибыть вообще все таны страны, но реально участвовали приглашенные королем. В VIII — IX вв. число приглашенных не превышало 30 человек, в X в. иногда доходило до 106, как правило, одних и тех же людей. Это были епи­скопы, члены королевского двора, представители короля на местах; в X в. более половины составляли рядовые таны — министериалы и дружинники короля. Только с согласия уитанов король мог начи­нать войну, а главное — передавать земли в частное обладание (та­кие грамоты обязательно подписывали уитаны). Совет не был орга­ном управления, не имел влияния и на королевское законодательст­во. Считалось, что великие таны и высшее духовенство могут су­диться только при участии такого совета. Наиболее существенным из государственно-политических полномочий совета были право на одобрение королевских назначений в высшие церковные должности и одобрение занятия престола новым королем; реально в X в. влия­ние на избрание короля уитанагемота было незначительным. Со временем деятельность уитанагемота стала как бы гарантией невме­шательства короля в местные дела и в полномочия местных должно­стных лиц.

Основой военной организации оставалась всеобщая воинская по­винность для свободного населения, имеющего землю, За неявку на смотр или для участия в походе по призыву короля взимался значи­тельный штраф в королевскую казну. В X в. ополчению был придан в большей степени феодальный характер: лично служить обязыва­лись таны, имевшие не менее 5 гуфов (около 150 га) земельных владений; из них формировались конные или тяжеловооруженные войска. Остальное население разделялось на сотни, и с каждой сот­ни представлялось некоторое количество воинов за общий счет.

Местная администрация строилась одновременно на принципах и традиционного самоуправления, и должностных полномочий на­значенных королем особых лиц. Примерно с VIII в. в королевстве стали образовываться округа для военных, судебных и полицейских («охранение мира») целей. С конца IX в. сформировались граф­ства (shire) как основные территориальные единицы управления. Ко времени расцвета Англосаксонского королевства насчитывалось 32 графства, несколько различавшихся по своему статусу в разных частях Англии.

Во главе графства от имени короля ставился элдормен (герцог, граф). Это был представитель знати, обычно местной, с полномочи­ями вице-короля. Он снаряжал войско и руководил сбором ополче­ния, он председательствовал в судебных собраниях графства, он об­ладал высшей в графстве полицейской властью, в т. ч. имел права регулировать отношения лиц разных сословий. Вторым лицом в графстве был шайр-герефа (от shire-gerefa, позднее отсюда «ше­риф»). Он формально подчинялся элдормену, однако прежде всего представлял короля в управлении его имениями и осуществлял от его имени судебные функции. Шайр-герефа ведал финансовыми и личными делами короля в подчиненном округе, взимал в пользу ко­роны судебные штрафы, ведал розыском преступников и вообще поддержанием общественного порядка. Одной из важнейших функ­ций будущего шерифа уже тогда был надзор за королевскими леса­ми. Шайр-герефа председательствовал в суде сотен, руководил дея­тельностью выборных судей (присяжных).

Самый низший уровень территориальной администрации пред­ставляли сотни (с X в.), управлявшиеся фогтами или герефами; в разных местностях звались они по-разному и обладали разными полномочиями.

Англосаксонские законы

Ранние законы — древнейшие записи правовых обычаев — возникли у анг­лосаксов еще на стадии протогосударства, что было вполне типичным для варварских правд. В отличие от континентальной Европы появление таких записей законов было исключительно делом королевской власти. Записанные в этих законах правила, предполага­лось, были и адресованы только королевским судьям. Со сменой власти утрачивалось и значение прежнего законодательства, и следующий король заново издавал важнейшие постановления для су­дов, повторяя, развивая или изменяя нормы, установленные его предшественником. Так, в законах короля Альфреда Великого (IX в.) было прямо сказано: «Не решился я предать записи большое количество собственных своих постановлений, ибо неизвестно мне, придутся ли они по душе тем, кто будет после нас».