Января. Район расположения штаба дивизии

Вчера присутствовал при допросе пятерых военнопленных гитлеровцев. Старший из них — обер-лейтенант. В серо-зеленой, «на рыбьем меху» (выражение Миссана) шинели, с заостренным лицом, он напоминал затравленную, но не терявшую надежды на спасение лису.

На все вопросы начальника разведки он отвечал с подчеркнутой готовностью и по всему было видно, что ничего не утаивал. Об этом можно было судить и по тем, полным ненависти и подчеркнутого презрения, взглядам, которые бросал в его сторону младший по чину офицер-эсэсовец, не проронивший ни одного слова во время предварительного допроса.

Спустя минуту в палатку вошел Миссан. Зная повадки комдива, начальник разведотделения отошел в сторону, в угол палатки, и там стоял, пока Миссан, улыбаясь в свои пушистые усы, беседовал с пленными.

Разговор комдива с пленными происходил, в сущности, без переводчика, хотя тот и присутствовал здесь же. Для начала Миссан угостил всех пленных папиросами, приговаривая в адрес тех, кто проявлял нерешительность:

«Бери, бери, ариец, таких папирос вы и во сне не видели!»

Когда все закурили, Миссан сказал, обращаясь к пленным:

«Плохо о вас заботится ваше фашистское начальство (переводчик перевел). Вот я вижу на вас шинели. Пфуй, шлехт ваши шинели, — он пренебрежительно потряс полой шинели обер-лейтенанта и выразительно сплюнул в сторону. — А вот у нас, — он отвернул полу нагольного овчинного полушубка переводчика и затем полу своей меховой бекеши, — у нас этак вот, все солдаты и офицеры одеты. Зер гут наши шинели!

Два немца согласно покачивали головами, а обер-лейтенант прищелкнул языком:

«Яволь, герр оберст, зер гут («Так точно, господин полковник, очень хорошие»)» — и даже позволил себе прикоснуться к миссановской шинели.

«То-то, арийцы», — добродушно ворчал Миссан, делая знак начальнику разведки. После этого официальный допрос был продолжен. На этот раз пленных допрашивали каждого в отдельности.

Первым был допрошен Клейн, двадцатилетний верзила. Он словоохотлив, подробно и обстоятельно отвечает на вопросы. Очень старается уверить, что давно собирался добровольно сдаться в плен и только ждал подходящего случая. [368] Лицо Клейна мясистое, лоснящееся. Голова покрыта красным шерстяным платком, завязанным на подбородке. На вопрос: «Зачем воюешь?» ответил без запинки. «Мы нуждаемся в жизненном пространстве, воюем за Украину. Нам нужен хлеб».

Миссан выразительно покачал головой, и все, кроме Клейна, рассмеялись. Видно, крепко вдолбили нацисты в головы своего воинства подобного рода «истины», раз Клейн, не задумываясь, выпалил их даже здесь.

По реакции комдива он понял теперь, что допустил промах. «Кто же твой отец, любитель украинского хлеба?» — спросил Клейна начальник разведки.

«Айн бауэр (крестьянин), — торопливо ответил верзила, обрадованный переменой темы разговора. — Мой отец и я — оба крестьяне, работали от зари до зари», — пояснил Клейн и показал свои измозоленные тяжелым крестьянским трудом руки.

Из дальнейшего допроса выяснилось, что он был младшим сыном кулака, владельца «наследственного двора». За год до начала войны отец умер, и «наследственный двор», согласно статуту фашистского режима, перешел во владение старшему сыну. Младшему пришлось работать батраком у помещика. За несколько месяцев до нападения на Польшу его призвали в армию и там внушили, что и он может стать таким же богатым, как его брат, но что для этого надо завоевать «жизненное пространство», вытеснить или поработить население завоеванных стран и утвердить власть Гитлера в Европе.

Так выглядел один из представителей «расы», претендовавшей на мировое господство... Миссан сидел рядом с начальником разведки, изредка вставлял замечания или задавал вопрос, сопровождая это всякий раз своим любимым присловием, но делал это с такой, располагающей к себе невозмутимостью на лице, что допрашиваемые нередко улыбались, принимая его слова за одобрение их ответов.

Но Миссан не замечал этих улыбок, хотя и смотрел в сторону допрашиваемых. Было видно, что его мысль напряженно работает над сущностью их ответов, над тем, что ему, комдиву, следует предпринять сейчас, когда шли завершающие бои против немецкой пехотной дивизии.

И надо сказать, что решения, принятые Миссаном и на этой стадии боев, были столь же смелыми и тактически оправданными, как и те, которые он принимал раньше.

Когда командование фашистской дивизии, пытаясь разжать стальные тиски советских войск, приказало одному из своих полков проложить обходный путь к важному железнодорожному узлу — ст. Пола. Миссан разгадал этот маневр, и устроившие засаду подразделения нанесли фашистам еще одно серьезное поражение. Не помогли гитлеровцам и брошенные в этом направлении танки и бронемашины. Советские пехотинцы, выбрав удобные позиции, успешно отразили все атаки врага... [369] По проложенной частями 180-и дивизии дороге в тыл врага устремились и другие част 11-и армии. Вскоре была занята ст. Пола, последний важный опорный пункт дивизии врага.

180-я дивизия 11-й армии Северо-Западного фронта, благодаря массовому геройству бойцов и командиров, при умелом руководстве ее командования успешно выполнила поставленную перед нею боевую задачу.

Командир дивизии Иван Ильич Миссан, комиссар дивизии Викентий Викентьсвич Бабицкий, начальник подива Василий Дмитриевич Курылев, командиры полков: майор В. Г. Дорохин (смертельно ранен в бою под д. Большие Волоски в то время, когда поднимал батальон в атаку), Г. И. Чурмаев, подполковник А. И. Кащеев; комиссары полков старший батальонный комиссар М. А. Бусыгин, батальонные комиссары А. Е, Джеджула, Д. И. Пермин, инструктор полка С. М. Березуцкий, лихой разведчик старший лейтенант Рябчиков, лейтенант Куракин, политруки рот А. П. Вормичев (смертью героя пал в бою за Юрьево), М. А. Калинкин, И. П. Бардин, врач Ольга Кравцова, бойцы Иван Брагин (тяжело ранен в бою под деревней Большие Волоски), Панкин, Болтов, Пантелеев и многие, многие другие бойцы, командиры и политработники дивизии вписали яркую страницу в историю боевой деятельности частей и соединений Северо-Западного фронта.