Причины, предпосылки и следствия закрепощения крестьян в России

Процесс закрепощения крестьян в Русском государстве начиная с XV в.: По «Судебнику» Ивана III (1497) крестьяне могли переходить от одного феодала к другому за неделю до и неделю после 26 ноября (Юрьев день), при условии уплаты «пожилого». По «Судебнику» Ивана Грозного (1550), крестьяне могли переходить только в один Юрьев день, размер «пожилого» увеличивался вдвое. В 1581 г. был объявлен первый «заповедный год», когда крестьянам запрещалось переходить к другому хозяину. 1592 г. — составление писцовых книг, куда заносились имена крестьян, горожан, владельцев домов. В 1597 г. были введены «урочные лета», по которым помещик имел право разыскивать и возвращать беглых крестьян в течение 5 лет; 1637 г. — 9-летний срок сыска; 1641 г. — 10-летний срок; 1646 г. — перепись всех крестьян. В 1649 г. Земский собор принял новый свод законов — Соборное уложение. В 11-й главе уложения были отменены «урочные лета» и установлена потомственная зависимость крестьян от помещиков; имущество крестьянина признавалось собственностью помещика и могло быть продано за его долги. Помещик сам наказывал крестьян (кроме государственных преступлений) — крестьянин становился юридически бесправным, его можно было продать, обменять. Укрывательство беглых крестьян наказывалось кнутом, тюрьмой, за убийство чужого крестьянина помещик должен был отдать своего лучшего крестьянина с семьей. Дворяне могли передавать поместье по наследству при условии, что сыновья будут служить, как и отец. Найденные беглые крестьяне принудительно возвращались тем феодалам, от которых они бежали. Во второй половине 17 в. происходит постепенный переход от натурального оброка к денежному оброку и барщине. Таким образом, в середине 17 в. происходит юридическое оформление крепостного права. Крестьяне были подразделены на две большие категории: крепостные и государственные, зависимые от государства. В конце 17 в. 56% крестьян были крепостными, 21 — государственными, 16 — принадлежали церкви, 7% — царскому двору. В это же время постепенно стираются грани между вотчиной и поместьем, между дворянами и боярами. Дворянство усиливается политически и экономически.

2.Предыстория

Впервые задача дойти до города Киева была поставлена Субэдэю ещё Чингисханом в 1221 году:

Субеетай-Баатура он отправил в поход на север, повелевая дойти до одиннадцати стран и народов, как-то:Канлин, Кибчаут, Бачжигит, Оросут, Мачжарат, Асут, Сасут, Серкесут, Кешимир, Болар, Рарал (Лалат), перейти через многоводные реки Идил и Аях, а также дойти и до самого города Кивамен-кермен[2]

Когда объединённое русско-половецкое войско потерпело сокрушительное поражение в битве на реке Калке 31 мая 1223 года, монголы вторглись в пограничные южнорусские земли (Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона называет это первым нашествием монголов на Россию^[3]), но отказались от плана похода на Киев, а затем потерпели поражение в Волжской Булгарии в 1224 году.

В 1228—1229 годах, взойдя на престол, Угэдэй направил 30-тысячный^[4] корпус на запад во главе с Субэдэем и Кокошаем против кипчаков и волжских булгар. В связи с этими событиями в 1229 году имя татар вновь появляется в русских летописях: «сторожеве болгарьские прибегоша бьени от татар близ реки, еи же имя Яик» (а в 1232 году Придоша Татарове и зимоваша не дошедше Великого града Болгарьскаго ^[5]).

«Сокровенное сказание» применительно уже к периоду 1228—1229 сообщает о том, что Угэдэй

...отправил в поход Бату, Бури, Мунке и многих других царевичей на помощь Субеетаю, так как Субеетай-Баатур встречал сильное сопротивление со стороны тех народов и городов, завоевание которых ему было поручено еще при Чингис-хане, а именно-народов Канлин, Кибчаут, Бачжигит, Орусут, Асут, Сесут, Мачжар, Кешимир, Сергесут, Булар, Келет (китайская «История монголов» добавляет не-ми-сы) а также и городов за многоводными реками Адил и Чжаях, как то: Мекетмен, Кермен-кеибе и прочих... Когда же войско будет многочисленно, все воспрянут и будут ходить с высоко поднятой головой. Вражеских же стран там много, и народ там свирепый. Это — такие люди, которые в ярости принимают смерть, бросаясь на собственные мечи. Мечи же у них, сказывают, остры».

Однако, в 1231—1234 годах монголы вели вторую войну с Цзинь, и движение на запад соединённых сил всех улусов начинается непосредственно после решения курултая 1235 года.

На курултае (сейме) в Монголии в 1229 г. решено было послать 30-тысячную армию для завоевания стран к северу от Каспийского и Черного морей; но она почему-то не была отправлена, и только на курултае 1235 г. осуществилось это намерение. Начальство над армией было поручено Батыю, к которому приставлен ноян Субугедай, участвовавший в первом нашествии монголов на Россию…По первоначальному плану Батыю предполагалось дать 30000 войска; нет основания думать, что это число было потом изменено в ту или другую сторону[3].

Аналогично (30—40 тыс. чел.) оценивает численность монгольского войска Гумилёв Л. Н.^[6]. В современной исторической литературе господствующей является другая оценка общей численности монгольского войска в западном походе: 120—140 тыс. воинов^[7], 150 тыс. воинов^[8]

Первоначально Угэдэй сам планировал возглавить кипчакский поход, но Мунке отговорил его^[9]. Кроме Батыя, в походе участвовали следующие чингизиды: сыновья Джучи Орда-Ежен, Шибан, Тангкут и Берке, внукЧагатая Бури и сын Чагатая Байдар, сыновья Угэдэя Гуюк и Кадан, сыновья Толуя Мункэ и Бучек, сын Чингисхана Кюльхан, внук брата Чингисхана Аргасун. О том, какое значение придавали чингизиды покорению русских, свидетельствует монолог Угэдэя в адрес Гуюка, недовольного Батыевым руководством^[2].

Владимирский летописец сообщает под 1230 годом: «Того же года Болгаре поклонишася великому князю Юрью, прося мира на шесть лет, и сътвори с ними мир». Стремление к миру было подкреплено делом: после заключения мира на Руси вследствие двухлетнего неурожая разразился голод, и булгары безвозмездно привели в русские города суда с продовольствием. Под 1236 годом: «Приидоша Татарове на Болгарскую землю и взяша славный Великий град Болгарский, избиша всех от стара и до юна и до сущаго младенца и град их сожгоша и землю всю их поплениша». Великий князь Юрий Всеволодович Владимирский принял на своей земле булгарских беженцев и расселил их по русским городам^{[ источник не указан 165 дней ]}. В 1236 году Юрий Всеволодович Владимирский не послал войска в помощь волжским булгарам, а его младший брат Ярослав Новгородский захватил Киев.

Одним из последних сражений монгольского войска на границах Волжской Булгарии перед нападением на Русь считается Золотарёвское сражение осенью 1237 года.^[10]

О том, что нападение монголов на Русь в конце 1237 года не стало неожиданным, свидетельствуют письма-донесения венгерского монаха-миссионера, доминиканца Юлиана:

Многие передают за верное, и князь суздальский передал словесно через меня королю венгерскому, что татары днём и ночью совещаются, как бы прийти и захватить королевство венгров-христиан. Ибо у них, говорят, есть намерение идти на завоевание Рима и дальнейшего... Ныне же, находясь на границах Руси, мы близко узнали действительную правду о том, что всё войско, идущее в страны Запада, разделено на четыре части. Одна часть у реки Этиль (Волги) на границах Руси с восточного края подступила к Суздалю. Другая же часть в южном направлении уже нападала на границы Рязани, другого русского княжества. Третья часть остановилась против реки Дона, близ замка Oveheruch, также княжества русских. Они, как передавали нам словесно сами русские, венгры и болгары, бежавшие перед ними, ждут того, чтобы земля, реки и болота с наступлением ближайшей зимы замёрзли, после чего всему множеству татар легко будет разграбить всю Русь, всю страну Русских.

Четвёртая часть монгольского войска оставалась на Дону до возвращения с севера основных сил весной 1238 года^[11], не предпринимая активных действий.

[править]Поход на Северо-Восточную Русь (1237—1238)

Взятие Суздаля монголами. Миниатюра из русской летописи

Взятие Владимира монголами. Миниатюра из русской летописи

Оборона Козельска. Миниатюра из русской летописи

Монголы появились на южных рубежах Рязанского княжества и обратились к русским князьям с требованием дани. Юрий Рязанский послал за помощью к Юрию Владимирскому и Михаилу Черниговскому. Рязанское посольство было уничтожено в ставке Батыя, и Юрий Рязанский вывел свои полки, а также полки муромских князей, на пограничную битву, которая была проиграна.

Юрий Всеволодович послал на помощь рязанским князьям соединённое войско: своего старшего сына Всеволода со всими людьми ^[12], воеводу Еремея Глебовича, отступившие из Рязани силы во главе с Романом Ингваревичем и новгородские полки^[13]. Рязань пала после 6-дневной осады 21 декабря. Посланное войско успело дать захватчикам жестокий бой под Коломной (на территории Рязанской земли), но было разбито.

Монголы вторглись во Владимиро-Суздальское княжество, где их нагнал вернувшийся из Чернигова «в малой дружине» рязанский боярин Евпатий Коловрат вместе с остатками рязанских войск и благодаря внезапности нападения смог нанести им существенные потери (в некоторых редакциях «Повести о разорении Рязани Батыем» рассказывается о торжественных похоронах Евпатия Коловрата в Рязанском соборе 11 января 1238 года^[14]). 20 января после 5-дневного сопротивления пала Москва, которую защищали младший сын Юрия Владимир и воевода Филипп Нянка «с малым войском». Юрий Всеволодович отошёл на север (р.Сить) и стал собирать войско для новой битвы с противником, ожидая полки своих братьев Ярослава (исследователи трактуют это как ожидание новгородских войск^[7]) и Святослава.

Владимир был взят в начале февраля после восьми^[15] дней осады, в нём погибла вся семья Юрия Всеволодовича. Кроме Владимира, в феврале 1238 года были взяты Суздаль, Переяславль-Залесский, Юрьев-Польский,Стародуб-на-Клязьме, Тверь, Городец, Кострома, Галич-Мерьский, Ростов, Ярославль, Углич, Кашин, Кснятин, Дмитров, а также новгородские пригороды Вологда и Волок Ламский.

На поволжские города, защитники которых ушли со своими князьями Константиновичами к Юрию на Сить, обрушились второстепенные силы монголов во главе с тёмником Бурундаем. В течение 3-х недель после взятия Владимира покрыв расстояние примерно вдвое большее, чем за то же время предолели основные монгольские силы, во время осады последними Твери и Торжка (оборона 22 февраля — 5 марта) Бурундай подошёл к Сити со стороны Углича, владимирское войско не успело изготовиться к битве (за исключением сторожи численностью 3000 человек под руководством воеводы Дорофея Семёновича), было окружено и почти полностью погибло или попало в плен (4 марта 1238 года). Однако, монголы и сами «великую язву понесли, пало и их немалое множество». В битве вместе с Юрием погиб Всеволод Константинович Ярославский, Василько Константинович Ростовский попал в плен (впоследствии был убит), Святославу Всеволодовичу и Владимиру Константиновичу Углицкому удалось спастись.

Переяславль-Залесский, центр княжества Ярослава Всеволодовича, лежавший на прямом пути главных сил монголов от Владимира на Новгород, был взят царевичами сообща за 5 дней. При взятии монголами Твери погиб один из сыновей Ярослава Всеволодовича, имя которого не сохранилось. Летописи не упоминают об участии в битве на Сити Ярослава или новгородцев. Исследователями часто подчёркивается тот факт, что Новгород не послал войско на помощь Торжку.

Подводя итог поражению Юрия и разорению Владимиро-Суздальского княжества, первый русский историк Татищев В. Н. говорит о том, что потери монгольских войск во много раз превосходили потери русских, но монголы восполняли свои потери за счёт пленных (пленные закрывали погибель их), которых на тот момент оказалось больше, чем самих монголов (а паче пленённых).^[16] В частности, штурм Владимира был начат только после того, как один из монгольских отрядов, взявший Суздаль, вернулся с множеством пленных.

После взятия 5 марта 1238 года Торжка основные силы монголов, соединившись с остатками войска Бурундая, не дойдя 100 вёрст до Новгорода, от Игнач Креста повернули назад в степи (по разным версиям, из-за весенней распутицы^[17] или из-за высоких потерь). На обратном пути монгольское войско двигалось двумя группами. Основная группа прошла в 30 км восточнее Смоленска, совершив остановку в районе Долгомостья. Литературный источник — «Слово о Меркурии Смоленском» — рассказывает о поражении и бегстве монгольских войск. Далее основная группа пошла на юг, вторглась в пределы Черниговского княжества и сожгла Вщиж, находящийся в непосредственной близости от центральных районов Чернигово-Северского княжества (с этим событием одна из версий связывает гибель четверых младших сыновей Владимира Святославича^[18]), но затем резко повернула на северо-восток и, обойдя стороной крупные города Брянск и Карачев, осадила Козельск. Восточная группа во главе с Каданом и Бури прошла весной 1238 года мимо Рязани. Осада Козельска, где князем был 12-летний внук участника битвы на Калке Мстислава Святославича Василий, затянулась на 7 недель. В мае 1238 года монголы соединились под Козельском и взяли его в течение трёхдневного штурма, понеся большие потери как в технике^[19], так и в людских ресурсах во время вылазок осаждённых.

Ярослав Всеволодович наследовал Владимир за братом Юрием, а Киев занял Михаил Черниговский, сконцентрировав в своих руках таким образом Галицкое княжество, Киевское княжество и Черниговское княжество.

[править]Вторжения 1239 года

В 1239 году монголы вторгались только в пограничные русские княжества эпизодически, в ходе подавления восстаний в Поволжье и половецких степях. Русская летопись, заканчивая повествование о монгольском походе в Северо-Восточную Русь, говорит о том, что с 1 марта 1238 года по 1 марта 1239 было мирно.

Однако зимой 1238/39 г., согласно Тверской летописи, состоялся монгольский поход в Волго-Окский регион, в Лаврентьевской летописи так сообщается о нём:

На зиму. взѧша Татарове Мордовьскую землю. и Муром̑ пожгоша. и по Клѧзмѣ воєваша. и град̑ ст҃ъıӕ Бц҃а. Гороховець пожгоша. а сами идоша в станъı своӕ[20]

Вероятно в этом случае целью монголов были земли эрзи, чей князь отказался покориться монголам ещё в 1236 г. Тогда же монголы разграбили и соседние с мордвой русские земли, которые, по-видимому, не пострадали во время зимней кампании 1237—1238 гг.: Муром, Городец, Нижний Новгород и Гороховец. Л. В. Черепнин (в статье сборника «Татаро-монголы в Азии и Европе», М. 1977, стр. 197) датирует эти события 1239 г., но до взятия Переяславля Русского (ныне Переяславль-Хмельницкий). 3 марта 1239 года один из монгольских отрядов разорил Переяславль Южный. При этом соборная церковь св. Михаила была разрушена, а епископ Симеон — убит.

После осады, 18 октября 1239 года монголами был взят Чернигов (войско под руководством князя Мстислава Глебовича неудачно пыталось помочь городу). После падения Чернигова монголы занялись грабежом и разорением вдоль Десны и Сейма. Гомий, Путивль, Глухов, Вырь и Рыльск были разрушены и опустошены^[7]. С этими событиями одна из версий связывает гибель четверых младших братьев Мстислава Глебовича^[18].

[править]Военные действия против Даниила Галицкого (1240)

Корпус под предводительством Букдая весной 1240 г. был направлен через Дербент на юг, в помощь действовавшим в Закавказье монгольским войскам. Примерно в это же время Батый принял решение отослать домой Мунке,Гуюка и Бури, отношения с которыми у него не сложились. Оставшиеся войска провели перегруппировку, вторично пополнившись за счёт половцев и поволжских народов^[7].

Следующей целью монголов стали русские земли на правом берегу Днепра. К 1240 г. большая их часть (Галицкое, Волынское, Киевское, а также, предположительно — Турово-Пинское княжества) была объединена под властью сыновей волынского князя Романа Мстиславовича: Даниила и Василька.

Не считая себя в состоянии самостоятельно противостоять монголам, накануне вторжения (то есть примерно осенью 1240 г.) Даниил отправился в Венгрию, вероятно, пытаясь склонить короля Белу IV оказать ему помощь. Не добившись своего, он по сообщению Ипатьевской летописи:

...воротился от короля, и приехал в Синеволодское, в монастырь святой Богородицы...и возвратился назад в Угры, ибо не мог пройти в Русскую землю, поскольку мало с ним было дружины.[21]

Позднее он перешёл в Польшу: сначала в Сандомир (где встретился со своей семьёй), а затем в Мазовию, к своему союзнику Конраду. Там же оказался и брат Даниила Василько. В Мазовии князья оставались до тех пор пока не узнали об уходе монголов из их земель.

Первым пунктом на пути Батыя был Киев. Ещё осенью 1239 г., во время покорения Черниговского княжества (по мнению Р. П. Храпачевского это произошло не ранее февраля-марта 1240 года), к Днепру напротив Киева подходилМунке, который, как пишет летопись: «видивъ град̑. оудивисѧ красотѣ его. и величествоу его присла послъı свои к Михаилоу и ко гражаномъ. хотѧ е. прельстити»^[22]. Контролировавший в то время город черниговский князь Михаил Всеволодович ответил тогда отказом на мирные предложения монголов.

Новая попытка овладеть Киевом была предпринята монголами почти год спустя, осенью 1240 г. Батый снова собрал в кулак бывшие в его распоряжении войска. Как, немного смешивая события, сообщает Ипатьевская летопись в его распоряжении были:

братьӕ его силныи воеводъı. Оурдю. и Баидаръ. Бирюи Каиданъ. Бечакъ. и Меньгоу. и Кююкь {...} не ѿ родү же его. но бѣ воевода его перьвъıи. Себѣдѧи богатоуръ. и Боуроунъдаии багатырь иже взӕ Болгарьскоую землю. и Соуждальскоую. инѣхъ бещисла воеводъ[23]

Своё наступление монголы начали с покорения Поросья — области зависимых от киевских князей Чёрных Клобуков. После Поросья монгольские войска осадили Киев^[7].

Относительно сроков и продолжительности осады Киева в источниках есть противоречие. Главный источник по событиям осады — Ипатьевская летопись — не содержит никаких дат. Лаврентьевская летопись под 1240 г. сообщает, что Киев был взят монголами «до Ржс̑тва Гс̑нѧ. на Николинъ дн҃ь»^[24] — то есть 6 декабря. В то же время, согласно сравнительно поздней (XV в.) Летописи Авраамки:

приiдоша Татарове къ Кiеву, Септября 5, и стояша 10 недель и 4 дни, и едва взяша его, Ноября 19, в понеделникъ.

Отдать предпочтение любой из этих дат — сложно. Можно лишь отметить, что едва ли ослабленный усобицами, оставшийся без князя город мог продержаться особенно долго (почти в 10 раз дольше чем, например, столицы других русских княжеств: Рязань и Владимир). В пользу этого умозаключения свидетельствует и известие Рашид ад-Дина, сообщающего о взятии монголами некого крупного города «Манкер-кан» в стране русских и «народа чёрных шапок» (то есть очевидно Чёрных клобуков):

царевичи Бату с братьями, Кадан, Бури и Бучек направились походом в страну русских и народа черных шапок и в девять дней взяли большой город русских, которому имя Манкер-кан[25]

Падение Киева стало знаковым событием — среди правящих кругов Галича и Волыни началась паника. Сидевший в Луцке Михаил Всеволодович снова бежал со своим сыном в Польшу. Туда же бежала супруга князя Даниила и его брат Василько. Правители Болоховской земли изъявили завоевателям покорность.

Владевший в это время Киевом Даниил находился в Венгрии, пытаясь — как и Михаил Всеволодович годом раньше — заключить династический брак с королём Венгрии Белой IV, и также безуспешно (бракосочетание Льва Даниловича и Констанции в ознаменование галицко-венгерского союза состоится лишь в 1247 году). Обороной «матери городов русских» руководил тысяцкий Дмитр. В «Жизнеописании Даниила Галицкого» говорится о Данииле:

...и воротился от короля, и приехал в Синеволодское, в монастырь святой Богородицы…и возвратился назад в Угры, ибо не мог пройти в Русскую землю, поскольку мало с ним было дружины[21].

Дмитр попал в плен. Были взяты Ладыжин и Каменец. Кременец монголам взять не удалось. Взятие Владимира-Волынского ознаменовалось важным событием во внутримонгольской политике — от Батыя в Монголию ушли Гуюк и Мунке. Уход туменов самых влиятельных (после Батыя) чингизидов, несомненно, уменьшил силы монгольской армии^[7]. В связи с этим исследователи^[7][26] считают, что дальнейшее движение на запад было предпринято Батыем по собственной инициативе.

Дмитр посоветовал Батыю оставить Галицию и идти на угров не стряпая:

Не задерживайся в земле этой долго, время тебе на угров уже идти. Если же медлить будешь, земля та сильная, соберутся на тебя и не пустят тебя в землю свою». Про то говорил ему, поскольку видел землю Русскую, гибнущую от нечестивого[21].

3 тумена^[7] монголов во главе с Байдаром вторглись в Польшу, основные силы (до 70 тыс.чел.^[7]) во главе с Батыем, Каданом и Субэдэем, взяв за три дня Галич — в Венгрию.

Ипатьевская летопись под 1241 годом упоминает князей Понизья (болоховских), согласившихся платить дань монголам зерном и тем самым избежавших разорения своих земель, их поход вместе с князем Ростиславом Михайловичем на город Бакоту и удачный карательный поход Романовичей; под 1243 годом — поход двух военачальников Батыя на Волынь вплоть до города Володавы в среднем течении Западного Буга.

[править]Историческое значение

В результате нашествия погибло около половины населения. Киев, Владимир, Суздаль, Рязань, Тверь, Чернигов, и многие другие города были разрушены. Исключение составили Великий Новгород, Псков, Смоленск, а также города Полоцкого^[27] и Турово-Пинского княжеств. Развитая городская культура Древней Руси была уничтожена.

На несколько десятков лет в русских городах практически прекратилось строительство из камня. Исчезли сложные ремёсла, такие как производство стеклянных украшений, перегородчатой эмали, черни, зерни, полихромной поливной керамики. «Русь была отброшена назад на несколько столетий, и в те века, когда цеховая промышленность Запада переходила к эпохе первоначального накопления, русская ремесленная промышленность должна была вторично проходить часть того исторического пути, который был проделан до Батыя»^[28].

Южные русские земли потеряли почти всё оседлое население. Уцелевшее население уходило на лесной северо-восток, концентрируясь в междуречье Северной Волги и Оки. Здесь были более бедные почвы и более холодный климат, чем в южных полностью разорённых регионах Руси, а торговые пути находились под контролем монголов. В своём социально-экономическом развитии Русь была значительно отброшена назад.

«Историки военного дела к тому же отмечают тот факт, что процесс дифференциации функций между формированиями стрелков и отрядами тяжёлой кавалерии, специализировавшейся на прямом ударе холодным оружием, на Руси сразу же после нашествия оборвался: произошла унификация этих функций в лице одного и того же воина-феодала, вынужденного и стрелять из лука, и биться копьём и мечом. Таким образом, русское войско, даже в своей отборной, чисто феодальной по составу части (княжеские дружины), было отброшено назад на пару веков: прогресс в военном деле всегда сопровождался расчленением функций и закреплением их за последовательно возникавшими родами войск, их унификация (вернее, реунификация) — явный признак регресса. Как бы то ни было, русские летописи XIV века не содержат и намёка на отдельные отряды стрелков, подобные генуэзским арбалетчикам, английским лучникам эпохи Столетней войны. Это и понятно: такие отряды из „даточных людей“ не сформировать, требовались стрелки-профессионалы, то есть оторвавшиеся от производства люди, продававшие своё искусство и кровь за звонкую монету; Руси же, отброшенной назад и экономически, наёмничество было просто не по карману»^[29].

Правда, существуют и возражения против такого мнения. ^{[ источник не указан 304 дня ]} Военная организация и вооружение определялись исторически, прежде всего, состоянием их же у «потенциальных противников», с кем велись (или могли вестись) войны. С этой точки зрения, тяжелая рыцарская кавалерия и пешие арбалетчики не были панацеей в борьбе с конно-стрелковыми армиями кочевых народов, против которых в основном приходилось воевать русско-литовским князьям в 13-15 веках. Это подтверждают и крайне малые успехи этих родов войск европейских стран в борьбе с турками (у которых легкая кавалерия была самой многочисленной частью войск) вплоть до 17 века, когда тяжелая кавалерия и пешие лучники и арбалетчики стали достоянием глубокой истории.

3. Смута в Московском государстве

Итак, начальный факт XVII в. — смута — в своем происхождении есть дело предыдущего XVI века, и изучение смутной эпохи вне связи с предыдущими явлениями нашей жизни невозможно. К сожалению, историография долго не разбиралась в обстоятельствах смутного времени настолько, чтобы точно показать, в какой мере неизбежность смуты определялась условиями внутренней жизни народа и насколько она была вызвана и поддержана случайностями и посторонним влиянием. Когда мы обращаемся к изучению другой европейской смуты, французской революции, можно удивиться тому, как ясен этот сложный факт и со стороны своего происхождения, и со стороны развития. Мы легко можем следить за развитием этого факта, отлично видеть, что там факт смуты — неизбежное следствие того государственного кризиса, к которому Францию привел ее феодальный строй; мы видим там и результат многолетнего брожения, выражавшийся в том, что преобладание феодального дворянства сменилось преобладанием буржуазии. У нас совсем не то. Наша смута вовсе не революция и не кажется исторически необходимым явлением, по крайней мере на первый взгляд. Началась она явлением совсем случайным — прекращением династии; в значительной степени поддерживалась вмешательством поляков и шведов, закончилась восстановлением прежних форм государственного и общественного строя и в своих перипетиях представляет массу случайного и труднообъяснимого. Благодаря такому характеру нашей государственной "разрухи" и являлось у нас так много различных мнений и теорий об ее происхождении и причинах. Одну из таких теорий представляет в своей "Истории России" С. М. Соловьев. Он считает первой причиной смуты дурное состояние народной нравственности, явившееся результатом столкновения новых государственных начал со старыми дружинными. Это столкновение, по его теории, выразилось в борьбе московских государей с боярством. Другой причиной смуты он считает чрезмерное развитие казачества с его противогосударственными стремлениями. Смутное время, таким образом, он понимает, как время борьбы общественного и противообщественного элемента в молодом Московском государстве, где государственный порядок встречал противодействие со стороны старых дружинных начал и противообщественного настроения многолюдной казацкой среды (Ист. России, VIII, гл. II). Другого воззрения держится К. С. Аксаков, Аксаков признает смуту фактом случайным, не имеющим глубоких исторических причин. Смута была к тому же делом "государства", а не "земли". Земля в смуте до 1612 г. была совсем пассивным лицом. Над ней спорили и метались люди государства, а не земские. Во время междуцарствия разрушалось и наконец рассыпалось вдребезги государственное здание России, говорит Аксаков: "Под этим развалившимся зданием открылось крепкое земское устройство... в 1612—13 гг. земля встала и подняла развалившееся государство". Нетрудно заметить, что это осмысление смуты сделано в духе общих исторических воззрений К. Аксакова и что оно в корне противоположно воззрениям Соловьева. Третья теория выдвинута И. Е. Забелиным ("Минин и Пожарский"); она в своем генезисе является сочетанием первых двух теорий, но сочетанием очень своеобразным. Причины смуты он видит, как и Аксаков, не в народе, а в "правительстве", иначе в "боярской дружинной среде" (эти термины у него равнозначащи). Боярская и вообще служилая среда во имя отживших дружинных традиций (здесь Забелин становится на точку зрения Соловьева) давно уже крамольничала и готовила смуту. Столетием раньше смуты для нее созидалась почва в стремлениях дружины править землей и кормиться на ее счет. Сирота-народ в деле смуты играл пассивную роль и спас государство в критическую минуту. Народ, таким образом, в смуте ничем не повинен, а виновниками были "боярство и служилый класс". Н. И. Костомаров (в разных статьях и в своем "Смутном времени") высказал иные взгляды. По его мнению, в смуте виновны все классы русского общества, но причины этого бурного переворота следует искать не внутри, а вне России. Внутри для смуты были лишь благоприятные условия. Причина же лежит в папской власти, в работе иезуитов и в видах польского правительства. Указывая на постоянные стремления папства к подчинению себе восточной церкви и на искусные действия иезуитов в Польше и Литве в конце XVI в., Костомаров полагает, что они, как и польское правительство, ухватились за самозванца с целями политического ослабления России и ее подчинения папству. Их вмешательство придало нашей смуте такой тяжелый характер и такую продолжительность.

Это последнее мнение уже слишком одностороннее: причины смуты несомненно лежали столько же в самом московском обществе, сколько и вне его. В значительной степени наша смута зависела и от случайных обстоятельств, но что она совсем не была неожиданным для современников фактом, говорят нам некоторые показания Флетчера: в 1591 г. издал он в Лондоне свою книгу о России (on the Russian Common Wealth), в которой предсказывает вещи, казалось бы, совсем случайные. В V главе своей книги он говорит: "Младший брат царя (Феодора Ивановича), дитя лет шести или семи, содержится в отдаленном месте от Москвы (т. е. в Угличе) под надзором матери и родственников из дома Нагих. Но, как слышно, жизнь его находится в опасности от покушения тех, которые простирают свои виды на престол в случае бездетной смерти царя". Написано и издано было это до смерти царевича Дмитрия. В этой же главе говорит Флетчер, что "царский род в России, по-видимому, скоро пресечется со смертью особ, ныне живущих, и произойдет переворот в русском царстве". Это известие напечатано было за семь лет до прекращения династии. В главе IX он говорит, что жестокая политика и жестокие поступки Ивана IV, хотя и прекратившиеся теперь, так потрясли все государство и до того возбудили общий ропот и непримиримую ненависть, что, по-видимому, это должно окончиться не иначе как всеобщим восстанием. Это было напечатано, по крайней мере, лет за 10 до первого самозванца. Таким образом, в уме образованного и наблюдательного англичанина за много лет до смуты сложилось представление о ненормальности общественного быта в России и возможном результате этого — беспорядках. Мало того, Флетчер в состоянии даже предсказать, что наступающая смута окончится победой не удельной знати, а простого дворянства. Это одно должно убеждать нас, что действительно в конце XVI в. в русском обществе были уже ясны те болезненные процессы, которые сообщили смуте такой острый характер общего кризиса.