Людвике Енджеевич в Варшаву

Ноан, 31 Oct [obre — октября] 1844

Людвике.

Дорогая моя, милая.

Вот Вы и все вместе. Я получил оба Твоих письма, из Вены и из Кракова. [Панна] Мюллер писала мне, что она счастлива, что познакомилась с Тобой. Добрая душа, не правда ли? И [пани] Шашек тоже. Жаль, что не было ни [пани] Диллер, ни Дейсауэра. Если [панна] Мюллер приедет в Париж теперь, то ей придется некоторое время подождать меня. Я, вероятно, пробуду здесь еще несколько недель. Листья пока не совсем опали, только пожелтели, и с неделю стоит хорошая погода, чем Хозяйка пользуется для разных посадок и переустройства двора, где, помнишь, танцевали. Будет большой газон и клумбы. Есть также проект пробить дверь из бильярдной — напротив двери, ведущей в столовую. Она будет открываться в теплицу (оранжерею, как у нас говорят), которую предполагается пристроить. Твое краковское письмо пришло очень кстати. Сципио (Сципио — Ян дель Кампо Сципио, пансионер Шопенов, каноник краковский. Людвика, видимо, встретилась с ним в Кракове.) меня позабавил; но из него [письма] я не узнал, получила ли Ты те несколько слов для пани Скарбек в письме, посланном мною в Краков. Не забудь написать мне об этом. Твои дети, наверное, уже выздоровели. Напиши мне о докторе Домуся (Доминик Дзевановский.) и о руке Титуса (Титус Войцеховский.). Соль сегодня немного нездорова, сидит в моей комнате и очень просит передать Тебе сердечный привет. Ее брат (учтивость не свойственна его натуре, поэтому неудивительно, что он ничего не просит передать Твоему мужу за машинку для сигар) едет в следующем месяце недельки на две к отцу и, чтобы не соскучиться, берет с собой дядю (Дядя — Ипполит Шатирон.). — Отвезенная мною рукопись еще не напечатана, и [из-за этого] может быть будет процесс (Речь идет о рукописи романа «Мельник из Анжибо»; в этом романе Жорж Санд с позиций утопического социализма подвергала резкой критике частную собственность и особенно помещичье владение землей. Издатель газеты «Le Constitutionel» Верон, с которым Жорж Санд заключила договор на издание этой книги, отказался печатать ее по идеологическим мотивам. Верон «опасался страха буржуазии, представителем которой он являлся», — писал один современник. До процесса, однако, дело не дошло: договор был расторгнут, и роман появился в газете Луи Блана «La Réforme».). Если дойдет до этого, то это принесет только пользу, а неприятность, в сущности, мимолетная. Помнишь, как во время поездок на прогулку через Вик (по дороге на Châteauroux) мы иногда останавливались и Хозяйка заходила навестить больную женщину. Ее нельзя было спасти, и несколько дней тому назад, под громкий плач дочерей, ее похоронили на кладбище, около сада. И той, которую навещала Соль, также нет уже больше в живых. Помнишь ли Ты, как однажды в Париже на площади около колонны (Речь идет о Вандомской площади с колонной Наполеона.) я вышел из коляски и пошел в Министерство финансов по делу к одному старому здешнему другу (Имеется в виду Луи Морис Пьерре, друг Софи Виктуар Дюпен, матери Жорж Санд.). На следующий день он пришел ко мне. Это был уважаемый и стариннейший друг родителей Хозяйки. Он присутствовал при ее рождений, хоронил ее мать и, в сущности, был членом семьи. Недавно, возвращаясь с обеда у одного депутата, своего друга, он упал с лестницы и через несколько часов умер. Здесь это был большой удар [для всех], потому что его чрезвычайно любили. Словом, с тех пор, как я видел Тебя, было больше печали, чем радости. Де Розьер в каждом письме пишет о Тебе с tendresse [с нежностью]; мое нынешнее письмо пойдет через ее руки, и я передам ей от Твоего имени много теплых слов, — она этого стоит. Не правда ли, она была очень любезна? Скажи Новаковскому, что я люблю его по-прежнему. Его квинтета я еще не знаю, но просил прислать мне его. Пусть он мне как-нибудь напишет словечко. Славный Франкомм и его жена писали мне о Тебе необычайно сердечно. Так как я с Яном (Ян — слуга Шопена.) думаю быть в Париже на несколько дней раньше Хозяйки, то Ты не беспокойся ни о каких валиках, подушках и тому подобном. В доме, как обычно на зиму, надо будет всё заново чистить и устраивать. Напиши мне номер Твоего дома.

Обними мужа и детей.

Твой Старый.

Хозяйка обнимает Тебя, Ты знаешь, как они (Шопен в письмах часто говорит о Жорж Санд во множественном числе.) Тебя любят, — Тебе писали об этом. Здесь медведь пошел в гору (Вероятно, речь идет о барометре, в котором движение фигурки медведя указывало величину давления. А настроение Ж.Санд часто сравнивал с погодными условиями).