Соланж Клезанже в Гийери

 

[Париж.] Среда, 4 июля 1849

 

Благодарю Вас за Ваше хорошее письмо. Я получил от г-на Буссина записку с Вашими указаниями относительно моей кареты, но недавнее кровохаркание меняет, в настоящее время, мои планы поездки. — Возможно также, что император (Император — царь Николай I.), который находится сейчас в Варшаве, даст разрешение моей сестре приехать ко мне, поэтому только после зрелого размышления я буду знать, надо ли покинуть Париж или же остаться здесь, — я больше не в силах переносить длинных путешествий. — Не будем больше говорить обо мне. — Я с удовольствием узнал, что Вы не устали, доехав до Бордо, однако это не доказывает, что Вам не надо беречь себя. — Я представляю себе Вашу маленькую дочурку, большеголовую — смеющуюся — кричащую — буйствующую — слюнявую — кусающуюся — хоть у нее и нет зубов — и всё прочее, что за этим следует. — Вы обе, должно быть, очень забавны вместе. — Когда же Вы начнете обучать ее ездить верхом? — Предполагаю, что у Вас сейчас каждая минута на счету и что Вы бы хотели удвоить число часов дня и ночи — несмотря на то, что Гасконка (Гасконка — дочь Соланж, которая родилась в Гаскони.), должно быть, Вас часто будит. — Снова начинаются мои помарки. — Мне больше нечего Вам писать — кроме моего давно известного Вам пожелания всякого возможного счастья. — Холера отступает — но, как мне говорят, Париж становится всё более пустынным. — В нем жарко и пыльно. В нем нищета и грязь, в нем встречаются фигуры с того света. Все — как Кремье (Шопен имеет в виду парижского адвоката Адама Кремье, с которым он был дружен и в семье которого часто бывал. А. Кремье был крайне некрасив.); говорят, даже Бинья подурнел. Д’Арпантиньи, впрочем, блондин — он хорошеет. О выставке не говорят ничего хорошего. — Делакруа провел несколько недель в деревне — он слегка нездоров — может быть, поедет в Аахен. — Я очень рад, что Вы находитесь на вашей прекрасной родине. Сейчас не время жить в городе. — Будьте добры написать мне два слова в ту минуту, когда Ваша дочь оставит Вас в покое — чтобы я знал о здоровье всех Вас — теперь, когда семья увеличилась на такую большую персону.

Будьте все счастливы. Ш.

 

Оригинал на французском языке.

 

ВОЙЦЕХУ ГЖИМАЛЕ

 

[Chaillot.] Вторник, 10 juillet [июля 18] 49

 

Я очень болен, Жизнь моя. У меня какая-то diarrhée [понос]. Вчера я советовался с Крювейе (Жан Крювейе (1791—1874) — известный французский врач, профессор Сорбонны.), который не велит мне почти ничего принимать, а просто сидеть спокойно. Он сказал, что если во времена Молена мне помогала гомеопатия, так это потому, что тот не перегружал меня медикаментами и многое предоставлял природе. Однако я вижу, что он тоже считает меня чахоточным, потому что прописал мне чайную ложечку чего-то с лишайником. — Итак, не будучи сам в состоянии поехать к ней, я написал жене Плихты; она и без того должна у меня быть. — Орде я тоже написал. Орда еще не ответил. Посылаю Тебе также письмо, которое я получил для Тебя из Германии. Пани Бжозовская (урожденная Замойская) наняла квартиру надо мной. Замойские поехали в Бийанкур. Таким образом, я, вероятно, буду чаще видеться с княжеской четой (Анна и Адам Чарторыские.) вплоть до их отъезда в Трувиль, куда они собираются. К[няги]ня Марцелина в Лондоне, так как ей приказали выехать из Вены, — или намекнули на это (Австрийское правительство приказало Марцелине Чарторыской покинуть Вену, так как она была эмиссаром Hôtel Lambert в этом городе.). Циховского не видел недели две. Пани Потоцкая в Версале, потом, кажется, едет в Спа. Здесь жара. От сестры еще нет вестей. Этот месяц я еще пробуду здесь, но если сестра не приедет, то переселюсь, потому что всё это для меня выходит слишком дорого. Играю всё меньше; писать ничего не могу.

Будь здоров. Работай над своей брошюрой; не поддавайся ни горю, ни унынию. Ты ведь уже столько вынес. Бог даст Тебе силу и на остальное.

Твой Ш.

 

ГРИЙ ДЕ БЕЗЛЕН — ЖОРЖ САНД В НОАН

 

[Париж.] Июль [1849]

 

Милостивая государыня.

Я предпринимаю демарш, который может показаться странным и который я прошу Вас простить мне. Вы, вероятно, милостивая государыня, не помните более моего имени, однако общие знакомые («... общие знакомые» — Грий де Безлен была приятельницей Марии де Розьер; можно предполагать, что последняя и инспирировала этот «демарш».) заинтересовали Вас мною, и у меня два Ваших произведения, которые Вы мне подарили. Я не в состоянии выразить Вам то впечатление, какое они произвели на меня, благодаря Вашему достойному удивления таланту, и вполне понятно, что я живо интересовалась, когда говорили о Вас.

Это введение должно объяснить Вам, что я знаю о Вашей долголетней дружбе с другим выдающимся человеком (Подразумевается Ф. Шопен.), жестоко задетым болезнью, и я предполагаю, что не ошибусь, сказав, что ему крайне Вас недостает. Его состояние внушает опасения, и, кто знает, не находится ли он у конца своих долгих страданий, — а Вы, не зная об этом, не сможете утешить его проявлением своего внимания, — Вам это могло бы быть очень грустно, а он, возможно, умрет в отчаянии.

Я рискую послать Вам, милостивая государыня, эту записку и прошу принять заверения, что никто на свете не будет знать, что я Вам ее написала.

Примите заверения в моем искреннем желании не быть осужденной Вами, милостивая государыня, а также Просьбу никому не говорить о том, что я Вас уведомила.

Г. де Безлен.

 


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: