Из статьи 75 Конституции Российской Федерации усматривается, что поскольку обеспечение устойчивости рубля и его защита — основная функция Центрального банка, а денежная эмиссия осуществляется исключительно Центральным банком, осуществление эмиссии является не столько правом, сколько обязанностью Банка России — как деятельности, направленной на защиту и обеспечение устойчивости рубля. Как отмечает СМ. Борисов: «Многолетний и разносторонний зарубежный опыт убедительно показывает и доказывает, что с помощью одних только рыночных механизмов и частной инициативы невозможно достичь тех высоких стандартов, которыми отличаются организация и функционирование денежно-валютных систем передовых стран мира»1.
В самой общей форме следует предположить, что система обязательств Центробанка и обязательств перед ним является тем организующим началом, которое позволяет или позволит в будущем говорить об эмиссионном праве как о структурной составляющей системы финансового права. Банковская практика выделяет такие эмиссионные обязательства, как: 1) рефинансирование кредитных организаций; 2) депонирование обязательных резервов; 3) валютная интервенция; 4) операции с ценными бумагами; 5) эмиссия облигаций; 6) выпуск в обращение наличных денег; 7) депозитные операции; 8) выдача гарантий и поручительств и другие формы и способы осуществления Банком России функций организации и регулирования денежного обращения посредством вступления в имущественные отношения. Безусловно, далеко не все функции и полномочия Банка России охватываются этим подходом, он наделен и множест-
1 Борисов СМ. Рубль — валюта России. — М., 2004. - С. 413.
86
вом административных полномочий, в том числе по управлению денежным оборотом. Здесь же представляется важным подчеркнугь, что сама концепция финансового права предполагает виртуальное существование массива правовых норм, относящихся к регулированию эмиссии денег и регламентирующих именно имущественные отношения Центрального банка, а не его административные прерогативы. Не менее актуально отметить, что при этом Банк России в значительном круге случаев выступает как обязанная сторона, в известном смысле — как должник коммерческого банка.
Структуризация правового режима эмиссии способна дать и другие позитивные результаты. Не одно десятилетие не умолкают споры о юридической природе Банка России и о статусе, в котором он вступает во взаимоотношения с банками. Полагаю, что поскольку Центробанк не преследует в своей деятельности достижения коммерческих результатов, его операции на открытом рынке, другие операции с ценными бумагами допустимы в той мере и пределах, в которых эти операции соотносимы с регулированием и осуществлением эмиссии. Выход за эти пределы в свое время обернулся тяжелейшими последствиями финансового кризиса 1998 года.
Традиционно принято считать, что бюджетное право как подотрасль внутренне едина и практически неделима. С принятием Бюджетного кодекса Российской Федерации этот постулат уже не выглядит неоспоримым. Во-первых, многочисленные нормы, регламентирующие порядок разработки и утверждения бюджета и отчета о его исполнении, являются частью правового регулирования законодательных процедур; во-вторых, даже если признавать за институтами госкредита и государства финансово-правовое содержание, вряд ли они входят в предмет бюджетного права; в-третьих, нормы, регламентирующие финансовый контроль и ответственность за нарушения бюджетного законодательства, также имеют свою предметную принадлежность. В результате должной юридической чистотой обладают лишь нормы: 1) определяющие бюджетное устройство; 2) регулирующие распределение расходов и расходов между различными звеньями бюджетной системы; 3) порядок и способы обеспечения сбалансированности бюджетов; 4) исполнение бюджета (по существу, речь идет об исполнении расходной части бюджета); 5) межбюджетные отношения.
Весьма теоретически и практически важной является проблема определения природы бюджетных отношений. С одной стороны, те или иные имущественные отношения, затрагивающие интересы бюджета, могут возникать без всякой связи с финансово-правовым регулированием (например, компенсация ущерба, причиненного неправомерными действиями органов и/или должностных лиц, власти, с другой — бюджетно-правовой, а точнее, финансово-правовой
87
Дискуссионные вопросы теории финансового права
Глава шестая. Система финансового права
характер могут иметь отношения, по форме и субъектному составу предельно напоминающие гражданско-правовые отношения, как, например, бюджетные кредиты субъектам Российской Федерации из федерального бюджета согласно статье 134 Б К РФ.
По мере развития и усложнения отношений, связанных с реализацией имущественных публичных интересов, будет повышаться возможность «перекрестного опыления», когда гражданско-правовые отношения будут протекать в финансово-правовой форме и соответственно наоборот. Вряд ли это послужит делу, но, безусловно, создаст множество правоприменительных сложностей. Предлагаемые способы разграничения, как правило, детерминированы «фондовой» теорией и не вносят ясности в решение этого вопроса. Представляется, что генетический код сообщает имущественным отношениям не характер полномочия (обязанности) и не субъективный состав, что то же важно, но во вторую очередь, а относимость или неотносимость правоотношения к бюджетной деятельности1. Тому есть несколько объяснений. Назову одно из них: согласно статье 239 БК РФ требование к бюджету должно иметь форму судебного акта, учтенного при формировании расходной части соответствующего бюджета, а без такового обращению ко взысканию подлежат только судебные акты по присуждению убытков от незаконных действий органов государственной, муниципальной власти или соответствующего должностного лица.
Таким образом, систематизация бюджетного права и его инсти-туализация не выглядит пока удовлетворительной; мы пока только на начальной стадии процесса уяснения системы норм и институтов бюджетного права.
Переходя к системе налогового права, хотелось бы отметить, что данная подотрасль сформировалась «под сенью прямого» налогоот-ношения; прямые налоги формировали не только философию, но даже и психологические установки общества и налогоплательщиков. Как законодательство, так и правовая доктрина воспринимают налог как прямой налог. Тем самым права и законные интересы третьих лиц, под которыми следует понимать истинных плательщиков при косвенном налогообложении — потребителей товаров, работ и услуг, оборот которых облагается, выпали из поля зрения законодателя. Отношения по косвенному налогообложению, а это прежде всего НДС и акцизы, способствуют объективизации сложившихся цен и участию государства в коммерческой деятельности
1 См.: Омельян А.С. Бюджетная деятельность государства и местных образований — сфера возникновения бюджетных правоотношений / В сб.: Финансово-правовая доктрина постсотщалистического государства. — Черновцы, 2003. - С. 113.
88
со стороны налогоплательщика. Так, продолжение моратория на рост цен на моторное топливо, объявленного в 2005 году на новый период, потребовало серьезных налоговых уступок нефтеперерабатывающим предприятиям, отразившихся в виде уменьшения доходов бюджета.
Возможно, следовало бы рассматривать налоговое право как совокупность двух видов налогообложения — прямого и косвенного и с учетом того и другого подразделять способы их правового регулирования. В свою очередь, и прямое налогообложение неоднородно: оно дробится на подоходное и поимущественное, на шедулярное и глобальное и по другим основаниям классификации.
Бурный рост и бум практики налогообложения, наблюдавшийся в 90-е годы, как и следовало с кидать, не сопровождался в такой же степени познанием юридической стороны установления и взимания налогов, хотя прорывные события все-таки имели место. Взять хотя бы тот же Налоговый кодекс, в саму возможность подготовки которого многие юристы-теоретики просто не верили. К сожалению, даже та умеренная научная дискуссия о природе и путях развития налогового права во многом ведется по принципу «весь в пар — в свисток», поскольку касается только одного, в сущности, второстепенного вопроса — является ли налоговое право частью финансового права или оно есть самостоятельная отрасль.
Со своей стороны рискну сформулировать вопрос по-иному: какова степень доказанности возможности выделения этого правового массива из финансового права? Заметно, что большую часть содержания Налогового кодекса составляют нормы технико-юридического свойства, противоестественно повышенные «чином» и ставшие законоположениями. Куда более заметны другие недостатки Налогового кодекса, а именно то, что его конструкторы, стремясь скопировать пандектную структуру, свойственную многим кодексам, в первую очередь Гражданскому и Уголовному, пошли на излишнюю дробность норм, воспроизведение гражданско-правовых конструкций на финансово-правовой лад, копирование не лучших образцов иностранного налогового законодательства.
В своей сущности налоговое право — крупный компонент финансового права, призванный придать правовую определенность относительно небольшому кругу финансовых обязательств, преследующих цель удовлетворения имущественных интересов публичных образований путем умаления имущественных интересов юридических и физических лиц. В одних случаях это осуществляется в виде прямого налогообложения, в других — способом взимания косвенных налогов и сборов. По моему мнению, это деление наиболее юридически перспективно с точки зрения нормотворчества и кодификации законодательства. В любом случае налоговое право при
89
Дискуссионные вопросы теории финансового права
Глава шестая. Система финансового права
ближайшем рассмотрении сводится к нескольким юридическим конструкциям, часть из которых являются материально-правовыми" (налоги), а другая часть — процессуальными (налогообложение).
Следует поддержать В.В. Гриценко, справедливо считающую, что конструирование новых отраслей права осложняет и разрушает цельные финансово-правовые механизмы регулирования общественных отношений1. Продолжу эту мысль: зачастую попытки «создать» новую отрасль права маскируют в лучшем случае слабость науки в отыскании естественных интеграторов правовой категории, а в худшем — разновидность воинствующего научного невежества. Последнее, впрочем, относится не к специалистам финансового права, а авторам концепций спортивного, приватизационного, педагогического, рекламного и им подобных «отраслей права».
Что касается налогового права как правового комплекса — составной части финансового права, то его систему, видимо, образуют, во-первых, несколько материально-правовых институтов, охватывающих группы налогов и сборов по типам налогообложения (косвенные налоги, подоходные, поимущественные, государственная пошлина, таможенная пошлина и т.д.), институт налогового органа, институт исполнения налоговой обязанности, институт налогового контроля, институт налогоплательщика. В современных условиях невозможно подвергнуть бесчисленное количество налогов научно обоснованной группировке, однако необходимость такого подхода и, главное, способность налогов группироваться по их юридическим признакам не вызывает сомнения.
В той же части налогового права, которая олицетворяет механизм налогообложения, правовой материал срочно нуждается в реорганизации и приведении к правовой логике. И то, что это пока не делается, объясняется незавершенностью процесса формирования этого уникального, нового для российского права правового комплекса — налоговое право.
В основу концепции триединости финансового права (эмиссия — бюджет — налоги) положена универсальность правового опосредствования финансовой действительности этими тремя комплексами. Очевидно, для фондовой теории природы финансового права данная концепция справедлива и применима. Но поскольку автор этих строк, как было отмечено выше, придерживается иных взглядов на сущность финансового права, впору усомниться в том, что эмиссия, бюджет и налоги исчерпывают предмет отрасли. Нель-
зя отрицать, что существует довольно обширный класс финансовых явлений, не охваченный триадой.
Наиболее интересным является вопрос о возможности отнесения к системе финансового права страхового права. Этот далеко не праздный вопрос достаточно актуален в связи с появлением все новых и новых видов страхования, с усложнением правил и условий, а главное — вхождением страхования в каждодневную деятельность миллионов граждан. Достаточно лишь упомянуть страхование вкладов в кредитных учреждениях и обязательное страхование гражданской ответственности владельцев транспортных средств.
Отраслевая принадлежность страхового права, ее определение, конечно же, чисто академическая ценность. Куда важнее вооружить законодателя прогнозом о путях развития этого правового института. Хотя, пожалуй, из бесчисленного количества нет ни одного учебника финансового права, который не исходил бы из относимости страхового права к финансовой деятельности государства. Следует, в принципе, согласиться с А.И. Худяковым, считающим, что ни по признаку объекта страхования, ни по составу участников, ни по признаку обязательности, ни по форме собственности на денежные средства отношения по страхованию и договор страхования непо-звалительно отнести к публично-правовым явлениям1.
Отстаивая или защищая отраслевую принадлежность тех или иных норм и институтов права, как мне представляется, мы нередко впадаем в логическую ошибку, не допуская самой мысли о способности права быть разным в различных системах гносеологических координат. Относимость страхового права к семье отраслей частного права не исключает вхождения его в систему финансового права.
Во-первых, о публичном праве можно говорить только в смысле публичного начала в правовом регулировании, а последнее должно быть связано с властеотправлением и подчинением. В предыдущих разделах этой работы неоднократно отмечалось, что в силу денежного характера финансовые правоотношения естественно «выпола-живаются», а без этой их черты они неминуемо стали бы разновидностью грабежа — подобно тому как преступник-сержант отбирает деньги у рядовых солдат. Будучи денежными, финансовые отношения всенепременно приобретают форму гражданско-правовой сделки. Поэтому страхование и страховые отношения, конечно же, являются гражданско-правовыми сделками по самому существу возникающих отношений.
Во-вторых, нельзя игнорировать или недооценивать организующую роль государства в страховой деятельности. В этой области го-
1 Гриценко В.В. Теория российского налогового права. Современные проблемы. — Саратов, 2005. — С. 21.
90
*■ Худяков А.И. Страховое право. — СПб., 2004. — С. 218.
91
Дискуссионные вопросы теории финансового права
Глава шестая. Система финансового права
сударственное участие — не импульс к деятельности, не поощрение или санкционирование, как это имеет место, например, в биржевой торговле. Публичное начало отпечаталось в генетическом коде страхования, а точнее, в его родовом Законе Российской Федерации «Об организации страхового дела в Российской Федерации» (1992) и впоследствии воплотилось в обширное страховое законодательство. Здесь уместно привести мнение А.А. Мамедова, считающего страхование функцией государства, при этом отводящего страховым компаниям роль приводного ремня для перевода государственной заинтересованности в плоскости рыночных отношений1.
В-третьих, в силу отсутствия тождества между публичным правом и финансовым правом, между гражданским правом и частным правом сведение системы финансового права только к 100%-ным публично-правовым формам существования означало бы предельное обеднение отрасли, ограничение ее состава «мертвым лесом» норм-принципов запретительного свойства. Императивность финансово-правового регулирования не может быть достигнута без известной доли диспозитивности и нормативной неопределенности предписанного поведения в целом. И наоборот, диспозитивность регулирования страховых отношений — в некотором роде способ приведения их под императивный интеграл.
Безусловно, все расширяющаяся палитра видов и типов страхования включает в себя и многие из близких к классическому гражданскому договору, такие, как добровольное медицинское страхование. Но публичный характер специфических целей предопределяет ■вхождение страхования в целом в систему финансового права.
Еще один несомненно финансово-правовой институт, в последнее время впавший в забвение, — сберегательное право. Находившийся долгие годы в центре советской финансовой политики, он как-то незаметно выпал из учебников, учебных программ и — что более всего тревожит, — из поля зрения законодателя. В свете развернувшейся с начала 90-х годов «охоты» за накоплениями граждан и депозитами юридических лиц эта «невнимательность» вполне объяснима — предоставление владельцам вкладов реальных гарантий сохранности и возвратов вкладов расходилось с господствовавшими в те годы представлениями и этикой ведения бизнеса. И хотя в последнее время принимаются некоторые меры, назвать сберегательное право занявшим свое привычное место в системе финансового права будет еще преждевременным. Мешает прежде всего разрозненность источников сберегательного права и их непоследователь-
1 Мамедов АЛ. Финансово-правовые проблемы страхования в России. — М., 2005. - С. 34, 93.
92
ность. Безусловно верный и своевременный шаг по созданию системы страхования вкладов граждан в кредитных учреждениях1 пока не поддержан созданием позитивного правового режима сберегательной деятельности. Доходит до курьезного: даже признанные специалисты затрудняются в определении признаков и понятия вклада и отличий вклада от средств на расчетном или текущем счете, в соотношении понятий вклада и депозита и других «школьных» вопросах.
Правовые представления о сберегательном праве ограничиваются преимущественно нормами, содержащими регулирование договора банковского вклада в цивилистическом ключе (гл. 44 ГК РФ), тогда как существует ряд публично-правовых вопросов управления сберегательным делом, не нашедших разрешения в законодательстве.
Несколько иное положение дел с государственным кредитом и государственным долгом. Их появление в составе Бюджетного кодекса означает, скорее всего, невозможность или преждевременность разработки полноценного закона с таким содержанием. Что до существа отношений, то относимость государственного кредита и государственного долга к системе финансового права не вполне очевидна. По концепции Э.Х. Махмутовой, государственный кредит, будучи межотраслевым для права явлением, получает свое регулирование методами и юридическими конструкциями финансового права — как совокупности трех институтов — государственного долга, государственного кредитования, управления государственным кредитом2.
Обращение к госкредиту демонстрирует, что форма правового регулирования экономических отношений, хотя и важна для их юридической систематизации, образует критериальный ряд второго рода, содержит вторичные правовые характеристики. Несмотря на регулирование в форме договоров и соглашений (ст. 98, 99 НК РФ), в силу превалирования публичности целей и задач вступления в эти отношения госкредит и госдолг должны быть отнесены к системе институтов финансового права. По этим же соображениям страхование, сберегательное право, банковские расчеты, банковское кредитование, т.е. институты, базирующиеся на договоре, тем не менее представляют собой части единой системы финансового права.
1 Федеральный закон от 23 декабря 2003 г. № 177-ФЗ «О страховании
вкладов физических лиц в банках Российской Федерации» // СЗ РФ. —
2003. - № 52 (Ч. 1). - Ст. 5029.
2 Махмутова Э.Х. Государственный кредит в Российской Федерации.
Проблемы правового регулирования и перспективы развития: Автореф. дисс...
канд. юрид. наук. — М., 2004. — С. 17.
93
Дискуссионные вопросы теории финансового права
Глава шестая. Система финансового права
Вышеизложенное, конечно же, нуждается в дополнительной аргументации. Дело в том, что публичный интерес для российской правовой науки — понятие нарицательное, применяемое схематично и без необходимых уточнений. Не совсем, например, ясно, каков механизм трансформации договорного механизма и способ финансово-правового регулирования, обладает ли договор или соглашение качеством и юридической силой публичного, юридического акта или имеет двусторонний характер как локальный регулятор взаимоотношений сторон.
В финансово-правовой литературе как реакция на распространение приемов двустороннего (индивидуального) регулирования налоговых и бюджетных отношений сложилась тенденция отнесения договоров к кругу типичных и обычных финансово-правовых конструкций1. Мне думается, как святая вера в то, что финансовое право построено на власти и подчинении, так и современное введение в оборот категории «финансово-правовой договор» — крайние позиции, не прошедшие проверки временем и практикой. Особенности финансового права, его материи таковы, что не приемлют чуждых ему способов возникновения юридических отношений. То, что два или более субъекта, следуя императивному предписанию, фиксируют свои взаимоотношения двусторонним актом, еще не обращает этот акт в договор, даже если таковым он и поименован сторонами. Скорее всего, понятие финансово-правового договора нуждается в разграничении с понятием гражданско-правового договора.
Как еще одно направление «цивилистической экспансии» видятся нередкие попытки создания некоего института частных финансов, под которыми понимается капитализация доходов коммерческих и некоммерческих организаций. То, что эта деятельность весьма содержательна в теоретическом смысле, и то, что именно она лежит в основании всего финансово-кредитного механизма, не требует доказательств. Но заметно и другое: то, что управление денежными ресурсами на локальном уровне не входит в предмет и систему финансового права — во многом потому, что не является объектом правового регулирования вообще или, по крайней мере, объектом публично-правового интереса. Самостоятельность в распоряжении денежными средствами хозяйственной структуры защищена конституционными гарантиями осуществления права частной собственности, что же касается финансов бюджетного учреждения,
1 См.: Карасева М.В. Финансовое правоотношение. — М., 2001. — С. 66; Горбунова О.Н. Предмет и система финансового права // Государство и право. - 1998. - № 10.
94
то раздел Бюджетного кодекса о порядке сметно-бюджетного финансирования — верхний предел регламентации.
В стремлении отдельных ученых утвердить понятие частных финансов в системе категорий финансового права усматривается попытка восполнения труднообъяснимого пробела в науке финансового права — отсутствие учения о субъектах финансового права. Если по фрагментам отрасли такого рода исследования проведены, то можно констатировать полное отсутствие сводной концепции. Вследствие этого правосубъектность юридического лица в налоговых отношениях не состыкована с его бюджетной правосубъектностью, а та — со страховой правосубъектностью и т.д. Поэтому работа по формированию системы современного финансового права должна в первую очередь включать в себя создание общей части: а) единых принципов отрасли; б) субъектов финансового права; в) общих начал юридической ответственности за нарушение финансовых обязанностей и обязательств; г) правового режима учреждения финансового фонда, мобилизации в него денежных средств и финансирования расходов; д) общих начал регулирования финансовых процедур; е) правовых основ учета и контроля в области финансов.
Что касается особенной части, то рискну предположить, что она должна состоять из шести крупных блоков (компонентов):
1) эмиссионное право;
2) бюджетное право;
3) налоговое право;
4) страховое право;
5) государственный долг и госкредит;
6) сберегательное право.
Решение научной проблемы предмета и системы финансового права в последнее время приобрело характер важной практической задачи. Стремительно развивается законодательство, обогащается судебная и иная юрисдикционная практика, появляются тенденции к раскрепощению созидательного потенциала финансово-правовых механизмов. В этих условиях особенно остро ощущается отсутствие апробированных, научно обоснованных ориентиров развития финансового права.
Достижение научного консенсуса в вопросе о системе финансового права является условием систематизации законодательства, внесения упорядоченности в его совершенствование и развитие. Есть достаточно оснований считать, что система финансового права может строиться по наиболее совершенному пандектному способу, с выделением гармонизированного ряда отдельных финансово-правовых институтов — части особенной. Но если с внутренней структурой общей части финансового права в первом приближении име-
95
Дискуссионные вопросы теории финансового права
ется какая-то ясность, то формирование особенной части пока даже не начиналось.
Среди многих веских причин такого положения вещей одна из самых весомых - методологический дефицит науки. Постулаты А. Вышинского и его окружения продолжают держать специалистов финансового права среди стойких защитников интересов государства и, можно сказать, воспевателей государства, хотя оно само в современных условиях в этом более не нуждается. Преувеличенный, переоцененный государственный интерес заслоняет многим из нас реальную картину финансовой действительности и, в частности, то, что финансовые отношения призваны гармонизировать имущественные отношения вертикального типа, привести их в соответствие с отношениями рыночного оборота, вмонтировать эти обязательства органично в систему иных обязательств, запретов, позитивных обязываний, т.е. всего того, что и составляет правовое регулирование экономики.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ ' СУБЪЕКТИВНОЕ ФИНАНСОВОЕ ПРАВО
Публичное регулирование есть тот креативный созидательный элемент, без которого финансовая система таковой стать не могла. Однако только публичным регулированием правовое опосредствование финансовой жизни не исчерпывается и не ограничивается. Завершению этого процесса (но не завершению правового регулирования!) служит перевод публичных правовых категорий в плоскость субъективного права и его разновидности — компетенции. В поддержку сказанного приведу точку зрения моего учителя: «Специфически правовую окраску всему механизму правового регулирования в обществе в условиях цивилизации придают именно субъективные права, через которые или при участии которых в его работу включается и весь юридический инструментарий, вся система юридических средств, в том числе юридические обязанности и меры, при помощи которых осуществляется государственное принуждение»1.
Подчеркнем в приведенной цитате только три слова «в условиях цивилизации». Гипотетически можно, наверное, вообразить правовое регулирование, не опирающееся на субъективное право, но средой существования такой правовой системы должна быть названа та или иная страна варваров, хуже того — дикарей. Любая же цивилизация строится сама и строит свою правовую систему на признании и защите субъективного права, в том числе в сфере регулирования финансовых отношений.
Категория субъективного права в теории финансового права является, пожалуй, самой неразработанной. Исторически это вполне объяснимо, ибо долгие годы регулирование финансовых отношений, будучи по форме правовым, строилось фактически на довольно убогой по технико-юридическим возможностям концепции финансового долженствования. «Обязан — плати», «дадим — получай», «предусмотрено планом — выполняй» — эти и подобные им формулы достаточно полно характеризуют финансовое долженство-
1 Алексеев С.С. Теория права. - М.: БЕК, 1995. - С. 82.
4 Ч;июл|,ск-|Ш С. 13. 97
Дискуссионные вопросы теории финансового права
Глава седьмая. Субъективное финансовое право
вание как полуфеодальное регулирование вертикальных имущественных отношений. Существование права финансового, т.е. субъективного права, преимущественно замалчивалось. Даже в самой финансовой терминологии долженствование оставило свой неизгладимый след. Мы именуем активную сторону налоговых отношений не иначе как «налогоплательщик», а благоприобретателя по отношениям в области бюджетного финансирования как «получателя бюджетных средств», даже не отдавая себе отчет в том, что терминологически все это долженствование продолжает превалировать и определять наше психологическое отношение к происходящему. Конечно, роль обязательного в области налогообложения далеко не ограничивается только уплатой налогов, как и правомочие в области бюджетного финансирования нельзя свести к пассивному получению соответствующих сумм.