Карнизы и «белая мгла»

Ты идешь по снежному плато, приближаешься к обрыву, выходишь к вершине снежного гребня. Остере­гайся: он может висеть над пусто­той.

Снежные карнизы обширными балконами выступают над пропастя­ми. Снизу они хорошо видны, а свер­ху можно незаметно выйти на такой карниз и упасть вместе с ним.

Но и снизу карнизы опасны. Па­дая на крутые снежные склоны, они могут вызвать лавины. Да и само па­дение карниза — грозный обвал: ведь это сотни и тысячи тонн снега.

Карнизы обрушиваются от силь­ного ветра, от дождя, пропитавшего и утяжелившего снег, процессов ис­парения и конденсации в толще сне­га, о которых мы уже говорили. Час­то рушатся карнизы и во время сне­гопадов: ветер наметает на них но­вый груз снега.

Сугробы всегда образуются за пре­пятствиями, которые нарушают вет­ровой поток. Когда ты пойдешь в сложные лыжные походы, то заме­тишь, что снежный сугроб во время пурги образуется не перед палаткой со стороны ветра, а за палаткой. В горах края плато и гребни — это препятствия для ветра, а карнизы — висячие сугробы.

Когда приближаешься к карнизу сверху, его легко принять за начало пологого снежного склона.

Карниз скрывает обрыв, делает его совершенно невидимым. Это бы­вает, когда взгляд, скользя мимо бе­зукоризненно белого края карниза, уходит в глубину, а там, внизу, снеж­ный склон тоже белый, ровный, глад­кий и без камней. Этот склон глубоко

внизу, а нам кажется, что он рядом, что он начинается у нас под нога­ми — коварный обман зрения.

Столь опасный эффект особенно часто возникает при ярком, но рассе­янном солнечном освещении: при «мягком» свете, когда попадаешь в тонкое легкое облачко, насквозь про-низаняое солнечными лучами. «Мяг­кий» этот свет потому, что не дает теней. Тени пропадают, остаются только два цвета: белый — цвет сне­га и черный — камней. Это «белая мгла».

Как-то зимой в горах, стоя на чис­том снежном склоне лицом к долине, я вдруг увидел далеко внизу малень­кий черный прямоугольник и поду­мал, что это трактор. Я очень четко видел его далеко внизу.

Я показал на него товарищу, а он ничего не увидел. Я разозлился: как можно не заметить, когда так хорошо видно! Некоторое время мы препира­лись, пока выяснилось, что я показы­ваю на лежащий в трех шагах от нас пустой спичечный коробок — мой то­варищ только что выкинул его.

Случай этот безобидный, но иногда приближаешься к обрыву и внезапно с удивлением узнаешь об этом только потому, что вдруг увидел далеко вни­зу след — борозду от упавшего камня.

В «белую мглу» даже самые хоро­шие очки с темными стеклами плохо помогают. В крайнем случае можно разведать путь, закидывая вперед на веревке какой-нибудь предмет.

Но основная гарантия безопаснос­ти в горах — внимательное хожде­ние в связке и отличное владение тех­никой страховки.

Ледники

Снег, пролежавший все лето, ста­новится твердым и жестким — это фирн. В больших горах встречаются целые поля, наклонные или почти плоские, целые квадратные километ­ры фирна. Сверху на него выпадает новый снег. К середине следующего лета и он превратится в фирн. А ста­рый фирн остался внизу, никуда он не пропадает.

Что же произойдет? Фирновое по­ле будет становиться все выше и выше?

Нет, выше оно не станет. В безвет­ренную тихую погоду снег ложится легким пухом и кубический дециметр такого снега весит всего 50 граммов.

Стоит снегу полежать несколько ча­сов, как он начинает уплотняться и весит уже 150 граммов на куби­ческий дециметр. А бывает, что силь­ный ветер уплотняет снег сразу до 200 и даже до 250 граммов. На таком снегу почти не остается следов. Ле­том, намокая днем и замерзая ночью, снег еще больше уплотняется. Теперь его удельный вес доходит до полу килограмма на кубический дециметр. Он уже в десять раз тяжелее и плот­нее снежного пуха.

Теперь легко подсчитать, что ес­ли за зиму выпало 2 метра легкого снега, то этот же снег к середине ле­та будет толщиной всего. 20 сантимет­ров. В действительности же еще мень­ше, потому что часть снега испарит­ся: снег и лед в сухой морозный день (когда низкая относительная влаж­ность) испаряются.

. Предположим, что к концу лета осталось 10 сантиметров снега от пре­дыдущей зимы. Этот слой ушел под новый зимний снег и практически больше испаряться не будет.. За де­сять лет накопится десять слоев сне­га, которые составят... Какую толщи­ну? Один метр?

Нет, меньше, потому что нижние слои, испытывая давление верхних, продолжают уплотняться. Уже 700 и 800 граммов и даже больше будет весить кубический дециметр глубин­ного снега. Только он уже не снег, а лед. Ведь снег — это угловатые ле­дяные кристаллики, рыхло уложен­ные, а между ними — воздух. Если снег в течение длительного времени сильно сжимать, кристаллики уплот­нятся и срастутся. Толщина такого слоя льда уже не 10 сантиметров, а около 6.

Годовые слои льда можно ясно ви­деть там, где обрушиваются ледники, где от них отламываются глыбы льда. Иногда такие «осколочки» — величиной с двухэтажный дом, а на месте откола образуются ледяные сте­ны высотой с десятиэтажный и выше. И всюду хорошо видны слои... Потому что на каждый годовой слой летом ветер приносит пыль. Только глубоко в толще ледника слои уже от

времени стираются и лед становится монолитным, чистым, голубым и зе­леноватым.

Но что происходит дальше со сне­гом и льдом?

Весной в морозную ночь можно проделать несложный опыт. Возьмем сосульку подлиннее и укрепим ее на улице горизонтально или наклонно. Поближе к ее тонкому концу приве­сим груз потяжелее, но примерно вдвое легче того, который сломал со­сульку. Оставим это сооружение на всю ночь, а утром увидим, что со­сулька стала кривой: груз согнул ее.

Лед под нагрузкой подвержен пла­стическим деформациям. Он течет, как очень густая и очень вязкая жид­кость. Если лед сильно сжать в сосу­де из толстой брони с отверстием в стенке, то он будет медленно выте­кать из отверстия. Но давление долж­но быть огромным, иначе ждать при­дется, пожалуй, тысячу лет.

Под фирновыми полями и под слоями льда развивается огромное давление, потому что груз сверху значительный. На перевальных плос­ких седловинах и на обширных по­логих склонах толщина льда дости­гает десятков и даже сотен метров. А на ледяных куполах острова Грен­ландия — еще больше. Но самые тол­стые массивы льда в Антарктиде: свыше четырех километров толщины.

Но и десятков метров на переваль­ной седловине хватает, чтобы лед медленно выдавливался снизу и сте­кал по обе стороны перевала по скло­нам. Так зарождаются ледники.

Чем круче склоны, тем скорее вы­текают ледники, тем быстрее лед уходит с перевала. Если же вдруг пойдут один за другим годы с не­обычно обильными снегопадами, то толщина снега и льда на перевале возрастет, давление внизу увеличит­ся, и лед начнет быстрее выдавли­ваться. Поэтому от снега перевалы не становятся выше.

Ледники образуются не только на перевалах, но и на пологих склонах, на куполообразных вершинах и в цирках, Со склонов горы Эльбрус сте­кает 77 ледников.

Ледник движется, ползет вниз. Голова его внизу, а хвост наверху. Голова, которую называют языком ледника, тает, хвост в области пита­ния непрерывно нарастает. А по лед­нику против его движения поднима­ются туристы и альпинисты. Потому что по этой ледяной дороге часто пролегает самый удобный путь.

Леднику на его собственном пути встречаются препятствия. Выползая из кара, он вынужден прыгать вниз с высокого скального уступа, а наты­каясь на неровности дна долины, при­останавливается и под напором расту­щего хвоста вспухает, утолщается. Иногда, наоборот, он растягивается, потому что голову снизу подмыло и она заскользила вперед. На крутых участках долин, на перегибах ледник тоже растягивается и так сильно, что совсем разламывается. Разломы ледника (ледниковые тре­щины) — основное препятствие для туристов и альпинистов.

Трещины глубоки. Настоящие про­пасти высотой с десятиэтажный дом и даже выше. Сравнение с десяти­этажным домом встречается у нас не первый раз, и оно не случайно: име­ется в виду высота 30 метров — кри­тическая для ледяных образований. На глубине 30 метров давление та­ково, что лед течет и трещины смы­каются, а ледяные столбы и стены выжимают из-под себя свой фунда­мент. Конечно, треснуть ледник мо­жет и на всю толщину, скажем на 200 метров вглубь уйдет провал, но через несколько лет на глубине 30 метров трещина сомкнётся.

Особенно коварны ледники, зак­рытые сверху снегом. Их так и назы­вают — «закрытые ледники». На них трещины не видны: идет человек спо­койно по снежному полю, потом раз... и пропал. На месте его исчезновения зияет в снегу маленькое черное от­верстие, а дна нет.

Но упавший в трещину шел по лед­нику в связке со своими друзьями: они шли втроем или вчетвером, на расстоянии 10—15 метров друг от друга. Первый в связке шел без за­паса веревки, остальные держали в

руке по два-три метровых ее кольца. Когда первый провалился, идущий за ним зажал веревку в руке и удер­жал упавшего. Обычно это легко уда­ется, потому что веревка врезается в снег на краю трещины и тормозится.

Но то же самое трение веревки о край трещины не дает поднять вися­щего внизу. Для подъема человека из трещины нужна очень большая сила и разработаны специальные приемы. Этих приемов много, они интересны, иногда очень остроумны, и ты с удо­вольствием и с пользой в будущем узнаешь о них.

Когда ледник подползает к обры­ву, то нависает над пропастью, вре­мя от времени глыбами весом в сот­ни тонн откалывается и падает. Грохот ледяных обвалов прокатыва­ется по горам. Внизу глыбы накапли­ваются, давят друг на друга, снова спрессовываются, смерзаются, превра­щаются в новый ледник, и он ползет дальше. Верхний ледник называют висячим, а нижний — возрожден­ным. Понятно, что стоять под язы­ком висячего ледника нельзя.

Толстый мощный ледник может затопить обрыв непрерывной ледяной массой. Но ледник вынужден сильно изгибаться и, разламываясь во мно­гих местах трещинами, образует ги­гантскую ледяную лестницу. Ступени ее время от времени обрушиваются. От них остаются столбы и башни. На солнце они подтаивают, и получаются острые высокие зубья — сераки.

Рваные крутые участки ледников называют ледопадами. Ледопады бы вают очень большими. Иногда они тя­нутся на километры. Ледник подчас от языка до самых истоков изуродо­ван ледопадами, и сам он — сплош­ной ледопад. А по бокам его могут быть такие сложные скальные стены, что к перевалу приходится идти че­рез ледопад..

В лабиринте трещин, ступеней и сераков трудно отыскать путь. Иног­да труднее, чем преодолеть сложней­шую скальную стену. В ледопадах можно заблудиться: войдешь, а вый­ти назад не можешь — путь всюду прегражден. На ледопадах замечают

дорогу, чтобы в крайнем случае вер­нуться по своим следам. Проходить ледопады стараются утром, пока солн­це не нагрело льды.

Если ледник засыпан снегом, то широкие трещины все равно зияют, но через них есть снежные мосты. По таким мостам переползают по оче­реди, очень осторожно и с надежной страховкой.

Бывают ледники относительно бе­зопасные для прохождения. Это, как правило, открытые ледники: с них стаял снег, и трещины хорошо вид­ны. К тому же трещин может быть совсем мало. По таким ледникам час­то прокладывают маршруты для на­чинающих туристов. Опытные инст­рукторы намечают путь, маркируют его деревянными вехами. Нужно чет­ко придерживаться этого пути и на всякий случай идти в связках. Тогда ледник превращается в удобную до­рогу, ведущую к перевалу.

А на большой высоте по ледни­кам, засыпанным толстым слоем сне­га, с удовольствием спускаются гор­нолыжники.

До встречи в горах

Мы не разбираем с тобой всего арсенала альпинистского снаряжения, но о некоторых предметах мне хочет­ся рассказать.

Ты видел горные значки, значки альпинистских клубов, отдельных экспедиций, туристские горные знач­ки? Редкий из них обходится без изо­бражения ледоруба — он стал сим­волом романтики горовосхождений. И не случайно. Ледоруб для человека в высоких горах — это и сила, и цеп­кость, и уверенность, без него зачас­тую как без рук.

Ледоруб имеет лопатку и клюв и насажен на древко из прочного дере­ва со стальным штыком на конце. Лопаткой и клювом работают на льду, а штыком — на снежных скло­нах.

Сорвавшись на снегу, переворачи­ваются на живот и, перехватив ледо­руб одной рукой за шейку лопатки, а другой за древко у основания штыка.

изо всех сил вонзают штык в снег. Так тормозят падение и обычно за­держиваются. Но второй в связке сто­ит на страховке. Он наготове, он ос­тановит веревкой, если падение про­должится. При этом ему поможет за­битый в снег на все древко ледоруб.

Уже в первых несложных походах часто придется траверсировать снеж­ные и травянистые склоны средней крутизны. В такие походы стоит взять ледоруб, или альпеншток, или прос­то заостренную палку.

Ледоруб держат двумя руками. Ес­ли склон справа, то левой рукой дер­жат за шейку лопатки (альпеншток — за древко вверху), а правой — за древ­ко поближе к основанию штыка. Штыком упираются в склон.

Но задержаться на склоне при со­скальзывании ног ты сможешь толь­ко, если правильно воспользуешься ледорубом.

Представь себе модель в виде чер­тежного циркуля на склоне. Пусть од­на ножка циркуля тупая и скользкая (это твои ноги), а другая — острая, врезавшаяся в склон (это ледоруб). Ес­ли ножки циркуля взаимно закрепле­ны, то острие одной верхней удержит циркуль на склоне. Но если ножки циркуля разъедутся, он соскользнет.

Теперь тебе ясно, что нужно дер­жать ледоруб жестко. Очень жестко! И не менять его наклона, даже если ноги соскользнули.

Веревка тоже изображена на мно­гих горных значках. Но, конечно, не в значках дело. Веревка в горах необ­ходима. Современная альпинистская веревка сплетена из синтетического волокна, толщина ее 11 миллиметров (бывает толще, иногда тоньше) и проч­ность не менее полутора тонн. Это ос­новная веревка, ею связываются меж­ду собой горовосходители. Казалось бы, зачем такой запас прочности, ког­да человек весит меньше ста кило­граммов? Но на деле прочность ве­ревки совсем не избыток, в некото­рых случаях (они-то и недопустимы) ее даже не хватает. Представь себе, что двое идут в связке и первый ушел на десять метров вверх. А второй страхует его, держа веревку в руках

и заложив ее за выступ скалы («точ­ка страховки»). Тогда, если первый сорвется, он будет падать десять мет­ров до «точки страховки» и еще де­сять метров вниз, а веревка может жестко заклиниться за выступом. Рывок будет так силен, что веревка порвется. Вывод: так ходить нельзя.

А как можно?

По этой книге ты не научишься страховке в горах, потому что по кни­ге этому вообще нельзя научиться.

Я бы мог тебе рассказать, как стремятся не выходить высоко над «точкой страховки». О том, какие выступы скал для страховки не при­годны, о том, что веревку второй в связке не зажимает жестко, а прот­равливает, смягчая удар. Мог бы рас­сказать о степени опасности прямого падения, когда ушел прямо вверх, или падения «маятником», когда ушел от «точки страховки» вбок. И о нормах протравливания веревки при разных высотах падения, и о том, ка­кие склоны опаснее при срывах — совсем отвесные или не совсем, скаль­ные или ледяные, а то и снежные (снег еще ведь и сам сорваться мо­жет)... Мог бы, но стоит ли? Ведь да­же специальные альпинистские спра­вочники и инструкции научить не мо­гут. Альпинист постигает «чувство веревки» и «чувство склона» в горах, ' под руководством инструктора. Чело­век человеку передает свой опыт уже на скале, на льду, на снегу, и каж­дое восхождение, начиная с самого первого, является и учебным и спор­тивным одновременно: инструктор, обучая тебя, охраняет твою жизнь, а ты, обучаясь, охраняешь жизнь ин­структора. И тут уже всё совсем по-настоящему, потому что падать есть куда.

Страховка должна быть безоши­бочной, надежно обеспечивать задер­жание при срыве. Но даже если стра­ховка сработала нормально, все равно срыв — это не так просто. Да, тебя удержат, но если даже не получишь ни единой царапины, останется пси­хическая травма.

Александр Губанов (помнишь, он спас в горах Северного Уэлса швей-

царку Риту Верили) поделился со мной впечатлением о срыве во фран­цузских Альпах.

Он шел в связке с двумя своими товарищами. Уже не первый день они на стене. Непогода. На выступах со­бирается снег. Саша идет первым. Он сильно замерз, а участок сложней­ший —на пределе человеческих воз­можностей. Пытаясь преодолеть на­висший снежный карниз, Саша сор­вался. Пролетел несколько метров, ударился о скалу, повис на веревке. Товарищи его удержали. Вот он под­нялся к ним. «Цел?» — спрашива­ют. — «Да. Порядок». Но был далеко не такой уж порядок. Из-за тумана они попали на слишком трудный уча­сток скалы. Они замерзали. Питание и бензин кончались. Времени для об­хода не было. И назад слишком дале­ко.

А вершина близка. Там, с другой стороны, удобный спуск.

Надо пройти вверх. Но из них троих только Саша мог там пройт;: первым — недаром он один из силь­нейших скалолазов мира.

«Но я не мог заставить себя опять идти туда, где только что сорвался. И мышцы от холода одеревенели»,— вспоминал он.

Тогда Саша разделся. Товарищ;' растерли его, согрели воды, держа примус в руках.

«Я выпил кружку кипятка. Надел выжатую одежду... Ну, в общем, про­шел,— закончил он лаконичный рас­сказ,— но не хотелось бы еще такого».

Он сказал «не хотелось бы», но ми­нутой позже с азартом рассказы­вал о планах своих будущих восхож­дений.

И альпинисты, и горные туристы, и скалолазы — все они «люди с гор». Без гор не мыслят жизни, мечтают о новых маршрутах. Встречаясь в го­родах, спрашивают друг друга: «Ког­да едешь в горы? Куда в этом году? С кем?»

Если тебе тоже захотелось в го­ры — готовься. Пройдут годы, и мы с тобой возможно там увидимся.

До встречи в горах!

 

Вода

Спортивный сплав по реке имеет одну принципиальную особенность: ты не распоряжаешься временем. Ес­ли на пешем ходу, на лыжах, при ла­зании в горах ты почти всегда мо­жешь остановиться и обдумать соз­давшееся положение, то в быстрой водяной струе ты увлечен как бы са­мим потоком времени. Ты не можешь отсрочить момент встречи с препятст­вием, потому что плот и резиновую лодку не остановить, а на байдарке не всегда успеешь развернуться, и к берегу пристать не всегда и везде воз­можно.

Сплав по быстрой реке иногда сравнивают с игрой в шахматы: нуж­но решить задачу в ограниченное время. Но проигрыш на реке прине­сет ущерб не только престижу.

На первых порах технически слож­ные реки тебе недоступны. Это легко понять, если посмотреть, какого уров^ ня мастерства и знаний достигли опытные спортсмены-водники. И раз уж я обещал тебе рассказать о тво­ем будущем в спортивных путешест­виях, то взглянем вместе и на кусо­чек «сложной воды»,

\ Водный рельеф и водные наездники

Когда выходишь на сложную ре­ку, ждут тебя стоячие валы, прижи­мы, отбойные волны, свалы, водосли­вы, водосбросы, водопады, каскады порогов, шиверы, подводные, надвод­ные и полузатопленные камни, гре­бенки, щеки, стрелки, вихревые те­чения, котлы, противотоки, верти­кальные водовороты, сбои струй... от названий кружится голова.

Ничего! Постепенно разберешься в словесном хаосе и поймешь причуд­ливое строение реки, мчащейся гроз­ным водяным потоком в лабиринте каменных коридоров.

Вот течет река. На пути каменные ворота из двух высоких скал сжали ее в тиски. Скалы стоят здесь, навер­ное, миллионы лет, а река неизменно мчится им навстречу.

Но представь себе, вдруг произош ло невероятное: скалы двинулись вверх по реке, как два исполинских корабля, а она остановилась. Кораб­ли мчатся нам навстречу вплотную к берегам, и от них по застывшей воде расходятся волны. От тупых носов каменных кораблей — левого кораб­ля и правого — толстыми усами идут волны. Посередине реки они встреча­ются, громоздятся друг на друга, складываются и создают высокий мощный суммарный вал. Он мчится за кораблями, немного поотстав, но на постоянном расстоянии от них.

Но вот все опять встало на свое места: корабли застыли у берегов, ре­ка рванулась им навстречу. Волны от носов кораблей тоже застыли, по­тому что они хотя и идут, но буксу­ют на месте — их скорость равна ско­рости встречного хода реки. И гроз­ный суммарный вал застыл как вко­панный на постоянном расстоянии от кораблей-скал, превратился в стоя­чий вал. Он грохочет пенным греб­нем и поджидает большую надувную лодку, которую поток несет ему на расправу.

Трое гребцов веслами разворачи­вают лодку точно носом к валу. Лод­ка идет со скоростью потока, вода вокруг нее стоит, и гребцам кажется, будто скалы и впрямь устремились им навстречу, тянут за собой вал.

Скалы проносятся сбоку, сжатая река взгорбилась. Вал близко... В по­следний момент поток чуть-чуть от­вернул нос лодки. Она взлетела косо вверх, углом, и загнутый гребень ва­ла ударил по ней. Лодка опрокину­лась.

Гребцы в воде. Рядом с ними пе­ревернутая лодка. Взлетели на вер­шину вала. В следующий момент лодка и гребцы летят вниз в водя­ную яму, которую продавил падаю­щий поток. Яма глубокая, вода со всех сторон рвется в нее, сшибается, встает новым валом, который река сносит ниже водяной ямы. Второй вал тоже стоячий, потому что он, как и первый, идет против хода реки.

Взлетая на второй вал, ловки? гребцы успели ухватиться за стропы.

протянутые по днищу лодки. Один из них даже пытается вскочить на дни­ще. Когда лодка падает в следующую водяную яму, это ему удается. Тре­тий вал подкинул лодку с седоком и с двумя прицепившимися и опять шзырнул вниз. А перед четвертым, последним, высоким валом двое ос­тавшихся в воде мигом развернули лодку боком, третий же гребец на днище рванул на себя стропы, сам опрокидываясь. Четвертый вал по­мог ему — ударил по лодке снизу, я она перевернулась в нормальное положение.

Все трое гребцов вскарабкались в лодку, уселись на свои места, подоб­рали привязанные на веревках весла...

А из-за следующего поворота уже доносится рокот поджидающего их водосброса...

Кто эти лодочники-наездники? Кто научил их водной акробатике?

Они учились не по книгам. Они учились на реках, где валы помень­ше. Учились у своих предшественни­ков, когда те брали их по одному на плоты, управляемые опытными епорт-гменами. Такова преемственность в обучении мастерству покорения рек.

Конечно, гребцы в лодке не безза­щитны. Они хорошо одеты и снаря­жены. Они в теплых шерстяных кос­тюмах, а от воды их защищают тон­кие резиновые комбинезоны, как у подводников. Или на них надеты ру­башки и колготы «калипсо» из мяг­кой микропористой резины. Поверх этих костюмов прицеплена защита из пенопласта: плечевые накладки, щит­ки на бедрах, наколенники, нало­котники, щитки на голенях, которые должны предохранить от ударов о камни, а поверх всего надет спаса­тельный надувной жилет. И, нако­нец, голова защищена прочным пла­стмассовым шлемом.