Проницательные читатели

1 2

Молодая жена! Ты «Что делать?» взяла.

Эта книга полна

Всякой грязи и зла.

Брось зловредный роман,

В нем разврат и порок —

И поедем канкан

Танцевать в «Хуторок»!

Нет, положительно, роман

«Что делать?» нехорош!

Не знает автор ни цыган,

Ни дев, танцующих канкан,

Алис и Ригольбош.

Нет, положительно, роман

«Что делать?» нехорош!

Великосветскости в нем нет

Малейшего следа.

Герой не щеголем одет

И под жилеткою корсет

Не носит никогда.

Великосветскости в нем нет

Малейшего следа.

Жена героя — что за стыд! —

Живет своим трудом;

Не наряжается в кредит

И с белошвейкой говорит —

Как с равным ей лицом.

Жена героя — что за стыд! —

Живет своим трудом.

Нет, я не дам жене своей

Читать роман такой!

Не надо новых нам людей

И идеальных этих швей

В их новой мастерской!

Нет, я не дам жене своей

Читать роман такой!

Нет, положительно, роман

«Что делать?» нехорош!

В пирушках романист — профан,

И чудеса белил, румян

Не ставит он ни в грош.

Нет, положительно, роман

«Что делать?» нехорош!

Курочкин В.С. Собр. Стихотв. С. 181-182.

Д. Д. Минаев

РЕНЕГАТ

По недовольной, кислой мине,

По безобидной воркотне,

По отвращенью к новизне

Мы узнаем тебя доныне,

Крикун сороковых годов!..

Когда-то, с смелостью нежданной,

Среди российских городов,—

Теоретически-гуманный,

Ты развивал перед толпой,

Из первой книжки иностранной,

Либерализм еще туманный,

Радикализм еще слепой.

Каратель крепостного ига,

Ты рабство презирал тогда,

Желал свободного труда;

Ты говорил красно, как книга,

О пользе гласного суда.

Предвестник лучшего удела,

Такую речь бросал ты в свет:

«И слово самое есть дело,

Когда у всех нас дела нет!..»

Глашатай будущей свободы,

Ты в дни печали и невзгод

Сидел у моря — ждал погоды

И нам указывал вперед.

Но вот пришло иное время,

Свободней стала наша речь,

И рабства тягостное бремя

Свалилось с крепких русских плеч.

Открытый суд с толпой «присяжных»

К нам перешел из чуждых стран;

Вдруг отошел на задний план.

Защитник слабых, подневольных,

Переменив свой взгляд, свой вид,

Теперь, в разряде «недовольных»,

Порядки новые бранит.

Как промотавшийся повеса,

Смолк либеральный лицемер

В толпе друзей полу-прогресса,

Полу-свободы, полумер...

Движеньем новым сбитый с толку,

Везде чужой, где нужен труд,

Корит он прессу втихомолку

И порицает гласный суд;

Из-за угла и не без страха

Бросает камни в молодежь,

И оперетки Оффенбаха

В нем возбуждают злости дрожь.

Зато порой, по крайней мере,

Отводит душу он: готов

Отхлопать руки все в партере,

Когда поют «Говорунов».

О ренегаты! Вам укоров

Мы не пошлем… Казнить к чему ж

Давно расстриженных фразеров,

Сороковых годов кликуш!..

Их гнев м старческая злоба

Уже бессильны в наши дни, -

Так пусть у собственного гроба

Теперь беснуются они!

(Искра, 1868. № 49; Поэты «Искры», т. 2, Л., 1955, с. 218-219)

В. И. Богданов

БЕСЕДА С МУЗОЮ

(В чисто классическом роде)

Как-то муза мне сказала, Потрепав меня рукой:

«Влас, мой друг, ты пишешь мало, Пой! пой! пой!»

И ответил я сестрице:

«Я спою тебе, изволь,

Как живет у нас в столице Голь, голь, голь.

В тех углах, где близ заборов, Мостовых, панелей нет,

Где чуть теплится Шандоров²

Свет! свет! свет!

Где лачужки длинным строем Догнивают, искосясь,

Где лежит глубоким слоем Грязь, грязь, грязь;

Где всю жизнь одни лишения Жалких тружеников ждут,

Где тяжел до изнуренья

Труд, труд, труд...»

' «Говоруны» — пьеса Й. Манна, пасквиль на «нигилистов».

² Шандоров свет — освещение керосином фирмы «Шандор».

240

— Стой! — прервала муза, — вникнет
В эту песнь сонм важных лиц,

И как раз тебе он крикнет:

Цыц! цыц! цыц!

Скажут: песня не из лестных... Навлечешь как раз их гнев, Лучше пой, брат, про прелестных Дев, дев, дев.

Обратись к луне, к природе, Пой утехи юных лет —

Ведь поет же в этом роде Фет, Фет, Фет.

Если ж жизнь тебя прельстила, То ты можешь воспевать,

Как живет изящно, мило

Знать, знать, знать.

Как столица ослепляет Непривычный к блеску глаз, Как на улицах блистает

Газ, газ, газ;

Как весь год жилося славно, Что в балете ты видал,

Как Ефремов дал недавно Бал, бал, бал;

Как... да ну, бериже лиру

И скорей про край родной

Песню сладенькую миру

Пой! пой! пой!

(Искра, 1803, № 48; Поэты «Искры», т. 2. Л_:, 1955, с. 521—522)

ЗАМЕТКИ СО ВСЕХ КОНЦОВ СВЕТА

Заявленное Парижской коммуной требование полной муниципальной свободы и автономии для г. Парижа до глубины души возмутило версальское национальное собрание. Оно готово Г)ыло помириться с республикой, готово было дать какую угодно пюбоду всему французскому народу, в среде которого всегда найдутся миллионы безграмотного и полуграмотного люда, гото-ного подать свои голоса не только за умеренных республиканцев, но даже за легитимистов и клерикалов. Но муниципальная автономия больших городов, где сосредоточены значительные массы образованного пролетариата, дело совершенно неподходящее.

241

В таких местах может ведь как раз подняться целый ряд самых неудобоваримых вопросов для разных рантьеров и проприетеров. Недаром Тьер в заседании 8-го апреля заявил, что немедленно сложит с себя должность, если в городах, имеющих более 20 000 жителей, мэры будут выбираемы городским населением, а не назначаемы от правительства. Все это совершенно естественно: Тьер поставил себе задачей восстановить «порядок», а во Франции уже сильно повеяло духом, энергически протестующим против существовавшего доселе порядка. Залпы орудий между Версалью и Парижем решают теперь это маленькое недоразумение, выражающееся пока в диалоге, который поется двумя хорами, версальским и парижским, под аккомпанемент пушечных залпов и трескотни митральез.

Хор версальский

Мы — Домовладельцы, Мы — владельцы ренты.

Хор парижский

Ваши квартиранты мы, мы — рабочий класс.

Хор версальский

Нет, вы — коммунисты, воры, инсургенты...

Хорпарижский

Вы ж — эксплуататоры обнищавших масс.

Хор версальский

В нас все средства Франции, мы — ее богатство:

Хор парижский

В нас вся сила Франции, мы — ее весь труд.