Биография Тайлора Э.Б

Тайлор один из первых и самый знаменитый из всех английских эво­люционистов, родился в 1832 г. в лондонском предместье Кэмбервилл в семье набожного промышленника-квакера. Его формальное образование ограничилось средним, да к тому же еще в квакерской школе: отец не послал его в колледж, так как собирался сделать своим преемником. Но жизнь рассудила иначе. Когда 23-летнего Тайлора отправили для поправки здоровья в Америку, он познакомился на Кубе с банкиром Г. Кристи, любителем древностей и меценатом, и под его влиянием про­никся интересом к археологии и этнографии.

Вернувшись через два года в Англию, Тайлор занялся самообразованием. Он изучал этнографическую литературу, тогда уже довольно значительную, и древние языки — латинский, древнегреческий, древне­еврейский, без которых нельзя было обратиться ко многим историческим первоисточникам. Тогда же он женился на состоятельной женщине, что избавило его от забот о хлебе насущном и позволило совершить несколько путешествий по Европе и Америке для ознакомления с их музеями.

Публиковать свои научные труды Тайлор начал в 1861 г., когда вы­шла в свет его первая, еще незрелая работа «Анахуак, или Мексика и мексиканцы, древние и современные», обязанная своим появлением дли­тельному путешествию с Кристи по Мексике в 1856 г. Четыре года спустя появился другой, вполне серьезный для того времени труд Тайлора — «Исследования в области древней истории человечества».

В нем уже про­водятся основные, и притом преимущественно конструктивные, идеи эво­люционизма в этнографии: прогресс человеческой культуры от эпохи ди­кости через варварство к цивилизации; различия в культуре и быте от­дельных народов объясняются не расовыми особенностями, а неодина­ковостью достигнутых ими ступеней развития: культурные достижения могут быть самостоятельно изобретены, унаследованы от предков или заимствованы у соседей. Еще через четыре года был закончен и в 1871 г. опубликован основной труд Тайлора, прославивший его имя, — «Перво­бытная культура». О нем мы несколько позже скажем особо. Наконец, после более значительного перерыва, в 1881 г., вышла в свет последняя книга Тайлора «Антропология (Введение к изучению человека и циви­лизации)». Это нечто вроде популярного общего руководства, учебника по истории первобытного общества и этнографии где охватывается все: происхождение человека, расовая и языковая классификация человече­ства, материальная и духовная культура, общественное устройство. Правда, такой широкий охват достигнут в значительной мере за счет научного уровня книги, значительно уступающего уровню предыдущего исследования — “Первобытной культуры”. Показательно само название книги — “Антропология”, о значении которого уже говорилось. Можно думать, что именно авторитет Тайлора сыграл немалую роль и в найме новации эволюционистской школы в этнографии антропологической школой, и в традиционном для англосаксонских стран обозначении наук о человеке как антропологии.

Авторитет этот был очень велик. Не только в книгах, но и в многочис­ленных статьях (общее число их превышало 250) Тайлор проявил свой яркий талант, блестящую эрудицию, скрупулезную научную добросовестность и писательский дар. В отличие от многих своих предшественников и современников, он придавал значение не только выводам, но и тем методам, с помощью которых они были сделаны. В ряде случаев од пока­зал пример комплексного использования данных этнографии, археоло­гии, фольклористики и других смежных дисциплин. Он поражал, вообра­жение множеством и разнообразием фактических данных, которыми под­креплял свои утверждения. Поэтому неудивительно, что уже в год выхода в свет «Первобытной культуры» Тайло был избран членом Королевского общества — этой британской академии наук. Впоследствии он получил за научные заслуги дворянство, стал сэром Эдуардом Тайлором.

Очень высоко ценили Тайлора и зарубежные коллеги. Достаточно сказать, что крупнейший русский исследователь первобытности первой половины нашего века А. Н. Максимов, вошедший в историю науки как строгий критик и великий скептик, считал Тайлора наиболее значитель­ным этнологом XIX столетия. Это, разумеется, небесспорно, так как современником Тайлора был другой великий этнограф-эволюционист — Льюис Генри Морган, который самостоятельно близко подошел к марк­систскому пониманию истории. Но оценка Максимова говорит о многом.

Первую официальную должность Тайлор занял в возрасте уже пяти­десяти с лишним лет, став в 1883 г. хранителем Этнографического музея при Оксфордском университете. Он же и был фактическим создателем этого музея, образованного на основе собраний встретившегося ему на пути богача — коллекционера и археолога, генерала и члена Королев­ского общества Огастеса Лейн-Фокса (позднее он принял фамилию двою­родного деда — Питт-Риверс, под которой и известен в науке). Как и Тайлор, Питт-Риверс был эволюционистом. Он приобрел известность тем, что первым стал располагать свои экспонаты (главным образом оружие) по их функциям и по нарастающей от простого к сложному. Вероятно, Тайлор сыграл известную роль в том, что Питт-Риверс по­жертвовал эти эволюционные ряды.вещей Оксфордскому университету. Как хранитель музея, Тайлор вел не только исследовательскую, но и по­пуляризаторскую работу, выступал с лекциями и докладами. В 1884 г. он был назначен лектором по антропологии Оксфордского университета, в 1886 г. — доцентом Абердинского университета. Тайлор собрал вокруг себя значительную группу единомышленников и учеников. Все это под­готовило создание в Оксфордском университете кафедры антропологии, первым профессором которой в 1896 г. стал Тайлор. Дважды он занимал видный пост президента Антропологического института Великобрита­нии и Ирландии. По существу, он сделался признанным главой англий­ской школы эволюционизма в этнографии и оставался им до 1907 г., когда вынужден был из-за душевной болезни прекратить всякую научную деятельность. Умер Тайлор в 1917 г. в городке Веллингтоне в Средней Англии.

Первобытная культура” Тайлора Э.Б.

«Первобытная культура» начинается с изложения того, как автор понимает предмет своего исследования. Культура здесь — это только духовная культура: знания, искусство, верования, правовые и нравст­венные нормы и т. п. И в более ранних, и в более поздних работах Тайлор трактовал культуру шире, включая в нее по меньшей мере также тех­нику. Надо отметить, что он, как и его современники, не стремился к точ­ным дефинициям. В гуманитарные науки они пришли позднее, заодно почти вытеснив живость и увлекательность изложения, так органически свойственную большинству работ прошлого.

Далее следует предлагаемое Тайлором понимание эволюционизма в науке о культуре, его “кредо” эволюционизма. “История человечества есть часть или даже частичка истории природы”, и человеческие “мысли, желания и действия сообразуются с законами столь же определенными, как и те, которые управляют движениями волн, сочетанием химических элементов и ростом растений и животных”. К числу важнейших из этих законов относятся, с одной стороны, “общее сходство природы человека”, с другой — “общее сходство -обстоятельств его жизни”. Действием этих причин объясняется единство человечества и единообразие его культу­ры на сходных ступенях развития. В то же время эти ступени являются стадиями постепенного развития, и каждая из них — не только продукт прошлого, но и играет известную роль в формировании будущего. “Даже при сравнении диких племен с цивилизованными народами мы ясно ви­дим, как шаг за шагом быт малокультурных обществ переходит в быт более передовых народов, как легко распознается связь между отдель­ными формами быта тех и других”. Таким образом, все народы и все Культуры соединены между собой в один непрерывный и прогрессивно развивающийся эволюционный ряд. Особо подчеркивается постепенный характер этой эволюции: “новейшие исследователи” сходятся с Лейбни­цем (и, стало быть, расходятся с некоторыми другими философами и есте­ствоиспытателями) в том, что “природа никогда не действует скачками”.

Некоторые из этих положений сопровождаются оговорками, показы­вающими, что автор “Первобытной культуры” был проницательнее дру­гих своих единомышленников. Он как бы предвидел по крайней мере часть тех возражений, которые встретят эволюционистские идеи позднее, в XX столетии. В частности, он понимал, что в культуре много не только общечеловеческого, универсального для одних и тех же стадий развития, но, и специфичного для отдельных народов. “Хотя обобщение культуры известного племени или народа и отбрасывание индивидуальных част­ностей, из которых она состоит, не имеют значения для окончательного итога, однако мы должны отчетливо помнить, из чего складывается этот общий итог”.Те, кто не видит деревьев из-за леса, не лучше тех, кто не видит леса за деревьями. Эта мысль Тайлора вполне отвечает концеп­ции нашей современной этнографии — изучать и общее, и особенное в культуре народов.

Понимал Тайлор и то, что эволюция культуры — это не только ее самостоятельное, независимое развитие, но и результат исторических воз-юйствий и заимствований. “Цивилизация есть растение, которое чаще бывает распространяемо, чем развивается само”. Позднее именно эта идея была поставлена во главу угла этнографами-диффузионистами в их борьбе против эволюционизма. Проблема до сих пор остается во мно­гих своих конкретных решениях спорной, но в современной, исторически ориентированной этнографии преобладает стремление преодолеть обе крайности.

Наконец, Тайлор отдавал себе отчет в том, что культурное развитие совершается не так уж прямолинейно. Он подчеркивал сложность и не­однозначность ценностного аксиологического сопоставления культурных достижений, которые только “по общему смыслу фактов” позволяют признать, что варварство опередило дикость, а цивилизация — варварство. На ряде примеров он показал, как “неопределенны должны быть выводы из этих общих и приблизительных оценок культуры”, и тем са­мым предвосхитил идеи еще одного антиэволюционистского направле­ния в позднейшей этнографии, культурного релятивизма с его тезисом о несопоставимости и равноценности всех культур. Культурный реляти­визм несовместим с признанием исторического прогресса, за что подверг­ся сокрушительной критике и у нас, и за рубежом, но все же мы в извест­ной мере отдаем должное его рациональному зерну — уважению к куль­турному достоянию всех народов.

Таким образом, концепции классического эволюционизма в этногра­фии развиваются в “Первобытной культуре” с определенными оговор­ками. Эти концепции сформулированы здесь не так жестко, как в рабо­тах многих других эволюционистов, да и в предыдущей книге Тайлора “Исследования в области древней истории человечества”. Все же и в “Первобытной культуре” автор не пошел дальше подобных оговорок. Для Тайлора как эволюциониста важнее всего было показать культур­ное единство и единообразное развитие человечества и, преследуя эту главную цель, он нечасто оглядывался по сторонам.

Большое внимание уделено в “Первобытной культуре” теоретиче­скому обоснованию прогресса в культурной истории человечества. Во­прос этот в те времена не был академическим. Согласно креационистской концепции богословов люди были сотворены уже с определенным (и немалым) уровнем культуры: сыновья Адама занимались земледелием и скотоводством, их ближайшие потомки построили корабль-ковчег, пы­тались построить из обожженного кирпича Вавилонскую башню и т. п. Но если так, то откуда взялись дикие охотники и рыболовы? Чтобы объ­яснить это, креационисты в начале XIX в. стали утверждать, будто после акта творения история культуры пошла двумя путями: вперед по пути развития цивилизации и назад по пути вырождения, деградации, рег­ресса. Вот эту-то теорию разоблачали с 1860-х годов многие эволюцио­нисты, и активнее всех Тайлор.

Нередко приходится читать, что, так как в те времена учение церкви было частью идеологического истеблишмента и выступать против него приходилось с осторожностью, Тайлор делал это в мягкой, уклончивой форме. На самом деле он решительным образом выступил против обра­щения ученых к библейской традиции. “Не может не вызывать само по себе возражения стремление при исследовании вопроса о древнейшей цивилизации основывать научное воззрение на “откровении” (т. е. на “свя­щенном писании” ). По моему мнению, было бы неизвинитель­но, если бы ученые, видевшие на примере астрономии и геологии печаль­ные результаты попытки основать науку на религии, поддерживали та­кую же попытку в этнологии”. Он привлек внимание и к тому, что даже обращение к “откровению” отнюдь не решает вопроса. “Можно заметить кстати, что учение о первоначальной цивилизации, дарованной будто бы человеку божественным вмешательством, вовсе не делает необходи­мым предположение, что эта первоначальная культура была высокого уровня. Защитники его вольны признать точкой отправления культуры любое состояние, какое им кажется наиболее вероятным”. Этот-то до­полнительный логический аргумент Тайлора и рассматривают часто не­верно, как допущение возможности божественного вмешательства, ус­тупку церковникам.

Отстаивая идею прогресса культуры и показывая его в своей книге, Тайлор, как и во многих других случаях, избегал таких крайностей, как полное отрицание возможностей регресса. Он указал на возможные при­чины попятного движения, привел ряд известных ему фактов культурной деградации. Но все это отнюдь не говорит о какой-то половинчатости его взглядов. Вопрос о соотношении прогресса и регресса в истории чело­вечества Тайлор решал вполне однозначно. “Если судить по данным ис­тории, то первоначальным явлением оказывается прогресс, тогда как вы­рождение может только последовать ему: необходимо ведь сначала до­стигнуть какого-то уровня культуры, чтобы получить возможность утра­тить его”. И еще определеннее: “Вообще прогресс далеко преобладал над регрессом”. Существенно, что, обосновывая этот тезис, Тайлор пре­одолел собственно эволюционистский подход к делу и указал на значе­ние исторических контактов для сохранения “плодов прогресса”. То, что где-либо достигнуто, широко распространяется, и таким образом за­трудняется утрата культурного достояния человечества, даже если ка­кая-то часть последнего это достояние утратила.

Прогресс одних и регресс других ветвей людского рода ранние идео­логи расизма, сочетавшие свои идеи с идеями креационизма, связывали с неравенством человеческих рас. Автору “Первобытной культуры” чужд не только креационизм, но и расизм. Правда, в его книге нередки такие выражения, как “дикая раса” или “высшая раса”, но здесь надо учесть, что в английском языке слово “раса” многозначнее, чем в русском, и совсем не обязательно имеет физико-антропологический, биологический смысл. Можно встретить в книге и такие высказывания, как, например, ссылка на “незначительное умственное различие между англичанином и негром”, но здесь имеются в виду не расовые свойства, а достигнутые разными обществами уровни культуры. В целом же Тайлор достаточно четко сформулировал свою антирасистскую позицию. Он находит возмож­ным и желательным “считать человечество однородным по природе, хотя и находящимся на различных ступенях цивилизации, и намерен показать, что “фазисы культуры мы вправе сравнивать, не принимая в расчет, на­сколько племена, пользующиеся одинаковыми орудиями, следующие оди­наковым обычаям и верующие в одинаковые мифы, различаются между собой физическим строением и цветом кожи и волос”” Так же однозначно подверг он сомнению цивилизаторскую роль белых европейцев. “Белый завоеватель или колонизатор, хотя и служит представителем более вы­сокого уровня цивилизации, чем дикарь, которого он совершенствует или уничтожает, часто бывает слишком дурным представителем этого уровня и в лучшем случае едва ли может претендовать на создание быта более чистого и благородного, чем тот, который им вытесняется”.

От раскрываемого в книге тайлоровского понимания эволюционизма в этнографии неотделимы предлагаемые и применяемые здесь научные методы.

Подобно другим эволюционистам, Тайлор считал, что все явления культуры — материальные объекты, обычаи, верования и т. п.—состав­ляют такие же виды, как виды растений или животных, и так же, как они развиваются одни из других. Значит, историк культуры должен при­менять ту же методику, что и естествоиспытатель: систематизировать культурные явления по их видам, располагать эволюционными рядами — от более простых видов к более сложным и прослеживать их прогресс — Процесс постепенного вытеснения менее совершенных видов более совершенными. В этой методике самым неудачным было признание эволюци­онных рядов независимыми друг от друга. На деле все явления культуры так или иначе между собой связаны, должны изучаться системно, и толь­ко при таком изучении могут быть поняты движущие силы, пути и темпы их развития. Неверный общетеоретический подход предопределил неуда­чу эволюционистской методики Тайлора. Но в то же время он обосновал и применил несколько действенных исследовательских приемов.

Обратив внимание на повторяемость явлений культуры в простран­стве и во времени (“явления, имеющие в своей основе сходные общие причины, должны беспрестанно повторяться”), Тайлор первым широко и систематически обратился к сопоставлению таких повторяющихся яв­лений. Впоследствии этот прием получил название типологического срав­нения и стал успешно применяться в рамках сравнительно-историче­ского метода. Сегодня он позволяет с большей или меньшей долей на­дежности моделировать по этнографическим данным явления первобыт­ной культуры и привязывать их к определенным ступеням исторического развития. Но и Тайлору он давал уже немало: помогал соотносить между собой во времени сходные обычаи, верования и т. п., т. е. определять на­правления и стадии их развития, да и вообще судить о прошлом.

Те же возможности открывал и другой прием, связанный с введенным Тайлором в науку понятием “пережитки”. Справедливости ради надо сказать, что пережитки в культуре были уже за десятилетие до выхода в свет “Первобытной культуры” выделены русским ученым К. Д. Каве­линым. Но его идея не получила широкой известности и не оказала влия­ния на европейскую этнографию. С Тайлором дело обстояло иначе: его книга была переведена на многие языки. Пережитком Тайлор назвал “живое свидетельство или памятник прошлого”, которые были свойствен­ны более ранней стадии культуры и в силу привычки перенесены в дру­гую, более позднюю стадию. В “Первобытной культуре” приведено много примеров пережитков, в том числе такие, как ручная прокидка челнока во времена уже механизированного ткачества, пожелание здоровья при чиханье — остаток веры в то, что через отверстия в голове могут войти или выйти духи, и т. п. Верный своему естественнонаучному подходу, Тайлор сравнивал пережиток с рудиментом в живом организме, но тут же, выходя за рамки этого подхода, говорил о видоизмененных и о вновь ожив­ших пережитках. Вскоре после смерти Тайлора вокруг понятия “пережи­ток” завязались острые теоретические споры, отголоски которых сохра­нились до нашего времени.

В “Первобытной культуре” Тайлор сожалел, что данные этнографии недостаточны для обращения к статистике. Однако позднее в своей по­следней значительной работе “О методе исследования развития учреж­дений” он положил начало еще одному исследовательскому приему в этнографии — использованию количественных, статистических данных для подсчета совпадений в распространении явлений культуры и сужде­ния об их закономерной связи. Это был только первый и не давший при­знанных результатов подступ к новой методике, но в последние десятиле­тия, когда количественные приемы стали широко применяться, о нем подчас говорят как о наиболее заметном вкладе Тайлора в разработку мето­дики науки.