2020-01-15
80
Второй уровень – региональный. Любое активное социальное движение, пытаясь встроиться в уже существующую систему общественных отношений, будет испытывать трудности. Но на то власть и существует, чтобы отличать инициативу добрых дел от, скажем, инициатив наркоторговли. Наше сознание – сознание общинное, нам очень нужно, чтобы вокруг нас была атмосфера человечности. Это гораздо важнее, чем личное благополучие и жизненный комфорт.
Как всегда, жизнь далека от идеала. Власть не замечает низовые инициативы, бизнес мало контактирует, медиа пространство игнорирует. Но, тем не менее, вопрос о встраивании развивающейся системы социальных православных инициатив в региональные общественные институты стоит на повестке дня. И в первую очередь именно региональные и местные власти должны увидеть эти инициативы и людей, которые их проявляют. Увидеть как помощников в общем деле, имеющих вес и своё компетентное мнение. Властью, совместно с бизнесом и третьим сектором должны быть созданы схемы взаимодействия всех участников социальных процессов при понимании того, что именно низовые инициативы есть основа развития нравственных ценностей в обществе.
Третий уровень – федеральный. Если предыдущий уровень есть вопрос создания в местных сообществах нравственной среды, то здесь речь должна идти о национальном целеполагании, о стратегии развития страны в принципе. Какими мы хотим быть – вот собственно вопрос для политических лидеров. И начинать решать этот вопрос надобно с взаимоотношений государства и Церкви. Если дела православные – дела частные, тогда один вариант – и катастрофичный, на наш взгляд. Если это дела национальные, работа по воссозданию русского мира, жизнеспособной и одухотворенной нации – тогда разговор иной, конструктивный и обращенный в будущее. Но тогда и сегодняшнее развитие православных инициатив есть живое начало этой работы, самостоятельная народная стратегия нравственного выживания. И долг государства – поддержать эти инициативы.
Когда у нас народ не ходит на выборы, политики обижаются и говорят, что у нас политически незрелое общество. Тут они совершают ошибку, полагая, что они хотят для народа чего-то хорошего, а их не понимают. Ежели бы эти политики утрудили бы себя приглядеться к народу, они нашли бы, что там само по себе происходит много чего хорошего, чего не понимают они сами.
К примеру, пока мы видим своё будущее как будущее «свободных людей, живущих в комфортном государстве всеобщего благосостояния» (смысл таков, за точность не ручаюсь) – мы видим обезьяну в зеркале. А то и хуже, В.С. Непомнящий в статье «Поэт, царь и мы» говорил: «Если Россия, со своим «пасхальным» сознанием, со своим идеализмом, поверит, что принцип «бери от жизни все» есть принцип идеальный, то она превратится в такое чудовище, какого мир не видел от самого своего основания».
Если наша национальная жизнь будет устраиваться не на милосердии, а на одной только конкуренции, то ничего не будет. Мы никогда не сможем на полном серьезе строить «государство всеобщего благосостояния», хотя я и понимаю, что это может быть сопутствующей задачею где-то третьего уровня. Наша цель – Идеал Божественного в человеке, в Святой Руси, наша жизненная практика – человечность и милосердие.
Как никогда ранее видно сегодня историческое распутье для России. Остается верить, что Бог не попустит совершиться новой трагичной ошибке, быть может последней в длинном ряду уже совершенных и до сих пор не отмоленных.
МЕТОДИКА ПРОЕКТА
Научно-исследовательский проект «Социальные инициативы российского православного сообщества»
Вопросы транспарентности в деятельности Православных инициативных групп
(опыт проведения полевого этапа исследования)
На протяжении почти всего прошлого века Русская православная церковь находилась во враждебном окружении, периодами от прямого уничтожения клира и храмов до молчаливого отторжения и полицейского надзора. Такое положение вынудило Церковь фактически замкнуться, крайне осторожно реагируя на все проявления внешней среды. С падением коммунистической системы началось возрождение Церкви и она, за последние двадцать лет, стала одним из наиболее уважаемых в обществе социальных институтов.
Но парадокс заключается в том, что, став таковым, Церковь завоевала доверие в глазах общества, но никак не основных демократических институтов, к числу которых относятся средства массовой информации. Отечественные СМИ сегодня, как и вчера, являются представителями скорее западно-либеральной идеологии, для которых абстрактная свобода есть главное мерило общечеловеческих ценностей. Исторически сложилось так, что российским либералам отчего-то гораздо милее протестантский модерн и католический конформизм (а то и обиженный на всех в мире фундаментальный ислам), нежели традиционное русское Православие. Соответственно, и при новой российской государственности Церковь оказалась в достаточно враждебном информационном окружении. Окружение это или игнорирует сам факт существования и восстановления Церкви либо старается найти в делах её что-либо недостойное. В последнем случае радость неправедного обличения надолго поднимает настроение российским мастерам пера.
В этих условиях Церковь вынуждена была долгое время вести крайне осторожную публичную политику, и выработала строгие принципы и правила общения с медиа пространством. Но сегодня Церковь начинает проводить активную социальную политику, становясь, по определению, более открытой. Эта открытость предполагает и новые принципы контактов с окружающим миром. С другой стороны, почти военная субординация внутри Церкви в определенной степени мешает этой открытости. Любая информация, востребованная извне о делах Церкви, требует согласования (благословения) вышестоящего священноначалия и, зачастую, тормозит процесс общения с миром.
Мы вовсе не хотим брать на себя дерзость разбирать вопросы внутрицерковной дисциплины, но лишь хотим сказать, что принцип оперативной открытости Церкви и готовности к общению сегодня есть важный показатель её внутренней силы и твердого положения в обществе.
С трудностями в этой области столкнулись исследователи проекта «Социальные инициативы православного сообщества». По методике проекта было необходимо провести серии неформализованных экспертных интервью в ряде регионов страны (субъектах федерации). Экспертами выступали либо священники приходов, либо руководители инициативных групп, действующих при храмах и по благословению иерея.
Исследователи справедливо полагали, что рекомендательное письмо от Московской Патриархии значительно облегчило бы доступ к беседе с экспертами. Однако, несмотря на наши усилия и помощь лиц, вхожих в Патриархию, нам так и не удалось получить благословение на проведение исследование не то, что Святейшего, но и никого иного из Патриархата.
В результате на руках у интервьюеров было лишь письмо от Фонда «Фома Центр» и бумага, где было сказано, что проект проводится «в рамках III открытого Конкурса проектов некоммерческих неправительственных организаций, имеющих социальное значение. Конкурс проводится Институтом общественного проектирования с 2007 года по распоряжению Президента РФ и направлен на поддержку ННО и социологических исследований проблем развития современного российского общества».
И первый и второй документы особой помощи организаторам не оказали. О Фонде «Фома Центр» (как и о журнале «Фома») во многих регионах просто никто ничего не слышал, что и вызывало сомнения в целесообразности диалога (к этим сомнениям взывал, казалось и сам апостол). К тому же смущал государственный статус проекта, а слова «по распоряжению Президента РФ» так же не добавляли доверительности.
В результате, при проведении опросов для данного исследования возникли трудности, ставшие системными и типичными для многих интервьюеров при организации интервью.
Некоторые интервьюеры, изначально изъявлявшие готовность провести такой опрос, впоследствии вынуждены были признаться, что не смогли этого сделать. Иными словами, им не удалось установить ни одного результативного контакта, везде им отвечали отказом. Тому были следующие основные причины:
Первая причина связана с тем, что священники, первоначально выражавшие готовность ответить на вопросы, ознакомившись с темами, от участия отказывались. Мотивировали они это сложностью тематики или тем соображением, что интервью затрагивают вопросы, ответы на которые, по их мнению, могли негативно отразиться на работе приходов. При этом никто не захотел пояснить, каким образом и при участии каких сторон это произойдет.
Причина вторая. Эксперты посчитали невозможным говорить на многие темы интервью, хотя все были уведомлены о гарантии конфиденциальности беседы. Иными словами, эксперты особенно опасались именно публичной огласки информации, то есть такой информации, которая, вероятно, содержала бы некие негативные характеристики внутрицерковной жизни. По их словам, такая публичность могла бы нанести вред им лично и их деятельности на приходе.
Причина третья. Еще одна сложность была связана с тем, что священники не готовы были участвовать в опросе без благословения своих благочинных, а те, в свою очередь, просили «официальную бумагу» с благословением вышестоящего священноначалия. Официальное письменное свидетельство от Фонда «Фома Центр» многих не устроило. Требовалось согласование по церковной иерархии и не ясно, сколько ступеней вверх по этой лестнице необходимо было подняться для успеха дела.
Следует уточнить, что большинство отказов были неявными, то есть высказанными не в прямой форме, а под предлогом занятости, образно говоря: «приходите завтра, через два дня, на будущей неделе». Такой способ вежливого посыла приводил к тому, что доверчивый интервьюер тратил на потенциального респондента гораздо более времени, нежели при прямом отказе, то есть столько, сколько требовалось надежде, для того, чтобы умереть. Один особо упёртый интервьюер звонил священнику в течение двух месяцев, но тот оказался человеком терпеливым (как и положено по сану) и всё время отвечал «позвоните через три дня, сейчас я занят». Победу в неравном поединке одержал, конечно, несостоявшийся респондент.
По статистике согласился на интервью каждый пятый из тех, к кому обращались с просьбой о беседе. Хотя все контакты были либо в храмах, куда ходят прихожанами интервьюеры, либо к хорошим знакомым, которым звонили по рекомендации (метод «снежного кома»).
Таким образом, полевой этап фактически оказался почти сорванным, и только энтузиазм организаторов опроса, их энергия и оптимизм, помогли собрать необходимое количество интервью в регионах.
В практике социологических экспертных опросов количество отказов в 80% встречается крайне редко и лишь в тех случаях, когда опрос представляет для респондента определенную реальную угрозу. К примеру, такой процент отказа бывает при опросах чиновников на тему коррупции в их ведомстве. Однако в данном случае статусу и личности экспертов ничто не угрожало, поскольку речь шла всего лишь о социальной деятельности православных групп, занятых в сфере благотворительности. Причем эксперты могли не отвечать на вопросы, которые, по их мнению, являлись некорректными.
Но респонденты предпочитали вообще уклониться от беседы и это тревожный признак. Тем более речь шла не об интервью в газете, где априори известен и респондент и обнародованы публично все его высказывания. Кроме гарантии конфиденциальности были даны так же гарантии того, что интервью могут быть использованы только в обобщенном виде (как совокупный аналитический материал по тексту беседы) и с уничтожением всех признаков, могущих определить респондента (название области, города, епархии, прихода, имена и фамилии, наименование организации и любые иные признаки).
Таким образом, опрос был проведен скорее, вопреки всем обстоятельствам, нежели благодаря им, за исключением, повторяю, самоотверженности организаторов полевого этапа и помощи Божьей, Который, наверно, не без улыбки смотрел на парадоксы нашего бытия.
Несколько вещей остались для нас неясными.
Во-первых – мы не смогли получить письмо с благословением в Патриархате из-за нерадивости наших лоббистов? Или же оттого, что там не нашлось ни одного лица, готового взять на себя ответственность? И почему мы не смогли получить благословение Святейшего? По тем же соображениям о слабых лоббистах или же оттого, что никто не решился подойти к Патриарху с таким вопросом?
Во-вторых – вообще просто это или сложно – обсуждать в Патриархате возможность обнародования внутрицерковной информации, к примеру, о хозяйственной деятельности, о взаимоотношениях с властью и иные вопросы, имеющие определенный щекотливый оттенок? Или нет никаких трудностей в организационной помощи, и это только мы не с того боку зашли?
В-третьих – всё же – чего так боятся священники на местах? Это обычный служебный страх «как бы чего не вышло» или действительно есть основания беспокоиться за свое место на приходе? Или вообще за свой сан?
В тематике интервью есть очевидные темы с наибольшим «напряжением». Это отношения с епархией, властью, бизнесом, хозяйственная, юридическая сферы, освещение вообще любых проблем в работе групп. Но без откровенного разговора и об этом, как понять, в каком положении находятся сегодня энтузиасты благотворительного служения, как оценить перспективы этого движения, как помочь развитию нравственных отношений в российском обществе?
Вопросы транспарентности православного сообщества есть вопросы сложные, но вполне обсуждаемые, что и необходимо делать в условиях всё большего участия Церкви в делах российского общества.
