В условиях глобализации

Для многих гиперглобалистов современная глобализация ассоциируется с новыми ограничениями политики и размыванием государственной власти, однако в работе отстаивается критическая в этом отношении точка зрения к подобному политическому фатализму. Современная глобализация не только инициировала или значительно усилила политизацию множества возникающих проблемных областей; она также сопровождалась чрезвычайным ростом институциализированных сфер и структур политической мобилизации, контроля, принятия решений и регулирования, которые функционируют, невзирая на национальные границы. Это значительно расширяет сферу и возможности политической деятельности и применения политической власти. В этом смысле глобализация не выходит (и вряд ли когда-нибудь выходила) за рамки регулирования и управления. Глобализация означает не столько «конец национальной политики», сколько продолжение её более новыми средствами. Таким образом, перспективы регуляции и демократизации современной глобализации не так призрачны, как это может показаться. Считать так, однако, не значит игнорировать глубокие интеллектуальные, институциональные и нормативные проблемы, которые она ставит перед существующей структурой политических сообществ[63].

Политические сообщества находятся в состоянии трансформации. Конечно, трансформация – явление не новое: история политических сообществ изобилует изменяющимися формами и структурами: от империй и национальных государств до появляющихся региональных структур и организаций, осуществляющих глобальное правление[64]. Всё более и более регулярно человеческие сообщества стали контактировать друг с другом почти во всех регионах мира лишь в последние несколько сотен лет, и общие судьбы человеческих сообществ переплелись окончательно.

Осознание совокупности изменений в различных социально-экономических сферах, которые объединяются для образования исключительной по своей широте и интенсивности формы региональных и мировых взаимосвязей, приводит к пониманию того, что эта совокупность изменений содержит ряд преобразований, которые могут быть поняты как глубокие и показательные структурные изменения. Они включают в себя эволюцию таких явлений, как режимы защиты прав человека, которые способствуют тому, что один только суверенитет становится всё меньшей гарантией признания того или иного государства легитимным с точки зрения международного права[65]. Интернационализация безопасности и транснационализация огромного количества программ обороны и обеспечения, подразумевают, в частности, что некоторые основные системы вооружения производятся на базе комплектующих, изготовленных в нескольких странах. Изменения состояния окружающей среды, прежде всего истощение озонового слоя и глобальное потепление, накладывают всё больше ограничений на политику, проводимую исключительно в интересах того или иного государства[66]. Революции в сфере коммуникационных и информационных технологий, которые резко увеличили эластичность и интенсивность всевозможных политических и социально-экономических структур как внутри государств, так и между ними. Дерегулирование рынков капитала, усилившее власть капитала, финансового и не только, в тех аспектах, где он связан с трудом и государством, приведшее в итоге к международному финансово-экономическому кризису и т.д.

Все эти весьма значительные перемены способствуют изменению сущности политического сообщества, а также и его перспектив. В основе этого процесса лежит рост приграничных и трансграничных политических проблем и спорных вопросов, которые стирают различия между внутренними и внешними делами страны, внутренними политическими проблемами и внешними спорными вопросами, тем, что находится в компетенции суверенного национального государства и тем, что подлежит международному рассмотрению. Действительно, то, что национальные политические сообщества во всех основных сферах правительственной политики участвуют в различных региональных и политических процессах, создает для них острые проблемы трансграничной координации и контроля. В том, что касается эффективного руководства и ответственности политической власти, понятие политического пространства больше не связано с национальной территорией, имеющей определённые границы. Увеличение числа трансграничных проблем ведёт к образованию «пересекающихся сообществ с единой судьбой, то есть к положению, при котором судьбы и перспективы отдельных политических сообществ всё больше и больше сливаются друг с другом»[67].

Сегодня политические сообщества в той или иной степени вовлечены во множество процессов и структур, которые по-разному их ранжируют и по-разному в них проявляются. Более того, национальные сообщества, решая такие проблемы, как регулирование сексуальной жизни, здоровья и состояния окружающей среды, принимают то или иное решение, выбирают тот или иной политический курс и устанавливают, что является оправданным и подходящим отнюдь не только для их граждан.

Предположение, что сущность политического сообщества и его возможности можно объяснить простой ссылкой на национальные структуры и механизмы политической власти, представляется сегодня, безусловно, анахронизмом[68]. Хотя было бы ошибкой на основании видимого изменения современных структур взаимосвязей делать вывод, что политические сообщества сегодня не имеют чёткого разделения или географического разграничения, но они сколько-то времени тому назад были сформированы многочисленными структурами взаимосвязей и властными системами, а потому и продолжают существовать, будучи более мощными. Таким образом, возникают вопросы как о перспективе политического сообщества, так и о соответствующем фокусе артикуляции политического блага. Если некто, находящийся в центре современного политического дискурса, будь то индивид, группа или правительство, вовлечены во множество взаимопересекающихся сообществ и сфер полномочий и компетенции, то подлинное «место обитания» политики и демократии становится очень сложной для разрешения проблемой.

Наиболее очевидно подобное положение дел в Европе, где развитие Европейского Союза породило горячие дискуссии относительно будущей независимости и суверенитета отдельных национальных государств. Но эти вопросы важны не только для Европы и для Запада, но и для стран в других частях света – например, для России, Китая, Японии и Южной Кореи. Эти страны должны осознать появляющиеся новые проблемы, в частности проблемы, касающиеся миграции и новых вызовов безопасности, экономическому процветанию и миру во всём мире, которые распространяются невзирая на государственные границы. Кроме того, страны Восточноазиатского региона, как показывают современные события, развиваются в контексте растущей взаимосвязанности основных регионов мира. Эта взаимосвязанность отмечена в целом ряде сфер человеческой жизнедеятельности, начиная с защиты прав человека, торговли, финансов и состояния окружающей среды и кончая проблемами международной безопасности. Другими словами, Восточная Азия является непременной составной частью мирового порядка, и она вовлечена во множество центров власти и политической активности, которые формируют и обусловливают её дальнейшую судьбу.

Глобализация сильно изменила наше представление о политическом сообществе и в частности о демократическом политическом сообществе как о чём-то таком, что нередко разделяется на «внутреннюю» и «внешнюю» сферы политической жизни. А ведь, как известно, «качество» демократии определяется тем, насколько процесс принятия политических решений зависит от граждан данного сообщества, но также и от доступа их к процессу обсуждения принятых государственными органами тех или иных решений. Однако сегодня считается общепринятым, что «качество» демократии зависит от сложных процессов, посредством которых граждане получают или не получают доступ к ресурсам и механизмам политической сферы – доступ, который отражает сложную модель, состоящую из экономических факторов, культурных процессов и участия в социальной жизни[69]. До сих пор редко ещё признается, что характер, форма и перспективы политических сообществ затемнены различными взаимосвязями между ними. Хотя ввести у себя национальную демократию стремятся всё больше стран. Мощные силы, определяющие наше социальное, экономическое, культурное благополучие, а также благополучное состояние окружающей среды, выходят сегодня за пределы границ национального суверенитета. В связи с этим возникают фундаментальные вопросы о смысле демократии.

В современных либеральных демократиях доверие граждан правительству и легитимность правительственной деятельности зависят от электоральной политики и «активности у избирательной урны». Однако представление об этом доверии как о чём-то таком, что делает государство легитимным, и об избирательной урне как о механизме, посредством которого граждане как единое целое периодически предоставляют государству полномочия принимать те или иные законы и регулировать экономическую и общественную жизнь, становится проблематичным, как только встает вопрос о природе «релевантного общества»[70]. Что такое настоящий электорат и что такое подлинная сфера юрисдикции, если речь идёт о проведении политики в отношении таких связанных со здоровьем проблем, как СПИД, наркотики, контроль за ядерными отходами, военная безопасность, вырубка тропических лесов, положение коренного населения, эксплуатация невосстановимых ресурсов нестабильность мировых финансовых рынков, применение генной инженерии, манипулирование животными и людьми? Национальные границы традиционно служили тем основанием, по которому индивиды допускались к процессу принятия решений, затрагивающих их жизнь, и отстранялись от участия в нём. Но если многие социально-экономические процессы и последствия решений, принимаемых по поводу этих процессов, выходят за пределы государственных границ, последствия этого оказываются серьёзными не только для таких категорий, как «доверие» и «легитимность», но и для всех важнейших демократических идей.

Под вопросом оказывается природа политического сообщества: какие границы должны быть очерчены для него в рамках более регионального и глобального порядка? Кроме того, могут возникнуть вопросы относительно значения представительства (кто кого должен представлять и на какой основе?) и настоящей формы и сферы политического участия (кто должен участвовать и каким образом?). Поскольку фундаментальные процессы правления ускользают от описания их в категориях национального государства, традиционные национальные решения ключевых вопросов демократической теории и практики кажутся всё более устаревающими.

Идея правительства или государства (демократического или недемократического) больше не может защищаться просто как идея, применимая к отдельно замкнутому политическому сообществу или национальному государству. Представление о политическом сообществе с единой судьбой, то есть идея самоопределяющейся общности, больше не может быть сколько-нибудь значимым образом определена в рамках границ одного государства-нации. Некоторые из наиболее значимых сил и процессов, обусловливающих характер жизненных возможностей внутри политических сообществ, теперь находятся за пределами сферы влияния национальных государств. Система национальных политических сообществ, разумеется, продолжает существовать. Однако сегодня она осмысливается и переосмысливается в рамках сложных экономических, организационных, управленческих, правовых и культурных процессов и структур, которые ограничивают и сдерживают её эффективность. Если эти процессы и структуры не признаются и не привносятся в политическую сферу, то они, как правило, стремятся проигнорировать или как-то обойти традиционные механизмы политической подотчётности и регулирования. Поскольку эффективная политическая власть не может больше признаваться за национальным правительством, то эффективная власть формируется и меняется под влиянием различных сил и факторов на национальном, региональном и глобальном уровнях, которые и ведут за неё борьбу. Другими словами, мы должны признать, что политическая власть репозиционируется и в значительной степени трансформируется под влиянием роста значимости других, в меньшей степени территориально обусловленных, систем власти.

Таким образом, мы живём в сложном взаимосвязанном мире, где обширность и острота проблем (экономических, политических, социальных) и оказываемое ими влияние заставляют задумываться о том, кому их уместнее адресовать. Если наиболее мощные геополитические силы не должны решать многие вопросы исключительно в своих собственных интересах и на основании своей мощи, то современные институты и механизмы подотчётности должны быть пересмотрены. В самом деле, их переосмысление уже началось как в практическом, так и теоретическом плане.