Концепция Э. Хобсбаума

Эрик Хобсбаум - один из самых известных историков, культурологов и политических мыслителей наших дней. Его работы стали вехой в осмыслении современного мира. "Нации и национализм после 1780 г." - это, быть может, самое актуальное исследование Э. Хобсбаума конца 90-х годов XX века. Взвешенные и тщательно обоснованные аргументы британского ученого дают исчерпывающую картину формирования как самого понятия нация, так и процесса образования наций и государств.

Термин "национализм" Хобсбаум принимает в том смысле, в каком его определил Геллнер, а именно как "принцип, согласно которому политические и национальные образования должны совпадать". Со своей стороны, он добавляет: «принцип национализма предполагает, что политический долг представителей нации по отношению к государству, которое включает в свой состав титульную нацию и служит ее представителем, выше всех прочих общественных обязанностей, а в экстремальных случаях (таких, например, как война) он должен подчинять себе любого рода обязанности». [21] Этот признак отличает современный национализм от иных,  менее требовательных форм национальной и групповой идентификации.

Хобсбаум считал национализм преимущественно политическим движением второго порядка, основанным на ложном сознании, возникновению которого этничность может способствовать, но объяснить которое она не способна, так как оно сильнее связано с политической экономией, чем с культурой. Подобно большинству серьезных исследователей, он не рассматривает "нацию" ни как первичное, изначальное, ни как неизменное социальное образование: по его мнению, она всецело принадлежит к конкретному, по меркам истории недавнему периоду.

Нация, по мнению Хобсбаума, есть социальное образование лишь постольку, поскольку она связана с определенным типом современного территориального государства, с "нацией-государством", и рассуждать о нациях и национальностях вне этого контекста не имеет, на его взгляд, никакого смысла. Кроме того, Э. Хобсбаум, вслед за Геллнером, склонен подчеркивать ту роль, которую играют в процессе формирования наций искусственное конструирование, целенаправленное изобретение и социальная инженерия. «Нация как естественные, Богом установленные способы классификации людей, как некая исконная... политическая судьба- это миф; национализм, который превращает предшествующие культуры в нации, иногда сам изобретает подобные культуры, а порой полностью стирает следы прежних культур - это реальность».[22] На основе этого можно сделать вывод что, анализ национализма должен предшествовать анализу наций. Так как государства и национальные движения не возникают из уже "готовых" наций - все происходит наоборот.

"Нацию", как ее воображают себе националистические движения, можно

воспринять в замысле, в идее, тогда как "нацию" реальную - лишь a posteriori.Так он и поступает в настоящей книге. В ней уделяется серьезное внимание переменам и трансформациям понятия "нации", в особенности тем, которые произошли во второй половине XIX века. По мнению учёного подобные понятия отнюдь не являются частью свободного потока философской мысли отдельного субъекта: они обусловлены историческими, социальными и местными обстоятельствами, в свете которых их и нужно объяснять.

Национальные феномены, на взгляд Хобсбаума, имеют двойственный характер: в главном они конструируются "сверху", и все же их нельзя постигнуть вполне, если не подойти к ним "снизу", с точки зрения убеждений, предрассудков, надежд, потребностей, чаяний и интересов простого человека.

Так же в своей работе Хобсбаум опирался на новаторские работы Хроха который в последние годы достиг значительных успехов в исследовании национальных движений, ставящих своей целью создание самостоятельных государств, посвященных сравнительному исследованию национальных движений малых народов Европы. Два важных вывода из проведенного этим замечательным автором анализа отразились и в исследованиях Хобсбаума. Во-первых, по мнению автора, в различных социальных группах и в разных регионах "национальное самосознание" развивается неравномерно - этой региональной неоднородности и ее причинам прежде явно не уделялось достаточное внимание. Большинство исследователей, впрочем, согласится: какие бы социальные группы ни становились первыми проводниками "национальной идеи", народные массы - рабочие, крестьяне, прислуга испытывают ее влияние в самую последнюю очередь. Во-вторых (это вытекает из первого), он заимствует у Хроха удачное деление истории национальных движений на три этапа. В Европе XIX века (для которой данная схема и разрабатывалась) фаза А относилась исключительно к сферам культуры, фольклора и литературы, а ее политическое и даже национальное воздействие было не более существенным, чем то влияние, которое труды членов общества цыганского фольклора (не-цыган) оказывают на субъектов этих исследований. На фазе В он находит группу пионеров и активных сторонников "национальной идеи", а также первые признаки собственно политической агитации в ее пользу. Работа Хроха и посвящена главным образом данной фазе - анализу происхождения, состава и распространения этого активного меньшинства. Хобсбаума в его настоящей книге больше занимает фаза С: именно на этом этапе - и не прежде - националистические движения получают, по крайней мере до известной степени, ту массовую поддержку, на обладание которой сами националисты претендуют всегда. Переход от фазы В к фазе С - это, бесспорно, ключевой момент в истории национальных движений. Порой, как например, в Ирландии, он имеет место накануне создания национального государства, но, вероятно, гораздо чаще это происходит уже после – и в результате - появления собственного государства. В некоторых случаях (страны так называемого "Третьего мира") фаза С не наступает даже тогда.

Э. Хобсбаум работая в наше постиндустриальное время не мог оставить проблему возникновения нации без последовательного разбора действия информации и языка, а потому будет нелишним продемонстрировать, что относящаяся к данному предмету терминология возникла в Новое время.

Автор показывает, что термины, использующиеся в современном научном мире, появились в Словаре Испанской Королевской Академии только после 1884 года. Здесь нам впервые сообщают, что lengua nacional (национальный язык) это "официальный и литературный язык страны; язык, на котором в данной стране обычно говорят, чем он и отличается от диалектов и языков других наций"[23]. Статья "диалект" устанавливает аналогичные отношения между диалектом и национальным языком. Слово nacion (нация) до 1884 обозначало попросту "совокупность жителей страны, провинции или королевства", а также "иностранца". Теперь же оно определяется как государство или политическое образование, признающее высший центр в виде общего правительства, а также как "территория, которая охватывает данное государство и его жителей, рассматриваемая как целое". Таким образом, элемент общей верховной государственной власти оказывается ключевым для подобных определений, во всяком случае, в иберийском мире.

Как доказывает Хобсбаум, только в 1925 году мы впервые слышим эмоциональные нотки современного патриотизма, определяющего patria как "нашу собственную нацию во всем объеме ее материальной и духовной истории, прошлой, настоящей и будущей, которая составляет для патриота предмет любви и преданности". Кастилия стала одним из первых европейских королевств, для которого определение "нация-государство" не было совершенно безосновательным. Во всяком случае, можно усомниться в том, что Британия и Франция XVIII века представляли собой "нации-государства" в существенно отличном смысле. А потому развитие соответствующей испанской терминологии может представлять общий интерес.

Для сравнения, в германском мире развитие научных терминов основывалось на заимствовании из романских языков. Так, в верхне-и нижненемецком языках слово “volk” (народ) явно имеет сейчас некоторые из тех же ассоциаций, что и слова, происходящие от "natio", однако процесс взаимодействия между ними был довольно сложным. Очевидно, что в средневековом верхненемецком языке термин “natie”, там, где он использовался (а по его латинскому происхождению нетрудно догадаться, что едва ли он употреблялся кем-либо, кроме людей образованных, коронованных особ, высшей нации".

Из вышеперечисленных примеров Хобсбаум сделал вывод, что в одних случаях в процессе эволюции данного слова на первый план могло выйти значение места или территории происхождения, а в других определениях подчеркивались скорее общие родовые корни группы, и таким образом слово эволюционировало в сторону этнической характеристики.

В любом случае, проблема отношения к государству коренной "нации", даже в широком смысле, по-прежнему ставила в тупик, ибо представлялось очевидным, что в этническом, языковом и любом ином смысле большинство сколько-нибудь крупных государств однородными не являются, а следовательно, не могут быть приравнены к нациям. В качестве характерной особенности французов и англичан голландский словарь специально указывает на то, что слово "нация" обозначает у них всех подданных государства, даже если они не говорят на одном языке.

Вышеназванный подход можно отнести к «народно-революционной, территориальной точки зрения». На то время, как доказывает Хобсбаум, существовал другой подход, противоположный данному. На эту тему Хобсбаум вспоминает рассуждения немецкого филолога Рихарда Бека. В весьма авторитетных работах этого ученого, опубликованных в 1860-х гг., доказывалось, что единственным подлинным критерием национальности является язык -аргумент, как нельзя лучше подходивший для немецкого национализма, поскольку немцы населяли обширные территории центральной и восточной Европы, но в политическом смысле все те земли были разделены. Основываясь на этом принципе, Беку пришлось включить в германскую нацию и евреев-ашкенази, говоривших на идише, диалекте немецкого языка.

Как доказывает автор, к середине XIX века научный мир пришел к выводу, что подлинные естественные границы определяются не реками и городами, а скорее, языком, обычаями, историческими воспоминаниями; всем тем, что отличает одну нацию от другой- аргумент, призванный, по всей видимости, объяснить, почему Франции не обязательно претендовать на рейнскую границу. Другой подобный довод - "диалект, на котором говорят в Ницце, имеет лишь отдаленное сходство с итальянским языком"[24] - предоставил Кавуру официальный предлог для того, чтобы уступить эту часть Савойского королевства Наполеону III. Таким образом, язык превращался теперь в важный фактор международной дипломатии, а фактором внутренней политики в некоторых государствах он, вне всякого сомнения, стал еще раньше. Кроме того, язык, как это специально отмечалось на Петербургском Конгрессе, был единственным аспектом национальности, который поддавался, по крайней мере, более или менее объективному подсчету и классификации. Согласившись считать язык признаком национальности, Конгресс тем самым не только встал на административную точку зрения, но фактически принял доводы одного немецкого статистика, который в своих публикациях 1866 и 1869 гг. (имевших весьма значительный резонанс) утверждал, что именно язык представляет собой единственный адекватный ее критерий.

Как мы видим появление первых работ и упоминаний о нациях и национализме приходиться на конец 19го начало 20го века а значит, не вдаваясь в дальнейшие разыскания, мы вправе считать, что идея "нации" - в ее современном, преимущественно политическом смысле - по меркам истории еще весьма молода.

Хобсбаум крайне негативно относиться к экономическому подходу в понимании нации, и считает его наименее объективным и удачным, но он не опускает важность участия капитализма в национальном строительстве.

Все крупные экономики являли собой не транснациональные корпорации, как в нынешнее время, а национальные, достаточно закрытые, автономные образования, ибо мы оперируем терминами, указывающими на его национальные составляющие в развитом мире: британская промышленность, американская экономика, германский капитализм, французский капитализм.

"Национальный вопрос", как его называли старые марксисты, находится в точке пересечения политики, техники и социальных процессов. За одну из основ своей работы Хобсбаум брал произведение известного ученого Э.Смита "Национализм и модернизм". Его позиция основывается на том,что нации существуют не только в качестве функции территориального государства особого типа (в самом общем смысле -гражданского государства Французской революции) или стремления к образованию такого; они обусловлены и вполне определенным этапом экономического и технического развития. В настоящее время большинство ученых согласится с тем, что литературные национальные языки, как в письменной, так и в устной своей форме, не могут возникнуть до распространения книгопечатания, массовой грамотности, а следовательно, и всеобщего школьного обучения. Некоторые даже утверждают, что, например, разговорный итальянский - как язык, способный не только служить средством домашнего и личного общения, но и в полной мере выражать все, в чем нуждается XX век, - сегодня только еще создается, и стимулом к его формированию служат потребности программ национального телевидения. В доказание этому служит пример, приведенные Э. Хобсбаумом: «Затруднения, которые испытывает житель Северного Уэльса в понимании валлийского языка выходцев из Южного Уэльса, или албанец, говорящий на гегском диалекте, - в понимании тоскского диалекта, стали в соответствующих странах темой для шуток и анекдотов. То обстоятельство, что каталанский ближе к французскому, нежели баскский, может сыграть решающую роль для филолога, но для моряка из Нормандии, оказавшегося в Байонне или в Порт Бу, местный язык мог быть поначалу столь же непонятным. До сих пор образованные немцы из какого-нибудь Киля способны испытывать огромные трудности в понимании речи образованных швейцарских немцев, когда последние говорят на том чисто немецком диалекте, который является для них обычным средством устного общения. А значит, до введения всеобщего начального образования никакого разговорного "национального" языка не было и быть не могло, - за исключением тех литературных или административных форм и оборотов, которые записывались, приспосабливались или специально изобретались для устного употребления: либо в виде "лингва франка", на котором могли общаться люди, обычно говорившие на диалектах, либо (и это, пожалуй, ближе к нашей теме) в целях обращения к народной аудитории поверх диалектальных границ, т. е. для проповедников или для исполнителей песен и поэм, распространенных в более широком культурном ареале. Размеры этой области потенциального понимания могли быть весьма различными.»[25]

В данном случае мы видим приводимый Хобсбаумом пример объединения нации на основе административного или общего языка, который возник именно при развитии промышленности и международной торговли, которая требует объединенного общества.

В спор с данной точкой зрения вступил знаменитый федералист Александр Гамильтон, который явным образом представлял себе нацию как слияние этноса, государства и экономики. Используя это единство для доказательства необходимости сильного национального правительства, за которое он выступал в полемике с политиками, противившимися подобной централизации. Перечень "важнейших общенациональных мероприятий" Гамильтона касается исключительно экономики: организация национального банка, национальная ответственность за долги отдельных штатов, создание института национального долга, защита отечественного производителя посредством высоких тарифов, обязательные акцизные сборы. Возможно, все эти меры действительно "имели своей целью развитие зародыша нации"; возможно, впрочем, что Гамильтон (как это было свойственно другим федералистам, которые больше рассуждали не о нации, а о собственно экономических материях) чувствовал, что нация позаботится о себе сама, если только федеральное правительство позаботится об условиях экономического развития, - в любом случае понятие нации предполагало национальную экономику и ее систематическое поощрение и опеку со стороны государства, что в XIX столетии означало политику протекционизма.

Хобсбаум находит ошибочным мнение о том, что нация должна обладать достаточными размерами, чтобы существовать.(Эта точка зрения основана на экономическом понимании нации, так как малые нации и народы не могут иметь мощную экономику из-за нехватки населения, а вследствие- рабочих рук.)

Из данных ресурсов следует что, нации и связанные с ними явления следует анализировать в русле политических, технических, административных, экономических и прочих условий и потребностей.

На практике же в повседневной жизни, по мнению Хобсбаума, отличительной и единственной чертой нации является язык, а в научных работах того времени(19- середины 20 века) существует только три критерия анализа, позволяющих с уверенностью причислять данный народ к "нациям", - при том непременное условие, как преодоление "порога" опускается.

Первый критерий - историческая связь народа с современным государством или с государством, имевшим довольно продолжительное и недавнее существование в прошлом. А потому существование английского или французского народов-наций, (велико) русского или польского народов не вызывало больших споров, как не было за пределами Испании сомнений относительно испанской нации, обладающей четкими национальными признаками. Если учесть отождествление нации с государством, то для иностранцев было вполне естественным предполагать, что единственным народом в стране является самый крупный, - привычка, до сих пор раздражающая шотландцев. Вторым критерием было существование давно и прочно утвердившейся культурной элиты, обладающей письменным национальным языком - литературным и административным. Именно это было основой притязаний на статус нации со стороны немцев и итальянцев, хотя указанные народы не имели единого государства, с которым могли бы себя отождествить. А потому в обоих случаях национальная идентификация была по своему характеру преимущественно лингвистической, пусть даже национальный язык использовало в повседневном обиходе лишь незначительное меньшинство (для Италии на момент объединения его определяли в 2,5%), тогда как остальные говорили на различных диалектах и часто не понимали друг друга. Третьим являлась уже доказанная на практике способность к завоеваниям. Фридрих Лист прекрасно понимал: быть имперским народом - вот что лучше всего остального заставляет население осознать свое коллективное единство как таковое. Кроме того, завоевание представляло собой для XIX века доказательство успешной эволюции данного социального вида.

 "Нация" и "национализм", как заметил Хобсбаум, больше не являются терминами, в которых можно адекватно описать, а тем более глубоко проанализировать политические образования и даже чувства и настроения, которые в свое время описывались с их помощью. Он не исключает возможности того, что с закатом нации-государства и национализм пойдет на убыль; и тогда с ясностью обнаружится, что быть "англичанином", "ирландцем", "евреем" или совмещать в себе все эти характеристики - это лишь один из многих способов самоидентификации, к которым прибегают люди в зависимости от конкретных обстоятельств.

Хобсбаум в своей работе выступил своего рода концентратором различных идей современных авторов. В основном он анализирует нации и национализм через примеры работ Хроха, Геллнера, Бека, Смита, а не через исторические примеры. Его понятие «нация» основывается на понятие «нация-государство» и без этого как таковое не может существовать. Те национальные общности, которые проявляют или проявляли себя на территории государства но не «в государстве»(как пример- малые народы в Российской империи) по его мнению не нация а «этнос».

Раздел 5