II. Смерть и ее феномены

Смерть

У современных ученых смерть имеет свою классификацию, а область науки, занимающаяся изучением смерти, ее причин, механизмов и признаков, получила название "танатология" (от греческого thanatos - смерть). Смерть присуща лишь организмам, размножающимся исключительно половым путем, т. е. высокоорганизованным живым существам; следовательно, с точки зрения земной истории смерть существует не так уж давно!

Теология рассмат­ривает смерть как расплату за грехи; ми­лость Божья обещает воскресение. Все по­пытки придать надежную основу вере в бессмертие человека с самого начала обре­чены на неудачу и имеют своей целью из­бавить Я от неотвратимой угрозы смерти или требовательной божественной воли тем, что Я объявляет о неприступной зоне, в которой оно есть Бог (Рильке).

В экзистенциализме Хайдеггера челове­ческое существование выступает как бы­тие, идущее к смерти, т. е., по сути дела, оно является страхом. Человеческое суще­ствование пребывает в страхе перед возможной невозможностью его су­ществования. Смерть — возможность бы­тия, которая может овладеть даже самим человеческим существованием (так считает и Рильке).

Только благодаря смерти человеческое существование превращается в фактиче­скую целостность. Сартр отвергает такую точку зрения, называя ее «романтико-идеалистической»: «Мы имеем все шансы уме­реть раньше, чем выполним нашу задачу, в противном же случае — пережить ее и себя самих. Смерть является не моей воз­можностью не осуществлять и дальше мое присутствие в мире, а возможным в любое время исчезновением, превращением в ни­что моих возможностей... Глупо, что мы родимся, глупо, что мы умираем»[6]

Право на смерть

Эвтаназия - это право на смерть?

Часто в различных кругах обсуждается вопрос, закреплять ли за человеком это право юридически и будет ли этичным для медицинских работников помочь неизлечимо больному и страдающему отойти в мир иной. Таким правом обладал бы смертельно больной человек, для которого жизнь становилась мукой, а медицина была бессильна помочь ему.

Предполагалось использовать для этих целей, например, безболезненные, но более или менее быстро умерщвляющие уколы. Но придти к единому знаменателю медикам, ученым и юристам так и не удалось. С одной стороны, казалось бы, почему не помочь мучающемуся от невыносимых болей человеку, тем более, если он сам молит о смерти, как выходе из страданий, делающих жизнь невыносимой? А с другой, врачу, отнять у человека то, что не тобой дано? Забыть о клятве Гиппократа? Да и в конце концов, что ни говори, но это убийство. Исходя из христианских канонов, только Бог может «призвать» человека. Даже самоубийство – это большой грех, т.к. нарушает заповедь «Не убий».

 Остается еще добавить, что в некоторых странах право на добровольную смерть все же предоставлено и известно немало случаев, когда им пользовались.

Богобоязненные «гуманисты», как правило, подходят к вопросу теоретически и чувствуют экзистенцию больного, его мучения. Если физические недостатки (в первую очередь – неизлечимые болезни) неисправимы, и с ними невозможно жить, то, не кривя душой, это выход не только для человека, но и для общества в целом. Просто глубока в нас вульгарная мораль и псевдогуманизм.

 

Самоубийство

Суицид – сознательное самоубийство. В восточных культурах (японской и индийской) самоубийство – это культовый обряд в виде «харакири», жертвоприношения. В Западной цивилизации экзистенциально поставленная проблема несоответствия человека миру, мира – человеку приобретает черты глобальности в последние столетия. На таком социальном фоне социологам приходится констатировать «помолодение» и расширение суицида, интенсивность его роста и всеохватывающий характер «черного феномена». Сегодня суицидологи фиксируют т.н. сознательный суицид как результат проявления дееспособной воли, когда страдающим лицом является сам активно действующий субъект, знающий об ожидающих его результатах и сознательно выполняющий план насилия. Перед нами, таким образом, обнаруживает себя феномен особой болезни сознания, для которой еще не придумано медицинского термина, но именно по этому своему показателю он становится объектом пристального внимания философов, социологов и даже политиков.

Христианство осуждает самоубийство в качестве следствия впадения в смертный грех уныния, а также как форму убийства в нарушение заповеди «не убий!» Эпоха «первых христиан» практически не знает самоубийства. Самому решать свою судьбу можно лишь в определенных границах - от рождения и до смерти. Вторгаться в святую святых - тайны начала и конца - простым смертным не позволяется.

Век Просвещения в лице Д.Юма и Ж.Ж.Руссо сломал представление об абсолютной неприемлемости цивилизованным человечеством права человека на смерть. В XVIII веке философ Д.Юм утверждал в своем знаменитом эссе «О самоубийстве»: «Постараемся же вернуть людям их врожденную свободу, разобрав все обычные аргументы против самоубийства и показав, что указанное деяние свободно от всякой греховности и не подлежит какому-либо порицанию в соответствии с мнениями древних философов».

Подлили масла в огонь и иррационалисты со своей тревогой и безысходностью. Например, пессимистический волюнтаризм Шопенгауэра предполагал в качестве решения трагедии человеческой жизни апологию самоубийства. Его последователь Э.Гартман призывал даже не к индивидуальным, а к коллективным самоубийствам. А экзистенциалисты, в частности Камю, считали, что существование человека – это «бытие к смерти», постоянное решение вопроса самоубийства, осуществление выбора и принятие ответственности за свою жизнь. 

Логическим завершением такого по существу атеистического взгляда на самоубийство в истории человеческой культуры явилось принятие советским законодательством в 1922 году в России статьи 148 Уголовного кодекса, совершенно исключающей наказуемость самоубийства и покушения на него и карающей лишь за содействие или подговор к нему.

Значительная часть самоубийств совершается психически здоровыми людьми в результате социально-психологической дезадаптации личности в условиях «микросоциального конфликта». В «Дневнике писателя» Достоевский предпринял попытку восстановить логику рассуждений «умного самоубийцы». Логика «приговаривающего» самого себя к смерти строится на двух основных понятиях: несвободе рождения и свободе выбора смерти. Несчастный признается, что именно сознание обнаруживает перед ним конечность индивидуального бытия, «грозящий завтра нуль», который не уничтожает даже возможное достижение всеобщей человеческой гармонии. В несоответствии себя миру он приходит к самоубийственному выводу.

Выдающемуся американскому психологу Джемсу (1842-1910 гг.) удалось определить парадигму «несчастного сознания» самоубийцы-интеллектуала, заключенную в двух основных несоответствиях человека и мира:

1) тоска по гармоничному устройству мира, по тому, что «за пределами природы» существует дух, и полная невозможность доказать существование разумного начала вне человека;

2) 2) тоска о Боге как всемогущей личности при невозможности доказать его бытие.

Спасительной силой для человеческого сознания является вера. Это не обязательно должна быть вера в Бога, в бессмертие. Это может быть как-то идея, целеполагание и достижение. В любом случае нужен смысл существования. Иначе грань между жизнью и смертью исчезает, и разницы уже нет. Для того, чтобы жить, нужна вера, жизненная сила. В голове все крутится фраза: «Самоубийство как средство духовного прогресса». Это лозунг фанатика, который, кстати, преисполнен веры. Но это скорее психические отклонения. Для нормальных же людей вопрос самоубийства не должен доводиться до конца. Это в первую очередь – слабость. Легче всего уйти из этого для кого-то враждебного мира, а вот жить в нем… Для этого нужно быть сильным и гармоничным. Склонно ли сознание к самоуничтожению? К умерщвлению своего материального носителя? Если оно движется по направлению к Истине, к Единству, а не по пути заблуждений и апокалиптических влияний, то нет.