2020-04-20
150
Виктор Порфирьевич Петров
Русские в истории Америки
Виктор Петров
Русские в истории Америки
Предисловие
В последние годы советские читатели открыли для себя множество имен русского зарубежья. 12 сентября 1989 г. на страницах «Московской правды» появилось обширное интервью с русско‑американским писателем и историком Виктором Порфирьевичем Петровым. Три месяца спустя рассказ о примечательной судьбе этого человека напечатала «Советская культура»[1]. Теперь и наши читатели получают возможность познакомиться с новым для себя автором. Книга В. П. Петрова «Русские в истории Америки», впервые опубликованная в Вашингтоне в 1988 г., обращена к самому широкому кругу читателей. Написанная с симпатией и большим уважением к прошлому, она дает общее представление о вкладе выходцев из России в историю Соединенных Штатов.
Петров – весьма плодовитый автор (отсылаю читателя к списку его произведений в конце книги). Еще живя в Китае, он написал роман «Лола» и два сборника рассказов. В дальнейшем, после переезда в 1940 г. из Китая в США, опубликовал более двух десятков книг – восемь на английском языке. Среди последних книги по экономике и географии Китая, Монголии, несколько работ о Советском Союзе. Но тема «Русской Америки» занимает совершенно особое, можно сказать исключительное, место в его творчестве (во всяком случае, после 1940 г.). В этой связи достаточно назвать «Сагу Форта Росс» в двух книгах и трилогию «Колумбы российские», не считая других менее крупных сочинений.
Сочетая специальности географа и историка, В. П. Петров три десятилетия отдал преподавательской работе в университете Джорджа Вашингтона, в университете Виктории в Британской Колумбии (Канада), и, наконец, продолжительное время был профессором Калифорнийского университета в Лос‑Анджелесе.
Книга «Русские в истории Америки» как бы подвела итог многогранной деятельности В. П. Петрова по изучению и популяризации русского наследия в Соединенных Штатах. Она содержит и краткий исторический обзор открытия и колонизации Россией Северо‑Запада Америки (1741–1867), и очерк истории крепости Росс в Калифорнии (1812–1841), и биографии ведущих деятелей Русской Америки – Г. И. Шелихова, А. А. Баранова, Н. П. Резанова, И. А. Кускова и др. Особый интерес представляет раздел о главных правителях Русской Америки, основанный на очерках профессора Р. А. Пирса, публиковавшихся «Alaska Journal» (1971–1973), а затем изданных отдельной книгой[2]. Менее систематически излагается материал о роли русских в истории самих Соединенных Штатов, хотя и здесь читатель найдет довольно обстоятельное описание деятельности Ф. В. Каржавина, И. В. Турчанинова, П. А. Дементьева и др.
Пожалуй, менее всего известна отечественному читателю история русской православной церкви в Америке – В. П. Петров освещает се со знанием и любовью. Надо подчеркнуть, что после продажи Аляски Соединенным Штатам православная церковь стала главной хранительницей русского наследия в Америке. В соответствии со ст. 2 договора от 18(30) марта 1867 г. все церковные храмы на «уступленной территории» оставались «собственностью членов православной церкви, проживающих на этой территории и принадлежащих этой церкви». Православные жители Русской Америки сохраняли полную свободу пользоваться «правом собственности и исповеданием своей веры (ст. 3)»[3].
Автор сообщает нам разнообразные сведения из истории православной церкви, ныне особенно полезные в связи с приближающимся 200‑летием со дня прибытия первой православной миссии в Америку в 1794 г. во главе с архимандритом Иоасафом.
Высокой оценки заслуживает, в частности, очерк о выдающемся ученом и миссионере И. Е. Вениаминове (1797–1879), который внес огромный вклад в изучение языков народов Северо‑Западной Америки – алеутов, эскимосов и тлинкитов, а в конце жизни стал митрополитом Московским и Коломенским. С большой теплотой описан и один из пионеров распространения христианства в русских колониях в Америке, инок Герман Аляскинский, канонизированный в 1970 г. русской православной церковью за рубежом и ставший таким образом первым православным святым в Западном полушарии. И хотя в отличие, скажем, от нынешнего епископа Ситкинского и Аляскинского Георгия В. П. Петров не стремится систематически изложить историю православной церкви на Аляске, все, что он сообщает, дает представление о том, каково значение православия в современной американской жизни.
Интересен и полон оригинальных наблюдений рассказ В. П. Петрова о посещении им в 80‑е годы Аляски, в том числе – об участии в юбилейных торжествах по случаю 200‑летия основания Г. И. Шелиховым и его женой Натальей Алексеевной постоянных русских поселений на северо‑западном берегу Американского континента.
Конечно, придирчивый читатель найдет в книге В. П. Петрова погрешности, повторения и неточности, отчасти они порождены структурой книги – включением материала, написанного в разные годы. Мы не хотели вторгаться в авторский текст и поэтому воздержались от существенных поправок и сокращений. В случае необходимости читатель может обратиться к специальным исследованиям, в которых найдет более подробные и систематические сведения по истории Русской Америки и русско‑американских отношений XVIII–XIX вв.[4]
Лишь в некоторых случаях было сочтено возможным внести фактические исправления в отношении отдельных лиц и дат, в частности исправлены написание фамилии российского посланника в Вашингтоне, подписавшего 18(30) марта 1867 г. договор о продаже Аляски, это не «барон де Штакель», а Эдуард Андреевич Стекль – под этим именем значится он в русских документах[5], кстати сказать, бароном он не был; и месяц подписания договора – не «октябрь», а март.
Хотя книга В. П. Петрова не может претендовать на специальное исследование роли русских в ранней американской истории, надеюсь, что этот популярный очерк окажется полезным широкому кругу читателей, интересующихся Русской Америкой.
Член‑корреспондент АН СССР Н. Н. Болховитинов
Январь 1991 г.
Часть I
Пролог
Соединенные Штаты Америки, молодое независимое государство, в 1976 г. отпраздновало 200‑летие своего существования. Фундамент этого государства – англосаксонская культура и традиционный протестантизм во всех его формах и проявлениях. Это и понятно, поскольку до завоевания независимости территория была английской колонией в Северной Америке.
Эти исторические факты известны всем, но очень немногие представляют себе, какую значительную роль сыграли на Американском континенте выходцы из России. Русские «открыли» северо‑западный берег Америки – Аляску и Алеутские острова – в 1741 г., т. е. еще до того, как США стали независимым государством. А если верить легендам, то еще задолго до капитанов‑командоров русского флота Беринга и Чирикова на Аляску приходили русские землепроходцы, и их первое появление там относят ко временам Ивана Грозного, т. е. к концу XVI в. Возможно, это были беглецы из разоренного Новгорода, ищущие спасения от грозного царя. Нужно, однако, отметить, что в действительности берега Америки были обнаружены на девять лет раньше, в 1732 г., экспедицией мореходов Федорова – Гвоздева.
Но легенды остаются легендами, если они не подтверждаются историческими фактами. Здесь, в этом труде, мы будем стараться базироваться на фактах, хотя многие из них могут показаться предубежденному читателю фантастикой.
«Открытие» северо‑запада Америки Берингом и Чириковым привело впоследствии к заселению Аляски и Алеутских островов русскими охотниками и промышленниками и присоединению этих территорий к владениям Российской империи, что, в свою очередь, привело к основанию знаменитой Российско‑Американской компании (РАК). До образования РАК, получившей монопольные права на этих территориях, на Алеутских островах бойко промышляли морского зверя многочисленные сибирские торговые компании, яростно конкурировавшие между собой и даже враждовавшие.
С появлением РАК наступил период мирного внедрения русских на Американский континент, и с этим периодом неразрывно связаны имена основателя крупной меховой компании, предтечи РАК, Григория Ивановича Шелихова и первого правителя, русской колонии, может быть, самого последовательного проводника имперской политики на Аляске и островах – Александра Андреевича Баранова.
После Баранова, до дня продажи Аляски Соединенным Штатам в 1867 г., Русской Америкой управляло еще тринадцать главных правителей.
Много русских имен, как‑то прославившихся в Америке, вошло в историю. На страницах этой книги будет отмечена деятельность некоторых из них, как тех, кто проявил себя на территории Аляски и Алеутских островов, так и тех, кто позже принимал участие в создании и сохранении нового государства. Соединенных Штатов Америки, вплоть до конца XIX столетия.
* * *
Более пятидесяти лет тому назад автор этого труда серьезно заинтересовался историей русского периода Аляски и Алеутских островов. Меня интересовала судьба аборигенов: алеутов, индейцев, эскимосов и особенно креолов, принявших православную веру от первых миссионеров на Аляске, прибывших туда в 1794 г. Что случилось с потомками этих новокрещенных православных, в особенности со времени продажи Аляски? Сохранилось ли там наследие русской культуры?
В начале 40‑х годов, т. е. по крайней мере 45 лет тому назад, в Сан‑Франциско мне довелось много раз встречаться и разговаривать о судьбах Аляски с двумя просвещенными священнослужителями, истинными миссионерами православия на Аляске, теперь покойными о. М. Барановым и о. А. Присадским. Оба много лет провели на Алеутских островах и Аляске. Священник о. М. Баранов главным образом подвизался на Прибыловых островах, где ему удалось сохранить православие в его древней форме до наших дней.
Нужно сказать, что в этом смысле картина жизни там была в те времена безотрадной. Как видно, со времени продажи Аляски и отъезда русских на родину, русское влияние там стало падать. Православные церкви были единственным связующим звеном между местным населением и русской культурой. Постепенно число священников стало уменьшаться. Некоторые из них вернулись на родину, многие поумирали, кое‑кто перебрался в континентальную Америку. Храмы остались без священников. Влияние церкви катастрофически упало. Еще сильнее удар по православию был нанесен революцией в России, когда прекратилась финансовая поддержка православных приходов от высшей церковной администрации в России.
По сведениям, полученным от названных выше миссионеров, и по впечатлениям от их рассказов мною был написан очерк «О Русской Аляске», опубликованный в 1945 г., т. е. больше сорока лет тому назад. Очерк написан в минорном тоне, с весьма пессимистическими прогнозами относительно будущего православия на Аляске. Он полностью, без изменений, помещается ниже.
В качестве добавления к нему я должен сказать, что, к счастью, положение на Аляске к настоящему времени изменилось, особенно с того времени, как аляскинскую епархию возглавил энергичный епископ Григорий – сейчас правящий епископ Ситкинский и Аляскинский.
На о‑ве Кадьяк теперь открыта семинария Св. Германа, в которой обучаются главным образом молодые люди – выходцы из местного населения. Окончив семинарию, они посвящают себя служению церкви, идут священниками в самые удаленные селения, десятки лет вообще не имевшие пастырей. Восстанавливаются старые полуразрушенные храмы, а там, где их не было, строятся новые.
Православие вернулось на Аляску, и количество приходов и церквей медленно, но неуклонно растет.
* * *
В следующих главах книги описывается история русского периода Аляски и история православия там не только во времена правления русской администрации, но и после продажи Аляски.
Во второй половине книги рассказано о русских, причастных к созданию нового государства – Соединенных Штатов Америки; отмечено пусть незначительное, но все же участие их в борьбе американцев за независимость во времена Дж. Вашингтона.
Более заметное участие принимали русские в гражданской войне между Севером и Югом, в которой решалась судьба и будущее Соединенных Штатов Америки. Здесь, конечно, уделено внимание приходу русских эскадр в американские порты в самый разгар войны. Эти эскадры своим присутствием в Америке сыграли существенную роль в сохранении единства американской нации.
О русской Аляске
Мысли вслух
Однажды, мне случайно попал в руки исторический документ: официальная бумага конторы Российско‑Американской компании на о‑ве Кадьяк, адресованная в Кадьякскую духовную миссию еще в 1808 г. Документ сам по себе ничего особенного не представляет. Это выдержка из переписки конторы компании с миссией по обычному в те времена вопросу – выдаче разрешения на бракосочетание русского «промышленного» с алеуткой. Привлекло же мое внимание то обстоятельство, что бумажка была подписана самим управляющим компании Александром Андреевичем Барановым, ставшим уже легендарной личностью.
Привожу дословно этот занятный документ с сохранением его орфографии:
«Записавшейся по здешнему Гражданству Иркутской Губернии Илгинской слободы крестьянин Константин Кобичев просил опозволении Ему сочетаться Эзохинского Жила с девицею Агафьей Ювеналиевой дочерью по добровольному согласию их Законным Браком. Апосему исоблаговолено будет по обряду чиноположения Сочетать их Браком».
Под этим документом собственноручная подпись: «Правитель Баранов» и дата «Числа 15 апреля 1808‑го года, Кадьяк».
Энергичная подпись, со смелым уверенным росчерком – «Правитель Баранов»! Невольно осторожнее прикасаешься к этому клочку бумаги, реликвии первых лет русского владения Аляской. Бумага очень неважного качества, шершавая, сиреневого цвета. В те годы Баранову было не до красивой бумаги и не до бумагописания. Слишком занят он был закреплением на территории, им занятой, постройкой фортов и поселков, защитой своих «промышленных» от нападений индейцев. Человек, вышедший из низов многомиллионного русского народа, головой, упорством и неутомимой энергией пробивший себе путь, в те годы выполнял важную историческую миссию.
Несколько лет тому назад в одной из газет было помещено интервью с жительницей Аляски, весьма интересно описавшей условия жизни там в настоящее время. В это описание, однако, вкралась досадная неточность, которую мне хотелось бы исправить. В беседе было сказано, что в городе Джуно имеется отель «Баранов», названный в честь «графа» Баранова, первого правителя Русской Аляски. А. А. Баранов никогда графом не был, а, как уже было отмечено, происходил из небогатой мещанской семьи, которая даже не была приписана к купеческой гильдии его родного города Каргополя. Я нисколько не хочу этим умалить значения Баранова. Наоборот, хочу подчеркнуть, что он, не принадлежа к привилегированному классу, сумел добиться известного положения и в будущем репутации человека государственного масштаба.
Сами русские еще мало знали о Баранове, о его исключительной деятельности на Алеутских островах и Аляске, о том, в каких невероятно трудных условиях ему приходилось вести здесь большое важное дело, что называется, голыми руками, иногда не имея сношений с родиной, по два‑три года не получая ни поддержки, ни припасов. Но за пределами России слава о нем разошлась по всему свету – от Гавайских островов до Бостона и от залива Сан‑Франциско до Лондона. Знаменитые мореплаватели того времени, капитан Ванкувер и лейтенант Пьюджет, в воспоминаниях о плавании вдоль Тихоокеанского побережья Американского материка дали весьма лестный отзыв о государственном уме, способностях Баранова и о его умении ладить с туземцами.
Очевидно, что Баранову нужно было ладить с туземцами, наблюдать за своими землепроходцами, как‑то уживаться с членами духовной миссии, с которыми у него с самого начала установились не совсем дружеские отношения, ему, кроме того, нужно было приложить немало усилий, чтобы не потерять те несколько судов, которые у него были, и добиться послушания их капитанов.
Среди его «Специалистов навигационного дела» особенно известен был гардемарин Талин. Талин решил, что ему, представителю благородного сословия, негоже подчиняться «купчишке» Баранову, и между ними началась ожесточенная борьба. Распоряжения Баранова Талин не выполнял, выходил в плавание на своем судне когда ему заблагорассудится и, в конце концов, в шторм потерял судно, больше половины команды и едва спасся сам.
В этих трудных условиях Баранову приходилось продолжать начатое им дело. Наконец, вероятно, благодаря лестным отзывам о Баранове из‑за границы, и в частности сообщениям Ванкувера и Пьюджета, русское правительство, по совету члена правления Российско‑Американской компании Н. Резанова, возвело А. А. Баранова в чин коллежского советника. Этот чин укрепил авторитет Баранова не только среди туземцев, но и среди бунтарски настроенных подчиненных, особенно навигаторов, ибо отныне Баранов мог разговаривать с ними не как «купчишка», но как равный по сословию и старший по положению.
После смерти Баранова, смены одного за другим тринадцати его преемников и продажи Аляски, многие исторические памятники, свидетельствующие о пребывании русских на Аляске, пропали или пришли в упадок. Однако кое‑что до сих пор еще сохранилось. В запущенных ныне часовнях можно найти утварь, иконы и книги, способные пролить свет на деяния наших предков. К сожалению, многое из этого пришло в ветхость, гибнет за отсутствием надлежащего ухода, и мне думается, что русским нужно принять какие‑то меры, чтобы сохранить последние остатки нашей истории на Американском континенте.
К сожалению, трудно согласиться с выводами, сделанными жительницей Аляски в упомянутом выше интервью, где она винит североамериканскую православную митрополию в невнимании к нуждам православной Аляски.
Правда, храмы и часовни разрушаются, крыши их протекают, ценные иконы и утварь гибнут, иконы часто весьма старинного письма, но нужно понять, что митрополия не обладает средствами для ремонта храмов и часовен, что все наличные средства митрополии собираются самими православными людьми и являются доброхотными пожертвованиями.
Все храмы в Америке ремонтируются средствами и силами каждой церковной общины и точно такое же положение существует в Аляскинских приходах. Нет необходимости говорить, что приход, не имеющий священника, начинает хиреть, интерес к храму теряется, необходимые духовные потребности не удовлетворяются, но это положение исправить трудно ввиду недостатка священников в настоящее время. Старых священников мало, а новых нет!
В тех же случаях, когда приход имеет священника, храмы начинают постепенно ремонтироваться, приводиться в надлежащий вид, прихожане охотно помогают своему пастырю – делается православное дело, а также сохраняется исторический памятник.
Как на пример можно указать на деятельность нескольких энергичных священников, к каковым принадлежали покойные теперь о. М. Баранов и о. А. Присадский. О. Александр Присадский за короткое время своего пребывания на Аляске с помощью прихожан отремонтировал храмы на Кадьяке и Афогнаке.
К сожалению, старинный храм на Кодьяке позже, в 1942 г., погиб в пожаре, причины которого остались невыясненными. Сгорели и находившиеся внутри документы, старинные иконы и церковная утварь.
Вина митрополии не в том, что на Аляске мало священников, что храмы не ремонтируются, религиозные потребности населения не удовлетворяются в надлежащей степени (все это, как объяснялось выше, не по силам митрополии), а в том, что наша церковная власть относится вообще довольно халатно к историческим памятникам. Ведь если невозможно сохранить храмы и часовни, то можно было бы, по крайней мере, собрать старинную церковную утварь, иконостасы, архивы захиревших приходов и свезти их в какое‑то одно место, будь то Джуно, Ситка или даже Сан‑Франциско. Многие из оставшихся свидетельств старины представляют в настоящее время большую историческую ценность, и гибель их будет невозвратимой утратой.
Если не принять срочных мер, то нет никакого сомнения, что в самом непродолжительном времени, при том стремительном темпе разрушения, какой наблюдается сейчас, от памятников русской старины на Аляске и Алеутских островах ничего не останется.
Справедливости ради должен отметить, что часть переписки и многие документы были собраны и хранятся или в музее в Джуно, или в Библиотеке конгресса в Вашингтоне, куда они были взяты с разрешения православных церковных властей, но это относится только к разряду ценностей архивного характера.
Думается, что какой‑то организации, будь то церковные власти или Русское историческое общество, или какое‑то другое учреждение, нужно немедля осмотреть все те места на Аляске и Алеутских островах, где еще сохранились остатки русского влияния, и произвести учет всего инвентаря, имеющего отношение к истории русского продвижения на американской земле. В частности, на упомянутом выше о‑ве Афогнак стоит старинная русская церковь, в свое время отремонтированная силами прихожан благодаря энергии о. А. Присадского. В этой церкви – замечательный иконостас, исполненный в Киево‑Печерской лавре и присланный на Аляску в 1903 или 1904 г. Все иконы этого иконостаса прекрасного письма. Там же в 1939 г. о. Александр случайно обнаружил икону, копию с известной «Самонаписавшейся» иконы Божьей Матери, присланную с Афона в конце прошлого столетия, о существовании которой никто даже не подозревал.
Перебирая бумаги архива, которым священник всегда интересовался, он обнаружил официальное распоряжение епархии из Сан‑Франциско, датированное 1898 г., за подписью о. Федора Пашковского (позднее митрополита Феофила), в котором сообщалось, что икона, специально написанная на Афоне для православной епархии в Америке, постановлением церковной власти препровождается на Аляску.
Немало времени было потрачено о. Александром на поиски иконы. Никто из стариков, жителей острова, не помнил о получении этой иконы. Тогда был проверен каждый образ, находящийся в храме. Наконец однажды в алтаре священник снял со стены очередную икону, осторожно осмотрел ее и обнаружил на оборотной стороне, в углу, небольшой тайничок. Открыв тайник, священник нашел в нем препроводительную бумагу, подписанную епископом Афона и братией монастыря. В бумаге говорилось, что в тайничок положен позолоченный крест и 12 частиц Святых мощей. Все это о. Александром было обнаружено в целости и сохранности. Крест сиял золотом, точно был сделан вчера. Эта мастерски написанная икона до сих пор находится (с крестом и частицами мощей) в храме на о‑ве Афогнак.
Храм после отъезда священника приходит в упадок и запустение. Не пройдет много времени, как крыша протечет, вода испортит иконостас, старые облачения и, конечно, архив, в котором сохранилось много старинных документов и переписки. Есть даже письма, написанные владыкой Тихоном, впоследствии Патриархом Всея Руси.
Передают, что прилив все ближе и ближе подбирается к храму. В бурные зимние дни седой океан бьется в ограду, бросает на нее громадные бревна, называемые на островах «выкидничками». Смоет океан ограду, а там и саму церковь…
Тут же недалеко расположены островки Татытлак и Аехталик. На островках этих стоят еще старинные часовенки – ветхие, заброшенные, близкие к разрушению. Изредка, может быть, раз в десять лет наезжает на островки священник. Всякий, кто интересуется стариной, зайдя в часовенку, будет поражен тем историческим богатством, что находится внутри. Лики на иконах старинного письма, покрытые долголетней пылью, строго смотрят на пришельца; щели в стенах, дыры в крыше – но вдруг перед вашим пораженным взором является «Тайная вечеря» (в часовне на о‑ве Татытлак), чудесно написанная неизвестным мастером. Оторвать глаз от этой иконы невозможно. Особенно поражает Иуда Искариот, поза его необычна, в глазах вызов и упрямая решимость пойти и сделать свое недоброе дело, в руке зажаты 30 сребреников! Когда была написана эта икона – сто, двести лет назад?..
В часовенке на о‑ве Аехталик такое же внимание привлекает икона Благовещение, тоже старинного письма. Там же еще сохранились разнообразные церковные облачения и архив, возможно, и письма, писанные Барановым. Все это, конечно, осуждено на гибель, если не будут приняты немедленные меры.
Сами жители островов ничего сделать не способны. Там доживает вымирающее племя алеутов. На одном острове осталось только 26 человек. Все они больны туберкулезом, многие спились… Им, конечно, не до часовни и сокровищ, находящихся в ней. Во всем селении нет ни одной избы с целой крышей или забором.
Единственно, что можно сделать, это вывезти из всех заброшенных часовен, со всех островов оставшиеся там архивы, облачения и утварь, как я уже и предлагал, в какое‑нибудь одно место – лучше всего, вероятно, в Форт Росс, сделав его сокровищницей русского наследия в Америке.
Конечно, это потребует большого труда – люди, выполняющие такое поручение, должны будут покрыть огромные расстояния в сотни и даже тысячи миль. Кроме того, понадобятся немалые деньги. Ни одна из русских организаций здесь – ни церковь, ни Русское историческое общество – такими средствами не обладают. Следовательно, нужна широкая добровольная поддержка самого общества, всех тех, кто считает себя связанным культурными узами с Россией, ее прошлым, ее историей. Должна быть организована кампания по сбору средств, назвать эти пожертвования можно фондом сохранения русских исторических памятников или как‑то иначе. И должны, конечно, найтись инициативные люди с любовью к нашему историческому прошлому.
Хочется верить, что мы еще не обмещанились, не покрылись пылью и паутиной обывательщины и что нам дорого наше прошлое… Думается, что многие из нас еще не оторвались от русского культурного наследия и мыслят себя потомками славных русских землепроходцев.
Русская Америка
Исторический обзор
1
История русских владений в Америке охватывает период примерно в сто лет, а если считать со времени так называемого «открытия» северо‑западных берегов Америки Берингом и Чириковым, то тогда этот период насчитывает даже более ста лет. Много писалось и до сих пор пишется об этом так называемом русском периоде в истории Аляски, пишется как русскими авторами, так и американскими. На основании этих описаний можно себе представить весьма красочную и яркую картину существования «Русской Америки» и портреты людей, вписавших много ярких страниц в историю этого интересного периода русского колониального опыта на Американском континенте.
Формально начало русского периода истории Аляски отсчитывается от второй камчатской экспедиции Беринга и Чирикова. Проникновение русских на Американский континент и особенно на Аляску началось, однако, много раньше, хотя точных исторических данных для этого утверждения нет. Исследователи русского проникновения на Американский материк отмечают много слухов и легенд, широко циркулировавших в Сибири, особенно в местах, находящихся в непосредственной близости к Аляске. В частности, о том, что задолго до основания Российско‑Американской компании, вероятно, даже уже в XVI в., на Аляске были рурские поселения. Упоминались даже причины возникновения этих поселений – первыми якобы поселились в этих местах новгородцы, после страшного разгрома «господина Великого Новгорода», учиненного царем Иваном Грозным. Несколько семей новгородцев, бежавших от гнева царя, скрылись в Сибири, а позже якобы добрались до берегов Восточного океана и даже смогли перебраться через пролив и обосновались по берегам диких, безлюдных рек Аляски. Как я уже сказал, документов, подтверждающих эти слухи, нет, однако нужно отметить, что новейшие исследователи Русской Америки принимают их во внимание. В частности, советский этнограф С. Г. Федорова, в своем труде, опубликованном в 1971 г., сообщает, что хотя «возможность выявления следов русских поселений полутора‑или двухвековой давности практически стала маловероятной… тем не менее уже само по себе обилие в расспросных сведениях указаний на русские поселения свидетельствует о том, что Аляска в 17‑м и в первой половине 18‑го в. была, вероятно, объектом заселения русскими выходцами». Федорова основывает свое мнение на следующем: «Возможность такого заселения представляется вполне реальной, если учесть, что в эту эпоху русские землепроходцы и мореплаватели дошли до северо‑восточной оконечности Азии и начали осваивать моря, омывающие берега Аляски». Этот малоизученный период заселения русскими Аляски ждет еще своего исследователя. И, может быть, когда‑нибудь в будущем легенды о русских поселениях на Аляске получат научное подтверждение и станут историей. Или наоборот – будет доказана безосновательность подобных легенд.
Задолго до второй камчатской экспедиции Беринг и Чириков, прослышавшие о возможности нахождения русских поселений в Америке, потратили немало времени на поиски подтверждений тому в многочисленных документах сибирских архивов. И конечно, мореплаватели не могли даже предположить, что их экспедиция станет новой загадкой – загадкой, которая до сих пор не разгадана.
Первая камчатская экспедиция под командой Витуса Беринга была снаряжена по начертаниям императора Петра Великого и совершила свое историческое плавание в 1728 г. Заданием экспедиции, как известно, было определить, соединяются ли Азия с Америкой или между этими континентами существует пролив. Результаты экспедиции казались в общем неубедительными, хотя Беринг пришел к определенному выводу, что оба континента разделены проливом.
Прошло несколько лет, и уже после смерти Петра Великого была снаряжена вторая камчатская экспедиция, из двух кораблей, под общим командованием того же Витуса Беринга. Беринг вел головной корабль «Св. Петр», а капитаном второго корабля, «Св. Павел», был старший лейтенант Алексей Ильич Чириков. Главным заданием этой новой экспедиции было достичь берегов Америки и произвести их обследование. Оба судна, после зимовки в новозаложенном городе Петропавловске на Камчатке, вышли в свое историческое плавание 4 июня 1741 г. Путь был долгий, много времени было потеряно по настоянию Беринга на поиски какой‑то фантастической земли Гама, которая якобы находилась в северной части Тихого океана.
Результатом этих безуспешных поисков, продолжавшихся 17 дней, было только то, что запасы провизии и воды на кораблях сильно сократились и даже успех и судьба самой экспедиции теперь оказались под сомнением. С большим сожалением Беринг отдал приказ прекратить поиски явно несуществующей земли Гама и взять курс к американским берегам.
И нужно было, чтобы именно в это утро, 21 июня 1741 г., корабли попали в густой туман, который разлучил их на все время экспедиции. Чириков на своем корабле «Св. Петр» потерял еще два дня в безуспешных поисках Беринга и, наконец оставив бесплодные попытки, решил выполнять главное задание экспедиции – искать новую землю, Америку.
Чириков взял курс на восток, будучи уверен, что где‑то там он непременно обнаружит западные берега Американского континента. Одно беспокоило его – то, что с каждым днем он уходил все дальше от русских берегов, в то время как запасы воды и провизии катастрофически уменьшались. Теперь уже необходимо было найти землю, если не для того, чтобы «открыть» Америку со стороны Тихого океана, то, по крайней мере, чтобы пополнить запасы воды и, если возможно, провизии.
Разум подсказывал – не рисковать жизнями членов команды, повернуть назад и признаться в неудаче экспедиции. Но страстное желание добиться намеченной цели требовало идти вперед, даже перед лицом страшной опасности. Чириков принял решение продолжать путь. В команде началось брожение, однако Чириков своего решения не отменил и не повернул корабль.
Несколько дней шел корабль на восток на всех парусах, подгоняемый попутным ветром. 11 июля, на сороковой день после выхода экспедиции из Петропавловска, над кораблем появились чайки… Вскоре вахтенные заметили в воде тяжелые туловища тюленей… Время от времени стали попадаться плавучие стволы деревьев. По всем признакам земля была близко.
Прошло еще четыре дня, и только 15 июля раздался с мачты долгожданный крик вахтенного матроса: «Земля!» Вскоре и с палубы увидели очертания береговой линии. Корабль стал медленно и осторожно подходить к берегу. Все время производились замеры глубины, и после трехдневных поисков нашли наконец под 57 градусом 15 минутой северной широты вход в обширную бухту. 18 июля 1741 г., как было написано в рапорте Чирикова, для «надлежащего о земли разведывания» с корабля была спущена одна из двух имевшихся шлюпок, на которой отправился штурман Авраам Дементьев в сопровождении десяти матросов. Всего на корабле «Св. Павел» было 78 человек. Десантный отряд Дементьева был вооружен, на шлюпке даже находилась небольшая медная пушка и две сигнальные ракеты. Кроме того, на случай встречи с туземцами, для подарков были взяты «один котел медный, один котел железный, двести корольков (очевидно, бусы), один тюнь китайки, пять гоиз и бумашка игол».
Вся команда корабля следила за медленно двигавшейся шлюпкой, все ближе и ближе подходившей к берегу. Скоро шлюпка скрылась за прибрежной скалой, за которой сам берег и место высадки не были видны. Прошло несколько томительных минут, и наконец с берега был подан сигнал, что экспедиция благополучно высадилась.
* * *
Дальше произошли события, которые до сих пор представляют загадку для историков. После высадки группы Дементьева прошло шесть дней, но никто на корабль не вернулся. Чириков стал беспокоиться. Может быть, их всех убили или захватили в плен местные жители?
Ждать дольше было нельзя, и Чириков решил отправить вторую и последнюю шлюпку с верными людьми, чтобы выяснить, что случилось с Дементьевым и его группой.
24 июля на последней шлюпке выехал на берег боцман Савельев и вместе с ним «плотник и конопатчик» со всем необходимым инвентарем, на тот случай, если первая шлюпка была повреждена и Дементьев не мог на ней вернуться.
Может быть, отправка второй шлюпки была неосторожным шагом, особенно потому, что на утлом парусном корабле плотник и конопатчик были чрезвычайно нужные люди. Чирикову трудно было бы обойтись без таких людей. Но выбор был сделан, а главное нужно было как‑то помочь первой группе или хотя бы выяснить ее судьбу.
С понятной тревогой следили с корабля за шлюпкой Сидора Савельева, которая шла к берегу. Вскоре она скрылась за скалой и, судя по времени, должна уже была пристать к берегу, с которого Савельев обещал дать условленный сигнал. Прошло несколько минут и вдруг с того места, где должен был высадиться Савельев, к небу вскинулся высокий столб дыма и пламени. Это не был условленный сигнал Савельева. Был ли это дым от подожженной шлюпки или условный сигнал индейцев, извещавших сородичей о новой победе над «бледнолицыми»? Неизвестно.
Наступил вечер. Всю ночь с угасавшей надеждой ждали возвращения шлюпок. Рано утром вахтенный увидел силуэты двух приближающихся лодок. Но радость команды была преждевременной. На лодках оказались индейцы, которые стали кричать: «Агай! агай!» – точно просили пришельцев следовать за ними к берегу. Затем они быстро скрылись за прибрежной скалой. Теперь можно было с уверенностью сказать, что обе группы Дементьева и Савельева были захвачены индейцами или просто убиты на месте. Все, что Чириков мог теперь сделать, это записать в судовой журнал: «…с посланными от нас людьми на берегу поступлено неприятельски: или их побили или задержали».
Еще два дня пробыл корабль у берега, хотя никакой надежды спасти людей уже не было. Подойти ближе к берегу значило рисковать судном. 27 июля 1741 г. Чириков созвал совет офицеров, на котором было решено отправиться в обратный путь, в Петропавловск, ибо дальнейшее промедление, недостаток провизии и воды могли привести к гибели всей команды.
Отметив в судовом журнале место высадки 15 членов своей команды. Чириков отдал приказ поднять все паруса и взять курс на запад.
Обратный путь корабля был кошмаром: проходили мимо каких‑то островов, очевидно Алеутских, но нигде не останавливались. Чириков торопился вернуться домой, так как на корабле участились случаи заболевания цингой. 26 августа в судовом журнале была зарегистрирована первая смерть. Слег и сам Чириков. Только 12 октября измученная, больная команда увидела наконец берега Камчатки… «Св. Павел» вернулся в родной порт.
Судьба судна «Св. Петр», которым командовал Витус Беринг, была еще трагичнее. Потеряв корабль Чирикова в тумане, Беринг долго еще 16 блуждал по океану, пытаясь его найти. Только 16 июля «Св. Петр» подошел к американскому берегу, над которым возвышалась высокая гора. Америка, таким образом, была обнаружена и вторым кораблем экспедиции. Нужно согласиться, однако, что приоритет открытия северо‑западного берега Америки все же принадлежит Чирикову, который подошел на своем «Св. Павле» к о‑ву Ситка, теперь называемому о‑вом Баранова, на два дня раньше.
16 июля корабль не смог приблизиться к берегу из‑за сильного ветра. Нужно было отходить от опасных скал. Только 20 июля «Св. Петр» смог снова подойти к берегу примерно в том же месте, что и в первый раз. Высокую гору Беринг назвал горой Св. Ильи, потому что подошли к ней в день Ильи‑пророка.
Хотя приоритет «открытия» принадлежит Чирикову, но Берингу удалось добиться большего. С корабля были спущены две шлюпки: одна под командой Хитрова, другую возглавил ученый Штеллер. Обе партии, высадившиеся на берег, а затем благополучно вернувшиеся на корабль, были таким образом первыми европейцами, исследовавшими эту часть северо‑западного побережья Америки.
Миссия была выполнена, и Беринг отдал приказ отправиться в обратный путь. Но этот путь для многих оказался последним. В половине августа, когда до Петропавловска оставалось еще 1600 морских миль пути, на корабле было уже двадцать шесть больных цингой. Около одного из островов умер матрос Шумагин, остров назвали его именем и отметили на карте.
Только 4 ноября вдали показались очертания гор, но каково было разочарование измученных моряков, когда они определили, что это не Камчатка, а какой‑то неведомый остров. Корабль стал у берега на якорь, чтобы дать отдых команде. Ночью большой волной корабль сорвало с якоря и перебросило через рифы в бухту. Капитан боялся, что судно не выдержит напора волн, и приказал команде перебраться на берег. Его опасения подтвердились – корабль вскоре был разбит.
Следующие несколько месяцев моряки жили на острове в суровых зимних условиях Дальнего Востока. Один за другим люди умирали от цинги. Их даже не хоронили. Горькая ирония судьбы была в том, что судно только немного не дошло до Камчатки, разбившись у островов, позже получивших название Командорских.
8 ноября умер Беринг. Его похоронили общими усилиями в неглубокой могиле в мерзлой земле. Сверху придавили камнями, чтобы могилу не разрыли песцы. Пережившие зиму члены экипажа летом построили бот из обломков разбитого корабля и 13 августа 1742 г. вышли в море. Через десять дней они уже были в Петропавловске. Так трагически закончилось «открытие» Америки русскими.
Дорога, проторенная Берингом и Чириковым, не заглохла. Позже по ней пошли новые Колумбы российские: Шелиховы, Барановы, Кусковы, пошли по‑деловому. Они стали осваивать Америку добротно, чтобы осесть там и остаться надолго, может быть, навсегда.
Прошли десятилетия, но судьба отряда Дементьева продолжала волновать умы не только жителей Севера, но и вообще передовых людей России, а позже и иностранных исследователей. Высказывались предположения, что пятнадцать моряков с корабля Чирикова остались живы и были поселены индейцами где‑то на берегу неизвестной реки. Возможно, они обзавелись женами‑индианками и у них появились дети. Испанцы, например, писали о встреченных ими «белых и белокурых индейцах» в 1774 г., т. е. через тридцать три года после исчезновения группы Дементьева. Ломоносов в 1763 г. написал следующее: «Если бы достать жителя земли, что лежит против Чукотского носу, то бы весьма уповательно было получить известие о тех россиянах, кои на западном Американском берегу Чириковым потеряны».
Значительно позже директор Российско‑Американской компании камергер Н. П. Резанов во время своего посещения Новоархангельска в 1805 г. писал о потерянных людях Чирикова: «Случалось ему приставать и около 48 и 49 градусов северной широты, что ныне называется Новый Альбион. Он оставил штурмана Дементьева на двух гребных судах с русскими людьми, вооруженных. Сие было в 1741 году, ныне узнано, что те люди живы и размножились, водворясь прочною оседлостью, учредили колонии… Я и то слышал, что гишпанское правительство около 1780‑х годов, когда нашли их, старались преклонить в свое подданство, но они не пошли, а щитают себя истинно русскими… русские зделали прочные обселения во имя России в 1741 году и водворились». Очевидно, Резанов ошибся в местоположении высадки, потому что в судовом журнале Чирикова было записано 57°50′ северной широты.
Что произошло на берегу и почему 15 моряков не вернулись на корабль, как было описано выше, до сего дня является неразгаданной тайной. В последние годы интерес к их судьбе снова вспыхнул как со стороны американских, так и советских историков. Может быть, этот возобновившийся интерес подогревается новейшими открытиями и находками. Недалеко от места высадки чириковцев, как теперь выяснилось, испанские мореплаватели обнаружили у индейцев обломки штыка или шпаги несомненно русского происхождения. Об этой находке пишет испанская исследовательница Э. Вила‑Вилар в работе, опубликованной в 1966 г.
Опять же относительно недавно, в 1937 г., на Кенайском полуострове Аляски были найдены следы какого‑то древнего поселения. В селении оказались остатки 31 дома. По мнению исследователей, эти дома были построены до времени основания на Аляске Шслиховской компании, которая, как известно, появилась на Алеутских островах в конце XVIII столетия. Нет доказательств того, что эти дома были построены чириковцами. Если не ими, то кем? Может быть, легендарными новгородцами за два столетия до основания Русской Америки?
Русский миссионер, монах Герман Аляскинский, которого русская православная церковь в Америке причислила в 1970 г. к лику святых, писал в мае 1795 г. настоятелю Валаамского монастыря, что промышленные люди купца П. С. Лебедева‑Ласточкина сообщали, будто «те русские люди от них близко, и хотя они с ними не видались, но очень слышно…»
Американский ученый Т. С. Фарелпи, изучая характер найденных на Кенайском полуострове построек, исключал возможность постройки их эскимосами: ни алеуты, ни индейцы таких домов не строили. Советский исследователь А. В. Ефимов тоже пришел к убеждению, что поселение было построено русскими. Другой советский исследователь, С. Г. Федорова, однако, несколько пессимистически сообщает, что в отношении поселения чириковцев ничего определенного утверждать нельзя. Очевидно, требуется еще большая, кропотливая работа и долгие поиски как на Аляске, так и в архивах России и Америки, чтобы прийти к определенному мнению.
После «открытия» Америки Берингом и Чириковым и после возвращения команд обоих кораблей с рассказами о виденных ими островах, изобиловавших диким зверем, а также о бесчисленных тюленях в районе этих островов начался период энергичного проникновения на Алеутские острова различных сибирских торговых компаний, главной целью которых стала добыча мехов, приносившая большие барыши. Началось беспощадное истребление зверей, возникла беспринципная конкуренция, доходившая часто до побоищ и даже убийств служащих и «промышленных» конкурирующих компаний. Эта анархия в истреблении морского зверя продолжалась почти 40 лет, пока монопольные права на охоту и рыбную ловлю не перешли к одной компании.
Советский исследователь Р. В. Макарова разделяет этот первый период проникновения русских промышленных компаний на Алеутские острова и Аляску на три этапа: первый – с 1743 по 1755 г., когда на острова были отправлены 22 промысловые экспедиции; второй этап – между 1756 и 1780 г., когда было послано 48 экспедиций; и, наконец, третий этап – с 1780 по 1800 г., во время которого были отправлены 22 экспедиции. Все они принесли компаниям большие доходы.
Состояние анархической конкуренции долго продолжаться не могло, и более крупные компании стали постепенно вытеснять мелкие. Уже к началу 1780 г. на островах работали только пять крупных компаний: якутского купца Лебедева‑Ласточкина, тотьмского – Г. Панова, иркутских купцов Киселевых, тульского – Ивана Орехова и камчатского – Луки Алина. В то время, в 1781 г., к ним присоединилась новая компания весьма энергичных И. И. и М. С. Голиковых и Г. И. Шелихова. Этой последней компании суждено было вытеснить всех конкурентов, получить монополию и вписать весьма интересную и захватывающую главу в историю русского проникновения на Аляску.
2
Следующий период в истории освоения Аляски начался с первого путешествия российского Колумба Григория Шелихова с женой Натальей Алексеевной на Алеутские острова. Это путешествие послужило началом серьезного проникновения русских на Американский континент, которое привело к присоединению Алеутских островов и Аляски к владениям Российской империи.
Нельзя не поразиться смелости и решимости Н. А. Шелиховой, разделившей с мужем опасности первого путешествия в неведомые места, за 40 лет до них обнаруженные Чириковым и Берингом.
Шслихова была из той категории женщин – умных, смелых и решительных, которыми так богата вся история России со времен основания государства и княгини Ольги. Участие русской женщины в строительстве государства, его укреплении и продвижении в Сибирь и на Дальний Восток и вообще та огромная роль, которую играли в истории России смелые пионерки, не были достаточно освещены в печати и еще ждут своего историка.
Русское проникновение на Американский материк еще раз продемонстрировало героизм русских женщин, среди которых нельзя не назвать Шелихову, первую белую женщину, вступившую на американскую землю в этой части света; Кускову, жену первого правителя Форта Росс в Калифорнии; Ротчеву, жену последнего правителя Форга Росс; баронессу Врангель, жену одного из правителей Русской Америки и, наконец, княгиню Максутову, жену последнего правителя Русской Америки, присутствовавшую на церемонии спуска русского флага в Новоархангельске после продажи Аляски Соединенным Штатам.
* * *
Нужно, однако, вернуться к событиям, которые привели к основанию новой Российско‑Американской компании, получившей монопольные права в Америке и управлявшей русскими колониями в Америке в течение почти 70 лет до продажи Аляски в 1867 г.
Возвращаясь к морским походам Григория Шелихова, прославившим его имя, нужно отметить, что, по всей вероятности, он не собирался делать никаких географических открытий ни для собственной славы, ни для прославления России. Цель его путешествия была вполне прозаической – найти места, богатые морским зверем, и организовать там промысел. Это обстоятельство, однако, не умаляет заслуг этого мужественного энергичного человека и его смелой жены, которые знали, конечно, чем кончилась первая русская экспедиция к суровым американским берегам.
16 августа 1783 г. экспедиция Шелихова в составе трех кораблей вышла в свое историческое плавание. Через несколько дней налетел свирепый шторм с ураганным ливнем, который разметал корабли. После того как шторм улегся и небо очистилось, на поверхности океана осталось только два корабля. Третий, «Михаил Архангел», исчез бесследно, очевидно, погиб со всем своим экипажем. Это было страшным ударом для Шелихова, полученным к тому же в самом начале путешествия.
Вскоре погода опять испортилась, свирепое морс яростно набрасывалось на утлые корабли, с трудом отбивавшие атаки огромных волн. Нужно было искать убежища, чтобы спасти корабли и дать отдых команде. Шелихов решил даже перезимовать на одном из островов, чтобы весной с новыми силами отправиться дальше. Приняв это разумное решение, Шелихов пристал на зимовку к о‑ву Беринга.
Только в июне 1784 г., через год после выхода кораблей в плавание, смогли оба судна продолжать свой путь к загадочным берегам Америки. Через несколько дней после этого второго отплытия на океан опустился густой туман. Видимость ограничилась несколькими футами. В тумане, как в вате, глохли звуки. Корабли потеряли связь и шли вслепую… Наконец шелиховский корабль «Три Святителя» выбрался из тумана. Вокруг – спокойный, безбрежный океан, над головами – ясное синее небо, и никаких следов второго судна «Симеон и Анна». Он точно в воду канул. Корабли потеряли друг друга.
Шелихов не стал терять времени. Он отдал приказ продолжать путь на восток, хотя исчезновение «Симеона» вселило страх в сердца суеверных матросов: «Не перст ли Божий, указывающий, что впереди нет пути! Не повернуть ли обратно?!»
Но тут удача наконец улыбнулась путешественникам. Через несколько дней пути на горизонте показались очертания большого острова. Это был о‑в Уналашка. У входа в бухту дрейфовало судно, оказавшееся потерянным «Симеоном». Шелихов просто глазам своим не верил.
Дальнейший путь на восток прошел спокойно, уже хотя бы потому, что у «Трех Святителей» был теперь неотлучный попутчик «Симеон и Анна».
В начале августа опять показалась земля. Это был о‑в Кадьяк. Капитаны нашли прекрасную бухту, в которой могли поместиться десятки кораблей. Назвали ее бухтой «Трех Святителей» в честь флагманского судна экспедиции. Шелихов решил основать свою базу на берегу этой бухты и, возможно, снова зазимовать. На острове был найден хороший лес, так что можно было построить добротные избы. Запасов пищи было вдоволь, а кроме того, их можно было пополнять рыбной ловлей и охотой.
Две зимы провели Шелиховы на Кадьяке и только весной 1786 г. оба корабля вышли в обратное плавание, с трюмами, набитыми пушниной. И во что уже совсем трудно поверить – за несколько дней до назначенного отплытия в гавани вдруг появился «погибший» корабль «Архангел Михаил», потерянный экспедицией почти три года тому назад. Это было равносильно воскресению из мертвых и, конечно, воспринято как доброе предзнаменование.
Возвращение кораблей в Охотск было сплошным триумфом для Шелиховых. Удачное путешествие придало Шелихову решимости добиваться монополии на промыслы и торговлю на всех Алеутских островах и Аляске. Шелихов стал много времени проводить в Петербурге, обивая пороги влиятельных особ и стараясь добиться монополии. Пока он этим занимался, ведение дел на островах было поручено доверенным лицам, которые этого доверия не оправдали, оказавшись людьми или неспособными, или нечестными. Самому Шелихову невозможно было «закопать» себя на Кадьяке. Дела и хлопоты требовали его присутствия в Иркутске или в Петербурге.
Долго искал он подходящего человека, и наконец судьба свела его с тем, кто стал надолго источником благополучия и богатства семейства Шелиховых. Этим человеком оказался Александр Андреевич Баранов, поставленный во главе шелиховской компании в 1790 г. и связавший с ней свою судьбу.
Баранов оживил компанию, увеличил ее оборот, а позже, с получением монополии, раздвинул границы русской колонии в Америке.
Время правления Баранова, так называемый второй период в истории Русской Америки, по праву должен быть назван «барановским» периодом.
Вначале Баранову было трудно. Нужно было, в сущности, создавать дело сызнова, привить какую‑то дисциплину среди его вольницы, настоящих ушкуйников[6], и в то же время помочь им увеличить количество добываемой пушнины, которую непрерывно требовала главная контора в Иркутске.
С этими первыми годами правления Баранова связывается прибытие на Кадьяк группы из восьми монахов, возглавлявшейся архимандритом Иоасафом из Валаамского монастыря. Духовная миссия, выехавшая из Москвы 22 января 1794 г., прибыла в Павловскую гавань на Кадьяке в том же году, 24 сентября. Жизнь на острове была суровой. «Промышленные» да и сам Баранов жили в наскоро сколоченных избах, в самых примитивных условиях. Когда прибывшие монахи увидели все это, они ужаснулись. Конечно, ничего для них не было приготовлено.
И с первого же дня между монахами и Барановым начались трения, ставшие темными страницами в истории Российско‑Американской компании. Как Баранов, так и монахи духовной миссии написали десятки писем и в правление компании, и в Валаамский монастырь, и даже в Святейший Синод с обвинениями друг против друга, основанными главным образом на взаимном непонимании.
Так называемый «барановский» период в истории Русской Америки отличается от всех предыдущих тем, что 8 июля 1799 г. компанией были получены монопольные права. Эти права предоставляли компании, которая стала называться теперь «Российско‑Американской», «исключительные привилегии на всех материковых и островных землях в Тихом океане».
Без всякого сомнения, «барановский» период был наиболее блестящим в истории Русской Америки, и в этом, конечно, заслуга самогó главного правителя русских владений на Американском континенте. Он закончился через тридцать лет отставкой постаревшего Баранова и его отъездом из колонии.
За время правления Баранова компания достигла своего высочайшего взлета, если не могущества, и сделалась соперником таких крупных мировых торговых предприятий, как Гудзон‑Бейская компания в Канаде или Ост‑Индская компания в Южной Азии. Даже краткое перечисление того, что было достигнуто компанией за «барановский» период, явилось бы достаточно явным доказательством ее полезной деятельности. Несомненным диссонансом в описании прогресса компании окажется обвинение ее в беспощадной эксплуатации туземного населения, как алеутов, так и индейцев. Нужно, однако, иметь в виду, что описываемые события происходили более 170 лет тому назад, т. е. относились ко времени великих открытый и колониальных завоеваний во всем мире. Это было время распространения влияния цивилизованных европейских наций среди так называемых «варварских» стран. В то время не считалось предосудительным третировать туземцев и использовать их в качестве дешевой, а иногда и бесплатной рабочей силы. Российско‑Американская компания не была исключением. Не лучше, а скорее хуже обращались с туземным населением другие колониальные нации особенно в Азии и Африке.
С течением времени отношение к туземцам Аляски и Алеутских островов стало улучшаться: были открыты для них школы; духовная миссия энергично крестила их и приводила в лоно православной церкви; и, наконец, их социальное положение значительно улучшилось, особенно среди креолов, которые стали занимать ответственные посты в администрации колонии, не говоря уже о тех, которые были посланы в Петербург для обучения навигационному делу и впоследствии стали капитанами кораблей компании.
Натянутые вначале отношения с монахами духовной миссии улучшились к концу правления Баранова, и он очень полюбил тихого монаха Германа. В моей книге «Колумбы российские» (1971) дано описание этого замечательного миссионера Аляски: «Невольно как‑то внимание останавливалось на невысоком, скромном на вид Германе. Ничем особенно не отличавшийся от других монахов Герман, однако, привлекал внимание всех какой‑то… исключительной простотой, а главное – яркими лучистыми глазами, от которых как будто исходило магическое сияние. Вот такими тихими, незлобивыми, излучающими святость писали древние иконописцы… святых угодников, отцов церкви».
Вернемся, однако, к событиям, последовавшим за назначением Баранова. В 1799 г. он решил основать новое поселение на о‑ве Ситка. К тому времени Баранов стал неограниченным правителем колонии в связи с неожиданной смертью Шелихова, скончавшегося в Иркутске.
Жизнь на Кадьяке была нелегкой. Корабли с провизией из Охотска приходили редко. Нужно было полагаться на самих себя. 1799 г. оказался особенно тяжелым. Люди умирали от цинги, как мухи. Баранов принял решение перебраться на Ситку. Там и климат лучше, мягче, да и зверя гораздо больше, а главное – вóды вокруг Ситки изобилуют рыбой. Собрал Баранов свою команду, посадил на суденышко, сзади охотники‑алеуты на своих байдарках, и отправился в обратный путь вдоль островов к о‑ву Ситка.
С трудом добрались до Ситки и начали строить новую крепость. Постройка шла всю зиму, с осени 1799 г. до весны 1800 г. Новая крепость была названа Михайловской в честь Св. Архангела Михаила. Когда крепость была закончена, Баранов оставил там гарнизон из 25 русских «промышленных» и 55 алеутов под начальством Медведникова, в помощь которому дал опытного охотника Наквасина и молодого грамотного «промышленного» Тараканова. Сам же Баранов вернулся на Кадьяк, где его ждали неотложные дела компании и последние приготовления к окончательному переезду на Ситку.
Вышло так, что ему пришлось задержаться на Кадьяке. Нужно было улаживать отношения с монахами и справляться с непокорными мореходами, не выполнявшими его поручений. Изредка он получал сообщения из Михайловского, что оставленные там люди управляются с работой, ловят рыбу, накапливают пушнину.
Павловская гавань, о‑в Кадьяк, 1798 г.
Через два года, в 1802 г., с Ситки пришли страшные вести. Индейцы‑тлинкиты из племен, живших по соседству, напали на Михайловский форт 24 июня 1802 г., сожгли его до тла, перебили многих его защитников, а оставшиеся в живых были захвачены в плен и умерли под пытками. Из 80 человек, оставленных на Ситке, спаслись только 22 человека.
Ситка была потеряна, и нужно было все начинать сначала, но на этот раз нужно было брать остров с боем. Два года прошло в приготовлениях к новому походу на Ситку. Только 19 сентября 1804 г. добрался Баранов со своей армадой, состоявшей из 300 байдар с 800 кадьяковцами и четырех небольших суденышек, на которых были русские «промышленные», до Ситки. Велика была радость Баранова, когда, подойдя, он еще издали различил силуэт военного корабля. Это был фрегат «Нева» под командой капитан‑лейтенанта Ю. Ф. Лисянского. «Нева», как известно, с другим кораблем, «Надежда», капитаном которого был Крузенштерн, совершили первое кругосветное[7] плавание русских кораблей. Во время этого путешествия фрегат «Нева» зашел на Кадьяк, где Лисянскому было сообщено о походе Баранова на Ситку. Лисянский решил оказать Баранову поддержку и, отремонтировав корабль, поспешил к Ситке.
Новоархангельск (ныне Ситка)
Присутствие «Невы» подняло дух ушкуйников Баранова, а глазное, добавило солидную артиллерию для атаки лагеря индейцев.
Несмотря, однако, на поддержку артиллерией «Невы», попытка атаковать лагерь оказалась безуспешной. Во время штурма трое матросов были убиты, остальные ранены. Кроме того, получили легкие ранения оба морских офицера, участвовавшие в штурме, Повалишин и Арбузов. Среди вольницы Баранова были убиты трое и девять ранены, а из алеутов – четыре убиты и шестеро ранены. Сам Баранов был ранен в руку.
Русский флаг над фортом был поднят только 8 октября 1804 г., когда объединенные силы атакующих пошли на штурм и к своему изумлению обнаружили, что с форта по ним не раздалось ни одного выстрела. Когда они ворвались в форт, то обнаружили, что индейцы покинули его незаметно ночью, не ожидая последнего штурма. Внутри их ожидала страшная картина. Там лежало не меньше тридцати убитых индейцев, а в стороне от них, ровненько в ряд, лежали пятеро убитых индейских детей. Поодаль – убитые собаки. Индейцы, ночью тайно покинувшие форт, очевидно, опасались, что дети своим плачем могут выдать их передвижение и поэтому решили предать их смерти. То же самое они сделали и со всеми собаками, чтобы те не выдали их лаем.
Лисянский позже, вспоминая эти события, записал: «Сойдя на берег, я увидел самое варварское зрелище, которое могло бы даже и жесточайшее сердце привести в содрогание. Полагая, что по голосу младенцев и собак мы можем отыскать их в лесу, ситкинцы предали их всех смерти».
Через год после захвата крепости на Ситке, когда Баранов только начал постройку форта на скале, высившейся над морским заливом, когда люди, да и сам Баранов, еще жили в палатках или в наскоро сколоченных времянках с протекавшими крышами, новую столицу Русской Америки посетил высокий гость из Петербурга. Это был директор Российско‑Американской компании, действительный камергер Николай Петрович Резанов. Ехал он с ревизией предубежденный против Баранова, который в многочисленных доносах в Петербург обвинялся в хищениях и присвоении денег компании. Уже первые несколько дней, проведенных в Новоархангельске убедили Резанова во вздорности и ложности этих доносов, и он преисполнился большого уважения к этому самородку и самоучке, который, может быть, не вполне сознавая это, проводил в Америке государственную, русскую, имперскую политику. Заметил Резанов также и полное отсутствие стяжательских свойств в характере Баранова. Денег он себе не требовал, довольствовался тем, что ему платила компания. И конечно, никаких банковских счетов на его имя в иностранных банках и в помине не было.
Резанов сам столкнулся и с проблемой пропитания в Новоархангельске. Запасы провизии, прибывшие на его корабле, очень скоро истощились, и колонии грозила голодная смерть. Положение оказалось безвыходным, когда и лов рыбы в районе Ситки прекратился.
К счастью, в Новоархангельск пришло судно «Юнона», принадлежавшее американскому шкиперу, бостонцу Д’Волфу. Это было в конце сентября 1805 г. Резанов сразу заинтересовался содержимым трюмов «Юноны». Так оказалось более 60 бочек солонины. У Баранова, давно не едавшего мяса, когда он услышал об этом, как говорится, «потекли слюнки». А Д’Волф продолжал перечислять другие продукты, находившиеся на корабле. Тут были и сахар, песком и головками, и рису около двух тонн, и всякое сухое печенье.
Не теряя времени, Резанов договорился с Д’Волфом и купил у него не только весь груз, но и сам корабль. Д’Волф продал все вместе за 68 тысяч испанских пиастров и вдобавок получил еще два маленьких судна компании, «Ермак» и «Ростислав». На «Ермак» он погрузил купленные им меха и отправил корабль в южный Китай, в Кантон, где за меха можно было получить хорошую цену, а сам на «Ростиславе» выехал в Охотск, а оттуда на лошадях в Петербург.
С приобретением провизии «промышленные» в Новоархангельске повеселели, стали лучше выглядеть. Запасов, однако, хватило ненадолго. К Рождеству от них ничего не осталось, и люди стали питаться всякими ракушками, травами да древесной корой. Нужно было принимать какое‑то решение, чтобы спасти колонию от голода. В феврале 1806 г. Резанову пришла блестящая идея – отправиться на «Юноне» в залив Сан‑Франциско и закупить там провизию. В обмен можно продать испанцам товары, в которых, Резанов знал, они нуждались. Резанову было известно, что порты Калифорнии были закрыты для иностранных судов. В них запрещено было входить под страхом конфискации корабля и пленения команды.
Выбора, однако, не было: или сидеть и ждать голодной смерти, или рискнуть. О том, насколько положение в Ситке стало критическим, Резанов доносил в своем очередном письме, не зная даже, когда сможет отправить его в Петербург: «В конце ноября перестала уже рыба ловиться… В полнолуние освежались мы найденными ракушками и мамаями, они в ето время бывают питательные, а в другое время били орлов, ворон, словом, ели все, что попадало».
25 февраля 1806 г. кора
