В. Перевод предыдущих трех Отрывков. 19 страница

Из этого видно, что достоинство великого жреца, или к ’ ĕрмапет а ,   , в период хайкидов постоянно оставалось между членами царского дома. То же самое замечаем и во время владычества аршакидов в Армении: царь Еруанд, вступивший на престол в 58 году по Р. X., назначает брата своего Еруаза, к ’ ĕрмапет ом в Багаране (М. хорен. кн. II, гл. 40); Арташес III, воцарившийся в 78 г. по Р. Х., сына своего Мажана ставит к ’ ĕрмапет ом в Ани при храме Аримазда (М. хорен. кн. II, гл. 53, 66) **.

Сословие жрецов в Армении находилось в некотором вассальном отношении к царю, по крайней мере так это было в периоде аршакидов; ибо «Вах’аршак, говорит историк, оказал большие почести потомкам Вахагн’а, поручил им главное начальство над жречеством, причислил их к первым нахарарским родам, назвав их Вахнуник ’(М. хор. кн. II, гл. VIII). Вследствие этого жречество составляло в Армении как бы государство в государстве. Оно имело свое войско,    (см. Зеноб Глак, Ист. Таронс. Провинц. Венеция, 1832, стр. 28), которое было расположено в жреческих землях»,    (Зеноб Глак, стр. 37). В случае войны войско это стягивалось и при трубном звуке (Зеноб Глак, стр. 25), имея во главе жрецов или кĕрмапетов, выступало на врага. Подобные войны конечно всегда имели, как и следует полагать, характер религиозный. Стоит только вспомнить жестокие войны, которые выдержали царь Тĕрдат, князья и нахарары армянские во время введения христианского учения Григорием Просветителем; о них говорят современники — Зеноб Глак и Агафангел: один — ученик св. Григория, другой — секретарь ар-{300}мянского царя. Но чтобы иметь некоторое понятие вообще о владениях жрецов, о числе людей, поселенных на их землях, и о их войске, стоит обратить внимание на следующий любопытный отрывок, в котором писатель начала IV века говорит о владениях жрецов, служителей индийских божеств, в таронской провинции. Это были селения: «Куарс, где находилось 3012 дымов и 150 всадников; Тум с 900 дымов и 400 всадников; Хорни, заключающий в себе 1906 дымов, 700 всадников и 1007 человек пехоты; Брех, имевший 1680 дымов, 1030 всадников и 400 человек пехоты; Кетехк’ с 1600 дымов, 800 всадников и с 600 человек пехоты; Базу, который имеет 3200 дымов, 1040 всадников, 840 человек пехоты, вооруженной луками, 680 вооруженных копьями и 200 пращников. (К тому же) весь округ Хаштианк’ский (в Четвертой Армении) служил пастбищем, по которому паслись их стада. Все эти большие селения с самого начала были отданы на служение идолов князьями (армянскими), которые теперь (т. е. во время Григория Просветителя) укрепили их за церковью на 32 года» (см. Зеноб Глак, стр. 20—39). Любопытный отрывок этот предлагает нам драгоценные статистические данные о состоянии жречества и языческих храмов в древней Армении. Из него узнаем, что один храм индийских божеств и их служители владели в таронской провинции шестью огромными деревнями, в которых было 12,298 дымов; что они имели право пасти свои стада на пастбищах хаштианк’ского округа, лежавшего на юго-западе от Тарона, и что у них было в распоряжении 7847 человек войска.

Жрецам из рода Вахагн’а, т. е. Вахнуник’ам, принадлежал Аштишат, в таронской же провинции, с обширными принадлежавшими к нему землями, Аштишат, в котором возвышались храмы Вахагн’а,   , и богинь: Анахит и Астх’ик.

Какими сокровищами владели вообще жрецы и великие жрецы в особенности, об этом можно составить себе понятие по одному известию, оставленному нам Моисеем хоренским: когда Сĕмбат, военачальник Арташеса III, после победы над Еруандом, вступив в Багаран, убил великого жреца Еруаза и, захватив его сокровища, представил их к царю, тогда последний приказал отвезти их в дар парсийскому царю Дареху, помогав-{301}шему Арташесу в войне с Еруандом (кн. II, гл. 48). Можно судить о ценности и великолепии этих сокровищ, если их находят достойными одного из великих государей западной Азии! У того же Еруаза собственные его земли были населены принадлежавшими ему людьми, которых Арташес III подарил своему полководцу, Сĕмбату (там же).

Жречество в Армении было хранителем таинственной языческой мудрости, которую оно передавало своим адептам в школах, составлявших всегдашнюю неотъемлемую принадлежность храмов (Агаф. стр. 580. — Моис. хорен. кн. II, гл. 27).

Сословие жрецов, как класс людей преимущественно образованных и посвященных в тайны государственной жизни своего отечества, имело за собою исключительную привилегию писать историю, или вернее сказать, вести анналы, в которые оно по дням, неделям, месяцам и годам записывало события, относившиеся как к собственной жреческой, так и политической жизни страны. Такие анналы известны были в древней Армении под общим наименованием мехенакан патмутюн,   , т. е. «Храмовой Истории». Моисей хоренский сохранил для нас имя одного из этих жрецов-анналистов, я разумею анийского жреца, Ух ’ ьюпа, , жившего во второй половине I столетия нашей эры, произведением которого, как видно, пользовался отец армянской истории (кн. II, гл. 48).

Вследствие этого-то условия, при храмах находились архивы, о целости и сохранности которых тщательно заботились не только жрецы, но и цари (Моис. хорен. кн. II, гл. 27). Как видно, главное хранилище архивов и памятников Храмовой Истории находилось при храме Арамазда, в крепости Ани; ибо здесь знаменитый гностик Бардатцан (Бардезан), около половины II столетия по Р. X., после тщетной попытки найти себе последователей в Армении, занялся изучением религиозных и исторических памятников и написал в высшей степени, как должно полагать, интересные два сочинения, к сожалению, недошедших до нас. В одном из них он трактовал о «Судьбе и культе идолов», а в другом описывал деяния армянских царей (М. хорен. кн. II, гл. 66).

Если бы, за недостатком туземных памятников, уцелел для нас по крайней мере первый из этих трудов знаменитого гно-{302}стика, мы бы имели теперь более цельное и связное понятие о религии древних армян; но так как в этом отказало нам время, в неудержимом своем течении безвозвратно унесшее эти драгоценные памятники вероучения языческой Армении, то ограничимся здесь теми немногими загадочно-отрывочными известиями армянских писателей, по которым мы составили предлагаемый Очерк. Успели ль мы бросить на этот темный, но интересный вопрос свет, сколько-нибудь его освещающий — об этом предоставляем судить ученым специалистам *.

ПРИЛОЖЕНИЕ 15.

О Крезе. — Легенда о Крезе.

Наш автор, подобно всем армянским историкам, рабски копируя Моисея хоренского, повторяет здесь странный анахронизм, сделанный отцом армянской истории. Известно, что этот последний пленение Креза и сокрушение лидийского могущества приписывает армянскому царю Арташесу I, внуку Вахаршака, родоначальника армянских аршакидов (кн. II, гл. 12, 13). Позднейшие армянские историки: Иоанн католикос, Нерсес Благодатный в своей рифмованной Истории, Вардан Великий и многие другие с {303} слепою верою в авторитет Моисея хоренского без малейшего разбора повторяют сказание последнего о царе лидийском. Из них ни один не остановился на чудовищном анахронизме у Моисея хоренского; и потому все они с непонятной наивностью уверяют, что Арташес взял Креза в плен и возвел его на костер, ни мало не думая о том, что с лишком 450 лет разделяло этих двух государей между собою. Должно полагать, что великий армянский историк, увлеченный неточными, но в то же время льстящими его национальному чувству рассказами неизвестных историков вроде Поликрита, Евагра и Камандра, при передаче своим соотечественникам их напыщенного сказания, намеренно забывал хронологию (кн. II, гл. 13). Иначе, как объяснить подобный промах под пером такого ученого, правдивого и добросовестного писателя, каков Моисей хоренский. И это тем более, что он не мог не знать из Геродота, которого он цитует в своей Истории, что Крез был современником Кира и жил за 560 л. до Р. Х., и что, следовательно, не мог вести войну с Арташесом, вступившим на престол только в 114 г. до Р. X. Из той же вышеуказанной XIII гл. видно, что он слишком хорошо знает достоверную историю Креза и что он намеренно предоставляет Поликриту с братьей рассказать армянам приятную для патриотического чувства последних историю о небывалой победе их царя над могущественным государем лидийским.

Из дошедших до нас памятников видно, что в первые века христианства легенда о Крезе была в большом ходу, что и тогда обращались к ней с такою же любовью, с какою это делали в эпоху до- и после- геродотовскую. Судьба лидийского царя представляла много привлекательного; резкий переворот в его жизни сильно занимал греков, как некогда древнее сказание о Эдипе. Народное воображение с особенной любовью на нем останавливалось и, как видно, не жалело красок чтобы придать ему как можно более поэтичности. В самом деле, если вспомним предостережение Солона, прибытие Адраста, сына фригийского царя, смерть Атиса, глубокую печаль его отца, чудесный ответ оракула, немого сына получающего способность говорить, сцену на костре, упрек Аполлону и ответ последнего — то увидим, что все это прививка к остову исторического факта, которую Геродот или нашел уже готовою и внес в свою Историю **, или же создал сам.

Легенда о Крезе не остановилась на той форме, в какой мы ее находим у Геродота: она продолжала развиваться, украшаясь новыми свежими подробностями. Доказательством тому может служить отрывок, сохранившийся у Николая Дамаскина, жившего во времена Августа. Не лишним считаем привести его здесь потому, что по нему можно составить себе некоторое понятие — как у самого Геродота образовалось сказание о Крезе, не говоря уже о Поликрите, Евагре и Камандре, через посредство которых оно очутилось в Армении и так некстати приняло в себя Арташеса I Аршакида.

Легенда о Крезе.

«Кир жалел о Крезе. Но персы, сердитые на последнего, воздвигли огромный костер у подошвы высокого холма, откуда они готовились смотреть на зрелище страданий Креза.

Из дворцовых ворот двинулось царственное шествие, посреди которого находился сам государь. Кругом толпились чужеземцы и жители города, желавшие видеть зрелище. Немного спустя показались воины, ведшие в цепях узника и с ним дважды семь лидийцев. Тогда из собравшейся толпы послышался пронзительный крик: мужчины и женщины равно плакали и били себе в грудь. Не было сравнения между плачем по случаю взятия города и тем, что теперь происходило. Жестокосерд должен был быть тот, кто бы, присутствуя при этом, не сжалился над бедствием падшего государя и не восхищался бы любовью к нему народа, ибо все смотрели на него, как на своего отца. При виде его одни раздирали на себе одежду, другие рвали себе волосы, {305} а большое множество женщин провожало его с воплем и било себе в перси. Царь же продолжал свой путь без слез, но с лицом, проникнутым глубокою скорбью. — Во все это время Кир ни во что не входил, предоставляя событиям идти своим порядком в надежде, что хоть малейшее сострадание тронет сердца персов. Дошед до того места, где сидел Кир, Крез воззвал к царю громогласно, прося у него позволения видеть своего сына: он хотел видеть того самого сына, который, быв нем, снова получил способность слова, теперь говорил свободно и был юноша умный и чувствительный. Кир приказал привести его; и вот явился он окруженный товарищами, его сопровождавшими. Тут Крез не мог долее владеть собою и впервые заплакал. Юноша весь в слезах с плачем бросился к отцу на шею и сказал, рыдая: «увы! отец, неужели, несмотря на твое благочестие, боги не придут нам на помощь!» Потом, бросившись к персам, он воскликнул: «прошу вас, возьмите и меня, сожгите и меня с ним на костре: я был вашим врагом не менее его». Но Крез присовокупил: «ты неправду говоришь, сын мой; я один заслуживаю порицания за начатую войну, а не ты, не твои товарищи и не кто-нибудь из лидян. И потому по справедливости мне следует нести наказание». Юноша, крепко обняв отца, повис на нем и не пускал его идти, продолжая в то же время испускать самые раздирающие вопли, возбуждавшие жалость во всех». Он увещевал персов возвести на костер их обоих вместе; «ибо, сказал он Крезу, будь уверен, отец, я не переживу тебя. Если они не дадут мне умереть с тобою теперь, то жди меня вскоре. Что ожидает в жизни меня, со дня рождения бывшего только бременем и себе самому и для тебя? Когда ты был в счастии, я с радостью избегал встречи с тобою по причине стыда, внушенного мне физическим моим недостатком. Когда нас постигло бедствие, ко мне возвратился голос, который боги кажется дали мне на то, чтобы я мог оплакивать наше несчастье». — Отец отвечал: «сын мой, в твои лета несправедливо предаваться отчаянью; перед тобой еще много лет жизни; даже я сам не совсем еще отложил надежду на какую-нибудь помощь свыше». — Между тем как он это говорил, показалась целая толпа рабынь, которые несли дорогие одежды и множество различных ценных украшений, присланных лидийски-{306}ми женами для убранства смертного костра царя их. Тогда Крез, обняв своего сына и близстоявших лидян, взошел на костер. Юноша с распростертыми к небу руками молился: «о царь Аполлон и вы все боги, которых мой отец чтил, придите теперь нам на помощь, иначе всякая религия вместе с Крезом исчезнет с лица земли». С этими словами он хотел было броситься на костер, но друзья, схватив его, не допустили.

Между тем как Крез восходил (на костер), показалась Сивилла, которая, спускаясь с возвышенности, шла к месту, чтобы видеть происходившее там. По всей толпе мгновенно пробежал шепот — «пророчица идет» — и все в удивлении ждут от нее божественного изречения насчет Креза. Она не обманула их; ибо немного спустя, она воскликнула торжественным и страстным голосом:

«Несчастные, зачем так к сердцу принимать зло, немогущее быть терпимо?

Верховный Юпитер и Феб и Амфиарай воспрещают это.

Внемлите правду вещающему голосу пророчицы и воздержитесь оскорблять

Небо вашим безумием, ибо этим, навлечете на себя скорую гибель».

Кир, услышав это, тотчас разослал глашатаев разносить между персами изречение; но они недоверчиво смотрели на Сивиллу, которая будто бы наущенная приходила спасать Креза. Когда этот последний сидел на костре с дважды семью лидийцами, персы, вокруг стоявшие с горящими факелами, зажгли костер. Сделалась тишина, посреди которой слышно было, как Крез, глубоко рыдая, трижды произносил имя Солона. Кир при этом звуке заплакал, думая про себя — как он сильно гневит богов, уступая воле персов, сожигая государя, равного ему саном, а некогда и счастьем. Но вот некоторые из персов, оставив Креза, собрались около своего государя и, видя глубокую печаль последнего, предложили ему затушить пламя. Кир дал приказание погасить огонь, но костер уже весь был объят пламенем и горел так сильно, что никто не решался подойти к нему. Говорят, тогда Крез взглянул на небо и стал призывать Аполлона себе на помощь, ибо теперь даже враги его желали ему спасения, но не имели на то власти.

День был бурный; дул сильный восточный ветер, хотя и не было еще дождя. Между тем как молился Крез, воздух вдруг помрачился и со всех сторон собрались тучи с громом и {307} молнией, разразилась буря и полил такой дождь, который совершенно залил пылающий костер и потопил было на нем сидевших. Персы тотчас развернули над Крезом пурпуровый шатер и великий страх напал на всех. Приведенные в ужас мраком, сильным ветром, а еще более громом, поражаемые копытами коней устрашенных бурей, они дрожали от страха. Припоминая предостережение Сивиллы и изречение Зороастра, теперь они громче взывали к Киру и, бросаясь на землю, молили богов о пощаде.

Некоторые говорят, что Фалес по известным приметам, им подмеченным, предвидел бурю и ожидал ее к тому именно времени, когда она и случилась. С той поры персы начали соблюдать закон Зороастра, воспрещавшего сожигать трупы или лить что-нибудь в огонь. Таким образом древний закон, уже забытый, был снова восстановлен между ними.

После того Кир, взяв с собою Креза в свой дворец, стал покоить его и обращаться к нему с приветливыми словами; ибо он думал, что Крез благочестивейший из всех людей. Он убеждал последнего сказать без страха и говорить смело, если есть у него какая-нибудь просьба. Тогда Крез сказал: «если ты, государь, уже так милостив к своему рабу, то позволь мне, прошу тебя, отправить эти цепи в Дельфы и спросить бога: что я ему такое сделал, что он обманчивыми изречениями вовлек меня в войну с тобою, дав полную надежду на победу; и все это для того, чтобы мне выиграть подобную новинку (тут он указал на свои цепи) — и отчего греческие боги так скоро забывают приношения (сделанные им)?» Кир с улыбкой согласился на его просьбу, обещав ему равный успех в более важных милостях. Скоро оба государя стали короткими друзьями. Кир возвратил Крезу его жен и детей и, уезжая из Сард, взял его с собою. Некоторые говорят: Кир назначил бы его правителем этого города, если б не опасался, что он отложится». {308}

ПРИЛОЖЕНИЕ 16.

Колонизация древней Армении.

В числе разноплеменных колонистов, в различные времена переселенных и переселившихся в Армению, одни из главных мест занимают евреи. Скажем несколько слов о каждом из этих колонистов, вкратце представляя здесь в хронологическом порядке их историю.

1. Хананеяне, прибывшие в Армению во время хайкида П’арнаса или П’арнака в 1531 г. до Р. X. под предводительством Хананидаса, отделившегося от Иисуса Навина. От них происходил род Гĕнтуни (М. хорен. кн. I, гл. IV, XIX), из потомков которого Вах’аршак в 150 г. до Р. X. назначил себе придворных сановников, обязанных надевать ему рукавицы (М. хорен. кн. II, гл. VII).

2. Ассирияне являются в Армению в лице двух сыновей ассирийского царя Сеннахирима — Адрамела и Саннасара, которые по умерщвлении отца своего нашли себе убежище в этой стране. Это было в 765 г. до Р. X. во время хайкида Скай-орди (М. хорен. кн. I, гл. XXIII. — Фл. Иосиф, Древн. Ист. Иуд. кн. X, гл. I и II. — Четв. кн. Царст. гл. XIX, 37. — Прор. Исайя, гл. XXXVII, 38). Из их потомков происходят славные нахарарские роды: Артцруни и Гĕнуни, потомкам которых Вах’аршак пожаловал почетные придворные звания (М. Хорен. кн. II, гл. VII, VIII; кн. III, гл. LV). Роль Артцруни — потомков Адрамела или Адрамелека (он же Аргамозан по Мар-Абасу), не ограничивалась одним нахарарством; ибо впоследствии мы их видим не только царями в Васпуракане (Ване), но и на византийском престоле императорами.

3. Евреи, которых впервые видим в Армении в 700 г. до Р. X. при хайкиде Храчья в лице Шамбата, одного из знатнейших евреев, отведенных в плен Навуходоносором (М. хорен. кн. I, гл. XXIV). Царь Вах’аршак при вступлении своем в Армению встречает в одном из его потомков, Шамбае Багарате, «муже мудром и могущественном», как называет его Моисей хоренский, ревностного себе помощника, вследствие {309} чего он назначает Багарата нахараром, дав ему наследственное право возлагать на армянских царей-аршакидов корону (тагадир) при восшествии их на престол, а роду его называться по его имени Багратуни (М. хорен. кн. II, гл. III, VII). Во второй половине IX века потомки этого Багарата занимают престолы армянский и иверийский.

В 89 г. до Р. X. царь армянский Тигран II, современник Помпея, по окончании победоносного своего похода в Палестину привел оттуда взятых им в плен евреев, часть которых поселил в Армавире и в селении Вардгеса, на берегу реки Касаха близ нынешнего Вахаршапата (М. хорен. кн. II, гл. XVI), где впоследствии при царе Вахарше (в 194 по Р. X.) образовался пригород, славившийся своей торговлей (М. хорен. кн. II, гл. LX), и другую часть — в городе Шамирамакерте (там же, гл. XIX). Моисей хоренский, который сообщает эти известия о переселенных в Армению евреях не дает никаких подробностей о числе их. Этот пробел его Истории пополняет Фауст византийский, который, описывая опустошения, произведенные парсийским царем Шапухом II во дни Аршака II (363—381), говорит между прочим, что парсийские войска по разорении города Арташата вместе с его сокровищами вывели оттуда 9000 еврейских семейств; из города Вахаршапата и Еруандашата — 30,000; из Зарехавана (Багревандского округа) 8000; из города Заришата, Ахиовитского округа, 14,000; из Вана, Тоспского округа, 10,000; из города Нахчавана — 16,000 (кн. IV, гл. IV, стр. 169—174). Выведенные из упомянутых армянских городов 87000 еврейских семейств были поселены царем Шапухом в столице Парсии, Аспахане (см. у М. хорен. кн. III, гл. 35).

4. Мары или мидяне: они приведены в Армению во время Тиграна I Хайкида, победителя мидийского царя Аждахака (Астиага), как говорит армянская легенда. Это было за 568 л. до Р. X. Все семейство павшего в бою мидийского царя вместе с главной его женой Ануйш, дочерьми, сыновьями и 10,000 мидян было приведено Тиграном в Армению и поселено у восточного склона Арарата в пределах гох’тĕнского округа до самой крепости Нахчавана (М. хорен. кн. I, гл. XXX). — Потомки их пользовались большим почетом в новом своем отечестве, так что когда глава армянских аршакидов, Вах’аршак, вступил {310} на престол, из них он назначил второго сановника государства (кн. II, гл. VIII). Славнейшим из этих мар’ских переселенцев был Аргаван, оказавший сильную помощь Арташесу II во время войны его против Еруанда. За эти услуги Арташес по воцарении своем пожаловал ему второе место, что, как должно думать, было наследственным правом у армянских астиагидов — вишапазунк ’ов (М. хорен. кн. II, гл. XLVII). История говорит, что Аргаван, возбудивший подозрение царя, был обвинен в намерении свергнуть Арташеса с престола и занять его место. Вследствие чего сын последнего, Артавазд, получил приказание убить его, что и было исполнено злобным царевичем, который в первой половине II столетия по Р. X. (88—129), вместе с мидийским родоначальником истребил и весь род его (М. хор. кн. II, гл. LI).

5. Индийцы. О них Моисей хоренский вовсе не упоминает. Другой армянский писатель, живший прежде него, а именно Зеноб Глак(IV в.) в своей Истории Таронской провинции говорит, что они пришли в Армению в царствование Вах’аршака, т. е. за 150 л. до Р. X. Это была чисто жреческая колония, которая, более четырех с половиною веков существуя в Армении, ни разу не изменила своему жреческому характеру. Она была истреблена при царе Тĕрдате при содействии св. Григория во время введения последним в Армению христианской веры в первых годахIV столетия. Об этих индийцах читатель найдет подробности в Приложении 14, стр. 280 — 282.

6. Тчены — китайцы. В последний год царствования парсийского царя Арташира, сына Сасана, один из двух сыновей кормильца тченского царя, Арбока Тчен-Бакура, по имени Мамгун, навлекший на себя гнев своего государя, со всею своей свитой и домочадцами, пришед к Арташиру, просит у него убежища. Тчен-Бакур, узнав о том, требует выдачи Мамгуна. Тем временем парсийский царь умирает; а сын его Шапух во избежание неприятных столкновений с тченским государем советует ему удалиться в Армению. Здесь он был принят царем Тĕдатом (М. хорен., кн. II, гл. 81), который вскоре за верную службу и преданность назначает Мамгуна нахараром (М. хорен. кн. II, гл. 84). С этой поры потомки Мамгуна под именами ишханов и тэров (см. Приложение 12) мамиконских не пе-{311}рестают занимать в армянской истории самое видное место. В летописях древней Армении трудно найти личности, которые могли бы состязаться с Мамиконами в рыцарском благородстве, беспримерном патриотизме и преданности национальной своей церкви. Они всегда были ангелами-хранителями земли армянской, в самые тяжкие минуты являлись ей на помощь и ценою собственной крови выкупали ей и политическую ее свободу и свободу совести. Имена Вардана Великого, прозванного Красным, , Варда, Вахана и других не безызвестны занимающимся армянской историей. Управляя своим отечеством как марз-паны они оставили по себе славную память, к которой с особенной любовью до сих пор обращаются их соотечественники.

Вот главнейшие переселенцы, пришедшие в Армению и ассимилировавшиеся в этой стране, начиная от древнейших времен до начала IV в. по Р. X.— Были и другие выходцы, не игравшие особенной роли в новом своем отечестве; и потому мы ограничимся здесь только исчислением их имен, не вдаваясь в подробности. Это были булкары (М. хорен. кн. II, гл. VI), аланы (кн. II, гл. III), каспы (кн. II, гл. LIII), род Аматуни (кн. II, гл. LVII) и другие.

ПРИЛОЖЕНИЕ 17.

О начале и прекращении династии армянских аршакидов.

Существует большое разногласие у армянских историков и летописцев относительно начала и прекращения династии армянских аршакидов.

По мнению нашего Асох’ика, аршакиды начали царствовать в Армении с 12 года Птоломея Евергета II (Птоломей VIII Фискон, управлявший с 145 по 117 г. до Р. X.), т. е. с 133 г. до Р. X. Владычество их прекратилось на 21 году Феодосия II Младшего (408—450); следовательно, в 432. Таким образом династия армянских аршакидов по Асох’ику должна была продолжаться не 559 лет, как стоит в тексте его, а 565. {312}

Хронограф Самуил анийский (XII в.) говорит: «Аршак Великий воцарил в земле армянской брата своего Вах’аршака на 27-м году Птоломея Евергета, в 4-м году 167 олимпиады»; в хронологических же своих таблицах дополняет это известие следующим образом: «династия Вах’аршака прекратилась на 14-м году Феодосия Младшего», (рукоп. моей библиот.).— 27 год Птоломея Евергета II, это — 118 г. до Р. X., что совпадает с 4-м годом 167 олимпиады. Стало быть, по Самуилу, начало аршакидов в Армении должно отнести к 118 г. до Р. X.; конец же их так как он относит к 14-му году Феодосия Младшего, то это будет 421 г. по Р. X.; следовательно, они царствовали 539 лет.

Т’ома Артцруни (X. в.) прекращение упомянутой династии относит ко 2-му году парсийского царя Язкерта II, сына Врама II, присовокупляя, что «она продолжалась 415 лет» (см. его Ист. Константинополь, 1852, стр. 81). Но здесь цифра 415 явная описка и Т’ома Артцруни не мог сказать подобной нелепости. Ибо на 46 стр. своей Истории он на основании показания Моисея хоренского говорит, что 60 лет спустя после Александра воцарился в Бахле Аршак Храбрый и что брат последнего (?), прибыв в Армению, занялся благоустройством этой страны. Если это так, то Т’ома Артцруни не мог не знать начала аршакидской династии в Армении, которое он вероятно относил к 144 г. до Р. X. вместе с Моисеем хоренским, как увидим ниже. И потому если 2-й год Язкерта II, т. е. 440, принять, как он говорит, за год прекращения упомянутой династии, то продолжительность ее должна измеряться цифрою 584.

Киракос гандцакский (XIII в.) говорит, что после 6-летнего царствования Арташира владычество аршакидов, продолжавшееся 568 л., прекратилось в Армении (см. его Ист. Москва, стр. 19).— Если 128 принять за 7-й год царствования Арташира VI, то для получения цифры 568 мы должны отнести начало армянских аршакидов к 140 году до Р. X.

Летописец Мхитар айриванк’ский 452 принимает за год прекращения этой династии (см. мое изд. Москва, 1860, стр. 47} и говорит, что она продолжалась 568 лет (там же стр. 16). Следовательно: если она прекратилась в 452 по Р. X. и продолжалась 568 лет, то должна была начаться в 116 году до Р. Х. Итак — {313}

a) По Асох’ику аршакидская династия в Армении началась     в 133 г. до Р. X.

прекратилась в 432 по Р. X.

продолжалась 565 лет.

b) По Самуилу анийскому она                                         началась в 118 до Р. X.

прекратилась в 421 по Р. X.

продолжалась 539 лет.

c) По Т’оме Артцруни она                                               началась в 144 до Р. X.

прекратилась в 440 по Р. X.

продолжалась 584 года.

d) По Киракосу гандцакскому она                                   началась с 140 до Р. X.

прекратилась в 428 по Р. X.

продолжалась 568 лет.

e) По Мхитару айриванк’скому она                                 началась в 116 до Р. X.

прекратилась в 452 по Р. X.

продолжалась 568 лет.

Чтобы выйти из лабиринта этих противоречий у нас один исход, это — Моисей хоренский, у которого в Истории находим руководящие для того нити. Он говорит, что 60 лет спустя после смерти Александра (сына Александра Великого, случившейся в 311 г. до Р. X), Аршак Храбрый основывает династию аршакидов (парсийских, или как он называет, бахльских), т. е. в 251 году до Р. X. (см. его Ист. кн. II, гл. II, стр. 78 моего перевода).