Протеория» Николая и Феодора Андидских

Небесная литургия. Ангелы-диаконы со Святыми Дарами. Фреска. Монастырь Грачаница (Сербия)

Точное название этого сочинения – «Феодора, епископа Андидского, краткое рассуждение о тайнах и образах Божественной литургии, составленное по просьбе боголюбезного Василия, епископа Фитикийского»[1]. Неизвестно практически никаких подробностей о жизни епископа Феодора, неизвестно даже наверняка, где находилась его кафедра. Первые сведения о Феодоре Андидском и его толковании на литургию были опубликованы известным ученым греком, библиотекарем ватиканской библиотеки Львом Алляцием (XVII в.) в его статье «De Theodoris, Contra Creygtonum» и других. Но и эти известия очень скудны. Можно понять лишь, что Феодор уже во времена Алляция был автором «не новейшим, но довольно древним»[2]. Если епископская кафедра Василия, упоминаемого в заглавии творения, Фитикия, без сомнения, находилась во Фригии, то местонахождение города Андида определить трудно.

Название этого города по-гречески пишется как Άνδίδων. Существует предположение, что такое написание является ошибкой переписчика, и это слово выглядит на самом деле как Σανδίδον, а следовательно, Феодор был епископом города Сандид, который находился во второй Памфилии (Pamphylia secunda). Издатель толкования Феодора кардинал Майо отвергал эту версию на том основании, что ни один из имеющихся списков не давал повода для такой поправки.

Кроме того, в нескольких списках автором сочинения называется Николай Андидский. Издатель объяснял это ошибкой писца, который, переписав перед этим сочинение Николая Кавасилы, написал его имя и над последующим творением[3].

Однако современный исследователь Хью Уайбру пишет о том, что авторство этого сочинения в действительности принадлежит Николаю, епископу Андиды Памфильской. Феодор же был его преемником и, по всей видимости, просто переписал трактат, упорядочив материал, но не внеся принципиальных изменений. Первоначальный вариант сочинения был написан Николаем между 1054 и 1067 годами[4].

Судя по всему, эта книга была написана епископом для своего клира, который затем должен был передать ее содержание народу. В этом ее отличие от «Церковной истории» патриарха Германа, написанной для мирян, и «Мистагогии» преподобного Максима Исповедника, адресованной монашествующим.

В чем особенности подхода Николая Андидского к истолкованию литургии по сравнению с богословскими взглядами других авторов? Об этом он подробно пишет в самом начале своего творения:

«Многие из отправляющих обязанность священнослужения знают, конечно, и исповедуют, что литургийное действие служит образом страдания, погребения и воскресения Христа Бога нашего, но что оно представляет также соответствующие образы Его спасительного пришествия и воплощения, Его зачатия, рождения, тридцатилетней жизни, служения Ему Предтечи, явления Его в крещении, равно как избрания Им апостолов и совершенных Им в течение трехлетней проповеди чудес, которые и послужили причиной зависти к Нему и Его крестной смерти, – всего этого – я не понимаю почему – они не знают… описание чьей-либо жизни и деятельности, сделанное кем-либо, будет тогда только обладать достоинствами, когда в нем описываются с самого начала обстоятельства, как сопровождавшие рождение, так и случившиеся в середине и в конце жизни»[5].

Итак, Николай Андидский собирается изобразить евхаристическое богослужение как ряд образов, представляющих в должном порядке жизнь Христа. Совершенно очевидно, что, поскольку чин литургии сам по себе не предполагает такого рационально-исторического толкования, Николаю придется прибегать к некоторым натяжкам. Он выходит из затруднительного положения, говоря, что символический смысл евхаристического богослужения не всегда легко понять, к тому же «часто в Божественной литургии под одним действием разумеются два или три события евангельской истории, к которым это действие относится… в предложенном слове мы будем (каждый раз) выбирать из них то, которое сообразно и приличествует времени»[6]. Иными словами, символу не обязательно состоять в тесном соотношении с тем, что он символизирует.

Многое в толковании Николая Андидского выглядит искусственно, так как он подгоняет литургию под заранее продуманную схему, а не выводит ее смысл из самого обряда. Систему его объяснения можно наглядно изобразить с помощью таблицы:

Великий вход, согласно принятой Николаем системе, символизирует вход Господень в Иерусалим: «Ибо тогда и множество народа, и дети еврейские воспевали Ему гимны как Царю и Победителю смерти чувственно, а ангелы с херувимами духовно пели пред Ним трисвятую песнь»[7].

Впрочем, херувимская песнь у Николая Андидского сохраняет свое значение, соответствующее смыслу ее текста: «Воспеваемая херувимская песнь убеждает всех от настоящей минуты до самого конца священнодействия иметь внимательный ум и оставить всякое житейское попечение, потому что всем предлежит через приобщение принять Великого Царя». Тут же, правда, Николай предлагает читателям множество других событий, с которыми может быть соотнесено поставление святых даров на престол: «Возложение святых даров на святую трапезу частию напоминает горницу постланную, потом немного спустя – поднятие Его на Крест, а на конец погребение, Воскресение и Вознесение Его»[8].

В труде Николая Андидского отразились взгляды прежних авторов толкований литургии. У Дионисия Ареопагита он позаимствовал концепцию церковного служения и его функции – посвятить верующих в понимание таинства. От преподобного Максима он унаследовал взгляд на храм как на священное пространство. Но главная забота епископа Николая – представить своему клиру и через него народу Евхаристию как последовательность образов, наглядно изображающих жизнь Христа. Органической связи между символом и представляемой им реальностью для Николая нет или почти нет.

Трактат Николая Андидского, переписанный его преемником, пользовался весьма большим авторитетом. Между 1063 и 1067 годами Михаил Пселл переложил его на стихи, возможно, в наставление своему царственному ученику – будущему императору Михаилу VII[9]. Вплоть до XV века творение Николая переписывалось и издавалось в обоих вариантах – Николаевом и Феодоровом.